Домби и сын

Былъ темный холодный осенній вечеръ, и капитанъ приказалъ развести огонь въ маленькой гостиной, которая теперь, больше чѣмъ когда-либо, походила на корабельную каюту. Крупныя дождевыя капли стучали въ окна, и вѣтеръ дулъ пронзительно вокругъ магазина. Капитанъ взобрался на кровлю спальни своего стараго друга для атмосферическихь наблюденій, и сердце его болѣзненно сжималось, когда онъ прислушивался къ завыванію бури. Настоящій ураганъ не могъ, конечно, имѣть прямого отношенія къ судьбѣ бѣднаго Вальтера: если Провидѣніе предопредѣлило ему погибнуть, то, безъ сомнѣнія, онъ погибъ уже давно. Капитанъ зналъ это, и тѣмъ не менѣе, завывающій вѣтеръ заглушалъ его послѣднія надежды.

Буря между тѣмъ свирѣпствовала съ удвоенной силой, и капитанъ напрасно искалъ вокругъ себя предмета, когорый успокоилъ бы его. Окружающая перспектива не представляла ничего отраднаго. Въ грязныхъ ящикахъ подъ его ногами голуби Точильщика ворковали какимъ-то зловѣщимъ тономъ. Деревянный мичманъ, съ телескопомъ на глазу, едва видимый съ улицы, визжалъ и стоналъ на своей заржавѣвшей петлѣ, и пронзительный вѣтеръ, какою-то злобною шуткой, тормошилъ его безъ пощады. Холодныя дождевыя капли на синемъ камзолѣ капитана сверкали какъ стальныя бусы, и самъ онъ едва могъ держаться въ наклонномъ положеніи сѣвернаго вѣтра, который каждое мгновеніе грозилъ столкнуть его съ перилъ и перебросить на каменную мостовую. Если оставалась въ этотъ вечеръ какая-нибудь живая надежда, – думалъ капитанъ, ухватившись обѣими руками за лощеную шляпу, – ее, конечно, надобно искать не на улицѣ, и на этомъ основаніи, сдѣлавъ отчаянный жестъ, онъ отправился за надеждой въ спокойную каюту.

Медленно и тихо спустился капитанъ въ маленькую гостиную и, усѣвщись въ креслахъ передъ каминомъ, искалъ надежду въ разведенномъ огнѣ, но не находилъ, хотя огонь горѣлъ ярко. Онъ взялъ табакъ, раскурилъ трубку, пустилъ на воздухъ густые клубы дыму, но и въ его кольцахъ не видѣлось ничего, похожаго на якорь надежды. Онъ сдѣлалъ стаканъ грогу, но и тамъ, на днѣ этого кладезя, выставлялась истина съ печальнымъ лицомъ, и капитанъ не кончилъ стакана. Два, три раза онъ прошелся по магазину, отыскивая надежду между инструментами, но инструменты, дѣлая безжалостныя вычисленія, краснорѣчиво и упорно говорили, что надежда погибла на днѣ моря.

Буря свирѣпѣла съ необыкновеннымъ неистовствомъ, и пронзительный вѣтеръ не умолкалъ ни на минуту. Деревянный мичманъ стоялъ теперь на прилавкѣ. Капитанъ, осушая его своими рукавами, погрузился въ грустное раздумье. Сколько лѣтъ, думалъ онъ, этотъ офицеръ былъ свидѣтелемъ тихихъ радостей и безмятежнаго спокойствія въ этомъ богоспасаемомъ пріютѣ! Проходили мѣсяцы, годы, десятки годовъ, и не было здѣсь никакихъ или почти никакихъ перемѣнъ; a потомъ вдругъ въ одинъ, почти въ одинъ день, все перевернулось вверхъ дномъ, и нѣтъ болѣе слѣдовъ счастливой жизни! Куда дѣвалось это общество маленькой гостиной, радушное, веселое, счастливое настоящимъ и еще болѣе будущимъ? въ прахъ разсѣялось оно, и не соберетъ его человѣческая сила. Куда дѣвались слушатели торжественной оды о любовныхъ похожденіяхъ капитанской дочки? Нѣтъ ихъ, и бѣдный пѣвецъ, круглый сирота среди милліона людей, ни для кого въ мірѣ не станетъ пѣть теперь эту балладу, и для свѣта погибнутъ навсегда эти высокіе мотивы, которыхъ никто и никогда не воспроизведетъ вѣрнѣе и эффектнѣе Куттля. Куда сокрылось теперь ясное лицо Вальтера Гэя? – Здѣсь капитанъ перенесъ свои рукава отъ мичманскаго мундира на собственныя щеки. Фамильный парикъ и пуговицы дяди Соля канули въ бездну вѣчности; Ричардъ Виттингтонъ полетѣлъ къ чорту; всѣ планы и проекты, въ связи съ деревяннымъ мичманомъ, лежатъ въ дрейфѣ, среди океана, безъ мачты и руля.

Такъ разсуждалъ капитанъ, поглаживая юнаго мичмана, отчасти въ забытьи, отчасти лаская его какъ стараго знакомца. Робъ, сидя на прилавкѣ, смотрѣлъ во всѣ широкіе глаза на своего хозяина и пятьсотъ разъ спрашивалъ себя, отчего y него такая безпокойная совѣсть? Нѣтъ сомнѣнія, думалъ Робинъ, много убійствъ лежитъ на этой душѣ, и зарѣзанныя жертвы не даютъ ей покоя. Внезапный стукъ въ дверь пробудилъ обоихъ мыслителей отъ нравственнаго усыпленія.

– Что такое? – спросилъ капитанъ тихимъ голосомъ.

– Кто-то стучится въ дверь, капитанъ.

Встревоженный капитанъ немедленно прокрался на цыпочкахъ въ гостиную и поспѣшно заперся на ключъ. Робинъ имѣлъ предписаніе встрѣтить посѣтителя на порогѣ, если бы онъ оказался въ женскомъ платьѣ; но такъ какъ стучавшая фигура прииадлежала, очевидно, къ мужскому полу, то Благотворительный Точильщикъ отворилъ дверь, и молодой джентльменъ, щегольски одѣтый, проворно вбѣжалъ въ магазинъ, довольный тѣмъ, что укрывается, наконецъ, отъ проливного дождя.

– Чортъ побери! шутить тутъ нечего: работа Борджесъ и компаніи, – проговорилъ вбѣжавшій джентльменъ, съ состраданіемъ осматривая свои панталоны, запачканные брызгами и грязью. – О, какъ ваше здоровье, м-ръ Гильсъ?

Привѣтствіе относилось^къ капитану, который теперь выплывалъ изъ гостиной, стараясь показать, но весьма неудачно, что выходитъ оттуда случайно.

– Благодарю васъ, – продолжалъ джентльменъ, не дожидаясь отвѣта, – я, слава Богу, совершенно здоровъ, и премного вамъ обязанъ. Мое имя – Тутсъ.

Капитанъ припомнилъ, что видѣлъ этого джентльмена въ церкви во время свадьбы, и сдѣлалъ ему поклонъ. М-ръ Тутсъ отвѣчалъ любезной улыбкой, но тутъ же пришелъ въ крайнее замѣшательство и, не зная, что дѣлать, ухватилъ капитанскую руку и пожималъ ее очень долго; затѣмъ, опять не зная, что дѣлать, схватилъ руку Точильщика и пожималъ ее самымъ дружескимъ образомъ.

– Ну такъ видите ли, м-ръ Гильсъ, если вамъ угодно, – началъ опомнившійся Тутсъ, – я пришелъ съ вами поговорить отъ имени Д. О. М., вы, разумѣется, знаете?

Капиганъ, сохраняя таинственный видъ, немедленно махнулъ крюкомъ въ маленькую гостиную, куда и послѣдовалъ за нимъ м-ръ Тутсъ.

– О, прошу извинить, совсѣмъ забылъ, – проговорилъ Тутсъ, между тѣмъ какъ капитанъ усаживался подлѣ камина, – вамъ не случалось слышать о Лапчатомъ Гусѣ, м-ръ Гильсъ?

– О какомъ гусѣ?

– О Лапчатомъ, м-ръ Гильсъ. Не знакомы ли вы съ нимъ?

Капитанъ отрицательно покачалъ головой. М-ръ Тутсъ объяснилъ, что упомянутый джентльментъ извѣстенъ во всей Англіи своимъ необыкновеннымъ искусствомъ, и есть тотъ знаменитый боксеръ, который опрокинулъ на повалъ шропшейрскаго силача. Но и это истолкованіе, по-видимому, не вразумило капитана.

– A вотъ онъ стоитъ на мостовой, если вамъ угодно, м-ръ Гильсъ. Вѣдь я съ нимъ пришелъ. Да ничего, пусть себѣ стоитъ; авось не промокнетъ!

– Сейчасъ прикажу его позвать, – сказалъ капитанъ.

– Ну, если вы такъ добры, что позволите ему посидѣть въ магазинѣ съ вашимъ молодымъ человѣкомъ, такъ оно, конечно, я очень радъ, потому что, видите ли, ему надобно беречь свои кости, a погода не совсѣмъ хороша. Въ костяхъ y него вся сила, м-ръ Гильсъ. Я кликну его самъ: онъ мигомъ явится.

М-ръ Тутсъ, выбѣжавъ къ дверямъ, послалъ на воздухъ соловьиный свистъ, и немедленно за этимъ сигналомъ вошелъ въ комнату стоическій джентльментъ въ косматой бѣлой бекеши, съ короткими волосами, со сплюснутымъ носомъ и значительной лысиной на головѣ.

– Садитесь-ка, Гусь, – сказалъ м-ръ Тутсъ.

Послушный Гусь выплюнулъ частицу соломы, ко торой онъ себя угощалъ, и забралъ въ ротъ остатокъ этого же лакомства.

– A не мѣшало бы теперь этакъ забористую порцію шнапсу, господа, какъ вы думаете? – возгласилъ Гусь, не обращаясь ни къ кому въ особенности. – Погода, что называется, демонская, и меня, съ вашего позволенія, промочило до костей.

Капитанъ поспѣшилъ подать рюмку рому.

– За ваше здоровье, господа! – возгласилъ, Гусь, закинувъ голову назадъ и выливая въ себя живительную влагу, какъ въ пустую бочку.

М-ръ Тутсъ и капитанъ вошли опять въ гостиную и заняли свои мѣста передъ каминомъ.

– М-ръ Гильсъ…

– Стой! – заревѣл› капиганъ. – Мое имя Куттль.

М-ръ Тутсъ былъ приведенъ въ величайшій испугъ; между тѣмъ капитанъ скороговоркой продолжалъ:

– Капитанъ Куттль мое имя, Англія моя родина, здѣсь мѣсто жительства, и да благословенъ будетъ Ботъ отцевъ нашихъ нынѣ и присно и во вѣки. Отыскать въ книгѣ Іова и положить закладку.

– О, неужели я не могу видѣть м-ра Гильса? неужели?…

– Если бы вы, молодой джентльменъ, – выразительно началъ капитанъ, положивъ свою увѣсистую руку на колѣни м-ра Тутса, – могли увидѣть старика Соля, замѣтьте это, собственными глазами, какъ сидите теперь здѣсь, замѣтьте это, приходъ вашъ доставилъ бы мнѣ больше отрады, чѣмъ попутный вѣтеръ для корабля въ штилѣ. Но вамъ нельзя видѣть Соломона Гильса. A почему нельзя вамъ видѣть Соломона Гильса? – продолжалъ капитанъ, замѣчая по лицу джентльмена глубокое впечатлѣніе, произведенное на его душу, – потому что онъ невидимъ.

Озадаченный м-ръ Тутсъ имѣлъ намѣреніе замѣтить, что это ничего, но тутъ же опомнился и, поправляя себя, воскликнулъ:

– О, Господи, твоя воля!

– Да, воля Господня, конечно, его святая воля, a старика Соля все-таки не видать намъ съ вами, какъ своихъ ушей. Онъ поручилъ мнѣ письменнымъ документомъ хранить и опекать всѣ его вещи, и хотя мы жили съ нимъ душа въ душу, какъ единоутробные братья, a все-таки я не больше вашего знаю, куда онъ ушелъ и зачѣмъ онъ ушелъ. Можетъ онъ, ищетъ племянника, a можетъ, давнымъ давно свернулъ себѣ шею. Въ одно утро на разсвѣтѣ бултыхнулъ онъ черезъ бортъ – и поминай какъ звали! Я искалъ его на водѣ и на землѣ, смотрѣлъ, прислушивался, щупалъ – сгинулъ старикъ Соломонъ, и нѣтъ мнѣ покою съ того самого часа ни днемъ, ни ночью. Такъ-то, молодой человѣкъ!

– Но миссъ Домби… ахъ, Боже мой, миссъ Домби не знаетъ… – началъ м-ръ Тутсъ.

– Зачѣмъ же и знать ей? – говорилъ капитанъ, понизивъ голосъ. – Я спрашиваю васъ, какъ чувствительнаго молодого человѣка, зачѣмъ и знать ей эти вещи, если нѣтъ въ нихъ никакой надежды? Она была привязана къ Солю – милое созданіе – привязана нѣжно, искренно, великодушно и… зачѣмъ объ этомъ распространяться? вы знаете ее сами.

– Надѣюсь, что знаю, – пробормоталъ м-ръ Тутсъ, покраснѣвъ до ушей.

– И вы теперь отъ нея?

– Надѣюсь, что такъ.

– Послѣ этого мнѣ остается только замѣтить, что вы знаете ангела и посланы сюда ангеломъ.

М-ръ Тутсъ мгновенно схватилъ руки капитана и началъ нредлагать къ его услугамъ свою пламенную дружбу.

– Клянусь честью, господинъ капитанъ, вы премного меня обяжете, если станете искать моего знакомства. Я готовъ съ вами подружиться хоть сейчасъ. У меня нѣтъ друзей, капитанъ, ей Богу нѣтъ. Маленькій Домби былъ моимъ другомъ въ блимбергскомъ пансіонѣ, былъ бы и теперь, если бы не умеръ. Лапчатый Гусь, – м-ръ Тутсъ продолжалъ шепотомъ – превосходенъ по своей части, и голова, что называется. съ мозгомъ, какъ всѣ говорятъ, гораздъ на всѣ руки, a если присмотришься хорошенько, да подумаешь попристальнѣе, и выходитъ, что все не то. Да, капитанъ, вы правы: она ангелъ. Если есть ангелъ на землѣ, такъ это миссъ Домби. Я всегда такъ думалъ. Ей-Богу, капитанъ, постарайтесь, пожалуйста, завязать со мной знакомство, вы премного меня обяжете.

Капитанъ принялъ предложеніе учтивымъ образомъ, но покамѣстъ еще не рѣшался заключить тѣснѣйшаго союза.

– Посмотримъ, поглядимъ, – говорилъ Куттль, – a между тѣмъ скажите-ка, молодой человѣкъ, какому случаю я обязань честью вашего визита?

– Какъ бы это объяснить вамъ, капитанъ? Я, изволите видѣть… то есть, я, собственно говоря, пришелъ сюда по порученію той молодой женщины… Ну, знаете, я думаю, Сусанной зовутъ.

Капитанъ утвердительно кивнулъ головою, и лицо его приняло весьма серьезное выраженіе, изъ котораго явствовало, насколько онъ уважалъ эту молодую женщину.

– Я, если хотите, разкажу вамъ по порядку все, какъ было. Вы, я полагаю, слыхали, что я частенько захожу къ миссъ Домби. То есть оно не то, чтобы нарочно, вы понимаете, но всегда приходится такъ, что я очень часто бываю въ тѣхъ краяхъ; ну, a какъ скоро попаду туда, такъ и думаю себѣ, почему не зайти къ миссъ Домби, почему? а?

– Конечно, – замѣтилъ капитанъ.

– Да, да, вы угадали, капитанъ. Вотъ я позавтракалъ сегодня, да и пошелъ туда, пошелъ да и пришелъ. Почему не прійти, а?

– Конечно, конечно.

– Такъ-таки и пришелъ. Ей-Богу, капитанъ, провались я сквозь землю, если миссъ Домби не была нынѣшнее утро настоящимъ ангеломъ. Вообразить этого нельзя, – надо видѣть собственными глазами.

Капитанъ сдѣлалъ многозначительный жестъ, который долженъ былъ означать: кому другому нельзя, a для меня эти вещи ясны, какъ день.

– И вотъ, капитанъ, когда я собрался домой, молодая женщина совершенно неожиданно возьми меня, да и потащи въ чуланъ.

Въ это мгновеніе лицо капитана приняло самое строгое выраженіе, и онъ, повернувшись на своихъ креслахъ, бросилъ на молодого человѣка угрожающій взоръ.

– Зачѣмъ бы, думаю себѣ, она притащила меня въ чуланъ? Лишь только я заикнулся объ этомъ спросить, она вынула изъ-за пазухи вотъ эту газету, вынула и говоритъ: "Я, дескать, м-ръ Тутсъ, спрятала этотъ листокъ отъ миссъ Домби, потому что, говоритъ, здѣсь писано кое-что, говоритъ, о томъ, кого я и миссъ Домби знавали", говоритъ. Потомъ она и прочти мнѣ одно мѣсто въ этомъ листкѣ. Очень хорошо. Потомъ говоритъ… что бишь она говоритъ? Дайте подумать, капитанъ. Я мигомъ вспомню.

Сосредоточивъ на этомъ пунктѣ умственныя силы, м-ръ Тутсъ нечаянно взглянулъ на капитана и былъ такъ пораженъ безпокойнымъ выраженіемъ этого лица, что его затрудненіе иродолжать нить прерваннаго разсказа возросло до послѣдней степени.

– Охъ! – воскликнулъ м-ръ Тутсъ послѣ непродолжительнаго размышленія. – О! а! Нашелъ, нашелъ! "Надѣюсь, говоритъ, что все это, можетъ быть, и неправда, a все-таки, говоритъ, нечего заранѣе пугать миссъ Домби. Потрудитесь, говоритъ, м-ръ Тутсъ, зайти къ м-ру Соломону Гильсу, инструментальному мастеру, который, говоритъ, живетъ тамъ-то и тамъ-то, и спросите, говоритъ, какъ онъ думаетъ объ этихъ вещахъ и не провѣдалъ ли онъ еще что-нибудь въ Сити. Если онъ, говоритъ, самъ не можетъ говорить съ вами, такъ найдите, говоритъ, капитана Куттля; онъ объяснитъ все". A вотъ и кстати! – воскликнулъ м-ръ Тутсъ, какъ будто внезапное открытіе озарило его. – Вы теперь знаете все. А?

Капитанъ взглянулъ на газету въ рукѣ м-ра Тутса, и дыханіе его ускорилось необыкновеннымъ образомъ.

– Ну, a сюда пришелъ я довольно поздно потому, что сначала мнѣ нужно было съѣздить въ загородную рощу верстъ за пятнадцать, гдѣ, вы знаете, растетъ отмѣнная травка, которой, видите ли, нужно было нарвать для канарейки миссъ Домби. Зато ужъ послѣ я прямо и бросился сюда. Вотъ я и здѣсь. Вы, я думаю, читали этотъ листокъ, капитанъ Куттль?

Капитанъ отрицательно покачалъ головой. Онъ уже давненько не бралъ въ руки газетъ изъ опасенія наткнуться на длинное объявленіе м-съ Макъ Стингеръ о его побѣгѣ.

– Хотите, я вамъ прочту? – спросилъ м-ръ Тутсъ.

Капитанъ подалъ утвердительный знакъ, и м-ръ Тутсъ началъ читать слѣдующее корабельное извѣстіе:

"Соутгэмптонъ. Корабль "Вызовъ на бой", шкиперъ Генрихъ Джемсъ, прибывшій сегодня въ нашу гавань съ грузомъ сахара, кофе и рому, извѣщаетъ, что, будучи въ шестой день своего обратнаго плаванія изъ Ямайки заштилеванъ подъ"… ну, вы знаете, подъ такой-то и такой-то широтой, – сказалъ м-ръ Тутсъ послѣ безполезнаго покушенія разгадать смыслъ таинственныхъ фигуръ.

– Впередъ, впередъ, дружище! – воскликнулъ капитанъ, ударяя со всего размаху кулакомъ по столу.

– "Широтой и долготой" – такой-то и такой-то, вы знаете, – "замѣтилъ за полчаса передъ солнечнымъ закатомъ обломки корабля, стоявшаго въ дрейфѣ на разстояніи мили. Такъ какъ погода стояла тихая, продолжать плаваніе было невозможио, то «Вызовъ» спустилъ лодку съ приказаніемъ собрать свѣдѣнія объ участи несчастнаго судна. Оказалось, что то былъ англійскій корабль, вмѣщавшій груза до пятисотъ тоннъ и почти совершенно уничтоженный крушеніемъ. Мачты были сломаны, главныя снасти были повреждены, но корма уцѣлѣла, и на ней ясно было можно разобрать слова: "Сынъ и Н***". На обломкахъ не замѣтили никакихъ слѣдовъ мертваго тѣла. Вечеромъ, при попутномъ вѣтрѣ, «Вызовъ» продолжалъ плаваніе и потерялъ изъ виду погибшій корабль. Нѣтъ никакого сомнѣнія, что теперь навсегда приведены въ ясность догадки о судьбѣ пропавшаго безъ вѣсти корабля "Сынъ и Наслѣдникъ", вышедшаго изъ Лондона по направленію къ острову Барбадосу: онъ погибъ окончательно въ послѣднюю бурю со всѣмъ экипажемъ, и ни одна душа не уцѣлѣла".

Вплоть до настоящей минуты капитанъ, подобно всякому смертному въ этомъ положеніи, отнюдь не подозрѣвалъ, какъ много надежды таилось въ его растерзанномъ сердцѣ; но теперь надъ нимъ разразился роковой ударъ смерти. Въ продолженіе чтенія и минуты двѣ послѣ онъ неподвижно сидѣлъ, какъ истуканъ, обративъ окаменѣлый взоръ на м-ра Тутса. Потомъ онъ вдругъ сдѣлалъ движеніе, схватилъ лощеную шляпу, которая въ честь посѣтителя лежала на столѣ, обратился къ нему спиной и прислонился головою къ камину.

– О, Творецъ небесный! – воскликнулъ м-ръ Тутсъ, растроганный до глубины души неожиданной грустью капитана, – какія ужасныя страсти на этомъ треклятомъ свѣтѣ! Всегда кто-нибудь умираетъ или попадается впросакъ, и нѣтъ конца и счету всѣмъ этимъ ужасамъ. Вотъ тебѣ и раздольный свѣтъ, нечего сказать! Стоитъ послѣ этого одѣваться y Борджеса, покупать лошадей и убирать квартиру! Да я бы плюнулъ на свое наслѣдство, если бы заранѣе зналъ да вѣдалъ всѣ эти вещи! Хуже, чортъ побери, чѣмъ y Блимбера.

Капитанъ, не перемѣняя положенія, сдѣлалъ знакъ своему гостю, чтобы тотъ о немъ не безпокоился; потомъ, надвинувъ шляпу до ушей и выступая впередъ, онъ зарыдалъ:

– О, Вальтеръ, милый Вальтеръ, прощай! дитя мое, отрокъ мой, юноша прекрасный, я любилъ тебя! Ты не отъ плоти моей и не отъ крови моей, бѣдный Вальтеръ, но все, что чувствуетъ отецъ, теряя сына, чувствую теперь я, лишаясь своего милаго Вальтера. A почему? потому, что здѣсь въ одной потерѣ цѣлыя дюжины потерь. Гдѣ этотъ юный школьникъ съ розовымъ личикомъ и курчавыми волосами, который бывало каждую недѣлю приходилъ въ эту гостиную, игривый и веселый, какъ Божья птичка? Погибъ вмѣстѣ съ Вальтеромъ. Гдѣ этотъ свѣжій мальчикъ, который стыдился. и краснѣлъ, какъ маковъ цвѣтъ, когда мы дразнили его прекраснымъ женихомъ нашей ненаглядной голубицы? Погибъ вмѣстѣ съ Вальтеромъ. Гдѣ этотъ бѣдный, огненный юноша, который ухаживалъ, какъ нянька, за бѣднымъ старикомъ и никогда не заботился о себѣ? Погибъ вмѣстѣ съ Вальтеромъ. О да, о да! не одинъ здѣсь Вальтеръ, a цѣлыя дюжины, и всѣхъ ихъ я любилъ, и всѣ они уцѣпились за одного Вальтера, который потонулъ, и я тону вмѣстѣ съ ними, тону, тону!

М-ръ Тутсъ сидѣлъ молча, перевертывая на ко лѣняхъ газету съ возможною осторожностью.

– Соломонъ, Соломонъ! о бѣдный б_е_з_п_л_е_м_я_н_н_ы_й старикъ Соломонъ! куда ты скрылся, куда отлетѣлъ? Тебя оставили на мои руки, и послѣднія слова его были: "Береги моего дядю!" Что же сталось съ тобой, Соломонъ? Какую мысль скрывалъ ты въ своей душѣ, когда хитрилъ передъ старымъ другомъ и обманывалъ своего Неда Куттля? Что теперь скажу я твоему племяннику, который смотритъ на меня съ высоты неба и спрашиваетъ о тебѣ? Соль Гильсъ! Соль Гильсъ! – продолжалъ капитанъ, слегка качая головой, – попадись тебѣ эта газета на чужбинѣ, тамъ, гдѣ никто не знаетъ милаго Вальтера, гдѣ не съ кѣмъ промолвить о немъ словечка, тебя, мой другъ, накренитъ до затылка, и пойдешь ты ко дну съ руками и ногами!

Испустивъ глубокій вздохъ, капитанъ обратился, наконецъ, къ м-ру Тутсу, совсѣмъ забытому во время этой іереміады.

– Вы должны, мой другъ, сказать молодой женщинѣ откровенно, что роковое извѣстіе справедливо. Объ этихъ вещахъ не сочиняютъ романовъ. Объявленіе внесено въ корабельный журналъ, a это самая правдивая книга, какую только можетъ написать человеѣкъ. Завтра поутру, пожалуй я отправлюсь на развѣдки, только это ни къ чему доброму не поведетъ. Потрудитесь завернуть ко мнѣ передъ обѣдомъ: я сообшу вамъ все, что услышу; но скажите молодой женщинѣ именемъ Куттля, что все погибло, все!

И капитанъ, скинувъ лощеную шляпу, вьтнуль оттуда карманный платокъ, вытеръ свою посѣдѣвшую голову и опять всунулъ платокъ съ равнодушіемъ глубокаго отчаянія.

– О, увѣряю васъ, капитанъ, – сказалъ м-ръ Тутсъ, – я въ совершенномъ отчаяніи, Ей-Богу, правда, хотя я не былъ знакомъ съ этимъ молодымъ человѣкомъ. Какъ вы думаете, миссъ Домби будетъ очень печальна, капитанъ Гильсъ… то есть м-ръ Куттль?

– Господи, помилуй! – воскликнулъ капитанъ, очевидно изумленный невинностью м-ръ Тутса, – да когда она была не выше вотъ этого, они уже были влюблены другъ въ друга, какъ нѣжные голубки.

– Неужто! – воскликнулъ м-ръ Тутсъ.

– Они были сотворены другъ для друга, – продолжалъ капитанъ печально, – да что въ этомъ толку теперь?

– Клянусь честью, капитанъ, я теперь даже больше въ отчаяніи, чѣмъ прежде. Вы знаете, я рѣшительно обожаю миссъ Домби, я… я… я съ ума схожу, такъ-таки просто и схожу…

Несчастный м-ръ Тутсъ исповѣдался съ величайшей энергіей, и жесты, которые онъ дѣлалъ, ручались за искренность его чувствъ.

– Но на какого дьявола всѣ эти чувства, если бы я не былъ огорченъ несчастьемъ миссъ Домби, какая бы ни была его причина. Моя страсть, капитанъ Гильсъ, безкорыстная страсть, вы знаете. Это страсть, м-ръ Куттль… да что тутъ толковать! Если бы для удовольствія миссъ Домби нужно было подкатиться подъ колеса кареты, или броситься съ пятаго этажа, или повѣситься на перекресткѣ, или что-нибудь въ этомъ родѣ, Ей-Богу, капитанъ Гильсъ, я бы мигомъ все это сдѣлалъ и считалъ бы себя счастливѣйшим ь человѣкомъ.

Все это, однако, было произнесено съ натугой и вполголоса для предупрежденія ревнивыхъ ушей Лапчатаго Гуся, который не слишкомъ жаловалъ сердечныя изліянія. При такомъ усиліи подавить взволнованныя чувства, м-ръ Тутсъ раскраснѣлся до самыхъ ушей, и его особа представила глазамъ капитаиа самое трогательное зрѣлище безкорыстной любви. Въ знакъ искренняго сочувствія, добрый капитанъ иогладилъ своего гостя по спинѣ и совѣтовалъ не унывать.

– Благодарю васъ, капитанъ Гильсъ, благодарю, это очень любезно съ вашей стороны утѣшать горемыку, когда тоска обуяла васъ самихъ еще, можетъ, больше моего. Премного вамъ обязанъ, м-ръ Гильсъ. У меня, какъ я уже говорилъ, рѣшительно нѣтъ друга, и я чрезвычайно радъ, что познакомился съ вами. При всемъ богатствѣ – a я очень богатъ, – продолжалъ м-ръ Тутсъ энергическимъ тономъ, – вы не можете представить, какая я бѣдная скотина. Ротозѣи думаютъ, что я очень счастливъ, когда видятъ меня съ Лапчатымъ Гусемъ и другими знакомыми особами; a я, что называется, хуже всякой собаки. Я тоскую, капитанъ Гильсъ, день и ночь тоскую по миссъ Домби. Меня отбило отъ ѣды, a портной ужъ и на умъ не идетъ. Часто я плачу, какъ ребенокъ, когда сижу одинъ на диванѣ. Увѣряю васъ, мнѣ очень пріятно будетъ зайти къ намъ завтра поутру. если хотите, я буду пожалуй заходить къ вамъ по пятидесяти разъ въ сутки.

Съ этими словами м-ръ Тутсъ дружески пожалъ капитанскую руку и, подавивъ, сколько было можно, внутреннее волненіе, вышелъ изъ гостиной въ магазинъ, гдѣ дожидался его знаменитый боксеръ, Лапчатый Гусь, готовый ревновать ко всякому постороннему вліянію надъ своимъ питомцемъ, искоса и даже сердито посмотрѣлъ на капитана, когда тотъ прощался съ м-ромъ Тутсомъ, однако, ничѣмъ болѣе не обнаружилъ своего недоброжелательства и безмолвно вышелъ изъ дверей, оставивъ въ необыкновенномъ восторгѣ Робина, который цѣлыхъ полчаса имѣлъ высокую честь сидѣть съ глазу на глазъ съ великимъ побѣдителемъ шропшейрскаго силача.

Уже давно Точильщикъ храпѣлъ въ мертвую голову подъ прилавкомъ, a капитанъ все еще сидѣлъ y камина и смотрѣлъ на догоравшій огонь. Истлѣлъ огонь и превратился въ золу, но капитанъ не отошелъ отъ каминной рѣшетки, и думы, одна другой мрачнѣе, толпами носились передъ его умственнымъ взоромъ. Наконецъ, онъ удалился въ спальню старика Соля, но и тамъ ни на одно мгновенье не оставили его мрачныя мысли: капитанъ оставилъ постель съ разсвѣтомъ, задумчивый и грустный.

Какъ скоро отворились конторы въ Сити, капитанъ направилъ свои шаги по направленію къ фирмѣ Домби и Сына. Окна деревяннаго мичмана этимъ утромъ не освѣщались: Робъ, по приказанію капитана, не отворялъ ставней, и домъ по виду своему превратился въ жилище смерти.

Случилось такъ, что м-ръ Каркеръ прибылъ въ контору въ то самое время, когда капитанъ подошелъ къ дверямъ.

Не отвѣчая ничего на привѣтствіе главнаго приказчика, Куттль съ важнымъ видомъ послѣдовалъ за нимъ въ его кабинетъ.

– Что скажете, капитанъ Куттль? – началъ м-ръ Каркеръ, скидая шляпу и занимая свое обыкновенное мѣсто передъ каминомъ. – Говорите скорѣе: y насъ сегодня бездна хлопотъ.

– Читали вы, сэръ, вчерашнее объявленіе въ газетахъ? – спросилъ капитанъ.

– Читалъ. У нась все приведено въ ясности. Объявленіе подробко и точно. Подписчики должны потерпѣть значительный уронъ. Мы очень жалѣемъ. Что дѣлать? такова жизнь!