скачать книгу бесплатно
Майя заглянула в номер. Рита сидела напротив окна на кровати и нервно крутила пальцем прядь своих густых рыжих волос. Она была старше Майи лет на восемь и единственная из взрослых общалась с ней на равных: не сюсюкалась, ругала только по делу, а иногда даже пела при ней матерные частушки. А ещё Рита была очень красивая: длинные ноги, тонкая талия, большие глаза.
Уже в детстве Майя поняла, что семья её очень богата, а по меркам маленького Пирресни просто неприлично богата. До десяти лет Майе покупалось всё: куклы Барби, игрушечные домики, тамагочи, приставки, даже собаку купили, правда, не той породы, что она выбрала. Короче, жизнь у Майи была лучше, чем у большинства детей, и у неё не было ни малейшего повода хотеть чего-то ещё: у неё и так всё было. Поэтому, глядя на Риту, Майя долго не понимала, что же она чувствует, потому что до этого ничто так сильно не скребло и не ныло где-то за рёбрами. Никакие деньги не сделают твои ноги такими длинными, не поменяют цвет кожи с синевато-бледного на золотистый и не научат так заливисто смеяться. Впервые в жизни Майя чувствовала зависть.
При этом она любила Риту, поэтому не на шутку испугалась, когда застала её такой: тихой и сосредоточенной.
– Смотри. – Рита указала куда-то в угол окна пальцем в резиновой перчатке.
Майя ожидала увидеть всё что угодно, но не чёрное пятнышко плесени под подоконником. Из-за этого вся паника?
– Не знаю, откуда оно. – Рита отдёрнула занавески. Плесень ползла вниз от окна до плинтуса и скрывалась в углу. Да, некрасиво, но не смертельно. Вечно весёлая Рита выглядела настолько напуганной, что Майя ожидала увидеть за занавеской как минимум труп. Майе не полагалось этого знать, но в истории отеля было и такое.
Рита кашлянула.
– Надо Жанне Андреевне сказать.
Вот оно что. Мать любила пронестись по этажам, если подозревала, что работа идёт слишком медленно. Если она узнает, что Рита уже минут двадцать копается в одном номере, влетит всем. Про мать ходили всякие слухи, но в основном все побаивались невысокую полноватую женщину именно за её нервозность и непредсказуемость. Она могла созвать всех горничных без предупреждения и отчитывать их целый час за неправильно свёрнутые полотенца, а потом вручить всем по шоколадке совершенно без повода. Впрочем, Майе шоколадки не полагались. Но и уволить её не могли.
Поэтому она хотя бы знала, чего ожидать от матери: если вкратце, то ничего хорошего.
– Маме ничего не скажем. Помоги мне. – Майя взялась за стенку шкафа и начала рывками тащить его к окну, намереваясь закрыть пятно.
– Я всю прошлую неделю этот этаж убирала, ничего тут не было! Может, уксусом протереть? – Рита подошла с другой стороны и стала подталкивать шкаф к окну.
– Ага, и потратим ещё полчаса на то, чтобы он выветрился. Весь этаж надо сдать до трёх, а у тебя ещё сколько номеров?
– Четыре. – Рита работала быстро, у Майи на её этаже оставалось ещё номеров шесть, и это не считая кабинета отца, который было дозволено убирать только матери, но эта обязанность иногда передавалась и Майе по странному наследству.
– Не нужно, чтобы было чисто. Нужно, чтобы выглядело чисто, – поделилась Майя местной отельной мудростью и сердито рванула шкаф на себя. Дверца со стороны Риты резко раскрылась, заставив ту отшатнуться.
– Эй! Давай ты с другой стороны потолкаешь, я сильнее, буду тянуть. – Рита ловко поймала дверцу на полпути и мягко закрыла её с негромким щелчком. Майя снова почувствовала гнетущий гул за рёбрами. Как можно быть такой красивой и при этом такой хорошей? И так грациозно делать абсолютно всё?
Майя подошла к другой стенке шкафа.
– Раз, два, взяли! – Красивая, хорошая, сильная и ловкая. Не то что она. Сжав зубы, Майя зло толкнула шкаф плечом. Рита вскрикнула.
Бам!
Дверца шкафа снова открылась, в этот раз прилетев Майе ровнёхонько по лицу.
Больше никаких звуков не было, поэтому Майя не сразу поняла, что произошло. На пушистый бордовый ковёр бесшумно приземлились осколки зеркала из шкафа, на ворс упали и без следа впитались капельки крови. Рита молча пялилась на Майю, прикрыв рот рукой в зелёной перчатке. Это было настолько похоже на кадр из чёрно-белой мелодрамы с какой-то леди-актрисой, что Майя расхохоталась.
– Ты леди в перчатках, а я нет! – Майя громко высморкалась в руку. На ладони осталась кровь. Болел нос, верхняя губа онемела. Майя потыкала зубы пальцем и почувствовала, что в брекетах образовался зазор, видимо, слетело несколько замочков. Это рассмешило её ещё больше.
– Мать это… ха-ха! С катушек слетит. – Майя осела на пол, продолжая хихикать. Рита опомнилась и побежала в ванную за полотенцами.
– Маме ничего не скажем, ничего страшного ведь не случилось, правда? Ничего не случилось, только маме не говори.
4
– И матери родной ничего не говорит! – Жанна Андреевна громко шептала за дверью, периодически переходя на визг и не догадываясь, что Майя подслушивает.
– Жанна Андреевна, я правда не знаю, что произошло. – Хорошо врёт, точно актриса мелодрамы.
– Твой этаж был.
– Понятия не имею, что она на нём делала.
– Она здесь живёт и может ходить где хочет. – Это отец. Она опять не услышала, как он подошёл. Майя любила угадывать людей по шагам, и обычно ей хватало дня-двух, чтобы научиться узнавать постояльцев, чего уж говорить про мать и персонал отеля. Братки и партнёры отца звучали все одинаково: широкие, тяжёлые шаги, как те, что Майя слышала сегодня утром, а вот отец ступал бесшумно, словно сливаясь с другими звуками отеля и всегда появлялся там, где его не ждали.
Все трое столпились у двери. Мать, конечно же, прилетела через минуту и стала виться у номера словно комар. Майя успела запереться в ванной и теперь тихо рыдала от страха, оперевшись спиной на дверь. Ссора в номере вообще не помогала ей успокоиться, поэтому на вопрос отца «Что случилось?» она могла только икать в ответ.
– Мне кто-нибудь объяснит, что произошло? – Голос отца, как всегда, был сух и спокоен.
– Я уро-о-од, – икала Майя. Мать снова торопливо что-то зашептала. Рита переминалась с ноги на ногу.
Непонятно, кто из женщин был напуган больше, но отец чувствовал себя в этом звенящем облаке страха словно рыба в воде.
– Ты, – это маме, – в холле никого, заезд через час. Со стойки опять исчезли все брошюры. Разберись.
Что-то в его тоне подсказало Майе, что они сегодня уже успели поссориться. Из-за неё?
В комнате воцарилась тишина. Майя задержала дыхание, чтобы перестать икать, и представила, как отец смотрит своим взглядом сначала на мать, потом на Риту. Как Рита хлопает ресницами, как мать опускает глаза, что-то шепча себе под нос, наверняка ругательства. Родители никогда не ссорились при Майе, но она могла расслышать отголоски битв в красноречивом молчании отца и в визгливых интонациях матери, когда она отчитывала горничных.
Её торопливые удаляющиеся шаги ни с чем не спутаешь. Мать ничего не ответила отцу и проиграла этот бой, а значит, сегодня достанется кому-то из персонала.
Майя чуть слышно выдохнула. С уходом матери из номера исчез этот напряжённый звон. Отец с Ритой начали негромко переговариваться, наверное, рассматривали ковёр и осколки.
– Вадим Сергеич, сюда с прошлой недели никто не заселялся, я девятого числа тут убиралась и всё закрыла. Не знаю, что произошло, я на этаже была.
– Ну да. – Отец ответил очень нейтрально, чтобы не обидеть Риту, но Майя знала, что он не поверил. – Как закончишь этаж, убери тут всё.
– Но Жанна Андреевна сказала…
– Задержишься на пару часов. Или спешишь куда? – Зашуршала бумага. Деньги? Майя прижалась ухом к двери в ванную. – Плесень сможешь вывести?
– У нас отбеливатель в прачечной есть, им можно. – Снова шуршание бумажек.
– Вот и славно. Потом зайдёшь ко мне в кабинет.
Отец постучал костяшками пальцев по двери, по дереву резко царапнул перстень. Майя отшатнулась. Когда он успел подойти?
– Кончай реветь. Если всё так плохо, вызову тебе машину, поедешь в больницу. Если нет, умойся и выходи. Даю тебе, – тонко звякнул металлический ремешок на часах, – двадцать минут, а потом ломаем дверь.
Майя икнула. Она сидела в полной темноте, чтобы не видеть своё отражение в зеркале. На ощупь она добралась до раковины и включила холодную воду. Ноздри слиплись от крови, до зубов было не дотронуться, так они болели. И было странное чувство, что в итоге она осталась в дураках. Но Рита же так её умоляла.
От дверцы шкафа отвалилось зеркало, пол был залит кровью, номер был непригоден для въезда как минимум сегодня, работа встала часа на два – мать могла уволить и за меньшее. И от неё всё равно бы влетело, поэтому Майя нашла логичным взять вину на себя. А ещё ей понравилось это ощущение маленькой власти над Ритой: теперь у них был общий секрет, и, конечно же, она Риту не выдаст. Но ведь может. Отец точно догадался, в чём дело, ну и ладно. На самом деле Майя была не виновата: не решаясь оставить вещи в прачечной, за которой неустанно следила мать, она развесила мокрую одежду в незанятом номере. Откуда ей знать, что плесень нарастёт за несколько дней?
Она думала, что неделю назад ей повезло – но её маленькая невинная тайна вдруг обернулась столькими неудачами сразу, которые наваливались одна на другую, и в итоге всё закончилось здесь – в тёмной ванной. Или ещё не закончилось?
Помимо школы Майе разрешалось ходить только на дополнительные занятия по химии и биологии к Софье Марковне. Которая позвонила на прошлой неделе и сказала, что отменяет все уроки на ближайшие дни. На вопрос «Почему?» она сухо ответила: «Уезжаю к племянникам». Ага, конечно. Майе было далеко до способностей отца, но она безошибочно распознавала фразу «Не твоё дело», как бы она ни звучала.
Говорить про отмену занятий родителям, конечно же, не стоило. Надавали бы ещё больше работы. В прошлом году в сентябре Майя бросила модельную школу, отказалась от курсов английского и перестала ходить на гимнастику, поэтому отец решил, что раз у неё так много свободного времени, то она может и поработать на благо семьи. И шляться не будет где попало. Матери удалось уговорить Майю не бросать уроки у Софьи Марковны – своей бывшей учительницы, поэтому по вторникам, четвергам и пятницам у Майи было целых два часа вне школы и отеля. Значит, всё это время, пока Софья Марковна «гостит у племянников», Майя наконец-то может побыть одна.
В тот день ей повезло. На стойке регистрации никого не было, и когда тренькнул телефон, Майя оказалась ближе всех.
«Ага, да, спасибо», – одним ухом Майя прислушивалась к звукам отеля: не раздадутся ли шаги матери, не подкрадётся ли отец.
Мимо прошла Рита с ворохом белых полотенец и скорчила гримасу: видимо, мать опять бушует в прачечной. Майя улыбнулась уголками рта, хотя внутри ей хотелось орать от восторга: сегодня урока с Софьей Марковной не будет, как и всю следующую неделю, а может, и больше, и родители об этом не знают. И не узнают.
Ошалев от внезапной свободы, она едва доработала свою смену, накинула любимую зелёную куртку прямо на форму горничной и вырвалась на улицу, зайдя к себе в комнату только для того, чтобы захватить плеер.
Куда пойти? Можно заглянуть к Лизе. Они были родственницами, какими-то троюродными сёстрами, и только поэтому родители разрешали им общаться.
Можно спрятаться на пустыре и там поохотиться на кузнечиков. Можно пройтись по аллее и нарвать цветущих каштановых «свечек». Или взять Коко и пойти гулять за город. А можно…
Что её дёрнуло спуститься к реке? Туда нельзя было ходить, это все знали. Ещё и плеер утопила. Лучше б сама утопилась.
Вода из-под крана была холодной, но приятной, в отличие от воды в реке. У двери в ванную что-то зашуршало. Кто это? Из-за шума воды она не услышала шагов.
Майя тихо подошла к двери и включила свет. На полу перед дверью лежала фотография со свадьбы родителей. За дверью негромко щёлкнул переключатель радио, пару секунд шуршали помехи, а потом полилась спокойная музыка, кто-то меланхолично наигрывал на фортепиано.
– Нас с твоим отцом в ночь до свадьбы положили в разных комнатах, в квартире его родителей. Ночью я проснулась и пошла в туалет. И врезалась прямо лицом в раскрытую дверь. – Майя ушам своим не верила. Мать всегда говорила «твой отец», точно так же как «твоя собака», как будто это Майя его выбирала, но в этот раз она впервые говорила о нём… с нежностью? И что-то в этой фразе было неправдой, но Майя не могла понять что.
Майя подняла фотографию с пола и начала рассматривать. Папа – серьёзный и нарядный, крепко держит маму за локоть. Между бровями уже просматриваются морщины, но очки он то ли ещё не носит, то ли снял для фотографии. Мама неловко улыбается, одними уголками рта, как будто у неё тоже брекеты. Платье ей явно большевато, нелепо торчат плечики, волосы, такие же белые, как у Майи, завиты в мелкие кудри. Рядом с мамой стоят бабушка с дедушкой, низенькие и кругленькие.
– Посмотри на мой нос, – мама хихикнула. Майя подошла ближе к лампе и развернула фотографию. Нос как нос, а вот глаза как будто были слишком близко. И тени как-то странно падают. – У меня переносица опухла так, что я её видела без зеркала. Твой отец всё шутил, что Жанну украли, а ему ведьму в день свадьбы подсунули. До сих пор иногда так шутит. И глаза пришлось красить несколько раз, я так плакала, что синяки будут видны, что вся тушь смывалась.
Майя взглянула на себя в зеркало. Нос вроде как скривился на одну сторону, или он всегда такой был? Переносица на месте, и фингалов нет, но губа разбита. Майя вытерла кровь в уголках рта тыльной стороной ладони. Концерт для фортепиано закончился, и заиграл бодрый марш. Майя почувствовала себя увереннее. Может, мать уже успела на кого-то наорать и теперь успокоилась?
– Мама, – Майя тихо открыла дверь и выглянула, прикрывая лицо рукой, – только не ругайся. В больницу мне не надо, мне надо к стоматологу.
Мать стояла напротив двери в ванную, зажав в руках радио с Ритиной тележки, и задумчиво крутила ручку громкости.
– А где Рита? Тележка в коридоре, этаж пустой. – Громче, тише, громче, тише, марш то взлетал вверх, то затухал. Майя поморщилась.
– Папа попросил её зайти к нему в кабинет. – Майя отвела руку от лица, надеясь, что мать не будет слишком бурно реагировать.
– Он что? – Мать резко выключила радио. В воздухе снова повис этот звон, как будто кто-то дёрнул натянутую верёвку. Даже не взглянув на Майю, мать вылетела из номера и, со стуком поставив радио на тележку в коридоре, быстро поцокала каблуками по лестнице, не вызывая лифта. Что она такого сказала?
Где-то вдалеке раздался гром, а потом Майю снова облепила тишина. Она опять всё испортила.
5
Крупные капли дождя падали с неба и, попадая в глубокие лужи на асфальте, вновь взмывали вверх. Шла вторая весенняя гроза, значит, уже завтра можно будет пойти искать миножьи гнёзда. Раньше они с Юркой ловили их прямо голыми руками и продавали на рынке, но после того как увидели, какие раны эти странные трёхглазые животные оставляют на других рыбах, стали надевать шерстяные перчатки. А ещё во дворе кто-то рассказывал, что одному мальчику минога впилась в палец и проела его до кости, а он и не заметил. Байка, конечно, но на Юрку она произвела впечатление, после этого он начал ловить миног и бить их головой о камни с каким-то остервенением. У Ромы же, наоборот, после этой истории появилось к ним что-то вроде осторожного уважения.
Над заводом мигнула молния. Рома начал считать «Раз, два, три, четыре» – грянул гром. Так близко. Рома слез с подоконника, открыл шпингалет на двери своей комнаты и тихо прокрался на кухню. Отец пришёл домой около часа назад и если сейчас проснётся, то Роме опять придётся закрыться у себя и лечь спать голодным.
Окно на кухне было раскрыто, громко хлопала белая занавеска, и дождь лился прямо на пол. Рома несколько секунд наблюдал за странным тревожным танцем белой ткани, потом спохватился и закрыл окно. Прислушался. Нашёл в холодильнике бутылку молока, допил остатки и поставил её к другим пустым бутылкам под стол.
Дождь громко колотил по козырьку подъезда. Рома осторожно заглянул в комнату отца. Тот спал на животе, накрыв голову ладонью, ноги свисали с края кровати, фуражка валялась прямо на полу.
Рома медленно стянул с отца ботинки и тихо поставил их под кровать. Поднял фуражку, отряхнул её от пыли и положил на тумбочку. Пару секунд он наблюдал, как у отца вздымается спина и на лопатках натягивается синяя рубашка. Дышит. Живой.
В последнее время отец сильно уставал и сразу после работы ложился спать, даже не переодевшись. Рома пробрался в коридор и на полу обнаружил служебную куртку.
Порылся по карманам, нашёл покоцаную рацию и пару монет. Посчитал, положил обратно, повесил куртку на вешалку в виде оленьих рогов. Даже вместе с его деньгами на кеды не хватит, нечего и просить.
В тот день, когда они с Юркой видели белобрысую девчонку на том берегу, Роме было страшно возвращаться домой. Он промок почти полностью, правый ботинок порвался и хлюпал при ходьбе, на левом ободралась половина шнурка. Отец в последнее время был не в духе, заговаривать о покупке новой обуви с ним точно не стоило. Было решено пойти к Юрке домой и уже оттуда позвонить отцу и отпроситься ночевать.
Тётя Инга стояла в коридоре и смотрела на двух подростков, скрестив руки на груди. Она была очень похожа на Юрку: такая же худая, с тёмными птичьими глазками и оттопыренными кончиками ушей под короткими тёмными кудрями. Когда она злилась, то уши у неё краснели, и пока что этого не произошло, а значит, у них ещё был шанс выйти сухими из воды.
– Мы с Ромкой дорогу перебегали, и его поливальная машина окатила. – Юрка решил сразу выложить самую правдоподобную, по его мнению, версию.
– Вот как. Хоть извинились потом?
– Кто, мы? А чё мы-то? – Юрка скинул кроссовок и загнал его пинком под вешалку. – Папа не звонил?
Тётя Инга покачала головой и посмотрела на Рому. Тот смутился и отвёл глаза, чтобы не ввязываться в беседу. В последнее время тётя Инга обращалась к нему как к взрослому, с Юркой же всё ещё общалась как с ребёнком. Юрка от этого бесился, а Рома не знал, что ему делать, ему это вроде как льстило, но и злило одновременно. Зачем она так делает?
Позже они сидели на кухне и пили сладкий чай из бело-оранжевых чашек. Роме дали какие-то штаны и домашние тапочки, Юрка от усталости клевал носом. До отца Рома не дозвонился, с работы тот уже ушёл, а домашний телефон не отвечал.
Тётя Инга листала Ромин блокнот: очередной портрет мамы, какой Рома её помнил, набросок завода, мост со стрелкой. Рома ждал хоть какой-то реакции, но она только вскинула брови, когда увидела несколько мокрых страниц и отпечатки зубов на обложке. Наконец тётя Инга дошла до рисунка девчонки с той стороны.
– Это кто? – Она задумчиво осмотрела рисунок, помешивая чай ложечкой.
– Никто. Сам выдумал.
– Хорошо получилось. Не тратил времени на набросок, а сразу показал всю фигуру несколькими линиями.
– Мне не нравится. Это неправильно. – Рома потянулся было забрать блокнот, но тётя Инга легонько шлёпнула его горячей чайной ложечкой по руке.
– Зато красиво. Только волосы можно было заштриховать темнее.
– А если они светлые? Ну, совсем белые? Как показать белый цвет на белой бумаге?
– Хочешь, научу?
Рома тогда аж застыл от восторга и чуть не поперхнулся чаем: в маленьком Приречном не было художественной школы, и он был готов хватать крупицы знаний откуда угодно. Мама говорила, что у него талант, что он должен стать художником, но кто ещё мог учить его, когда мамы нет? С недавних пор с тётей Ингой у них сложился странный ритуал: он приносил ей свои рисунки, она покорно их пролистывала, никогда не ругала и не поправляла его, изредка хвалила за какую-то деталь, но чаще просто задумчиво смотрела и возвращала их обратно.
Тётя Инга встала и вышла из кухни. Рома посмотрел на Юрку: тот уже вырубился, положив голову на стол, и мелко подрагивал ногами, которые свисали со стула, не доставая до пола.
Рома тихо вошёл в гостиную. Половину комнаты, как у всех, занимала большая стенка с сервизами, книгами, фотографиями в деревянных рамочках. Рома скользнул взглядом по массивному телевизору и полке с видиком и приставкой. Они с Юркой давно не играли, а жаль.
Тётя Инга открыла бар в стенке, внутри зажёгся холодный белый свет и, отразившись от зеркал, осветил её лицо. В тёмной комнате казалось, что она раскрыла какой-то сундук с драгоценностями или пещеру сокровищ. Судя по тому, с какой любовью она смотрела на содержимое, это действительно были сокровища. Внутри оказались сложены обрезки ткани, краски, кисточки, большой белый треугольник (Рома поправил себя – пирамида), какие-то рисунки, фальшивые фрукты, слишком яркие, чтобы быть настоящими, и даже сероватый череп, который выглядел гораздо реалистичнее фруктов, хоть и было видно, что он сделан из гипса.
– Не бывает ничего чисто белого, как не бывает чисто чёрного. – Тётя Инга достала альбом, нашла нужную страницу и протянула его Роме. Рома заставил себя взять альбом медленно и бережно, хотя ему хотелось просмотреть все страницы сразу, пока не отобрали.
– Окружение влияет на объект, и объект влияет на окружение, как и все мы влияем друг на друга. В одном предмете всегда будет частичка другого, только так можно собрать всю картину воедино, а не просто нарисовать вещи и фон. Мы просвечиваем сквозь друг друга, отражаем, отбрасываем тень. – Она продолжала вытаскивать из бара предметы: белую пирамиду, череп, кусок белой льняной ткани. Рома смотрел на рисунок: на нём всё это было. И было кое-что ещё.
