Домби и сын

– Кой чортъ! – говорилъ майоръ Багстокъ. – И странна, и дика, и люта, какъ будто съ цѣпи сорвалась! Ну, да знаемъ мы васъ, сударь мой! Кого другого, a насъ не проведутъ. Экія штуки!.. Однако-жъ матушка, кажется, не шутя поссорилась съ дочкой. Какой бѣсъ перемутилъ ихъ? Странно! A пара, сударь мой, хоть куда, славная пара! Эдиѳь Грэйнджеръ и Домби вычеканены другъ для друга. Безпардонныя головушки! Пусть ихъ! Мы за побѣдителя!

При этихъ заключительныхъ словахъ, произнесенныхъ уже слишкомъ громко и даже съ нѣкоторымъ остервенѣніемъ, несчастный туземецъ пріостановился и оглянулся назадъ, думая, что требуютъ его услуги. Взбѣшенный до послѣдней степени такимъ нарушеніемъ субординаціи, майоръ немедленно направилъ свою палку въ ребра беззащитнаго раба и, начавъ такимъ образомъ, продолжалъ во всю дорогу давать ему энергическіе толчки вплоть до самой гостиницы.

Еще большая ярость обуяла майора передъ обѣдомъ, когда онъ началъ одѣваться. Въ это время на чернаго раба градомъ полетѣли сапоги, головныя щетки и другіе болѣе или менѣе упругіе предметы, попадавшіеся подъ руку его грознаго властелина. Майоръ хвалился тѣмъ, что туземецъ его пріученъ слушаться военной команды и подвергался за нарушеніе ея исправительнымъ наказаніямъ всякаго рода. Сверхъ того горемычный туземецъ былъ чѣмъ-то вродѣ лѣкарственнаго отвода противъ подагры, хирагры и другихъ лютыхъ недуговъ, удручавшихъ тучное тѣло и грѣшную душу его господина, который, казалось, за это только и платилъ ему ничтожное жалованье.

Припадокъ ярости теперь, какъ и всегда, сопровождался безчисленными энергическими эпитетами, которые мелкой дробью летѣли на курчавую голову безотвѣтнаго раба. Наконецъ, майоръ кое-какъ одѣлся, причесался, подтянулъ галстукъ, и, находя себя въ удовлетворительномъ видѣ, спустился въ столовую для оживленія Домби и его "правой руки".

Домби еще не явился, но м-ръ Каркеръ сидѣлъ въ столовой и при видѣ майора поспѣшилъ выставить напоказъ всѣ свои зубныя сокровища.

– Ну сэръ, – сказалъ майоръ, – какъ провели вы время съ той поры, какъ я имѣлъ счастье съ вами познакомиться? Много вы гуляли?

– Съ полчаса, не болѣе, – отвѣчалъ Каркеръ. – Мы все время были ужасно заняты.

– Коммерческими дѣлами?

– Да, и коммерческими, и всякой всячиной. Ну, да это скучная исторія, a вотъ что, майоръ: я вижу васъ почти первый разъ, никогда не зналъ васъ и не слыхалъ о васъ, a между тѣмъ чувствую къ вамъ непобѣдимое влеченіе. Случай странный и рѣшительно небывалый со мною. Вообще я воспитанъ въ такой школѣ, гдѣ всего менѣе пріучишься быть откровеннымъ; вамъ, напротивъ, я готовъ высказать всю душу.

– Вы дѣлаете мнѣ честь, сэръ. Можете вполнѣ положиться на старика Джоя.

– Такъ знаете ли что? я не нашелъ моего друга, или, правильнѣе, н_a_ш_е_г_о друга…

– То есть, м-ра Домби? Что-жъ за бѣда? Теперь вы имѣете дѣло со мною, a это все равно. Передъ вами старикъ Джозефъ Багстокъ. Вы меня видите.

– Я понимаю, – отвѣчалъ Каркеръ, – что имѣю удовольствіе видѣть почтеннаго майора и говорить съ нимъ.

– Ну такъ, сэръ, поймите же хорошенько майора Багстока. Это такого рода человѣкъ, который готовъ за Домби пойти въ огонь и въ воду.

– Я въ этомъ нисколько не сомнѣваюсь, – отвѣчалъ Каркеръ съ любезной улыбкой. – Я хотѣлъ сказать, майоръ, что нашъ общій другъ сегодня далеко не такъ внимателенъ къ дѣламъ, какъ обыкновенно.

– Неужто?

– Да, онъ немножко разсѣянъ, задумчивъ, и мысли его бродятъ Богъ знаетъ гдѣ.

– Такъ вотъ оно какія вещи! – воскликнулъ восторженный майоръ. – Мысли его, м-ръ Каркеръ, должно быть, вертятся около одной леди, съ вашего позволенія.

– Право? a я думалъ, давеча вы шутили, когда намекнули объ этомъ. Я знаю, военные люди…

– Веселый народъ, сорванцы, такъ, что ли? – перебилъ майоръ, задыхаясь отъ лошадинаго кашля. Потомъ онъ взялъ м-ра Каркера за пуговицу и, нагнувшись надъ его ухомъ, безъ перерыва пробормоталъ слѣдующія лаконическія сентенціи:

– Женщина, сэръ, красоты необыкновенной. Вдовушка, сэръ, породы первѣйшаго сорта. Птичка залетная, сэръ, съ золотыми крылышками. Домби влюбленъ по уши, она тоже. У ней красота, кровь, талантъ; y Домби куча золота. Лучшей пары не прибрать. Но все это пока между нами, – продолжалъ майоръ, заслышавъ шаги м-ра Домби. – Ни слова больше. Завтра вы ее увидите и будете въ состояніи судить сами.

Прошептавъ заключительную фразу, мойоръ откашлялся, перевелъ духъ и спокойно усѣлся за столомъ въ ожиданіи обѣда. Должно замѣтить, майоръ Багстокъ, какъ и нѣкоторыя другія благородныя животныя, особенно выставлялъ себя съ выгодной стороны во время корма. На этотъ разъ онъ сіялъ блистательнѣйшимъ свѣтомъ за однимъ концемъ стола, тогда какъ за другимъ м-ръ Домби бросалъ яркій свѣтъ на м-ра Каркера.

За первыми блюдами майоръ обыкновенно хранилъ молчаніе. Туземецъ стоялъ позади и, слѣдуя безмолвнымъ указаніямъ, вынималъ изъ судка хранилища разныхъ жидкостей и орошалъ ими яства своего владыки. Сверхъ того черный рабъ запасался къ этому времени особенными пряностями, которыми майоръ ежедневно прижигалъ свою внутренность независимо отъ спиртуозныхъ напитковъ, окончательно возбуждавшихъ его вдохновеніе. Но теперь майоръ и безъ этихъ средствъ, даже съ перваго блюда, почувствовалъ въ себѣ необыкновенную наклонность къ остроумію, и его юмористическій талантъ нашелъ для себя неисчерпаемый источникъ въ интересномъ положеніи м-ра Домби. Подмигнувъ два, три раза м-ру Каркеру, майоръ открылъ бесѣду такимъ образомъ:

– Домби, вы ничего не кушаете. Что съ вами?

– Ничего, майоръ, покорно благодарю. Сегодня y меня нѣтъ аппетита.

– Куда-жъ дѣвался вашъ аппетитъ, Домби? а? Не оставили ли вы его гдѣ-нибудь этакъ… y нашихъ знакомокъ, напримѣръ? И y нихъ тоже нѣтъ аппетита, бѣдняжки! За одну, по крайней мѣрѣ, я готовъ ручаться, что она – не скажу которая – сегодня вовсе и не завтракала.

Тутъ майоръ, подмигнувъ м-ру Каркеру, расшутился до такой степени, что усердный рабъ, не дожидаясь команды, счелъ за нужное поколотить своего владыку по спинѣ, иначе тотъ, вѣроятно, исчезъ бы подъ столомъ.

За послѣдней сценой пріятельскаго обѣда, когда туземецъ съ приличнымъ эффектомъ приготовился разливать первую бутылку шампанскаго, юморъ храбраго воина проявился во всемъ блескѣ.

– Полнѣй, мерзавецъ, полнѣй, съ краями наравнѣ! – заголосилъ майоръ, подставляя бокалъ. – М-ру Каркеру съ краями наравнѣ! М-ру Домби съ краями наравнѣ! Господа, сей кубокъ въ честь и славу богини, сіяющей въ неприступномъ свѣтѣ могущества и красоты! Имя этой богини – Эдиѳь! Да здравствуетъ Эдиѳь!

– Да здравствуетъ богиня Эдиѳь! – повторилъ Каркеръ, улыбаясь наиочаровательнѣйшимъ образомъ.

– Пьемъ за здоровье Эдиѳи, – сказалъ м-ръ Домби.

Вошли оффиціанты съ новыми блюдами. Майоръ принялъ серьезный тонъ и, нагибаясь къ Каркеру, приложилъ палецъ, къ губамъ:

– Между нами, сэръ, можно шутить и говорить серьезно, но передъ этими скотами не должно профанировать священнаго имени. Старый Джо не компрометируетъ никого. Господа, ни слова больше, пока здѣсь эта сволочь!

Это было очень почтительно и деликатно со стороны майора. Такъ и понялъ его м-ръ Домби. Хотя намеки храбраго воина приводили его въ нѣкоторое затрудненіе, но онъ не сдѣлалъ ни малѣйшаго возраженія и, казалось, благосклонно принималъ его шутки. Быть можетъ, майоръ былъ сегодня поутру довольно близокъ къ истинѣ, когда объявилъ м-съ Скьютонъ, что великій человѣкъ, конечно, не захочетъ изъ гордости говорить о завѣтныхъ планахъ своему первому министру, но желаетъ однако-жъ, чтобы тотъ окольными путями былъ посвященъ въ его тайны.

Остроуміе майора не ограничилось только лукавыми намеками на интересное положеніе м-ра Домби. Передъ нимъ былъ теперь благосклонный слушатель, беззаботный весельчакъ и такого рода человѣкъ, котораго онъ послѣ не разъ называлъ чертовски смышленымъ и пріятнымъ малымъ. На этомъ законномъ основаніи, какъ скоро убрали со стола, майоръ далъ полный разгулъ своему геройскому духу и пустился въ безконечные разсказы о полковыхъ шашняхъ и гусарскихъ продѣлкахъ, отъ которыхъ надрывался со смѣху м-ръ Каркеръ, встрѣтившій какъ онъ говорилъ – истинно или притворно – первый разъ въ жизни такого неистощимаго юмориста. М-ръ Домби между тѣмъ величаво смотрѣлъ черезъ накрахмаленный галстукъ какъ владѣлецъ майора или какъ степенный содержатель звѣринца, передъ которымъ его добрый медвѣдь выплясываетъ уморительные танцы на потѣху глазѣющей толпы.

Наконецъ, когда майоръ совсѣмъ ужъ сталъ задыхаться и охрипъ отъ чрезмѣрнаго напряженія желудка, горла и умственныхъ способностей, собесѣдники вышли изъ-за стола и взяли по чашкѣ кофе, послѣ чего майоръ, почти безъ всякой надежды на утвердительный отвѣтъ, спросилъ м-ра Каркера, играетъ ли онъ въ пикетъ.

– Немножко маракую, – отвѣчалъ Каркеръ.

– И въ триктракъ играете?

– И въ триктракъ.

– Каркеръ, я полагаю, играетъ во всѣ игры, и хорошо играетъ, – замѣтилъ м-ръ Домби, разваливаясь на софѣ, какъ деревянный истуканъ безъ кожи и костей.

Дѣйствительно, м-ръ Каркеръ сыгралъ и въ пикетъ, и въ триктракъ съ такимъ совершенствомъ, что майоръ въ крайнемъ изумленіи вытаращилъ свои раковые глаза и объявилъ, что даже y нихъ въ полку немного такихъ игроковъ.

– Да ужъ не играете ли вы и въ шахматы, м-ръ Каркеръ? – спросилъ майоръ.

– Играю немножко, – отвѣчалъ Каркеръ. – Случалось даже и выигрывалъ, но это была шалость. Теперь, я думаю, совсѣмъ разучился.

– Чортъ побери! Да вы, какъ вижу, вовсе не подъ пару вашему командиру. Домби совсѣмъ не играетъ.

– О, м-ръ Домби совсѣмъ другая статья! – возразилъ главный приказчикъ. – Еще бы сталъ онъ терять драгоцвнное время на такіе пустяки! Такому человѣку, какъ я, играть еще можно, мнѣ, пожалуй, и пригодится какая-нибудь игра. Но м-ру Домби…

Можетъ быть, это было просто слѣдствіемъ неправильнаго устройства широкаго рта, только въ эту минуту м-ръ Каркеръ чрезвычайно походилъ на огрызающуюся собаку, готовую вцѣпиться своими клыками въ руку, которая ее ласкала. Но майоръ не дѣлалъ такихь соображеній, a м-ръ Домби съ полузакрытыми глазами лежалъ на софѣ во все время игры, продолжавшейся далеко за полночь.

Состязаніе между игроками окончилось совершенной побѣдой правой руки м-ра Домби. При всемъ томъ м-ръ Каркеръ и майоръ остались въ этотъ вечеръ наилучшими друзьями, и, когда главный приказчикъ отправился спать, майоръ, въ знакъ особеннаго вниманія, приказалъ туземцу свѣтить ему по коридору вплоть до самой спальни. Кончивъ экстраординарную обязанность, черный рабъ раздѣлъ своего господина и немедленно развалился самъ на полу y его ногъ на соломенномъ матрасѣ, такъ какъ другой постели не смѣлъ имѣть человѣкъ, низведенный цивилизованнымъ европейцемъ на степень обезьяны…

Было, вѣроятно, какое-то пятно на зеркалѣ въ комнатѣ м-ра Каркера, но оно отражало въ эту ночь человѣка, которому мерещились въ его сонныхъ видѣніяхъ толпы людей, валявшихся y его ногъ, точь въ точь, какъ бѣдный туземецъ – y ногъ майора. И гордо шагалъ м-ръ Каркеръ черезъ головы этихъ людей, пробивая себѣ путь впередъ и впередъ!

Глава XXVII

Быть тутъ чуду

Прекрасное лѣтнее утро. М-ръ Каркеръ поднялся съ постели вмѣстѣ съ жаворонкомъ и отправился гулять. Онъ шагалъ медленно и осторожно, и мысль его, далекая отъ небесной лазури, устремлялась прямо и мѣтко къ земному гнѣзду, облѣпленному толстыми слоями грязи. Никакая птица не исчезала въ воздухѣ съ такой быстротой отъ человѣческаго глаза, какъ мысли Каркера, невидимыя и непроницаемыя для смертнаго наблюдателя. Онъ въ совершенствѣ управлялъ своимъ лицомъ по произволу, и наблюдатель съ нѣкоторою ясностью могъ только сказать, что м-ръ Каркеръ улыбается или размышляетъ. Теперь онъ размышлялъ. По мѣрѣ того, какъ жаворонокъ уносился къ облакамъ, м-ръ Каркеръ глубоко ниспадалъ въ область мысли, и чѣмъ громче и яснѣе раздавалась утренняя трель пернатаго музыканта, тѣмъ важнѣе и мрачнѣе становилась дума нашего глубокаго мыслителя. Наконецъ, когда жаворонокъ, заливаясь потокомъ беззаботной пѣсни, стремглавъ спустился на землю и впорхнулъ въ зеленые колосья волнистой пшеницы, м-ръ Каркеръ вдругъ пробудился отъ размышленія, и лицо его мгновенно озарилось яркой улыбкой, какъ будто передъ нимъ стояли многочисленные наблюдатели, которыхъ нужно было задобрить въ свою пользу. И уже улыбка не сходила болѣе съ этого лица.

Сознавая важность первыхъ впечатлѣній, м-ръ Каркеръ одѣлся въ это утро съ особенною тщательностью. Въ его костюмѣ, правда, обнаруживалась и теперь нѣкоторая чопорность въ подражаніе особѣ великаго командира, однако-жъ онъ, быть можетъ, первый разъ значительно отступилъ отъ манеры м-ра Домби насчетъ высочайшаго, туго накрахмаленнаго галстука, потому что онъ зналъ, какъ это смѣшно, и потому еще, что м-ръ Домби долженъ былъ передъ чужими людьми увидѣть въ этой перемѣнѣ новую деликатность подчиненнаго, который такъ хорошо понималъ огромное разстояніе отъ своего начальника. Впрочемъ въ другихъ статьяхъ туалета м-ръ Каркеръ теперь, какъ и всегда, былъ довольно вѣрной копіей своего ледяного патрона.

Долго гулялъ м-ръ Каркеръ въ веселомъ расположеніи духа по зеленымъ лугамъ и густымъ аллеямъ, порхая, какъ мотылекъ, между деревьями. За полчаса передъ завтракомъ, онъ вернулся назадъ и сказалъ довольно громко. "Взглянемъ теперь на вторую м-съ Домби".

Эти слова были произнесены въ живописной загородной рощѣ, гдѣ мѣстами разбросаны были скамейки для желающихъ присѣсть. Многочисленной публики здѣсь никогда не было, a теперь, въ утренніе часы, м-ръ Каркеръ полагалъ, что кромѣ его въ этомъ мѣстѣ нѣтъ ни одной души. Поэтому онъ не торопился и бродилъ между густыми деревьями съ разсѣяннымъ видомъ человѣка, y котораго есть еще лишнихъ минутъ десять.

Но м-ръ Каркеръ ошибся. Проходя мимо одного дерева съ толстой корой, похожей на шкуру носорога, онъ совсѣмъ неожиданно увидѣлъ на одной изъ скамеекъ фигуру молодой прекрасной леди въ простомъ, но изящномъ нарядѣ. Ея гордые черные глаза были обращены въ землю, и во всей ея позѣ выражалась страсть или внутренняя борьба съ самой собой. Грудь ея волновалась, губы дрожали, слезы негодованія текли по щекамъ, и прекрасная ножка упиралась въ дернъ такимъ образомъ, какъ будто она хотѣла превратить его въ прахъ. Быстрый взглядъ Каркера, обращенный на даму, въ одно мгновеніе охватилъ ее съ ногъ до головы. Завидѣвъ незнакомца, прекрасная леди встала и пошла впередъ съ такимъ видомъ, который уже ничего не выражалъ кромѣ усталости и гордаго презрѣнія ко всему на свѣтѣ.

Но не одинъ Каркеръ наблюдалъ прекрасную даму. Недалеко отъ нея торчала на такой же кочкѣ грязная безобразная старушенка въ гадкихъ лохмотьяхъ, похожая на одну изъ тѣхъ безчисленныхъ бродягъ, которыя, таскаясь по всѣмъ захолустьямъ, просятъ милостыню, воруютъ, починяютъ старую посуду, продаютъ корзинки изъ тростника и всѣмъ надоѣдаютъ предложеніемъ разныхъ отвратительныхъ услугъ. Она какъ будто выкарабкалась изъ земли и вдругъ очутилась передъ лицомъ гуляющей леди, загородивъ ей дорогу.

– Хотите, погадаю вамъ, моя красотка, – сказала старуха, чавкая челюстями, какъ будто мертвая голова насильно порывалась выскочить изъ своей желтой шкуры.

– Я знаю свою судьбу, – отвѣчала леди.

– Знаешь, барыня, да не совсѣмъ. Много ты гадала, да не разгадала. Вижу тебя насквозь, моя красотка. Дай серебряную монету, и я скажу тебѣ всю правду истинную. Богатства на твоемъ лицѣ, ухъ, какія богатства!

– Знаю безъ тебя, – возразила леди, проходя мимо старухи съ мрачной улыбкой и гордымъ шагомъ. – Я знала это впередъ.

– Такъ ты ничего не хочешь дать? – завопила старуха. – Ни одного пенни за всю свою судьбу! такъ послушай же, спесивая красавица: сколько ты дашь, чтобы я н_е пророчила тебѣ твоей судьбы? дай же что-нибудь или я всю подноготную закричу тебѣ вслѣдъ!

Въ эту минуту м-ръ Каркеръ, прокравшись изъ-за деревьевъ, очутился подлѣ красавицы, снялъ передъ нею шляпу и приказалъ старухѣ замолчать. Леди поблагодарила его легкимъ наклоненіемъ головы и пошла своей дорогой.

– Ну, такъ дай же ты мнѣ что-нибудь, чопорный молодецъ, не то я буду кричать за нею вслѣдъ, – завизжала старуха, порываясь впередъ изъ-за Каркера, загородившаго дорогу, – или послушай, молодецъ, дай мнѣ что-нибудь: я т_е_б_ѣ скажу ея судьбу!

– Мнѣ? что же ты скажешь? – возразилъ Каркеръ, опуская руку въ карманъ.

– Да, тебѣ, молодецъ. Я знаю всю подноготную.

– Говори же: кто эта прекрасная дама? – спросилъ Каркеръ, бросивъ ей шиллингъ.

Чавкая какъ вѣдьма, собравшаяся на шабашъ, старуха подняла шиллингъ и, усѣвшись на кочкѣ подлѣ стараго дерева, вынула изъ своей шляпы коротенькую черную трубку, зажгла спичку и молча начала курить, выпучивъ опухшіе глаза на вопрошателя.

М-ръ Каркеръ засмѣялся и отошелъ прочь.

– Слушай же, молодецъ, – закричала старуха, – сынъ умеръ, дочь жива. Одна жена умерла, другая наклевывается. Ступай, познакомься съ нею!

Каркеръ, по невольному движенію, оглянулся на задъ и остановился. Старуха принялась сосать чубукъ съ особенною жадностью, какъ будто выгоняла изъ трубки бѣса, который ей прислуживалъ. Потомъ она указала пальцемъ въ ту сторону, куда шелъ Каркеръ, и засмѣялась.

– Что ты бормочешь, старая вѣдьма? – спросилъ онъ.

Старуха зачмокала и зачавкала еще сильнѣе, но не отвѣчала ничего. Пожелавъ ей на прощаньи тысячу чертей, м-ръ Каркеръ пошелъ своей дорогой, но, преодолѣваемый сильнымъ любопытствомъ, оглянулся еще разъ черезъ плечо. Старуха, сидѣвшая на прежней кочкѣ подлѣ стараго дерева, опять указала пальцемъ впередъ и опять провизжала:

– Ступай, познакомься съ нею.

Приготовленія къ парадному завтраку въ "Королевской гостиницѣ" были приведены къ желанному концу. М-ръ Домби и майоръ сидѣли въ столовой въ ожиданіи дамъ. Къ нимъ присоединился и м-ръ Каркеръ, совершившій утреннюю прогулку. Аппетитъ, очевидно, бралъ перевѣсъ надъ нѣжной страстью м-ра Домби, который однако-жъ былъ величавъ и холоденъ какъ всегда, но майоръ Багстокъ горячился и бурлилъ въ порывахъ сильнаго раздраженія. Наконецъ, черный рабъ отворилъ дверь и, послѣ нѣкоторой паузы, вплыла въ комнату совершенно цвѣтущая, но не совершенно молодая леди, одѣтая со всею роскошью модной красавицы большого свѣта.

– Любезный м-ръ Домби, – сказала леди, – боюсь, не опоздали ли мы. Эдиѳь выходила сегодня докончить одинъ изъ своихъ рисунковъ, и я принуждена была ее ждать. Здравствуйте, майоръ, – продолжала м-съ Скьютонъ, протягивая ему перегнутый мизинецъ, – какъ ваше здоровье, фальшивое созданье?

– М-съ Скьютонъ, – началъ м-ръ Домби, – позвольте представить вамъ пріятеля моего Каркера. Кажется, я имѣлъ честь говорить вамъ о м-рѣ Каркерѣ.

М-ръ Домби сдѣлалъ особенное удареніе на словѣ пріятеля, показывая, быть можетъ, безсознательно, что главный приказчикъ удостаивается такого титула по особенному случаю.

– Я заранѣе прихожу въ восторгъ отъ вашего друга, – отвѣчала м-съ Скьютонъ, дѣлая очаровательный книксенъ.

М-ръ Каркеръ тоже, разумѣется, не помнилъ себя отъ восторга. Неизвѣстно, увеличился ли бы этотъ восторгъ, если бы м-съ Скьютонъ, какъ сначала онъ подумалъ, была Эдиѳь, предметъ торжественныхъ тостовъ вчерашняго вечера.

– Да гдѣ же, наконецъ, Эдиѳь, – воскликнула м-съ Скьютонъ, оглядываясь вокругъ. – Она все еще y дверей приказываетъ Витерсу вставить въ рамки свои новые рисунки. Любезный м-ръ Домби, будьте такъ добры…

Но любезный м-ръ Домби уже отправился на поиски. Черезъ минуту онъ воротился подъ руку съ прекрасной леди, въ которой Каркеръ тотчасъ же узналъ утреннюю незнакомку, сидѣвшую подъ липами на скамейкѣ.

– Каркеръ, – началъ м-ръ Домби, но тутъ же остановился съ величайшимъ изумленіемъ, такъ какъ было ясно, что его рекомендація безполезна. Эдиѳь и Каркеръ были уже знакомы.

– Этотъ джентльменъ, – сказала Эдиѳь съ величественнымъ поклономъ, – только что сейчась освободилъ меня отъ какой-то докучливой нищей. Я ему очень обязана.

– Вдвойнѣ чувствую себя счастливымъ, – отвѣчалъ Каркеръ, дѣлая низкій поклонъ, – что случай позволилъ мнѣ оказать эту ничтожную услугу. Я былъ бы гордъ, если-бы судьба позволила мнѣ быть преданнѣйшимъ вашимъ слугою.

Свѣтлый и быстрый взглядъ красавицы, брошенный на Каркера, выразилъ очевидно подозрѣніе, что тотъ втайнѣ наблюдалъ ее въ своей уединенной прогулкѣ гораздо прежде появленія безотвязной старухи. Каркеръ понялъ это, a она, въ свою очередь, убѣдилась по его взгляду, что подозрѣніе ея было не безъ основанія. М-съ Скьютонъ между тѣмъ разглядывала Каркера въ лорнетъ и довольно громко шептала майору, что y него должно быть самое чувствительное сердце.

– Удивительное совпаденіе! – провозгласила наконецъ м-съ Скьютонъ. – Всѣ мы здѣсь какъ на подборъ. Говорите же послѣ того, что нѣтъ судьбы на свѣтѣ! О я увѣрена, что вездѣ и во всемъ судьба. Ты со мной согласишься, милая Эдиѳь. Не даромъ эти басурманы – какъ бишь ихъ? – да, турки… не даромъ турки говорятъ, милая Эдиѳь, что единъ есть Богъ и Магометъ, пророкъ его.

Эдиѳь не обратила ни малѣйшаго вниманія на экстренную цитату изъ алкорана, но м-ръ Домби счелъ необходимымъ представить свои замѣчанія, которыя, впрочемъ, относились не къ Магомету.

– Мнѣ очень пріятно, – заговорилъ м-ръ Домби съ неуклюжею любезностью, – что джентльменъ, такъ тѣсно соединенный со мною, имѣлъ честь и счастье оказать маловажную услугу м-съ Грэйнджеръ, – здѣсь м-ръ Домби поклонился Эдиѳи, – но я очень сожалѣю, что судьба, благосклонная къ моему пріятелю, не доставила самому мнѣ этой чести и этого счастья. Я завидую Каркеру.

Тонъ, съ какимъ произнесена была послѣдняя фраза, выражалъ даже нѣкоторую досаду въ м-рѣ Домби. Онъ поклонился опять. Красавица слегка пошевелила губами и не отвѣчала ничего. Между тѣмъ оффиціантъ, съ салфеткой въ рукахъ, возвѣстилъ, что кушанье подано. Майоръ, молчавшій все время, разразился такимъ образомъ:

– Дивлюсь, чортъ побери, какъ это до сихъ поръ никто не имѣлъ чести и счастья перестрѣлять всѣхъ этихъ скотовъ, которые собираютъ по дорогамъ милостыню. Всѣхъ бы ихъ на осину… A между тѣмъ, м-съ Грэйнджеръ, старикашка Джой осмѣливается имѣть счастье подать вамъ руку, и величайшая услуга, которую онъ вамъ окажетъ, будетъ состоять въ томъ, что онъ поведетъ васъ къ столу.

Затѣмъ майоръ подалъ руку Эдиѳи, a м-ръ Домби повелъ м-съ Скьютонъ. Каркеръ заключалъ шествіе.

– Я очень рада, м-ръ Каркеръ, что вы приноровили свой пріѣздъ къ нынѣшнему дню, – сказала м-съ Скыотонъ, посмотрѣвъ еще разъ черезъ лорнетъ на улыбающагося джентльмена, – мы устраиваемъ очаровательную прогулку.

– Всякая прогулка будетъ очаровательна въ такомъ обществѣ, – замѣтилъ м-ръ Каркеръ, – но вы правы, миледи, прогулка по такимъ мѣстамъ сама по себѣ представляетъ много интереса.

– О, прелестный Уаррикъ! – воскликнула м-съ Скьютонъ. – Идеи среднихъ вѣковъ – и все это… прелестно, прелестно! Любите ли вы средніе вѣка м-ръ Каркеръ?

– Очень люблю, – отвѣчалъ м-ръ Каркеръ,

– Очаровательныя времена! – продолжала Клеопатра, – столько вѣры, столько крѣпости и силы! какая поэзія, какой энтузіазмъ! все такъ удалено отъ общихъ мѣстъ; все такъ картинно! о Боже мой! Боже мой! отчего бы не удержать намъ хоть частицу этихъ чарующихъ прелестей!

Несмотря на увлеченіе средними вѣками, м-съ Скьютонъ во все это время не спускала глазъ съ м-ра Домби, который съ величавымъ безмолвіемъ смотрѣлъ на ея дочь. Эдиѳь не поднимала глазъ и, казалось, со вниманіемъ прислушивалась къ панегирику магери.

– Мы убили поэзію и совсѣмъ потушили огонь того энтузіазма, который одушевлялъ нашихъ предковъ на великія дѣла, – продолжала м-съ Скьютонъ, – мы слишкомъ прозаичны, м-ръ Каркеръ, не правда ли?

Фальшивая съ ногъ до головы, Клеопатра, конечно, менѣе всѣхъ имѣла причины жаловаться на прозаическую дѣйствительность новѣйшихъ временъ; но м-ръ Каркеръ вздохнулъ изъ глубины души и обнаружилъ сердечное соболѣзнованіе насчетъ отсутствія поэзіи въ девятнадцатомъ вѣкѣ.

– Какія картины въ замкѣ, Боже мой, какія картины! – вопіяла Клеопатра. – Надѣюсь, м-ръ Каркеръ, вы любите картины?

– Увѣряю васъ, м-съ Скьютонъ, – сказалъ Домби торжественнымъ тономъ покровителя своего приказчика, – Каркеръ отличный знатокъ живописи и понимаетъ толкъ въ произведеніяхъ артистовъ. Онъ даже самъ очень хорошій живописецъ. Я увѣренъ, онъ придетъ въ восторгъ отъ вкуса и таланта м-съ Грэйнджеръ.

– Да вы, чортъ побери, удивительны, Каркеръ, послѣ всѣхъ этихъ вещей! – возгласилъ майоръ, – ваша голова напичкана познаніями всякаго сорта!

– Мои познанія довольно ограничены, сэръ, – возразилъ Каркеръ со смиреннымъ видомъ, – и м-ръ Домби слишкомъ великодушенъ въ своихъ отзывахъ. Конечно, для человѣка въ моемъ положеніи необходимы нѣкоторыя мелочныя свѣдѣнія, безполезныя во всѣхъ отношеніяхъ для такого человѣка, какъ м-ръ Домби, который въ своей высокой сферѣ…

Здѣсь м-ръ Каркеръ, сознавая безсиліе восхвалить приличнымъ образомъ великаго человѣка, только пожалъ плечами и не сказалъ ничего больше.