Дело о фантомном маршруте

Дионисий Шервуд

Дело о фантомном маршруте

Глава 1. Дождь, печеньки и незваная гостья

За окном лондонский дождь размывал мир до состояния акварели, написанной грязной кистью. Он не лил, не хлестал, а словно завис в воздухе. Он был как мельчайшая, навязчивая пыль, пропитывающая всё насквозь – кирпичные стены, асфальт и, как казалось Артуру Понду, саму человеческую душу.

В его маленькой квартирке на улице, которую давно пора было переименовать из "викторианской жемчужины" в "викторианскую обузу", царил свой, внутренний микроклимат, состоящий из трёх стихий: сырости, сквозняка и тихого отчаяния.

Стихия номер один – капает кран на кухне. Это не было простым, ритмичным "кап—кап". Нет, это был сложная, полная скрытого смысла морзянка. "Кап—пауза—кап—кап—пауза—кап." Артур, сидя в гостиной, слышал её сквозь закрытую дверь. Он мысленно расшифровывал это послание как: "По—че—му—ты—один… По—че—му—ты—один…"

Он отогнал навязчивую мысль и сосредоточился на деле. На столе, застеленном выцветшей скатертью с узором из унылых георгинов, перед ним стояла коробка печенья "МакВити". И не просто стояла. Артур совершал священнодействие. Он выстраивал печенья в идеально ровный ряд, словно командир своих солдат на параде, ориентируясь по дате выпечки. Самое "юное" печенье, с максимальным запасом жизни, занимало почетное положение на левом фланге. Самому "пожилому", чьи дни были сочтены, предстояло быть съеденным первым. Справедливость, предсказуемость, порядок.

Он взял свой журнал – толстую клеенчатую тетрадь с надписью "Наблюдения" на корешке. Рядом лежала ручка, которая не скрипела и не мазала, ибо Артур купил ее после трех недель тщательного тестирования в магазине. В графу "Объект" вписал: "Печенье "МакВити", имбирное, упаковка 6 шт.". В графу "Действие": "Инвентаризация и ротация запаса". Затем он начал заносить каждое печенье в отдельную строку, отмечая его примерный вес, наличие сколов и, разумеется, ту самую дату, когда печенье должно быть "уничтожено".

Это был не признак безумия. Это была единственная доступная ему форма контроля над вселенной. На службе в Скотланд—Ярде контроль обеспечивали Уголовный кодекс, правила ведения допроса и строгая субординация. В отставке чувство контроля приходилось черпать из мелочей и из ровных линий в журнале. А ещё из знания того, что ровно в 17:00 закипит чайник, и будет выпита первая чашка эрл грей с лимоном, а не с молоком, потому что молоко – это переменная величина, а лимон – константа.

Стихия номер два – сквозняк. Он был коварным, невидимым противником. Он не выл в щелях, а подкрадывался бесшумно, рождаясь то ли из—под плинтуса, то ли из самой древесины старых полов. Его единственным проявлением была дверь в прихожую. Стоило Артуру закрыть ее, как через минуту—другую раздавался едва слышный, томный вздох, и створка, описав небольшую дугу, останавливалась, приоткрывшись ровно на ширину ладони. Артур вставал, с щелчком захлопывал ее, возвращался к столу, и всё повторялось вновь. Это был их ритуал, их танго. Дверь и Артур. Хаос и порядок.

– Упрямая тварь, – пробормотал он беззлобно, в очередной раз подходя к двери. Он потрогал косяк. Тот был влажным. Вся квартира была сырой. Порой ему казалось, что он живет не в здании, а внутри гигантской губки.

Он взглянул на настенные часы с маятником, которые ему подарили коллеги перед выходом на пенсию. Без пяти пять. Пора было приступать к финальному акту предвечернего ритуала – чаю. Чай был якорем, бросаемым в бурное море бытия дважды в день – в одиннадцать утра и в пять вечера. Все остальное время было не в счет.

На кухне его ждала стихия номер три – чайник. Старый, эмалированный, с отбитой эмалью на носике. Он стоял на плите, наполненный водой ровно до отметки, которую Артур когда—то нанес несмываемым маркером – "2 чашки". Артур чиркнул спичку (зажигалке он не доверял, она могла отказать) и повернул ручку конфорки. Огонь вспыхнул, ровный и послушный.

Артур скрестил на груди руки и уставился на чайник, как хирург на операционную кушетку с пациентом. Он знал в точности, что должно произойти. Вода нагреется, начнут появляться пузырьки, они поднимутся к поверхности, и через положенные три—четыре минуты чайник издаст свой пронзительный, но уверенный свист. Это был закон физики. Ньютон, Фарадей и прочие товарищи были на его стороне.

Но чайник, как и дверь, и кран, был частью заговора неодушевленных предметов против Артура Понда. Минута прошла, вторая. Вода в стеклянной колбе чайника оставалась подозрительно спокойной. На ее поверхности даже не намечались предательские пузырьки. Третья минута. Артур наклонился ближе. Ничего. Только тихое, почти насмешливое потрескивание газа.

– Ну же, – угрюмо сказал он. – Делай свою работу.

Чайник молчал. Более того, ему показалось, что свисток, тот самый спасательный клапан, смотрит на него с немым укором. Возможно, дело в давлении газа? Или в качестве воды? Он мысленно пролистал журнал в своей голове до раздела "Чайник: история противостояния". Замена ручки два года назад. Чистка от накипи месяц назад. Все было выполнено по инструкции.

Он потянулся к кружке – белой, с логотипом Скотланд—Ярда, – и в этот момент с грохотом захлопнулась дверь в прихожей. Такого она себе еще не позволяла. Артур вздрогнул и обернулся. В ту же секунду кран на раковине, до этого скромно выстукивавший свою грустную мелодию, сорвался на каскадный поток. Вода с шумом хлынула в металлическую раковину, и эхо разнеслось по всей квартире.

А чайник… чайник все так же молчал.

Артур Понд замер посреди кухни, зажав в руке кружку—реликвию. Он чувствовал себя капитаном тонущего корабля, которого покинула вся команда, включая так же штурвал и рынду. Его взгляд упал на аккуратно разложенные на сушилке ложки, на банку с чаем, на которой был наклеен стикер с датой вскрытия, на тщательно вымытый и высушенный заварочный чайник. Весь этот его хрупкий, выстроенный с таким трудом мирок трещал по швам под натиском трех идиотских бытовых проблем.

Он глубоко вздохнул, поставил кружку на место и потянулся под раковину, к вентилю, перекрывающему воду. Металл был холодным и запотевшим. Резко повернув его, он заставил кран умолкнуть. Гробовая тишина, нарушаемая лишь завываниями сквозняка и его собственным дыханием, показалась еще громче. Но тут снова раздалось знакомое капанье. Кран ожил, не смотря ни на что.

Затем Артур подошел к плите и выключил газ. Свистеть сегодня было нечему. Ритуал сорван. Расписание нарушено.

Он вернулся в гостиную и сел в свое кресло, уставившись на ровные строчки в журнале и на безупречный строй печений. Внезапно они показались ему не символом порядка, а жалкой пародией на него. Картонными солдатиками, которых он расставлял на краю бездны.

Он закрыл глаза. За окном по—прежнему моросило. Капля, рожденная на карнизе квартиры выше, проделала свой долгий путь вниз, чтобы разбиться о его подоконник. Кап. Артур не стал расшифровывать послание. Он и так его понял. Оно было о том, что контроль – это иллюзия. Что мир состоит из хаоса, сырости и одиноких вечеров, которые не спасает даже самый правильно заваренный чай.

Он так и сидел, не двигаясь, когда в дверь постучали. Сначала вежливо, почти неслышно, а потом гораздо настойчивее. Стук был громким, уверенным и абсолютно чуждым всему, что происходило в этот вечер в его маленькой вселенной. Это был стук из другого мира. Мира, где краны не капали, двери не открывались сами по себе, а чайники закипали ровно тогда, когда это было нужно.

Стук повторился, и был уже не просто настойчивый, а по—настоящему властный. Он не вписывался в привычный хаос квартиры Понда. Это был не глухой стук падающей книги, не дребезжащий хлопающей на сквозняке двери шкафа. Это был четкий, округлый звук, который, казалось, отпечатывался на самой древесине двери, утверждая: "Я здесь. И мне есть до вас дело".

Артур медленно поднялся из кресла. Война с реальностью была проиграна, и теперь реальность, в лице этого стучащего, требовала капитуляции. Он поправил жилет, бессознательно стряхнул с него несуществющую пылинку и двинулся в прихожую. По пути его взгляд упал на дверь в коридор, которая теперь, на удивление, стояла плотно притворенная, будто и не думала открываться.

"Испугалась", – мелькнула у него нелепая мысль.

Он потянул за ручку, и входная дверь открылась без привычного скрипа, плавно, как будто её только что смазали.

На пороге стояла Женщина. Не просто женщина, а явление, настолько чужеродное для этого заплесневелого подъезда, что Артур на секунду забыл как дышать. Её фигура была закутана в плащ цвета грозового неба – темно—серый, почти черный, с капюшоном, отбрасывающим тень на лицо. Плащ был сухим, несмотря на всепроникающую сырость снаружи, и ни одна капля не задержалась на его гладкой поверхности. В руке она держала не зонт, а изящную трость с серебряным набалдашником в виде головы сокола. Этой тростью она, судя по всему, и стучала.

Но самое странное началось, когда она переступила порог.

В квартире воцарилась тишина. Не та тишина, что бывает между звуками, а плотная, густая, как масло. Артур замер, пытаясь осознать, что же изменилось. И понял. Прекратил капать кран. Не затих, не уменьшил темп – а именно прекратил. Разом. Словно кто—то вырвал батарейку из назойливого электронного устройства. Одновременно с этим прекратился сквозняк. Воздух в прихожей застыл, тяжелый и неподвижный. Давление в ушах Артура выровнялось. И тогда он почувствовал запах. Сквозь привычные ароматы старого ковра и воска для паркета пробился тонкий, холодный шлейф смеси влажного камня, полыни и чего—то ещё, неуловимого, что он мог определить только как "запах порядка".

– Мистер Артур Понд? – произнесла Женщина. Её голос был низким, ровным и не оставлял сомнений в том, что на любой ответ, кроме утвердительного, она просто не станет тратить время.

– Это я, – выдавил Артур, чувствуя, как его собственный голос звучит сипло и неуверенно на фоне её бархатного контральто. – Чем могу быть полезен?

Она вошла без приглашения, и Артур инстинктивно отступил. Её взгляд, быстрый и оценивающий, скользнул по прихожей, по вешалке, завешенной практичными, но неэлегантными пальто, по зеркалу в простой деревянной раме. В этом взгляде не было осуждения, было лишь холодное фиксирование фактов, как у аудитора, составляющего опись имущества.

– Меня зовут леди Элайза Кембридж, – представилась она, снимая плащ одним ловким движением. Под ним оказался строгий костюм из темно—зеленого твида, безупречно сидящий на её подтянутой фигуре. Она повесила плащ на вешалку, и тот, к изумлению Артура, не свалился, а повис ровно и послушно, будто оказался на невидимой вешалке портного. – Я представляю "Общество Сдержанной Магии". Вы, разумеется, о нас не слышали.

Артур молчал. Его мозг, тренированный годами работы с самыми разными лжецами и сумасшедшими, лихорадочно искал категории, в которые можно было бы поместить эту женщину. Мошенница? Слишком аристократична. Актриса? Слишком естественна. Сумасшедшая? Слишком… собранна.

– Я пришла к вам по делу, мистер Понд. Надеюсь, я не отрываю вас от чего—то важного? – её взгляд на секунду задержался на дверях в гостиную, откуда доносилась… тишина. Блаженная, немыслимая тишина.

– Нет, не отрываете, – честно сказал Артур. – Я… на пенсии.

– Именно поэтому я и здесь. Пенсионеры – единственные люди, у кого ещё осталось время разбираться с нетривиальными проблемами. А проблема у нас, мистер Понд, более чем нетривиальная. – Она прошла в гостиную, и Артур, словно завороженный, последовал за ней.

Она выбрала для себя самый прямой и жесткий стул, села, прислонив трость рядом, и скрестила руки на коленях. Артур машинально опустился в своё кресло, чувствуя себя школьником на экзамене.

– Видите ли, у нас пропажа, – начала леди Элайза. – Не предмет. Не человек. Пропал маршрут.

Артур моргнул.

– Маршрут? – переспросил он. – Как… автомобильный маршрут? Вы имеете в виду, что сбилась навигация? Или кто—то украл дорожные знаки?

Уголки её губ дрогнули на миллиметр, образовав нечто, максимально приближенное к улыбке.

– Не совсем. Речь идёт о Фантомном маршруте номер семь. Он является частью… скажем так, альтернативной транспортной системы Лондона.

В голове у Артура щёлкнул тумблер. "А, понятно. Сумасшедшая. Богатая, ухоженная, но сумасшедшая". Его полицейская выучка взяла верх над изумлением.

– Леди Кембридж, – сказал он как можно мягче, складывая руки на животе. – Я понимаю, что для вас это, должно быть, очень важно. Но, как вы верно заметили, я на пенсии. И подобные вопросы… гм… транспортировки, вероятно, следует адресовать в муниципальные службы. Или, если имеет место быть исчезновение, в Скотланд—Ярд. Я могу дать вам телефон…

– Скотланд—Ярд, – произнесла она, и в её голосе прозвучала лёгкая, почти издевательская нотка, – заполнит форму двадцать семь "Б", откроет дело под номером, скажем, семьсот тридцать девять "АЛ", и закроет его через месяц в связи с отсутствием состава преступления. Или, что более вероятно, сотрудник, которому выпадет эта честь, напишет в отчёте "инцидент с массовой галлюцинацией" и отправится лечить последствия встречи с нами крепким виски. Нет, мистер Понд, ваше… своеобразное мировоззрение представляет для нас гораздо большую ценность.

Она посмотрела на него прямо, и её глаза, серые, как полированная сталь, словно бы видели не его самого, а те самые протоколы, что он вёл, те самые отчёты, что он писал годами.

– Мое мировоззрение? – переспросил он, чувствуя, как начинает терять почву под ногами.

– Ваше упорное, я бы сказала, героическое нежелание видеть что—либо, кроме материального, осязаемого и задокументированного мира. Для вас Фантомный маршрут – это чепуха. Для нас – кровеносный сосуд. И сейчас этот сосуд… перекрыли. Последствия уже сказываются. Нарушены поставки, сорваны встречи, и, что самое тревожное, начался дисбаланс. А дисбаланс, мистер Понд, как и природа, не терпит пустоты. Его заполняет нечто менее… структурированное.

Она говорила с ним, как с равным, как с коллегой, словно обсуждая не мифический маршрут, а очевидный факт – сломанный водопровод или перекрытую улицу. И эта её уверенность была заразительнее любой истерики.

– Вы говорите, – Артур тщательно подбирал слова, – что в Лондоне существует… магический автобус, который исчез.

– Не автобус, мистер Понд. Маршрут. Сама возможность передвижения. Пространственно—временной коридор, активируемый при соблюдении определённых условий. Но если вам так проще думать об этом в категориях автобуса – да, некий "автобус" исчез. И его необходимо найти.

Артур глубоко вздохнул. Тишина в квартире стала давить на него. Отсутствие капель и сквозняка было теперь не благом, а угрозой. Доказательством того, что эта женщина может влиять на саму реальность. Или же доказательством того, что он сам окончательно сошел с ума.

– Леди Кембридж, – сказал он с предельной, отточенной годами вежливостью. – Я искренне хочу вам помочь. Позвольте мне предложить альтернативу. Я могу связаться с моими бывшими коллегами, описать ваши… переживания. Или же порекомендовать вам прекрасного специалиста, доктора Эмерсона, он занимается как раз…

– Расстройствами восприятия? – закончила за него фразу леди Элайза. Она не выглядела оскорблённой. Скорее, разочарованной, как учитель, чей любимый ученик не оправдал ожиданий. Она медленно поднялась. – Очень жаль. Я полагала, что вы человек более широких взглядов. Или, по крайней мере, тот, кто ценит порядок выше предрассудков. Исчезновение Фантомного маршрута – это хаос, мистер Понд. А хаос, рано или поздно, постучится и в вашу дверь. Уже стучит, – её взгляд скользнул по замершему крану. – Просто вы не хотите его услышать.

Она направилась к выходу. Артур сидел, парализованный смесью стыда, любопытства и глубочайшего, животного облегчения от того, что это странное посещение подходит к концу.

И тут она остановилась у двери в прихожую, повернулась.

– Скажите, мистер Понд, вам нравиться печенье "МакВити"?

Вопрос был настолько неожиданным и бытовым, что Артур опешил.

– Мне… да. Вполне.

– Интересно, – сказала она. – А вы никогда не задумывались, почему в каждой упаковке из шести печений попадается одно, выполненное в форме дракона?

Она не стала ждать ответа. Взяв свой плащ, она снова накинула его на плечи, и в тот же миг реальность в квартире Артура Понда с громким, почти что щелчком, вернулась на свои места. Из кухни донеслось торжествующее "кап!". Дверь в прихожей с привычным вздохом отворилась точно на ладонь. А где—то в глубине квартиры чайник, наконец—то, дико и пронзительно засвистел, возвещая о победе хаоса.

Леди Элайза Кембридж была уже за дверью, когда Артур, оглушённый этим внезапным возвращением к нормальности, смог произнести:

– Подождите… Печенье в форме дракона?

Но дверь закрылась, оставив его наедине с капающим краном, открывающейся дверью и воющим чайником. И с одним единственным, совершенно невероятным вопросом, который вдруг показался ему самым важным из всех, что он слышал за последние годы.

Артур сидел в своем кресле, словно пригвожденный. Пронзительный свист чайника, который он ждал все эти долгие минуты, теперь резал слух, звуча как насмешка. Он был симфонией возвращающегося хаоса, триумфальным маршем беспорядка, ворвавшимся обратно в его жизнь после кратковременной, оглушительной тишины.

Он заставил себя подняться и побрел на кухню. Движения его были практически машинальными. Он потушил газ, и чайник, в последний раз взвизгнув, умолк. В наступившей тишине вновь зазвучало мерзкое, но теперь почти родное "кап—кап" из крана и шелест сквозняка, гуляющего по прихожей. Все вернулось на круги своя. Все, кроме него самого.

Его взгляд упал на коробку "МакВити".

"Печенье в форме дракона".

Эти слова застряли в мозгу, как заноза. Он взял коробку и высыпал содержимое на стол. Шесть имбирных печений покатились по поверхности. Пять – абсолютно одинаковых, круглых, с предсказуемым узором. И одно… Он наклонился ближе. Шестое печенье было не совсем круглым. С одной стороны у него был странный выступ, похожий на клюв или шип. А узор… если прищуриться, он и впрямь напоминал стилизованное крыло.

– Чепуха, – сурово сказал он самому себе вслух. – Брак на производстве. Пережаренное тесто. Просто странное стечение обстоятельств.

Но это было уже второе стечение обстоятельств из странных за вечер. Первым была леди Элайза Кембридж.

Он потянулся к своему журналу, чтобы занести наблюдение: "Аномалия в упаковке. Брак формы. Вероятность статистической погрешности…" Но ручка замерла над бумагой. Он не мог этого сделать, потому что это стало бы признанием. Признанием того, что её слова хоть что—то для него значат.

Внезапный стук в дверь заставил его вздрогнуть так, что ручка оставила на чистой странице уродливую кляксу.

Она вернулась. Это была единственная мысль, промелькнувшая в голове, окрашенная странной смесью ужаса и надежды.

Он медленно пошел к входной двери, чувствуя, как сердце колотится где—то у самого горла. Он был готов услышать её ровный, властный голос. Увидеть её пронзительный взгляд.

Но когда он открыл дверь, за ней никого не было. Только сырой, промозглый воздух подъезда. Он уже хотел закрыть её, списав всё на наваждение, когда его взгляд упал на пол.

На пороге лежал конверт. Простой, плотный, кремового оттенка, без каких—либо опознавательных знаков. Он был сухим, абсолютно сухим, будто его только что принесли из чистой, отапливаемой комнаты, а не оставили на сыром полу.

Артур наклонился и поднял его. Конверт был тяжелее, чем можно было предположить по его размеру. Он провел пальцем по гладкой поверхности, затем, с внезапно вспыхнувшим любопытством, разорвал край.

Содержимое выскользнуло ему на ладонь. Пачка банкнот. Толстая, солидная. Фунты стерлингов. Он машинально пересчитал их. Пятьдесят купюр по пятьдесят фунтов. Две с половиной тысячи. Годовая пенсия в его понимании не была такой уж и маленькой, но это… это были живые деньги. Наличные. Та сумма, которую он, возможно, потратил бы за несколько месяцев на еду, коммуналку и те самые "МакВити". Но в виде аккуратной пачки в руке они казались состоянием.

И тут его пальцы нащупали в конверте что—то еще. Маленькую, плотную карточку. Он вытащил ее. На белоснежном пергаменте был выведен тот же каллиграфический почерк, что и в его журнале, но с несомненным шиком:

"Мистеру Понду. Аванс. Остальное – по выполнении.

Найдите наш Фантомный маршрут. Магическая логистика рухнула. И если вы не поможете, вам вскоре будет не на что покупать это… экономическое преступление против кондитерского искусства.

С надеждой на вашу проницательность,

Э. К."

Он стоял посреди прихожей, сжимая в одной руке пачку денег, а в другой – эту абсурдную, невероятную записку.

"Экономическое преступление против кондитерского искусства".

Эта фраза зазвенела в его ушах, вызывая странное, почти кощунственное желание рассмеяться.

Он посмотрел на деньги. Они были настоящими. Бумага шершавая, водяные знаки просвечивали на свету, портрет Короля выглядел именно так, как и должен был. Это не была иллюзия. Это был факт. Осязаемый, весомый, пахнущий типографской краской факт.

А вот всё остальное… Фантомные маршруты. Магическая логистика. Печенья—драконы. Это было из области безумия.

Он прошел обратно в гостиную и опустился в кресло, положив деньги и записку на стол рядом с разложенными печеньями. Две реальности столкнулись лбами прямо здесь, на его столе с выцветшей скатертью. С одной стороны – аккуратные строчки в журнале, предсказуемое печенье, его старый, проверенный мир. С другой – пачка денег, добытых за согласие погрузиться в подлинное безумие.

Что если она не сумасшедшая? Что если всё это – какая—то невероятная, грандиозная мистификация? Но зачем? Чтобы подшутить над старым, никому не нужным полицейским? Это казалось слишком сложным и дорогим розыгрышем.

"Магическая логистика рухнула…"

Слова эхом отдавались в его сознании. Он представил себе фантомных водителей, стоящих в пустоте и разводящих руками. Призрачных пассажиров, тщетно вглядывающихся в расписание, написанное на тумане. Картина была настолько абсурдной, что снова вызвала у него улыбку.

А потом он представил кое—что другое. Сегодняшний вечер. Завтрашний. Послезавтрашний. Бесконечную вереницу дней и вечеров, точно таких же, как этот. Войну с краном, танго с дверью, тщетное ожидание свиста чайника. Заполнение журнала наблюдениями, которые никому, кроме него, не нужны. Он видел себя ясно, как будто со стороны – сгорбленного старика в пустой квартире, чья жизнь свелась к расстановке печений по сроку годности.

И тогда он посмотрел на пачку денег. Это был не просто аванс. Это был билет. Билет из этой серой, предсказуемой реальности в другую – странную, нелепую, возможно, опасную, но уж точно не скучную.

Он взял то самое, "драконье" печенье. Повертел его в пальцах. Оно было твердым, хрустящим, настоящим. Он поднес его к губам.

– Экономическое преступление, – прошептал он и откусил.

Вкус был… просто имбирным. Никаких чудес. Никакой магии. Только пряная сладость и крошки на губах.

Он доел печенье, стряхнул крошки со скатерти и откинулся на спинку кресла. Его взгляд блуждал по комнате, по знакомым до боли трещинкам на потолке, по фотографии своего старого полицейского отдела на стене.

Он снова взял в руки записку.

"С надеждой на вашу проницательность".

Они надеялись на него. На его проницательность. Пусть даже в таком сумасбродном деле.

Артур Понд глубоко вздохнул, и в его глазах, обычно подернутых дымкой легкой тоски, вспыхнул огонек, которого не было там уже много лет. Огонек азарта. Вызова.

Он пододвинул к себе журнал, взял ручку и на чистой странице, под только что поставленной кляксой, вывел тщательным, каллиграфическим почерком:

Дело № 1. "О Фантомном маршруте".

Заказчик: Леди Элайза Кембридж.

Аванс: получен.

Примечание: начать с водителей общественного транспорта. Проверить городские архивы на предмет аномалий в движении автобусов. И… разузнать о печеньях "МакВити" партии от 12.10.2025.

Он отложил ручку. Война с хаосом была объявлена. Но на этот раз он вел ее не на территории своей квартиры. Поле битвы оказалось куда обширнее. И, черт побери, интереснее.

А за окном по—прежнему моросил дождь. Но теперь его капли стучали по карнизу не как послание о тоске, а как барабанная дробь, возвещающая о начале чего—то нового.

Глава 2. Напарник—катастрофа

Утро следующего дня застало Артура Понда за составлением плана. На столе, рядом с аккуратной стопкой денег, которые он так и не решился убрать в ящик и они остались на виду как вещественное доказательство безумия, лежал чистый блокнот и несколько лондонских автобусных расписаний, добытых с официального сайта. Атмосфера в квартире все еще распространяла флюиды прежнего порядка. Хотя, возможно, Артур лишь убеждал себя в этом после вчерашнего визита Элайзы Кембридж.