Жаркий Август. Книга Первая

И ему приходилось только мечтать о короткой стрижке, гладко выбритом лице, и о том, как бы стащить с себя эту кошмарную рубашку.

К непередаваемой радости хозяйка приходила смотреть на его работу всего пару раз, предпочитая сократить их встречи до минимума.

Вот так проходило утро. Дальше шел перерыв на обед, после которого он снова возвращался на любимый гараж. Ближе к семи собирал инструмент, приводит в порядок "рабочее место" и шел в дом. Молчаливый ужин, после которого Тимур уходил к себе, чтобы насладиться спокойным вечером. Иногда он тихо открывал окно, садился на подоконник и слушал вечерние звуки природы: шелест листвы, стрекотание кузнечиков, разнотональные трели неизвестных птиц. Спокойствие, красота и иллюзия свободы. Именно иллюзия, ведь несмотря на все, он был всего лишь рабом, принадлежавшим Чучундре, бесправным подарком, жизнь которого может в любой момент измениться, стоит только ей захотеть. И от этого настроение тотчас скатывалось вниз, а зубы сводило от тоски и бессильной ярости. И то, что сейчас он мог почувствовать привкус свободы, только усугубляло ситуацию и выводило из себя. Чучундра, стремясь сохранить свое душевное спокойствие, дала ему слишком много воли, позволив расслабиться до такой степени, что он поневоле начал забывать о своем социальном статусе. Это и радовало, и раздражало одновременно. С одной стороны, начинаешь чувствовать себя человеком, но с другой еще больнее и неприятнее возвращаться к реальности, вспоминать, кем ты являешься на самом деле.

Тимур по привычке в первый же день начал прощупывать свою новую хозяйку, так сказать, проверять на вшивость. Раз за разом отступая в сторону от правил и наблюдая за ее реакцией. Конечно, за такое можно было и получить, да вот вся загвоздка в том, что Василиса Распрекрасная то ли из-за небольшого ума, то ли из-за толстенных очков, а может, и по какой другой причине, не замечала его выходок, или не хотела замечать.

В результате, совершенно безнаказанно, Тиму удалось найти некоторые важные кнопки, нажимая на которые, можно было не то чтобы управлять ей, но по крайней влиять на ее решения.

Так, например, прикинувшись покорным ослом, он в самом начале просидел в гараже до самой ночи, когда уже ничего не было видно в кромешной тьме. Да, он нашел в гараже фонарик, развалил все инструменты, развел рабочий беспорядок и… просто сидел, ожидая, когда же хозяйка про него вспомнит. Да, он рисковал, ведь Василиса могла и не придти или вообще остаться довольной тем, что он и по ночам может работать. Но все сложилось так, как Тимур и планировал. Посидел в темноте несколько часов и вуаля – нормированный рабочий день у него в кармане. Красота.

Чу не любила когда он называл ее хозяйкой. Эта и без того сушеная мартышка, еще больше морщилась и, по-видимому, сердилась, так сразу по невыразительной мимике и не разберешь. И теперь, когда ему хотелось, чтобы она от него поскорее отстала, он просто называл ее "хозяйка". И все. Стандартная реакция – пыхтит, сопит и торопливо сворачивает разговор. Очень удобно.

Если уж совсем невмоготу и хочется покоя, то можно пустить в ход тяжелую артиллерию. Встать на колени, покорно склонить голову. Тут она вообще чуть ли не трястись начинает и выпроваживает его прочь или сама куда-то сбегает. Самое главное при этом не переигрывать, умело балансировать между смирением, покорностью и насмешкой. Этот трюк он использовал редко, только в самых экстренных случаях. Рано или поздно даже такая слепая курица заметит, что все это игра, поэтому он старался не злоупотреблять, дабы сохранить заветный козырь как можно дольше.

Василиса раздражала по многим причинам. Во-первых, самим тем фактом, что была его хозяйкой. Несуразной, непонятной, вечно погруженной в какие-то свои мысли. Во-вторых, ну очень уж она "красивая", лишний раз без слез не взглянешь. А в-третьих, его неимоверно выводило из себя то, что она явно считала его бестолковым. И не просто бестолковым, а дремучим, диким и бесконечно тупым. То она спросит про умение владеть вилкой, то про умение читать. Ясно, что она измеряла его рамками, принятыми для рабов. Но он ведь не такой! И это не просто бесило, а вызывало какую-то нелепую, чуть ли не детскую обиду. Когда сказала про покупку продуктов с помощью планшета, с сомнением глядя на него сверху вниз, чуть не удавил ее к чертовой бабушке. Разозлился, сделал все за десять минут, чтобы доказать, что не тупой. Так она таким изумленным взглядом одарила, словно увидела шимпанзе умеющего играть на скрипке. Чуть пар из ушей не повалил, еле успел язык прикусить, чтобы не выдать какую-нибудь грубость.

А еще ей хотелось, чтобы он непременно с ней разговаривал. А ему не хотелось с ней говорить, вот ни капли. И как быть с дилеммой? Казалось бы, чего проще, ответь на очередной нелепый вопрос, пробубни что-то себе под нос и все, никаких проблем. А ему не хотелось, вот хоть ты тресни.

Во-первых, не испытывал никакого эстетического удовольствия от общения с хозяйкой, тем более с такой распрекрасной. Во-вторых, сидя в боксах, простудился, охрип, и собственный голос раздавался в голове противным скрипом. Конечно, для образа бородатого оборванца самое то, но самому не нравилось. И постепенно, когда простуда стала проходить, а горло перестало болеть, он сам, сознательно начал хрипеть, чтобы поддержать сложившийся у нее образ.

Зачем это нужно, ответить не мог сам себе. Иногда казалось, что страдает каким-то нелепым ребячеством, но все равно продолжал свою игру, мечтая все это прекратить. Побриться, переодеться, начать нормально говорить и прекратить сжиматься. В такие моменты он смотрел на хозяйку и мысленно недоумевал, как она может ничего не замечать? Неужели не видит, что он водит ее за нос?!

Тимур удобно устроился на кровати в своей комнате. Положил повыше подушку, под плечи, чтобы было комфортно полусидеть-полулежать, открыл книгу, на том месте, где остановился в прошлый раз и с удовольствием грыз яблоко.

Откуда такая роскошь? С кухни, конечно! Сегодня привезли новые продукты, и он пользуясь тем, что их много, и что Чучунда не контролировала его, без особых зазрений совести утащил в свою комнату несколько яблок, груш, апельсинов, пачку печенья и немного конфет.

Теперь можно было сидеть у себя, читать и втихаря хомячить честно припрятанные запасы. В такие моменты, он чувствовал себя практически счастливым. Очень приятная и качественная иллюзия свободы. Жаль, что только иллюзия.

Перевернув страницу и откусив большой кусок яблока, он услышал скрипучий голос хозяйки:

– Тим!

От неожиданности чуть не подавился. Яблоко встало поперек горла, и из глаз потекли слезы. Продышавшись, парень бросил раздраженный взгляд на часы. Почти девять вечера. Чего ей опять от него надо? Шла бы уж к себе и спать ложилась, а она все не угомонится никак.

Очень хотелось проигнорировать и не идти к ней, но нельзя. Еще только не хватало, чтобы она сама к нему заявилась, тогда уж точно заметит, как он уютно здесь устроился.

С тихим ворчанием, бубня себе под нос разные гадости, Тимур поднялся с кровати, подошел к зеркалу, висящему в ванной комнате. Скользнул придирчивым взглядом по лохматой шевелюре, убедившись в том, что выглядит "достойно" и с печальным, тяжелым вздохом направился к двери.

Как бы побыстрее от нее отделаться и вернуться к себе? Назвать хозяйкой или опять встать на колени? Об этом он размышлял, шагая по коридору в сторону гостиной.

Чучундра, в своем нелепом разномастном то ли халате, то ли платье сидела на диване, облокотившись на его ручку, и с каким-то необычным выражением лица смотрела на него.

Нет, ну до чего же стремная хозяйка досталась! Кошмар! Тощая, костлявая. Волосенки какие-то непонятные в жиденький хвостик стянуты, крошечные поросячьи глазки подслеповато щурятся из-за толстых стекол очков. Ну, просто богиня, по-другому и не скажешь. Чем же она таким больна, что выглядит хуже самой смерти? Оставалось только надеяться, не заразная. И не померла бы раньше времени, он еще не полностью восстановился, да и отдых пока не надоел.

А в комнате книга, вкусное, надкусанное яблоко, удобная постель, шелест листвы за окном…

Все, решено, пусть будут колени!

Подошел ближе и опустился перед ней в коленопреклоненную позу, уперевшись руками в пол и опустив голову:

– Что пожелаете?

Ну, давай болезненная, вещай! Только по-быстрому!

Спиной чувствовал ее недовольный взгляд. Сейчас разозлиться как обычно, ляпнет что-то невразумительное и отправит его восвояси. Скорее бы уж! Сегодня немного потянул мышцы с одной стороны шеи, поэтому стоять в такой позе было неудобно.

Молчание затягивалось. Он стоял на коленях, а она смотрела не него.

Тимур легонько пошевелил плечами, склонил голову из стороны в сторону, из-за дискомфорта в мышцах, и тянущей боли.

Да давай же, говори, что хотела и отпускай!

Тишина продлилась еще пару минут, а потом раздалось ее ядовитое:

– А ну-ка встань, мой дорогой дружок!

Интонация ему не понравилась. Плохая, неправильная. Такой еще ни разу не было за все время его пребывания в ее доме. Так говорят с тем, кто напакостил, и кого за этими пакостями поймали.

Тим мысленно пробежался по своим сегодняшним словам, делам, поступкам. Неужели где-то накосячил? Где? Вроде все как всегда…

Черт, неужто заметила пропажу продуктов? Вот не было печали! Воровства даже такая клуша как она не спустит. Сейчас устроит разнос, придумает какое-нибудь наказание и все, прощай спокойная размеренная жизнь. Еле сдержал досадливый вздох. Похоже, в этот раз перегнул палку, расслабился, обнаглел. Вот дались ему эти яблоки? Можно подумать не ел никогда. Эх, Тимур, Тимур, как всегда сам себе проблемы создаешь.

Парень, с обреченностью приговоренного, ждал, когда же она начнет распекать его за кражу, но вместо этого услышал раздраженное:

– Меня раздражает твой внешний вид!

Непроизвольно вздрогнул, а внутри все перевернулось, потому что по ее тону понял: все, игре конец. А еще, оказывается, он к этому был совершенно не готов.

Глава 11

Осталось 30 дней

С самого утра, наскоро перекусив, я отправилась на прием к своему лечащему врачу. Сергей Геннадьевич встретил меня суровым взглядом поверх строгих очков в темной оправе. Мне стало неудобно и неуютно, поэтому присела скромно на кушетку и сложила ручки на костлявых коленках.

Врач приступил к обычному осмотру, продолжая одаривать меня неодобрительными взглядами. Когда настало время вставать на весы, я запаниковала. Сейчас как увидит показания прибора, опять нотации начнет читать.

Так и случилось.

– Минус два килограмма за неделю! – всплеснул он руками. – Ты вообще что-нибудь дома ешь? Или воздухом питаешься?

– Ем, конечно, – фыркнула я, вспомнив про своего расчудесного повара, – завтрак, обед и ужин. Всего по чуть-чуть.

– Тебе надо не по чуть-чуть! Вот скажи, где, по-твоему, организм должен брать силы для восстановления? Чем больше ты худеешь, тем сильнее и быстрее организм перерабатывает мышечную ткань, жировой-то у тебя совсем не осталось! Тебе еще целый месяц надо продержаться, а с такими темпами сгоришь еще на середине срока! В общем, делай что хочешь, но чтоб к следующему осмотру набрала минимум килограмм.

– И как мне это сделать? – спрашиваю устало.

– Как угодно! Хочешь, ешь сало в сметане, сливками запивай и шоколадным тортом закусывай!

От одной мысли о таком сочетании мне подурнело.

– И еще, восстановление идет полным ходом, поэтому прописываю тебе регулярные физические нагрузки. Тебе надо больше двигаться.

– Нормально я двигаюсь, – проворчала, недовольно глядя на него.

– Судя по твоей форме – ничего нормального. Каждый день тебе надо проходить километр, через неделю полтора, потом два. Или в тренажерный зал иди. Как угодно, но поддерживай себя в форме!

Он мне вещал про форму, а я в этот момент представляла любимый диван у телевизора. Интересно, перекатывание с одного бока на другой, считается достойной нагрузкой?

От врача я уходила в смешанных чувствах. С одной стороны, радость и облегчение оттого, что все идет по плану, спина заживает, осложнений никаких нет. А с другой – тяжкие думы о еде и физических нагрузках. Ладно, с едой как-нибудь разберусь, через силу заставлю себя съедать не три ложки, а хотя бы десять.

Вот со спортом точно беда. Как представлю, какая боль ждет меня после похода в полтора километра, аж в боку начинает колоть. Наверное, можно обойтись и без дополнительных нагрузок… надеюсь. Если что совру, что хожу, бегаю, прыгаю и самозабвенно подтягиваюсь на перекладине. Три подхода по двадцать раз.

После врача отправилась в центр города, где меня уже ждала Таисия. Это была наша первая встреча после злополучного дня рождения. Встретились возле кафе с веселой пестрой вывеской, прошли за самый дальний столик, отгороженный от остального зала полупрозрачной резной перегородкой, и сделали заказ. Таисия взяла салат, кофе и пирожное, а я только чай. Потом вспомнила слова доктора и с тяжелым сердцем тоже взяла пирожное. Все вряд ли съем, но хоть поклюю для успокоения совести.

Подруга болтала без умолку, осторожно обходя тему подарочка от Марики, но я видела, как ее распирает любопытство, как она то и дело открывает рот, порываясь задать интересующий вопрос, но останавливается, проглатывая фразу.

Долго наблюдала за ее мучениями, не желая первой начинать разговор на эту тему. Таисия держалась, держалась, но потом все-таки сдалась:

– Вась, а как у тебя поживает этот… бородатый… как его там… Барсик, – она смущенно опустила глаза, наверное, думая, что я сейчас начну расстраиваться. Но не тут-то было. За эту неделю я уже начала свыкаться с его присутствием в своей жизни, так что без особых эмоций произнесла:

– Его Тимур зовут.

– Сам сказал? – заинтересованно встрепенулась подруга.

– Не совсем. Скажем так, выбрали вместе, – уклончиво ответила я.

– И как ты с ним уживаешься? – осторожно произнесла она.

– Обычно, – пожала плечами. Говорить о том, что первые дни была в панике, да что там в панике, в диком ужасе из-за его появления, не стала. Это моя слабость, моя трусость и не зачем о ней никому знать. Даже лучшей подруге.

– Что он у тебя делает? – не сдавалась Фролова.

– Готовит, убирает, занимается гаражом. В общем, всего по чуть-чуть.

– Все такой же лохматый и бородатый?

– А то как же! – хмыкнула я, вспомнив о том, как отчаянно он сопротивлялся моим вялым предложениям привести себя в порядок, – за неделю стал еще лохматей и бородатей.

– И как?

– Что как? – ее вопрос я не совсем поняла.

– Как он себя ведет? Как все делает? Вы с ним общаетесь? Он вообще разговаривать умеет? Бестолковый? Злой?

– Так, стоп-стоп-стоп! – жестом остановила поток ее вопросов, – давай, не так быстро. Все постепенно, по очереди. Ведет себя нормально, хотя иногда проскакивает что-то такое, чему я не могу дать определения. Может, мне просто кажется, не знаю, не уверена. Делает все, что говорю. Готовит явно лучше, чем я, да и убирается тоже. Гараж чинит. Работа, конечно, продвигается медленно, но продвигается. Вроде бы. Если честно, я не особо проверяю, что он там творит. Общаемся мало и редко. Он молчаливый, да и я не горю желанием разводить с ним долгие душевные беседы. Злой? Еще не поняла. Даже если и злиться, то держит это в себе. Вообще зашуганный очень. Ходит по дому как тень, скукожившаяся. Нашла ему отцовскую одежду, так он в ней как Пута Гороховая. Бестолковый? На удивление нет. Кто-то из прежних хозяев, по-видимому, озаботился его обучением. Интересно зачем?– сказала и сама задумалась. А зачем действительно? Кому надо тратить время, на то, чтобы обучать раба, который неизвестно сколько пробудет в собственности. Непонятно.

– Ты, похоже, смирилась с тем, что у тебя поселился этот дедан,– улыбнулась Таисия.

– Дедан? – усмехнулась, покосившись в ее сторону, – ему всего двадцать шесть.

– Да ладно! – подруга недоверчиво округлила глаза.

– Представь себе, – я развела руками, – просто выглядит не ахти как.

– А если в порядок попробовать привести? – задумалась Тася.

– Пробовала, не дается.

– Боится, наверное, что ты его опасной бритвой брить будешь и прирежешь случайно, – сострила она.

– Ха-ха-ха. Очень смешно.

– Ну, а что ты планируешь делать с ним в дальнейшей перспективе? Продашь? Отдашь?

Я не ответила, опустив взгляд на содержимое своей чашки. Унылые чаинки лениво кружились по дну, навевая мысли об осени. Пирожное стояло почти не тронутое. Шоколадный бисквит с белым сливочным кремом не смогли разжечь в моей душе любовь к еде. Съела всего пару кусочков и то через силу. Проклятье, доктор прав, мне с такими темпами точно не хватит сил на еще один месяц. Надо с этим что-то делать. Вот только что? Ума не приложу.

– Вась, ты заснула? – из задумчивости меня вывел голос Таськи.

– Задумалась, – смущенно улыбнулась ей в ответ.

– Так что ты собираешься с ним делать?

– Я его отпущу, – ответила, пожимая плечами.

– Серьезно?! – она даже рот открыла от удивления.

– Серьезней не бывает. Я в тот же вечер подала документы на его освобождение, прямо в клубе.

– Ну, ты даешь! – восхищенно проговорила она, – там, говорят, такой геморрой с проверками, еще пошлину какую-то платить. Проще было перепродать.

– В моем случае не проще, – с тяжелым вздохом поведала ей о протоколе и запрете на обладание рабами для работников Управления. Фролова слушала, затаив дыхание. Она вообще девочка впечатлительная.

– Молодец, не растерялась! – похвалила она меня, – я бы точно в ступор впала, окажись на твоем месте.

Я опять промолчала о том, в каком состоянии была в первый день после подарка. Это даже не ступор, а полное помутнение рассудка.

– Марика, конечно, палку в тот вечер перегнула. Они с Сэмом, кстати, разругались после этого, дело почти до расставания дошло.

– Ну и правильно! – одобрительно кивнула головой, – не зачем ему с такой заразой общаться.

– Слушай, а Тимуру своему ты сказала, что собираешься отпускать?

– Нет.

– Почему? – она удивленно выгнула брови, – представляешь, как бы он обрадовался! Был бы благодарен тебе до слез.

– Мы с Ником посовещались, – ответила, задумчиво ковыряясь в несчастном пирожном, – он настоятельно рекомендует пока держать язык за зубами, понаблюдать за поведением нового подопечного.

– Почему? – Таська непонимающе нахмурилась.

– Вдруг, узнав о том, что его отпустят, он станет неуправляемым?

– Глупости, – подруга беспечно махнула рукой, – ты представь, какое это для него счастье. Свобода! Ты непременно должна ему все сказать!

Она что-то еще вещала о том, что надо парня порадовать, а я опять погрузилась в свои мысли.

С одной стороны Ник, с другой Таисия. Лучший друг и лучшая подруга. Мужское мнение против женского. Холодный расчет против эмоций. Внутренне я была согласна и с тем, и с другим. Сама хотела все рассказать Тиму, но опасения относительно его дальнейшего поведения тоже были обоснованными. И что же делать дальше? Рассказать или продолжать хранить молчание? Эх, как все непросто!

Мы еще полчаса просидели в кафе, потом стали собираться по домам. Вернее домой мечтала попасть я, а Таська спешила на какую-то встречу. Я с нее стребовала обещание никому не говорить о моем намерении отпустить Тимура на волю, после чего мы тепло распрощались и разошлись каждая в свою сторону.

Подъезжая на такси к дому, я по-прежнему находилась в состоянии глубокой задумчивости, из которой меня не могли вывести даже любопытные взгляды водителя в зеркало заднего вида. Пусть наслаждается моей неземной красотой, плевать. Сейчас меня волновали более важные вещи.

Что же делать с Тимуром? Встреча с Таисией вывела меня из равновесия, всколыхнув дремавшую совесть. Парню ведь действительно не сладко. Пусть пребывание у меня было для него достаточно безоблачным, но самой ситуации оно не меняло. Рабство и есть рабство. И скажи я ему о скором освобождении, у него наверняка крылья бы за спиной расправились, и счастлив был бы, и рад.

Вот только фиолетовый уровень просто так не дают. И нет никаких гарантий, что он не изменит своего поведения после таких новостей. Не знаю в курсе ли он, что документы, поданные на освобождение, нельзя отозвать обратно? Если в курсе, то не решит ли послать меня к чертовой бабушке, зная, что свобода у него практически в кармане, и я не смогу ее отменить?

Эээх, тяжелый выбор.

С этим выбором я провела весь день до самого вечера. Несколько раз порывалась набрать Ника, еще раз послушать его точку зрения, останавливало только то, что, скорее всего, он на службе и мои звонки неуместны.

Лазарев настоятельно рекомендовал сначала понаблюдать за Тимуром, а уж потом все рассказывать. Тим у меня уже чуть больше недели, ведет себя вроде нормально. По крайней мере, проблем с ним нет никаких. Наблюдала ли я за ним? В принципе да, правда, без особого рвения. Три раза по двадцать минут во время завтрака, обеда и ужина, пару раз выходила к гаражу и так несколько раз пересекались. Мда, не густо. По хорошему, надо было более тщательно присматриваться к нему, чтобы составить профессиональное мнение, но мне постоянно было не до него. Это во-первых, а во-вторых не было особого желания проводить с ним больше времени. Наверное, это моя ошибка…

Хотя почему ошибка? Я никому ничего не должна! И время свое провожу так, как мне нравится. И если мне не хочется тратить его на внезапно свалившегося на голову подарочка, то это мое личное дело.

Все правильно, но внутри что-то тихонько шевельнулось.

Наверно все-таки совесть.

Я боролась с ней весь остаток дня, до самого вечера. Меняя свое мнение сотню раз. То я была полностью согласна с Ником, то целиком поддерживала Таисию. От этих метаний вконец разболелась голова. Я ходила по своей комнате взад вперед, так ни на минуту и не присев. Доктор сегодня мог мной гордиться, я точно не меньше километра накрутила, пытаясь найти выход из этой ситуации.

В конце концов, уже ближе к девяти вечера я смогла придти к более-менее осознанному решению. Ник советовал понаблюдать, прежде чем сообщать? Что ж я понаблюдала, как смогла. Претензий к нему не возникло, значит можно рассказать о скором освобождении.

Все-таки женская эмоциональная составляющая победила, и я, приняв решение, направилась в гостиную, намереваясь прямо сегодня все ему и выложить. А чего медлить? Если я еще ночь проведу в раздумьях по этому вопросу, то опять окажусь на перепутье, пытаясь решить, что же лучше, хранить молчание или все рассказать. Нет, пока есть уверенность, надо действовать.

Вперед, Василиса!

– Тим! – позвала я его, с трудом устроившись на диване. Металлические ребра впивались в бока, вызывая тупую ноющую боль.

Он не торопился вылезать из своей комнаты, а я и не дергала его, наслаждаясь долгожданной встречей с диваном. Я бы с удовольствием вообще весь день лежала, не вставая, но добрый врач приказал двигаться. Наконец дверь тихонько скрипнула, и в коридоре появилось мое взлохмаченное чудо. Мой леший. Мой Барсик драный. Еле сдержала смешок. Правда, потом резко одернула себя. Парню и так не сладко, а еще я тут со своим убогим чувством юмора. Ладно, ползи сюда горемычный, не обижу. Наоборот радовать буду. У тебя сегодня праздник, день надежды, день свободы.

Я так и эдак прогоняла в голове свою торжественную речь, не зная как сделать лучше. Хотя, собственно говоря, что я тут страдаю? Я ему не диагноз смертельный объявить хочу, а благую весть, что через три с половиной месяца он станет вольным человеком. Так что, нечего тут изгаляться в словесности, пусть и так радуется.

Он тем временем опустился передо мной на колени, уткнувшись взглядом в пол:

– Что пожелаете?

С досадой скрипнула зубами. Я его уже сто раз просила избавить меня от этих раболепных вопросов! Неужели так трудно запомнить? Чего уж проще, взять и обратиться по имени, ну или промолчать на худой конец! Нет, каждый раз, одно и тоже: упал на колени, сжался в комочек и что-то там бубнит, упорно пряча глаза.

Это как надо было парня зашугать, чтоб он в такое нечто превратился.

Отчитывать его не стала, не для этого позвала. Может после моих приятных вестей, он воспрянет духом и перестанет вести себя как какой-нибудь раб. Тьфу ты! Все забываю, что он и есть самый настоящий раб, потомственный, затравленный, рожденный в рабстве. А вдруг новость, что собираюсь сообщить, не обрадует его, а наоборот напугает? Что мне тогда делать? Ведь он же, как животное, которое вырастили в неволе. О свободе мечтает, а что с ней делать вряд ли знает. Мысленно выругалась. Эх, я и бестолковая. Его же надо пристроить куда-то. Существуют же специальные центры по адаптации таких людей. Ведь существуют? Должны существовать, не я же одна на всем белом свете решила раба отпустить. Ладно, времени у меня предостаточно, разберусь. Может работенку какую ему найду, руки у него правильные и растут из нужного места.