скачать книгу бесплатно
Вдруг во двор въехала карета, и, как ни странно, звук колес был услышан среди шума и песен.
Фуке прислушался, потом повернул голову к передней. Ему показалось, что там раздались шаги и что они не ступали по земле, но попирали его сердце.
Инстинктивно он отодвинул свою ногу от ноги госпожи де Бельер, которой касался в течение двух часов.
– Господин д’Эрбле, ванский епископ, – возгласил привратник.
Пламя свечи сожгло нити, поддерживавшие гирлянду, и она упала на голову человека, появившегося на пороге. Это был мрачный и задумчивый Арамис.
VIII
Расписка кардинала Мазарини
Фуке шумным приветствием встретил бы вновь пришедшего друга, если бы ледяной вид и рассеянный взгляд Арамиса не вернули ему всю его сдержанность.
– Вы нам не поможете есть десерт? – все же спросил он. – Вас не испугает наше шумное веселье?
– Монсеньер, – почтительно ответил Арамис, – я начну с извинения, что нарушаю ваше радостное собрание, но я попрошу вас после веселья подарить мне несколько минут для делового разговора.
Слова «деловой разговор» заставили нескольких эпикурейцев прислушаться. Фуке встал и сказал:
– Всегда дела, господин д’Эрбле! Счастье еще, что дела появляются только в конце ужина.
С этими словами он взял руку госпожи де Бельер, которая смотрела на него с некоторым беспокойством, и повел ее в соседнюю гостиную, где оставил в обществе наиболее благоразумных своих гостей.
Сам же он, взяв под руку Арамиса, направился в свой кабинет, где Арамис сразу забыл почтительность и этикет. Он сел и спросил:
– Догадайтесь, кого я видел сегодня.
– Дорогой шевалье, каждый раз, как вы так начинаете свою речь, я жду, что вы мне сообщите что-нибудь неприятное.
– На этот раз вы в этом не ошибаетесь, дорогой друг, – сказал Арамис.
– Не заставляйте меня томиться, – флегматично продолжал Фуке.
– Ну так вот – я видел госпожу де Шеврез.
– Старую герцогиню? Или ее тень?
– Нет. Именно старую волчицу.
– Без зубов?
– Возможно, но не без когтей.
– Ну, что же она может иметь против меня? Я не скуп с не слишком неприступными женщинами. Это качество женщины всегда ценят, даже когда они больше не могут возбуждать любви.
– Госпожа де Шеврез хорошо знает, что вы не скупы, раз хочет вырвать у вас деньги.
– Вот как! Под каким предлогом?
– Предлог у нее всегда найдется. По-видимому, у нее есть несколько писем кардинала Мазарини.
– Меня это не удивляет. Прелат был известным волокитой.
– Да, но, видимо, эти письма не имеют отношения к его любовным историям. В них идет речь, как говорят, о финансах.
– Это менее интересно.
– Вы совсем не догадываетесь, о чем я говорю?
– Совсем не догадываюсь.
– Вы никогда не слыхали о некоем обвинении вас в присвоении государственных сумм?
– Сто раз! Тысячу раз! С тех пор как я служу, дорогой д’Эрбле, я только об этом и слышу. Так же, как вы, епископ, вечно слышите упреки в нечестии; вы, будучи мушкетером, слышали упреки в трусости. Министра финансов беспрерывно упрекают в том, что он разворовывает финансы.
– Хорошо. Но давайте будет точными, так как, судя по тому, что говорит герцогиня, Мазарини точен.
– В чем же он точен?
– Он называет сумму приблизительно в тринадцать миллионов, в употреблении которых вам было бы трудно дать подробный отчет.
– Тринадцать миллионов! – сказал суперинтендант, растягиваясь в кресле, чтобы удобнее было поднять голову к потолку. – Тринадцать миллионов… Ах ты, господи, дайте мне припомнить, какие же это среди всех тех, в краже которых меня обвиняют!
– Не смейтесь, мой дорогой друг, это очень серьезно. Ясно, что у герцогини есть письма и что письма эти, должно быть, подлинные, так как она хотела продать их за пятьсот тысяч ливров.
– За такие деньги можно купить хорошую клевету, – отвечал Фуке. – Ах да, я знаю, о чем вы говорите! – И суперинтендант добродушно засмеялся.
– Тем лучше! – сказал немного успокоенный Арамис.
– Я вспоминаю историю с тринадцатью миллионами. Ну да, это то самое!
– Вы меня очень радуете. В чем же дело?
– Представьте себе, мой друг, что однажды сеньор Мазарини, упокой господи его душу, получил тринадцать миллионов за уступку спорных земель в Вальтелине[16 - … за уступку спорных земель, в Вальтелине… – Вальтелина – стратегически важная долина в Альпах, переходившая у воюющих сторон во время Тридцатилетней войны из рук в руки.]; он их вычеркнул из приходных книг, послал мне и заставил меня передать их ему на военные расходы.
– Хорошо. Значит, вы можете отчитаться за их употребление?
– Нет. Кардинал поместил эти деньги на мое имя и послал мне расписку.
– У вас есть расписка?
– Еще бы! – сказал Фуке и спокойно направился к большому бюро черного дерева с перламутровыми и золотыми инкрустациями.
– Меня приводит в восторг, – сказал восхищенный Арамис, – во-первых, ваша память, затем – ваше хладнокровие и, наконец, порядок, царствующий в ваших делах, тогда как, по существу, вы поэт.
– Да, – отвечал Фуке, – у меня порядок, происходящий от лени, чтобы не тратить время на поиски. Так, я знаю, что расписки Мазарини в третьем ящике под литерой М; я открываю этот ящик и сразу беру в руку нужную мне бумагу. Даже ночью без свечи я найду ее. – И уверенной рукой он ощупал связку бумаг, лежавших в открытом ящике. – Даже больше того, – продолжал он, – я помню эту бумагу, как будто вижу ее перед глазами. Она толстая, немного шероховатая, с золотым обрезом; на числе, которым она помечена, Мазарини сделал кляксу. Ну вот, бумага чувствует, что ею заняты и что она нужна, поэтому прячется и бунтует.
И суперинтендант заглянул в ящик.
Арамис встал.
– Странно, – сказал Фуке.
– Ваша память вам изменяет, дорогой друг, поищите в другой связке.
Фуке взял связку, перебрал ее еще раз и побледнел.
– Не упорствуйте и поищите в другом месте, – сказал Арамис.
– Бесполезно, бесполезно, я никогда не ошибался; никто, кроме меня, не убирает эти бумаги, никто не открывает этого ящика, к которому я сделал секретный замок, шифр которого знаю я один.
– К какому же выводу вы приходите?
– К тому, что квитанция Мазарини у меня украдена. Госпожа де Шеврез права, шевалье: я присвоил государственные деньги; я украл тринадцать миллионов у казны, я – вор, господин д’Эрбле.
– Не раздражайтесь, друг мой, не волнуйтесь!
– Как же мне не волноваться, шевалье! Причин для этого достаточно. Заправский процесс, заправский суд, и ваш друг суперинтендант последует на Монфокон[17 - Монфокон – холм в окрестностях средневекового Парижа, на котором происходили казни преступников. По преданиям, на нем была установлена гигантская виселица.] за своим коллегой Ангерраном де Мариньи[18 - Мариньи Ангерран (1260–1315) – министр и фаворит французского короля Филиппа IV Красивого, после смерти которого был обвинен в колдовстве и превышении полномочий и повешен на Монфоконе.], за своим предшественником Самблансе[19 - Самблансе Жак де Бон (1454–1527) – суперинтендант финансов при Франциске I. Казнен по ложному обвинению.].
– О, не так быстро, – сказал, улыбаясь, Арамис.
– Почему не так быстро? Что же, по-вашему, сделала герцогиня де Шеврез с этими письмами? Ведь вы отказались от них, не правда ли?
– О, я наотрез отказался. Я предполагаю, что она отправилась продавать их господину Кольберу.
– Ну вот видите!
– Я сказал, что предполагаю. Я мог бы сказать, что я в этом уверен, так как я поручил проследить за ней. Расставшись со мной, она вернулась к себе, затем вышла через задний ход своего дома и отправилась в дом интенданта на улицу Круа-де-Пти-Шан.
– Значит, процесс, скандал и бесчестье, и все как гром с неба: слепо, жестоко, безжалостно.
Арамис подошел к Фуке, который весь трепетал в кресле перед открытыми ящиками. Он положил ему руку на плечо и сказал ласковым голосом:
– Никогда не забывайте, что положение господина Фуке не может равняться с положением Самблансе или Мариньи.
– Почему же, боже мой!
– Потому, что против этих министров был возбужден процесс и приговор приведен в исполнение. А по отношению к вам этого не может случиться.
– Почему? Ведь во все времена казнокрады считаются преступниками.
– Преступники, умеющие найти убежище, никогда не бывают в опасности.
– Спасаться? Бежать?
– Я вам не об этом говорю, но вы забываете, что такие процессы возбуждаются парламентом и ведутся генеральным прокурором, а вы сами – генеральный прокурор. Итак, если только вы не захотите приговорить себя…
– О! – воскликнул Фуке, стукнув кулаком по столу.
– Ну что, что такое?
– То, что я уже больше не генеральный прокурор.
Теперь Арамис мертвенно побледнел и так сжал руки, что пальцы хрустнули. Он свирепым взором впился в Фуке и, отчеканивая каждый слог, произнес:
– Вы больше не генеральный прокурор?
– Нет.
– Когда вы перестали быть им?
– Четыре или пять часов тому назад.
– Будьте осторожны, – холодно перебил Арамис, – мне кажется, что вы не в своем уме, друг мой. Придите в себя.
– Я вам говорю, – продолжал Фуке, – что не так давно пришел ко мне человек, посланный моими друзьями, и предложил мне миллион четыреста тысяч за мою должность. И я продал ее.
Арамис замолк. Его умное и насмешливое лицо отразило унылый ужас, подействовавший на суперинтенданта сильнее, чем все крики и речи на свете.
– Значит, вы очень нуждались в деньгах? – проговорил наконец Арамис.
– Да, чтоб заплатить долг чести.
И в нескольких словах Фуке рассказал Арамису о великодушии госпожи де Бельер и о том, как он счел нужным отплатить за это великодушие.
– Красивый жест, – сказал Арамис. – Во сколько он вам обошелся?
– Ровно в миллион четыреста тысяч, полученных за мою должность.
– Которые вы так и получили сразу, не раздумывая? О, неосторожный друг!
– Я их еще не получил, но получу завтра.
– Значит, это еще не кончено?
– Это должно быть кончено, так как я дал ювелиру чек, по которому он должен получить деньги в полдень в моей кассе, куда они будут внесены между шестью и семью часами утра.
– Слава богу! – воскликнул Арамис и захлопал в ладоши. – Ничто не закончено, раз вам еще не заплатили.
– А ювелир?
– Без четверти двенадцать вы получите от меня миллион четыреста тысяч.
– Подождите минуту. Ведь утром, в шесть часов, я подписываю договор.
– Я вам ручаюсь, что вы его не подпишете.
