скачать книгу бесплатно
Когда старик прочел письмо, лицо его налилось кровью.
– Заберите, – сказал он с отвращением. – Теперь мне все ясно, и я понял, о чем именно вы пришли меня просить.
Повернувшись, он дернул за шнур звонка.
– Уходите, – сказал он. – И благодарите Господа Бога за то, что вас защищают ваши одежды и то место, где мы сейчас находимся.
– Ваше Превосходительство! – яростно воскликнул епископ.
– Молчите! – властно произнес маршал. – И послушайте хороший совет, который я вам дам, чтобы вы не теряли напрасно ваше время. Не приближайтесь больше к моей супруге. Другими словами, я не желаю вас больше видеть в особняке Ламот-Уданов. Потому что там вас ждет не несчастье, а позор.
Монсеньор Колетти собрался было что-то сказать в ответ. Глаза его сверкали, лицо покраснело. Он хотел было обрушить на маршала весь свой гнев, но тут появился слуга.
– Проводите монсеньора, – сказал маршал.
– Ты сам этого пожелал, – злобно прошептал монсеньор Колетти, выходя от маршала де Ламот-Удана. Точно так же, как шипел, уходя от графа Рапта.
Но улыбка его вечером была еще злобнее, чем утром.
– К мадам де Латурнель! – крикнул он кучеру.
Через четверть часа он уже сидел в будуаре маркизы, которая после двухчасового отсутствия дома должна была вернуться с минуты на минуту.
Этого времени епископу хватило для того, чтобы разработать план кампании.
Это был настоящий план боевых действий. Никогда еще ни один завоеватель не готовился с такой тщательностью и с таким коварством к захвату города. В исходе битвы он был уверен, но сам бой был труден. С какой стороны следовало напасть? Каким оружием воспользоваться? Рассказать маркизе о той сцене, которая произошла у него с графом Раптом, было нельзя: если бы пришлось выбирать между ним и графом, выбор маркизы был однозначен. Епископу это было прекрасно известно, поскольку ему были известны как ее честолюбие, так и ее набожность. И второе казалось ему более развитым, чем первое.
Не мог он и рассказать ей о своем разговоре с маршалом де Ламот-Уданом. Это значило бы восстановить против себя самого влиятельного члена ее семьи. И все-таки надо было действовать, и как можно скорее! Честолюбие может подождать, но мщений откладывать нельзя! А сердце епископа было полно жаждой мщения.
Так он и продолжал находиться в своих раздумьях, когда в комнату вошла маркиза.
– Вот уж не думала, монсеньор, – сказала маркиза, – что буду иметь честь видеть вас сегодня. Какой счастливый случай привел вас ко мне?
– Это мой почти что прощальный визит, маркиза, – ответил монсеньор Колетти, вставая и прикладываясь скорее с притворной нежностью, чем с уважением к руке набожной дамы.
– Что вы такое говорите? Прощальный визит? – воскликнула маркиза, на которую эти слова произвели почти такое же действие, как объявление о конце света.
– Увы! Это так, маркиза, – грустно произнес епископ. – Я уезжаю. По крайней мере в скором будущем.
– И надолго? – со страхом в голосе спросила госпожа де Латурнель.
– Как знать, дорогая маркиза! Может быть, и навсегда. Разве человек может сказать, когда вернется?
– Но вы никогда не говорили мне, что собираетесь куда-то ехать.
– Я знаю вас, дорогая маркиза. Мне известны ваши доброжелательность и нежность, которые вы ко мне питаете. И поэтому я подумал, что, скрывая от вас до последнего момента известие о моем отъезде, я смогу уменьшить горечь разлуки. Если я был неправ, прошу меня за это простить.
– Да какова же причина вашего отъезда? – спросила, покраснев, госпожа де Латурнель. – И какова его цель?
– Причина, – слащавым тоном произнес епископ, – это любовь к ближнему. А цель – триумф веры.
– Вы уезжаете миссионером?
– Да, маркиза.
– Далеко ли?
– В Китай.
Маркиза испустила крик ужаса.
– Вы правы, – грустно сказала она. – В таком случае вы, вероятно, уезжаете навсегда.
– Так надо, маркиза! – воскликнул епископ с той торжественной набожностью, с которой Петр Отшельник всегда произносил: «Этого хочет Господь».
– Увы! – вздохнула госпожа де Латурнель.
– Не расстраивайте меня, дорогая маркиза, – сказал епископ, изображая глубокое волнение. – Сердце мое и так уже разрывается, когда я думаю о том, что покидаю таких верных христиан, как вы.
– И когда же вы уезжаете, монсеньор? – спросила госпожа де Латурнель, придя в необычайное возбуждение.
– Вероятно, завтра. Крайний срок – послезавтра. Таким образом, как я уже имел честь вам сказать, этот мой визит является как бы прощальным. Я говорю как бы прощальным, потому что у меня есть к вам поручение и я не могу уехать с удовлетворением в сердце до тех пор, пока оно не будет выполнено.
– Что вы хотите этим сказать, монсеньор? Вы ведь знаете, что, кроме меня, у вас нет более покорной и преданной служанки.
– Я знаю это, маркиза, и именно поэтому хочу поручить вам дело очень большой важности.
– Говорите же, монсеньор.
– Собираясь уезжать, я беспокоюсь по поводу тех душ, которые Господу было угодно поручить мне для наставления на путь истинный.
– Увы! – прошептала маркиза.
– Дело вовсе не в том, что нет больше людей, достойных того, чтобы направлять моих агнцев, – продолжал епископ. – Есть некоторые души, которые, перед лицом того или иного предписанного мною правила поведения, являющегося источником блаженства в будущем, могут сбиться с пути истинного, разволноваться, обеспокоиться отсутствием их пастора. И, думая о судьбе верных своих послушниц, я, естественно, в первую очередь, подумал о самой верной из них. Я подумал о вас, маркиза.
– Иного я не ждала от вашей милости и от вашей доброты, монсеньор.
– Я долго и тщательно думал над тем, кого же оставить при вас своим заместителем. И выбрал человека, который достаточно известен. Если мой выбор вам не нравится, скажите мне немедленно, маркиза. Я рекомендую вам человека набожного и благодетельного: аббата Букемона.
– Лучшего выбора вы сделать не могли, монсеньор. Аббат Букемон самый добродетельный и благочестивый после вас человек, которого я знаю.
Этот комплимент, и это было видно, не очень порадовал монсеньора Колетти, который не терпел соперников в добродетели.
Он продолжил:
– Значит, маркиза, вы согласны, чтобы господин аббат Букемон стал вашим наставником?
– Полностью согласна, монсеньор. И горячо благодарю вас за такую нежную заботу о душе вашей покорной слуги.
– Но есть и еще один человек, маркиза, которому мой выбор понравится, возможно, гораздо менее, чем вам.
– Кого вы имеете в виду?
– Графиню Рапт. Вот уже несколько недель я вижу, что ее вера погасла, стала какой-то пассивной. Эта молодая женщина с улыбкой стоит на краю пропасти. Одному только Богу известно, кто сможет ее спасти!
– Я попробую сделать это, монсеньор, хотя, скажу по совести, сомневаюсь в успехе. Душа ее зачерствела, и только чудо может ее спасти. Но я использую все мое влияние на нее. А если мне это не удастся, то поверьте мне, монсеньор, это произойдет не по причине недостаточной моей преданности нашей святой вере.
– Я знаю вашу набожность и ваше усердие, маркиза. И если я обращаю ваше внимание на бедственное положение этой души, то лишь потому, что мне известна ваша преданность нашей Святой Матери-Церкви. И поэтому я хочу дать вам возможность предоставить мне новое доказательство этого и поручаю вам очень деликатное задание огромной важности. Что же касается графини Рапт, действуйте и говорите так, как подскажет вам ваше сердце. А если потерпите неудачу, пусть Господь простит эту грешницу. Однако же есть еще одно лицо, у которого вы пользуетесь большим доверием. И именно к нему я прошу вас проявить заботу и внимание.
– Вы имеете в виду принцессу Рину, монсеньор?
– Действительно, именно жену маршала де Ламот-Удана я и хочу поручить вашим заботам. Я не виделся с ней целых два дня. Но при нашей последней встрече я нашел ее такой бледной, такой инертной, такой болезненной, что мне показалось, если я не ошибаюсь, что тело ее находится во власти смертельной болезни и что очень скоро душа ее вознесется к Богу.
– Принцесса тяжело больна, вы правильно заметили, монсеньор. Но она не хочет обращаться к врачу.
– Я знаю. И именно поэтому, не боясь ошибиться, я предполагаю, что очень скоро душа принцессы покинет бренную оболочку тела. Но меня приводит в ужас состояние ее души! Кому доверить ее в столь ответственный момент? Все ее окружение, за исключением вас, маркиза, разрушает все, что мы с вами сделали для спасения ее души. Поскольку она сейчас не оказывает никакого сопротивления, не проявляет воли, не имеет сил, на нее могут надавить. И кто знает, что могут сделать злобные люди с этим бедным созданием?
– Над принцессой никто не имеет власти, – продолжила госпожа де Латурнель. – Ее безразличие и ее слабость являются гарантией ее спасения. Мы сможем заставить ее говорить и делать все, что нужно.
– Вы, маркиза, возможно. Может быть, и я тоже. Но поскольку ее можно будет заставить говорить и делать все, что угодно, она ведь может по чьему-либо совету сделать и недоброе дело.
– У кого же хватит смелости, или скорее подлости посоветовать ей дурное? – спросила маркиза.
– У того, кто имеет наибольшее влияние на ее разум. Потому что перед ним ее сознание странным образом затемняется. Одним словом, это ее муж, маршал де Ламот-Удан.
– Но мой брат никогда и не думал что-то менять в сознании своей супруги.
– Вы ошибаетесь, маркиза. Он мучит ее, относится с насилием, сеет в ее мозгу семена безбожия. Это бедное создание получило тысячи ран. Поверьте мне, если мы не примем надлежащих мер, он прикончит ее.
– Будь эти слова произнесены кем-то другим, а не вами, монсеньор, я ни за что бы в это не поверила.
– Именно он произнес их, и именно поэтому я в это поверил… Я только что от него. У нас был бурный разговор, во время которого он открыл мне свое отношение к вере и удивил меня своим отношением к законам. Но это было только начало разговора. А знаете ли вы, каков был его результат? Высказав много такого, чего никак нельзя было ожидать от столь почтенного человека, маршал, не поверите, строжайше запретил мне заботиться о состоянии души принцессы!
– Боже милостивый! – воскликнула маркиза в ужасе.
– Вас это огорчает, маркиза?
– Это наполняет меня болью, – ответила богомолка.
– Отсюда-то, – продолжал епископ, – и вытекает та благородная задача, которую я хочу перед вами поставить, дорогая маркиза: надо освободить эту душу из-под ига мужа! Вы должны любой ценой, даже пожертвовав собой, спасти попавшее в беду создание. Я рассчитывал на вас, моя милая послушница. И смею надеяться, что не ошибся в своих ожиданиях?
– Монсеньор! – вскричала маркиза, находясь в состоянии сильнейшей экзальтации. – Не более чем через четверть часа я увижусь с маршалом, и, клянусь Богом, не пройдет и часа, как я уговорю маршала и заставлю его встать перед вами на колени в позе покорности и раскаяния.
– Вы не поняли меня, маркиза, – снова заговорил епископ, уже начиная нервничать. – Маршал здесь вовсе ни при чем. И прошу вас не говорить ему ни слова из того, о чем мы с вами сейчас говорим, не делать даже намека. Мне извинения маршала не нужны. Я уже давно знаю, как относиться к людской кичливости и людскому гневу. Я уезжаю. И перед отъездом прощаю его!
– Святой человек! – прошептала взволнованно маркиза, и глаза ее наполнились слезами.
– Единственно, о чем я вас прошу, – продолжал монсеньор Колетти, – так это о том, чтобы до моего отъезда заботы об этой несчастной душе были переданы в надежные руки. Другими словами, я умоляю вас, дорогая маркиза, немедленно отправиться к супруге маршала де Ламот-Удана и уговорить ее принять в качестве духовника моего преемника, почтенного аббата Букемона. Я буду иметь удовольствие увидеться с ним сегодня же вечером и дам ему все необходимые указания на этот счет.
– И часу не пройдет, – сказала маркиза, – как принцесса Рина согласится, чтобы аббат Букемон стал ее новым пастырем. Я проинформировала бы вас об этом и через четверть часа, если бы не ждала визита этого достопочтенного аббата.
Не успела она закончить фразу, как на пороге будуара появилась горничная, объявившая о приходе аббата Букемона.
– Пригласите господина аббата, – сказала маркиза радостным голосом.
Горничная ушла и через секунду появилась в сопровождении аббата Букемона.
Его немедленно ввели в курс дела: рассказали об отъезде монсеньора и о том, что жене маршала де Ламот-Удана потребуется новый духовник.
Аббат Букемон, не смевший даже надеяться на то, что выбор падет именно на него, не сумел скрыть своей радости, узнав, что ему выпала такая честь. Получить доступ в столь известную семью и в роскошный особняк Ламот-Уданов! Быть духовником этого благородного семейства! Какая удача! Достойный аббат и надеяться не смел на такое. И поэтому, когда ему объявили о его счастье, он словно взлетел на небеса.
Маркиза де Латурнель попросила у священнослужителей разрешения отлучиться на минутку и ушла в свою уборную, оставив их с глазу на глаз.
– Господин аббат, – сказал епископ. – Я обещал вам вознаградить при случае по заслугам ваши достоинства. Этот случай теперь представился. Все остальное зависит только от вас.
– Монсеньор, – воскликнул аббат. – Можете быть уверены в вечной признательности вашего преданного слуги.
– Именно ваша преданность в данный момент и требуется, господин аббат. Но не мне лично, а делу нашей святой веры. Я назначаю вас на свое место вершителем судьбы одного человека и смею надеяться, что вы будете поступать так, как поступил бы я на вашем месте.
Эти слова, произнесенные несколько более, чем надо, торжественным голосом, оставили тень сомнения в мозгу недоверчивого по природе аббата Букемона.
Он посмотрел на епископа взглядом, в котором явственно читалось: «Чего же он, черт побери, от меня хочет? Надо быть настороже».
Архиепископ, не менее недоверчивый, чем его собрат, догадался о сомнениях аббата и немногими словами постарался их рассеять.
– Вы большой грешник, господин аббат, – сказал он. – И, предлагая вам столь славную должность, я даю вам возможность исправить ваши самые тяжкие грехи. Духовное наставничество госпожи маркизы де Ламот-Удан для религии является одним из самых полезных и самых плодотворных деяний. Следовательно, от того, как вы будете его осуществлять, зависит и ваше положение. Через три дня я уеду. Для всех – в Китай. Вы один будете знать, что я еду в Рим. Именно туда вы будете направлять письма, в которых со всеми возможными подробностями будете описывать ваши впечатления о состоянии души жены маршала и о положении вещей.
– Но, монсеньор, – возразил аббат, – каким образом я смогу воздействовать на сознание госпожи маршальши? Я не имею чести знать ее лично, только понаслышке, и мне будет трудно действовать в том смысле, в котором вам бы хотелось.
– Господин аббат, посмотрите мне в глаза, – сказал епископ.
Аббат поднял голову. Но смог глядеть на епископа только искоса.
– Будете ли вы мне преданы или же нет, господин аббат, – сурово произнес монсеньор Колетти, – это не имеет ни малейшего значения! Я уже давно знаком с людской неблагодарностью. Важно лишь то, чтобы вы хранили по отношению ко мне внешнюю преданность, то есть преданность глухую и слепую. Вы должны будете исполнять мою волю, быть орудием для воплощения в жизнь моих замыслов. Чувствуете ли вы в себе смелость, несмотря на вашу гордыню (а она в вас велика), пассивно подчиняться мне? Заметьте, это было бы в ваших интересах. Ваши прошлые грехи будут прощены только при этом условии.
Аббат собрался уже было отвечать.
Епископ остановил его.
– Подумайте, прежде чем отвечать, – сказал он ему. – Поймите, какое вы берете на себя обязательство, и отвечайте только в том случае, если находите в себе силы сдержать данное мне обещание.
– Я пойду туда, куда вы мне прикажете, монсеньор, и буду делать то, что вы скажете, – уверенным голосом ответил аббат Букемон после минутного размышления.
– Отлично! – сказал епископ, вставая. – Увидевшись с женой маршала де Ламот-Удана, немедленно приезжайте ко мне. Я дам вам надлежащие инструкции.
– Которые я клянусь выполнять так, чтобы вы были всецело довольны, монсеньор, – сказал с поклоном аббат.
В этот момент в комнате вновь появилась маркиза. Почтительно поклонившись епископу, она повлекла аббата в дом маршала де Ламот-Удана.
