Хозяйка Кервельского замка, или Сказка для больших девочек №3

Я жалобно поморщилась.

– Ой, Люк, умолю, не разводи бурю в стакане воды, – простонала я. – Ну, подумай сам: какие у меня могли быть перспективы?! Кому нужна седая сумасшедшая принцесса?! Кроме всего прочего, еще упрямая и непокорная. Да они бы ввек мне жениха не нашли. Уверяю, они только счастливы будут сбыть меня с рук, – заверила я.

Мой волк смотрел на меня круглыми глазами.

– Мел, знаешь, что самое удивительное?! – ошеломленно выдохнул он. – Ты совершенно искренно веришь в то, что говоришь!

Я пожала плечами.

– А что, не так?

Люк закатил глаза.

– Мелисса Ок’Мена, ты – чудо природы! И тебе невозможно это доказать, но я все равно тебя обожаю, – он наклонился и чмокнул меня в нос. – Пойдем уже, неперспективная невеста.

Через полчаса Бафиус, назначенный гонцом, отбыл. А мы дружной толпой отправились к дому старосты, следуя указаниям трактирщика. Посредине довольно большой площади около колодца на высоком шесте висел рельс. Гул был слышен издалека, так что минут через десять вокруг нас собралось все местное население.

– Вы чего это здесь безобразничаете? – опасливо осведомился добротно одетый мужик, выскочивший из ближайшего дома.

Я оглянулась на свою свиту. Шестеро наемников, здоровенных ухмыляющихся парней, и Люк со своим неизменным фламбером. Да, впечатляюще. Надо как-то успокоить народ.

– Мы никому не причиним вреда. Я – Целительница, и зовут меня Мелисса. Если кому-то из вас нужна помощь, я буду рада ее оказать.

Народ недоуменно переглядывался, пожимая плечами.

– Мы про Целительниц, почитай, годков шестнадцать, как не слыхали, – почесал окладистую бороду седой дедок справа от меня. – Последней-то королева Марисса была, Кервельская знахарка. Да, как только Граница приключилась, ни слуху, ни духу оттуда.

– Нет больше Границы, – оглядывая изумленные лица, твердо заявила я. – Графство свободно, земли много, хватит на всех. Приходите, селитесь, мы будем рады.

Староста с подозрением прищурил один глаз.

– А кто это, «мы»?

Жених шагнул вперед и встал рядом со мной.

– Я – Лукас де Кервель, новый хозяин этого графства, – с достоинством представился он. – А Целительница – моя жена.

При этом слове мое сердце сладко дрогнуло. Так, стоп, что он там говорит?!

– Мы будем рады всем, кто захочет честно добывать свой хлеб, – вещал между тем новоиспеченный граф. – А вот тех, кто собирается наживаться на чужом труде, мы будем карать. Строго, но справедливо. Запомните сами и передайте другим.

Крестьяне взволнованно перешептывались, опасливо поглядывая на моего гиганта.

– Стойте-стойте, не уходите, – послышался вдруг голос откуда-то из задних рядов.

Толпа расступилась, и в образовавшемся проходе показалась молодая женщина с пятилетней девочкой на руках. Следом за ней неуверенно шел мужчина, настороженно поглядывая на нас.

– Ты, и правда, Целительница? – с безумной надеждой в глазах выдохнула селянка.

Мне хватило одного взгляда, чтобы все понять.

– Конечно, – поспешно заверила я. – У твоей дочки родовая травма, она не может ходить. Давай-ка малышку мне.

Отчаявшаяся мать протянула мне ребенка. Я отошла, села на колодезный приступок и прижала девочку к себе.

– Лежала неправильно, – посмотрела я на мать, та судорожно кивнула и зажала рот руками. – Кесарево сечение надо было делать, а ты сама рожать надумала.

Женщина молча развела руками, а слезы так и брызнули из глаз. Мужчина обнял ее за плечи, и она затряслась от рыданий, уткнувшись в его грудь.

– Тихо, ребенка не пугай, – грозным шепотом прикрикнула я на нее.

Мать обернулась и с удивлением уставилась на дочку, мирно спящую у меня на руках. Мне понадобилось минут пятнадцать, и все это время вокруг стояла благоговейная тишина.

– А вот теперь можно и разбудить, – улыбнулась я и пощекотала девочку за голую пятку. – Пора просыпаться, засоня. Петушок пропел давно.

Малышка открыла глаза, сладко потянулась, недоуменно косясь на меня, и тут обнаружила, что стала центром всеобщего внимания.

– Мамочка, что это они так на меня смотрят? – испуганно пролепетала она.

Я поставила ее на землю перед собой. Она по привычке подогнула колени, но я не позволила ей схалтурить.

– Не бойся, беги, – поддерживая ее за талию, подмигнула я.

Под изумленные «ахи» толпы, она неуверенно сделала шаг, второй, оглянулась на меня и вдруг стремглав бросилась к матери, под надежную защиту. Та подхватила ее на руки, но девчонке больше не сиделось. Она вырвалась и принялась нарезать круги вокруг остолбенело стоящего отца.

– Иветта, доченька, остановись, – надрывно причитала женщина, пытаясь поймать юркую озорницу.

– Мне тетя сказала: беги, – уворачиваясь от нее, выпалила егоза. – Ой, смотри, я и так могу, – она запрыгала на одной ножке и, наконец-то, была поймана матерью.

Тут все внимание снова обратилось на меня.

– Еще страждущие есть? – поинтересовалась я.

В конечном итоге, целительствовала я часа два. Вывихи, порезы, крапивница и даже легкое отравление. Марисса сказала истинную правду. Я не знала, что и как я делаю, но память прежних поколений подсказывала мне, направляя энергию в нужное русло. Я устало вытерла пот со лба.

– Больше на солнцепеке не работаю, – проворчала я, вставая с приступка.

Люк поддержал меня под локоть.

– Пойдем, уникальная моя, – ласково улыбнулся он. – Ехать пора.

Но у таверны пришлось ненадолго задержаться. Там нас уже поджидало семейство шустрой Иветты, которая крутилась вокруг родителей, как юла.

– Целительница, благодарю тебя, – сжимая руки перед грудью, поклонилась молодая мать. – Всю жизнь Создателю за тебя молиться буду. Спасла ты девочку нашу, на ножки поставила. Что мы можем сделать для тебя? – заглядывая мне в глаза, всхлипнула она.

– Жить дружно, растить дочку, помогать людям, – пожала я плечами, вскакивая на подведенного Люком жеребца. – Мне ничего не нужно. Просто будьте счастливы.

Отец Иветты придержал моего коня за уздечку.

– Ты сказала, что можно селиться на ваших землях, – он дождался кивка. – Сейчас не пойдем, а вот осенью, как урожай снимем, так и заявимся. Не поздно будет?

Мы с Люком переглянулись.

– В самый раз, – заверили мы хором.

И под дружный смех наемников тронулись в путь. А счастливая семейка еще долго махала нам вслед.

Видимо, целительство с непривычки отнимало слишком много сил потому, что уже через полчаса я начала клевать носом. Люк сначала обеспокоенно посматривал на мои потуги держаться ровнее, потом не выдержал и пересадил меня к себе. Я прижалась щекой к широкой груди, и под мерный стук его сердца быстро задремала.

– Одно солнце садится, другому пора вставать, – теплое дыхание Люка защекотало мне шею.

Я сладко потянулась, оглядываясь по сторонам. Оказалось, мы приехали. День подходил к своему финалу, еще час и на землю опустятся глубокие летние сумерки. Наемники, добродушно посмеиваясь, заводили лошадей в конюшню постоялого двора. Люк спрыгнул с коня и осторожно, как хрустальную вазу, поставил меня на землю.

– Как ты себя чувствуешь? – обеспокоенно заглянул он мне в лицо.

Я прислушалась к внутренним новостям.

– Смутно, – не смогла определиться я. – Но спать больше пока не хочу. О, хочу есть!

Люк понимающе кивнул, передал поводья конюху и за руку повел меня в таверну. Наш эскорт уже облюбовал себе очень удобный стол у дальнего окна. Договорившись о комнатах и заказав ужин, мы принялись неспешно обсуждать прошедший день. Вернее, наемники любопытные, как мальчишки, пристали ко мне с вопросами.

– Мелисса, тебя можно спрашивать о целительском Даре? – деликатно начал Актиус, подбадриваемый взглядами остальных.

Я пожала плечами.

– Попробуй. Если я не захочу отвечать, так прямо и скажу.

Командир переглянулся с друзьями.

– Всех людей лечить одинаково? Ну, например, моя ключица и ножки этой Иветты для тебя одно и то же?

Я на миг задумалась, потом покачала головой.

– Нет, конечно. Ее лечить было значительно сложнее. Я сейчас объясню, – остановила я его жестом. – Видишь ли, твое тело четко помнит себя без этой травмы. Как двигалась рука, как играли мускулы, как разворачивалось плечо. А я просто помогла твоему организму вспомнить те времена, подтолкнула своей памятью твою. Восстановила утраченное и вложила немного силы. Понимаешь? – наемник задумчиво кивнул. – А с малышкой все иначе. Ее тело никогда не умело ходить. Она только видела, как это делают другие, и мечтала об этом. Пришлось поделиться воспоминаниями и силой.

Актиус пристально смотрел мне в глаза.

– Поделилась со мной, с ребятами, – он показал рукой на молчащих друзей, – потом с этой крохой и ее односельчанами. Мелисса, как можно так растрачиваться? Ты же себе ничего не оставишь! – нахмурился он, взглядом ища поддержки у соратников, те согласно закивали.

Я успокаивающе улыбнулась, оглядывая встревоженных вояк. Они так искренне переживали за меня, что пришлось проглотить комок, прежде чем ответить.

– Спасибо за заботу, но это и есть мое предназначение, – сказала я. – Не беспокойтесь, со мной все хорошо.

– Ага, «хорошо», – передразнил Актиус. – После такого лечения чуть с коня не свалилась.

Я благодарно погладила Люка по руке.

– Это с непривычки, – призналась я. – Так и должно быть. Мой организм постепенно настроится на подобные нагрузки и перестанет так реагировать. Это только кажется, что я пытаюсь поднять груз не по силам. А на самом деле, это как с песчаными мешочками. Чем дольше держишь, тем больнее мышцам, зато сильнее руки.

Наемники удивленно переглянулись.

– Значит, это правда, что меч у тебя не для красоты?! – спросил самый молодой из них, Фотиус.

Я усмехнулась, а Люк страдальчески свел брови к переносице.

– Мел, может, не надо?! – простонал он.

Я похлопала его по плечу.

– Не бойся, все останутся живы-здоровы, я себе не враг, лечи их потом. Да и мне самой надо размяться. Эй, трактирщик, если через четверть часа наш кабанчик не будет на столе, его место займешь ты! – весело крикнула я, вставая, и жестом поманила свиту за собой.

Посмеиваясь и, подталкивая друг друга, вся компания высыпала во двор. Было еще достаточно светло, и любопытные постояльцы приникли к окошкам, но выйти никто не решился. Наемники выстроились передо мной в шеренгу.

– Ребята, у нас минут десять, поэтому давайте так, вы меня окружаете и пытаетесь не выпустить из круга, – хитренько прищурилась я. – Как только я окажусь снаружи, бой окончен.

Парни в который раз переглянулись и уставились на Актиуса.

– Обнажать мечи против принцессы крови – это государственная измена, – помрачнел командир наемников.

Я закатила глаза.

– Во-первых, вы не «против», вы «вместе», а во-вторых, как иначе вы сможете убедиться, что я ношу заплечные ножны не ради бахвальства?! Или прикажешь гномьим мечом петрушку шинковать?! – ехидно фыркнула я. – Ну, давайте уже, кабанчик стынет.

Они все-таки решились, расходясь веером и обнажая оружие. И в этот момент я посмотрела на Люка. Глаза его наливались тьмой.

– Милый, я тебя умоляю, держи себя в руках, – мягко попросила я.

Он глубоко вдохнул и закрыл глаза, потом на выдохе открыл их. Его прозрачно-льдистый взгляд был полон укора.

– Ты же прекрасно знаешь, что со мной все будет хорошо, – улыбнулась я и развернулась на месте, проверяя расположение противников. – Ну, что, начнем?!

Я выхватила меч и кинжал. Да, застоялась немножко кровь. Первую минуту мне пришлось изрядно покружиться, приседая и подпрыгивая. Потом я вошла в ритм и даже стала получать удовольствие от этого танца. Тут я мельком заметила, как напряжен Люк, и поняла, что просто издеваюсь над ним. Совесть впилась в меня акульими зубами. Я проскользнула меж двух мечей и с разбегу запрыгнула ему на руки.

– Прости, – прошептала я ему в ухо.

Он чуть плотнее прижал меня к себе, и молча поставил на землю.

– Ау, бойцы! – позвала я недоуменно оглядывающихся парней. – Я тут! Ну, что, вопрос закрыт?!

Они смотрели на меня, как на неземное чудо. Самолюбию это, конечно, льстило, но от этого становилось еще тяжелее на душе, мне было безумно стыдно перед Люком. Будто я играла на его боли. Да, никаких «будто», так и есть!

– Пойдемте ужинать, – ровным голосом предложил мой волк, протягивая мне руку.

Я судорожно вцепилась в нее. От стыда и вины я не смела поднять глаз. Наемники, восхищенно обсуждая поединок, направились за нами.

– Думаю, наша спутница еще не полностью восстановила силы, – уводя меня по лестнице на второй этаж, объяснил им Люк.

– Да, мне пора прилечь, – натужно улыбнулась я, помахав им рукой.

Закрыв за собой дверь, я подошла к стоящему спиной жениху.

– Люк, – постучала я костяшками пальцев в его спину.

– Занято, – дернул он плечом.

Я обошла его и встала напротив. Он старательно смотрел в окно.

– Я поступила гадко, – звенящим голосом признала я. – Но я так больше не буду.

Я отступила еще на два шага и, опустившись на кровать, уткнулась лицом в ладони. Он, как всегда, бесшумно оказался рядом, присел на корточки передо мной и отвел мои руки от лица.

– Мел, посмотри на меня, – тихо попросил он.

От его теплого бархатного голоса мне стало еще больнее, и я, зажмурившись, покачала головой.

– Милая, пожалуйста, – настаивал он.

Его великодушие просто добивало меня, но сил сопротивляться уже не было. Глаза Люка были полны сочувствия и понимания.

– Солнце, я же чувствую твое раскаяние, – улыбнулся он. – И не сержусь, правда-правда. Ведь и я расстраивал тебя, помнишь?! По глупости, не желая того. А ты, даже не зная, как я переживаю, прощала меня. Давай, я принесу ужин сюда, тебе обязательно надо поесть, – предложил он.

Я кивнула и совсем не по-королевски шмыгнула носом.

– Неси, – всхлипнула я. – Если там что-то еще осталось.

А потом мы сидели рядом, и Люк осторожно расплетал мою косу.

– Знаешь, у тебя не волосы, а серебряное кружево, – прошептал он мне на ухо. – Это очень красиво. И я рад, что ты больше не носишь свою красную шляпу. Так лучше.

Я запрокинула голову и посмотрела в его глаза.

– Люк, как я раньше жила без тебя?!

Он притворно задумался.

– Плохо жила, – согласился он. – Безответственно. Ничего, теперь все под контролем.

Я фыркнула и тут мне в голову стрельнула мысль.

– Постой, – отстранилась я. – Если ты ощущаешь мои эмоции, значит, когда я лечу людей, ты… – я не закончила, закусывая нижнюю губу.

Он нежно погладил меня по щеке.

– Нет, увы, – расстроено покачал он головой. – Я ничем не могу тебе помочь. Я чувствую только твою усталость. Это твой крест, и я не могу подставить свое плечо.

Успокоенная я вернулась в его объятья.

– Вот и хорошо. Главное: ты рядом.

Я не подглядывала за ним, когда он обращался в волка. Я закрыла глаза и уснула. Но я знала: он тут, потому что мне было спокойно и тепло.

Глава 14. Тринадцатое июня.

Ночью мне стало зябко, видимо, организм потерял слишком много энергии, и все никак не мог восстановиться. Я поежилась, натягивая одеяло, и шаря рукой в поисках своей «грелки». Пусто. Я расстроено застонала. Но тут кровать жалобно скрипнула, принимая немалый вес, и меня обняли горячие ласковые руки.

– Спи, милая, я здесь, – прошептал знакомый голос.

Я расслабленно вздохнула и положила голову ему на грудь. Ого! Мало того, что Люк был человеком, он был без рубашки. Его гладкая нежная кожа умопомрачительно пахла. Пребывая в полусне, я доверчиво потерлась об нее щекой, высвободила руку из-под легкого одеяла и обняла его за шею. У меня и мысли не возникло: приставать к нему. Просто хотелось тепла и защиты. Его руки покрепче прижали меня, и он глубоко вздохнул. Я отключилась.

Проснулась я прекрасно отдохнувшей, сладко потянулась и обнаружила, что в постели я снова одна. Солнечные лучи ярко освещали комнату. Люк сидел на стуле, надевая сапоги.

– О! Кажется, я проспала все самое интересное, – натягивая одеяло на плечи, хихикнула я.

Конечно, на мне была рубашка до колен, но под его взглядом я почему-то почувствовала себя раздетой.

– Зато я не проспал, – хрипло ответил он и прокашлялся.

В его голосе звучал какой-то намек. Я порылась в памяти. Ничего. В чем тогда дело?!

– Люк, что произошло ночью? Я помню, что просыпалась, тебя рядом не было. Потом ты пришел, и я снова уснула.

Я пытливо рассматривала жениха. Интересно, как ему удается выглядеть одновременно таким смущенным и таким счастливым?!

– Ну, в общем, все так и было, – подходя и усаживаясь напротив, заверил он.

Я молча нахмурилась. Люк покорно вздохнул и протянул мне руку. Я, придерживая одеяло одной рукой, подала ему вторую.

– Ты поцеловала меня, – мягко произнес он. – Вот сюда.

Он приложил мою ладонь к своей левой груди.

– В самое сердце. И след твоего поцелуя до сих пор горит на моей коже, – чуть слышно прошептал он.

Я вспыхнула до корней волос. Люк отнял мою руку от своей груди и прижал к губам.

– Солнце, не смущайся, ты же почти спала в этот момент. Но я на седьмом небе от счастья, что и во сне ты меня любишь.

Я состроила сконфуженную гримасу.

– Единственное, что я помню: ты потрясающе пах. А еще было уютно и тепло.

Оборотень нежно улыбнулся и поднялся с кровати, отпуская мою руку.

– Вставать пора, милая. Ребята ждут. И умоляю, будь поосторожнее со своей энергией. Тебя всю ночь трясло, я потому в человека и обернулся, лапами держать неудобно было, – он погладил меня по макушке и вышел.

Я схватилась руками за щеки. Ой-ей-ей! Я вспомнила, какой гладкой и нежной была его кожа под моей щекой, а этот дурманящий аромат… Так, стоп! Он же сейчас все это чувствует. Я постаралась успокоиться и думать о другом. Получилось, правда, не сразу. Но пока я одевалась, умывалась и плела косу, все встало на свои места. Ну, поцеловала я Люка, и что?! Мой жених, что хочу, то и делаю. С таким настроением я и спустилась вниз. Парни дружно меня поприветствовали, а Люк тут же усадил рядом с собой. После завтрака мы дружной толпой отправились к колодцу в центре села. И повторилась вчерашняя сцена. Сначала крестьяне отнеслись к нам недоверчиво, но после того, как я за десять минут срастила сломанную руку у сынишки старосты, болящие повалили гурьбой. Хорошо, что я с самого начала потребовала место под навесом, иначе бы точно спеклась. Мы уже собирались уходить, когда ко мне подошел крестьянин средних лет, сбитый, опрятно одетый мужик.

– Прости, Целительница, дело у меня к тебе, – скованно проговорил он. – Жена у меня болеет. Третий месяц не встает. Может, посмотришь?

В его глазах стояла невысказанная мольба.

– Конечно, – кивнула я. – Веди.

Мы дошли до противоположного края села. Наемники остались во дворе, а мы с Люком поднялись на крыльцо вслед за хозяином. В доме было небогато, но чисто. Две девочки, восьми и шести лет, настороженно посверкивали глазками из-за очага. Их мать, молодая еще женщина, лежала на кровати у окна. Ее милое осунувшееся лицо было спокойно, она спала. Ровное, но неглубокое дыхание едва приподнимало грудь, словно кто-то положил на нее тяжелый камень.

Меня передернуло от гнева. Люк удивленно заглянул мне в глаза, и я успокаивающе сжала его руку.

– Она не больна, – повернулась я к удрученному отцу семейства. – Тут другое. Ну-ка, пойдем.

Мы вышли на крыльцо. Вправо, к соседскому дому вился едва заметный темный дымок, но видела его только я.

– Кто там живет? – указала я рукой.

Мужик удивленно покосился на меня.

– Старая Шаритта, знахарка местная, – ответил он.

Я скрестила руки на груди.

– Одна?

– Нет, к ней дочь недавно вернулась. Лет десять где-то пропадала. А тут заявилась, – пожал он плечами. – А зачем тебе Равелла? Она-то здесь причем?

Я с сожалением покачала головой. Мужчины!

– Вы здесь подождите, – распорядилась я.

Вставшие, было, воины снова присели на чурбачки возле поленницы. А я потянула Люка за собой. У соседнего дома я остановилась.

– Извини, милый, дальше я одна. Это «между нами, девочками», понимаешь?! – я виновато погладила его по руке. – Потом объясню, ладно?!

Я без стука вошла в дом. Повсюду с потолка свисали пучки трав, и свежесобранные, и давно сухие. Воздух был насыщен их ароматами настолько, что тяжело было дышать. Но еще больше угнетала аура. Ненависть, злоба, зависть серой пылью покрывали все вокруг. Две женщины, молодая и старая, сидящие за столом, подозрительно уставились на меня. Я подошла к небольшому окошку и распахнула его.

– Шаритта и Равелла, я полагаю?! – голос мой был строг.

Старшая настороженно кивнула, а младшая брезгливо поморщилась.

– А ты, стало быть, та «Целительница», что на площади сегодня фокусничала?! – она произнесла мое звание издевательски, ерничая.

Если она думала меня разозлить, то просчиталась.

– Ну, так не всем же порчу наводить, кому-то и лечить надо, – спокойно ответила я, опираясь на подоконник. – Зачем вы это сделали?

Лицо Равеллы было на удивление гармоничным, но лютая злоба в глазах делала его безобразным. Было видно, как темная суть корчится внутри ее ауры.

– Он – мой, понимаешь, мой. И всегда был моим! – выкрикнула Равелла, цепляясь за край стола. – Как она посмела забрать его у меня?!

Я пожала плечами.

– Ты сбежала десять лет назад. Попытать счастья на чужой стороне, но ничего не вышло. Ты вернулась. И чего ты ожидала?! Что друг детства все эти годы простоял на дороге, высматривая тебя вдали?! То есть, у тебя была своя жизнь: успехи, неудачи, победы, поражения. А у него, так, пустота?! Ожидание тебя, единственной?! Да и с чего ты взяла, что была для него таковой?! – я склонила голову к плечу. – Что, с другим не получилось, вспомнила о том, кого бросила?!

Видимо, я все угадала правильно, потому что Равелла вскочила с явным намерением броситься ко мне, но мать резким толчком усадила ее обратно.

– Помни, с кем говоришь, дуреха! – рявкнула она дочери и, прищурясь, посмотрела на меня. – Чего ты хочешь, Целительница?!

Я задумчиво рассматривала ауру этой когда-то бесспорно красивой женщины. Обманутая, брошенная, ненавидящая всех вокруг, кроме единственной дочери. Да она была только счастлива, когда вернувшаяся беглянка попросила ее приворожить прежнюю симпатию. Но приворот его не взял, тогда настала очередь «разлучницы».

– Сними порчу и поклянись впредь этого не делать, – сурово потребовала я.

Равелла ошеломленно глядела на мать, похоже, ей было в диковинку, что кто-то смеет диктовать Шаритте условия.

– А то, что? – скривилась молодуха.

Я ухмыльнулась.

– Согласно действующему законодательству, порча попадает под статью «о нанесении особо тяжкого вреда здоровью». И карается смертью. «Через повешенье или сожжение на усмотрение хозяина местных земель», – процитировала я.

Мать и дочь переглянулись.

– Это земли короля. А до столицы далеко. Пока суд да дело, – насмешливо протянула Равелла, незаметно, как ей казалось, поигрывая пальцами возле рукояти ножа.

Шаритта треснула дочь по руке, и я одобрительно кивнула.

– Твоя мать недобрая, но умная женщина, – спокойно констатировала я. – И в отличие от тебя сообразила: кто я.

– И кто же? – испепеляя меня ненавидящим взглядом, прошипела молодица.

– Принцесса рода Ок’Мена, – насмешливо представилась я. – Так что это и мои земли. И я имею полное право вершить на них правосудие.

Старая ведьма уперлась в меня тяжелым взглядом.

– А что мне мешает нарушить свое обещание потом, когда тебя здесь не будет?! – прищурясь, хмыкнула она.

– Совесть, которую я разбудила в твоей душе, – заговорчески подмигнула я ей. – Она слишком долго спала, бедняжка. Пора бы ей поработать, – сладко улыбнулась я.

Шаритта ошарашено прижала руки к груди, глаза ее забегали, из горла вырвался стон.

– Мама, что с тобой? – испуганно затеребила ее Равелла.

– Тоже самое, что и с тобой, – сурово вынесла я ей приговор. – Ты замыслила против воли привязать к себе человека, в рабство его обратить. И ради этого не побрезговала убийством. Детей осиротить – тебе пустяком показалось, лишь бы желаемое получить.

Лицо молодой женщины перекосилось от ненависти.

– А меня кто-нибудь пожалел?! – сдавленно прорычала она. – Когда лихие разбойники в лесу ограбили, еле удрала от них, снасильничать не успели. А в столице хозяин трактира каждым куском хлеба попрекал, когда подавальщицей работала. Мало того, сыночек его жениться обещал, да попользовался и бросил. Никто мне не помог, никто не пожалел. С чего тогда мне-то добренькой быть?!

Я неприязненно смотрела на нее.

– Захвалила тебя матушка в детстве, – поморщилась я. – Ты ведь, наверное, думала: вот как в столицу заявлюсь, так все двери передо мной и откроются, все высшее общество знакомство за честь почитать будет, король к воротам выйдет встречать. Так, что ли?! Ты уж, извини, но в каждом селе своя красавица-Равелла имеется, а королевство у нас большое, не набегаешься к воротам. А если ты что-то о себе возомнила, так это благодаря любви материнской, да увереньям ее в твоей неотразимости. Люди-то чем виноваты?! Что дел своих не бросили, чтобы хороводы вокруг тебя водить?! Вот и получается, сама ты в мир большой ушла, похвалиться собой хотела, никто тебя не гнал, а теперь виноватых ищешь, – фыркнула я.