скачать книгу бесплатно
– В таком случае вы два раза солгали: я видел, как он выпал из вашего кармана.
– Так вот как вы заговорили, господин гасконец?! Хорошо же, я вас проучу!
– А я вас пошлю назад в монастырь, господин аббат! Вынимайте шпагу, и тотчас же!
– Нет, милый друг, во всяком случае не здесь. Разве вы не видите, что мы стоим против окон дома д’Эгильонов, наводнённого клевретами кардинала? Откуда мне знать, что не его высокопреосвященство поручил вам доставить ему мою голову? А я до смешного привязан к ней, потому что она, как мне кажется, довольно удачно сидит у меня на плечах. Я согласен вас заколоть, будьте покойны, но заколоть вас тихонько, в укромном месте, где вы не могли бы ни перед кем похвастать своей смертью.
– Пожалуй, но не рассчитывайте на это и возьмите платок, принадлежит ли он вам или нет. Быть может, он вам пригодится.
– Вы гасконец, сударь? – спросил Арамис.
– Да, гасконец, который не откладывает поединок из осторожности.
– Осторожность, сударь, добродетель довольно бесполезная для мушкетёра, но необходимая для духовного лица, а так как я мушкетёр только временно, то предпочту остаться осторожным. В два часа пополудни я буду иметь честь ожидать вас в доме господина де Тревиля. Там я укажу вам удобное место.
Молодые люди раскланялись. Затем Арамис удалился, направляясь вверх по улице, ведущей к Люксембургскому дворцу, меж тем как д’Артаньян, видя, что время близится, направился к монастырю Кармелиток, где ему назначил встречу Атос, повторяя про себя:
«Чему быть, того не миновать!.. Но по крайней мере, если я умру, то умру от руки мушкетёра».
Глава V
Королевские мушкетёры и гвардейцы господина кардинала
Д’Артаньян никого не знал в Париже. Поэтому на поединок с Атосом он отправился без секундантов, решив принять тех, которых ему предложит противник. Впрочем, он имел твёрдое намерение принести храброму мушкетёру должные извинения, но без подобострастия. Он опасался, чтобы из этой дуэли не вышло того, что обыкновенно случается, когда предстоит дуэль с противником, раненым и ослабевшим. Побеждённый, он удвоит торжество своего противника, победив, он заслужит упрёк в коварстве и лёгкой победе.
Впрочем, или мы плохо изобразили характер нашего искателя приключений, или читатели наши уже заметили, что д’Артаньян не был человеком обыкновенным. Поэтому, повторяя, что смерть его неизбежна, он не желал безропотно покориться судьбе, как бы сделал другой, не столь мужественный и не столь выдержанный, как он. Он обдумал особенности характеров тех лиц, с которыми должен был драться, и положение его стало проясняться всё более. Он надеялся, что, выслушав его прямодушные извинения, Атос, чей величественный вид и гордая осанка весьма ему нравились, сделается его другом. Портосу он намеревался внушить опасения историей с перевязью, про которую, если его не убьют на месте, он может рассказать всему свету, а этот рассказ, искусно пущенный в ход, сделал бы Портоса всеобщим посмешищем. Наконец, что касается тихони Арамиса, то его он опасался менее всего, и если бы дело дошло до дуэли, то собирался отправить его на тот свет или, в крайнем случае, ранив Арамиса в лицо, как советовал поступать Цезарь с воинами Помпея, навсегда испортить красоту, которой Арамис так гордился.
Наконец, д’Артаньян имел неистощимый запас решимости, посеянной в его душе советом отца – не сносить ничего ни от кого, кроме короля, кардинала и господина де Тревиля. Поэтому он не шёл, а летел к монастырю Кармелиток, заброшенному строению с пустыми провалами окон, стоявшему на пустыре, который был как бы филиалом Пре-о-Клер[16 - Луг перед церковью Сен-Жермен-де Пре, место студенческих прогулок и поединков.] и где обыкновенно дрались люди, которые не хотели терять времени.
Когда д’Артаньян подходил к пустырю, лежавшему под стенами обители, Атос ждал его не более пяти минут: пробило полдень. Следовательно, он был совершенно аккуратен, и самый строгий судья в делах чести не мог бы сделать ему ни малейшего упрёка.
Атос всё ещё сильно страдал от раны, хоть она и была вновь перевязана лекарем де Тревиля. Он сидел на каменной тумбе и поджидал противника с тем спокойствием и достоинством, которые никогда его не покидали. Завидев д’Артаньяна, он встал и пошёл ему навстречу. Д’Артаньян подошёл к нему со шляпой в руке, метя землю пером.
– Милостивый государь, – сказал Атос, – я предуведомил двух друзей моих, которые будут у меня секундантами, но они ещё не пришли. Я удивляюсь, что они запаздывают: это не в их привычке.
– У меня нет секунданта, сударь, – сказал д’Артаньян, – потому что, прибыв в Париж только вчера, я не знаю никого, кроме господина де Тревиля, которому я рекомендован моим отцом, имевшим честь быть его другом.
Атос задумался.
– Вы не знаете никого, кроме господина де Тревиля? – спросил он.
– Да, сударь, я знаю только его.
– Вот так так, – произнёс Атос, обращаясь скорее к самому себе, чем к д’Артаньяну, – если я вас убью, то меня сочтут детоубийцей!
– Не совсем так, – возразил д’Артаньян, поклонившись не без достоинства, – не совсем. Ведь вы оказываете мне честь драться со мной, будучи сами ранены, что должно вас очень беспокоить.
– Да, очень беспокоит, уверяю вас, да и вы меня больно ушибли, признаюсь. Но я возьму шпагу в левую руку, что всегда делаю в подобных случаях. Не думайте, что это снисхождение. Я недурно дерусь обеими руками. Это вызовет неудобства скорее для вас: левша весьма опасен для тех, кто к этому неподготовлен. Сожалею, что не сказал вам раньше об этом обстоятельстве.
– Вы чрезвычайно любезны, милостивый государь, – сказал д’Артаньян, поклонившись снова, – и я вам премного благодарен.
– Мне, право, неловко, – отвечал Атос с достоинством, – поговорим, однако, о другом, если не возражаете. Ах, чёрт, как вы меня задели! У меня горит плечо.
– Если бы вы мне позволили… – пробормотал д’Артаньян робко.
– Что, сударь?
– У меня есть чудодейственный бальзам для ран, бальзам, полученный мною от матери, который я испытал на себе.
– И что же?
– Я убеждён, что в три дня этот бальзам вас исцелит, и через три дня, когда вы выздоровеете, я сочту величайшей честью с вами сразиться.
Д’Артаньян сказал эти слова с простотою, которая делала честь его учтивости, не нанося ущерба его храбрости.
– Честное слово, милостивый государь, это предложение мне нравится; хоть я и не могу его принять, но сразу вижу, что имею дело с дворянином. Так говорили и поступали рыцари времён Карла Великого, которым должен подражать каждый благородный человек. К несчастью, мы живём не во времена великого императора, а во времена господина кардинала, и за эти три дня, как бы хорошо мы ни скрывали нашу тайну, за эти три дня всё стало бы известно и нам помешали бы драться. Однако что же эти лентяи не идут?
– Если вы спешите, сударь, – сказал д’Артаньян Атосу с той же простотой, с какой за минуту до того предложил ему отложить дуэль, – если вы спешите и желаете покончить со мной тотчас, то, пожалуйста, не стесняйтесь.
– Вот опять речь, которая мне нравится, – сказал Атос, одобрительно кивая, – это речь человека с головой и с сердцем. Я люблю людей таких, как вы, милостивый государь, и вижу, что если мы друг друга не убьём, то мне всегда приятно будет встретиться и побеседовать с вами. Подождём, прошу вас, этих господ, я не тороплюсь, и так будет приличнее. А, вот и один из них, кажется.
В самом деле, в конце улицы Вожирар показалась исполинская фигура Портоса.
– Как! – вскричал д’Артаньян. – Ваш первый секундант – господин Портос?
– Да! Это вам не нравится?
– Отнюдь нет.
– А вот и второй.
Д’Артаньян обернулся в сторону, указанную Атосом, и узнал Арамиса.
– Как! – вскричал он голосом, ещё более удивлённым, чем в первый раз. – Второй ваш секундант – господин Арамис?
– Верно! Разве вы не знаете, что мы всегда вместе и что у мушкетёров и в гвардии, при дворе и в городе нас называют Атос, Портос и Арамис, или трое неразлучных? Но так как вы прибыли из Дакса или из По…
– Из Тарба, – уточнил д’Артаньян.
– …вам позволительно не знать этих подробностей.
– Честное слово, вас не напрасно так назвали, господа. Если о моём приключении станет известно, то оно ещё раз докажет, что ваш союз основан не на контрастах, а на сходстве.
В это время Портос приблизился и жестом приветствовал Атоса. Потом, обернувшись к д’Артаньяну, остановился, изумлённый.
Скажем мимоходом, что он был в другой перевязи и без плаща.
– А, – сказал он, – что это такое?
– Я дерусь вот с этим господином, – сказал Атос, указывая на д’Артаньяна и приветствуя жестом Портоса.
– Да с ним дерусь и я, – сказал Портос.
– Но только в час, – заметил д’Артаньян.
– И я также дерусь с этим господином, – сказал, подходя, Арамис.
– Но только в два часа, – сказал д’Артаньян с тем же спокойствием.
– Но за что ты дерёшься, Атос? – спросил Арамис.
– Право, не знаю: он ушиб мне плечо. А ты, Портос?
– Я дерусь потому, что дерусь, – отвечал Портос, краснея.
Атос, от которого ничто не ускользало, увидел тонкую улыбку на устах гасконца.
– Мы поспорили насчёт одежды, – сказал молодой человек.
– А ты, Арамис? – спросил Атос.
– Я дерусь из-за расхождения в некоторых богословских вопросах, – отвечал Арамис, делая д’Артаньяну знак, что просит его умолчать об истинной причине дуэли.
Атос опять заметил улыбку на устах д’Артаньяна.
– В самом деле? – сказал Атос.
– Да, речь идёт об одном месте у святого Августина, которое мы толкуем по-разному, – сказал гасконец.
– Он, право, умница, – пробормотал Атос.
– А теперь, когда вы все собрались здесь, господа, позвольте мне перед вами извиниться.
При слове «извиниться» Атос нахмурился, на устах Портоса показалась надменная улыбка, а Арамис отрицательно покачал головой.
– Вы меня не поняли, господа, – сказал д’Артаньян, подняв голову, освещённую в эту минуту лучом солнца, обрисовавшим тонкие и смелые черты его лица, – я прошу у вас извинения на случай, если буду лишён возможности заплатить мой долг каждому из вас. Господин Атос имеет право убить меня первым, что сильно обесценивает мой долг вам, господин Портос, а вам, господин Арамис, делает почти ничтожным. А теперь, господа, повторяю, извините меня, но только в этом, – начнём!
При этих словах самым рыцарским движением д’Артаньян выхватил шпагу.
Кровь бросилась ему в голову. В эту минуту он подрался бы со всеми мушкетёрами Франции, как теперь готовился драться с Атосом, Портосом и Арамисом.
Было четверть первого. Солнце стояло высоко, а место, избранное для дуэли, было совершенно открытое.
– Очень жарко, – сказал Атос, вынимая в свою очередь шпагу, – но я не могу снять камзол, потому что чувствую, что рана ещё кровоточит, а я боюсь смутить моего противника видом крови, которую не он пустил.
– Сударь, будет ли ваша кровь пущена мной или другим, уверяю вас, что всегда с сожалением стану смотреть на кровь столь храброго дворянина. Я стану также драться в камзоле, как и вы.
– Полно, полно, – сказал Портос, – довольно комплиментов! Не забывайте, что и мы ждём очереди.
– Говорите за себя, Портос, когда говорите нелепости, – прервал Арамис, – я же нахожу: всё, что эти господа говорили, сказано очень хорошо и вполне достойно благородных людей.
– К вашим услугам, – сказал Атос, став в позицию.
– Я ожидал вашего знака, – сказал д’Артаньян, скрестив шпагу.
Но едва обе шпаги звякнули друг о друга, как взвод кардинальской гвардии, под начальством де Жюссака, показался из-за угла монастыря.
– Гвардейцы кардинала! – вскричали одновременно Портос и Арамис. – Шпаги в ножны, господа, быстрее шпаги в ножны!
Но было уже поздно: обоих сражающихся видели в позе, не оставлявшей сомнений в их намерении.
– Эй! – вскричал Жюссак, приближаясь к ним и подавая знак своим гвардейцам сделать то же. – Эй, мушкетёры, вы что же, дерётесь? А указы, чем мы их считаем?
– Вы очень любезны, господа гвардейцы, – сказал раздосадованный Атос, так как Жюссак был одним из нападавших третьего дня. – Если бы мы увидели вас дерущимися между собою, то, уверяю вас, мы не стали бы вам мешать. Дайте же нам скрестить шпаги, и вы получите удовольствие, не прилагая усилий.
– Господа, повторяю вам с величайшим сожалением, что это невозможно: долг превыше всего. Прошу вас, шпаги в ножны и следуйте за нами.
– Милостивый государь, – сказал Арамис, передразнивая Жюссака, – мы с величайшим удовольствием последовали бы вашему любезному приглашению, если бы это зависело от нас. Но, к несчастью, это невозможно. Господин де Тревиль нам запретил. Поэтому ступайте своей дорогой, это лучшее, что вы можете сделать.
Эта насмешка взбесила Жюссака.
– Если вы не повинуетесь, мы применим силу.
– Их пятеро, – сказал Атос вполголоса, – а нас только трое; нас опять одолеют, и мы здесь умрём, потому что я заявляю: во второй раз побеждённым я не покажусь капитану на глаза.
Атос, Портос и Арамис тотчас стали рядом, между тем как Жюссак выстраивал своих солдат.
Этого мгновения было достаточно для д’Артаньяна, чтобы принять решение. Это было одно из тех событий, которые определяют судьбу человека. Надо было выбирать между королём и кардиналом и, избрав однажды, остаться при своём выборе. Вступить в бой значило ослушаться закона, значило рисковать головой и стать врагом министра, более могущественного, чем сам король, – вот что промелькнуло в голове молодого человека, и, скажем к чести его, он не колебался ни секунды. Обращаясь к Атосу и его друзьям, он сказал:
– Господа, если вы позволите, я внесу уточнение: вы сказали, что вас только трое, а мне кажется, что нас четверо.
– Но вы не мушкетёр! – воскликнул Портос.
– Правда, на мне нет одежды мушкетёра, но в душе я мушкетёр. Моё сердце – это сердце мушкетёра. Я чувствую это.
– Отойдите в сторону, молодой человек! – крикнул Жюссак, который, по-видимому, по жестам и выражению лица д’Артаньяна разгадал его намерение. – Вы можете удалиться, мы вам не препятствуем. Спасайте вашу шкуру поживее.
Д’Артаньян не двинулся с места.
– Вы славный малый, – сказал Атос, пожимая ему руку.
– Ну, ну, решайте скорее! – говорил Жюссак.
– Что же, – сказали Портос и Арамис, – надо на что-нибудь решиться.
– Вы очень великодушны, – сказал Атос д’Артаньяну.
Но все трое подумали о молодости д’Артаньяна и его неопытности.
