скачать книгу бесплатно
Глава 17. Старик у аптеки
Камилла осторожно спускается по ступенькам крутой лестницы, стараясь двигаться аккуратно, чтобы не разбудить задремавшую в гостиной перед телевизором мать и не вызвать у себя очередной приступ головной боли. Отвечать на вопросы о том, куда она собралась поздно вечером в такую непогоду не входит в ее план. А план состоит в том, чтобы как можно быстрее преодолеть два квартала до аптеки, купить аспирин и еще что-то, чтобы пережить простуду, вернуться домой, закутаться в два пледа и проспать до весны. Вроде все отлично продумано. С минуту Камилла колеблется, выбирая между элегантным темно-синим пальто, которое в прошлом году она привезла из Милана и теплой старой черной курткой, в которой она обычно ходит снимать Паулса с очередного дерева, на которое он не побоялся забраться, но для спуска не нашел храбрости. Она все же останавливается на выборе куртки – вряд ли она встретит кого-то из знакомых, а еще больше разболеться она не хочет. Заперев дверь, Камилла не сдерживает разочарованного всхлипа. Она все же надеялась, что сможет поехать на машине, но снегопад превратился в белую стену, а ее сразу сдуло с крыльца порывом ледяного ветра.
Дорогу до аптеки она преодолевает почти удачно, если не считать окоченевших кончиков пальцев ног. Прямо перед входом в аптеку туда-сюда ходит старик. Его сгорбившееся тело и длинный крючковатый нос в совокупности напоминают вопросительный знак. Камилла присматривается к нему и замечает, что одежда старика старая и местами порвана. Она напрягает память, пытаясь вспомнить, видела ли его где-то раньше. Стрэнджфорест является премиальным городом, с практически нулевым уровнем преступности, и попрошаек Камилла здесь никогда не замечала. Хотя, возможно, она просто не обращала на них внимания? Она подходит ближе к аптеке, но старик вдруг останавливается и замирает прямо перед входом. Камилла чувствует, как холод щупальцами пробирается под ее одежду и обволакивает тело. Только сейчас она замечает, что кроме черных лохмотьев на старике больше ничего нет. Взгляд ее замирает на его посиневших от холода голых ногах, оставляющих глубокие следы на белом снегу, и внутри у нее все цепенеет. Машинально Камилла засовывает руку в карман куртки, но кроме нескольких долларов на лекарства там ничего не находит. Старик, будто почувствовав ее замешательство, отходит от входа. Перед тем, как взяться за ручку двери, Камилла поворачивается к нему.
– Извините. Я не взяла денег из дома.
Почему-то она чувствует себя по-настоящему виноватой. Старик кривит рот в неровной улыбке, и Камилла почти заставляет себя улыбнуться ему в ответ, но тут их глаза встречаются. Она физически ощущает, как щупальца холода просачиваются сквозь ее кожу под этим взглядом.
"Он сумасшедший", мелькает у нее в голове мысль, но подсознательно она понимает, что нет. Дело не в этом. Что-то другое с ним было не так. Зайдя в аптеку и стряхнув с куртки хлопья снега, Камилла нащупывает в другом кармане кошелек.
– Подождите!
В лицо ей ударяет холодная волна зимнего воздуха, когда она вылетает на улицу, но ни старика, ни глубоких следов на снегу от его голых ног там больше нет, будто их унесло с очередным порывом ветра.
Дорога обратно занимает у нее в два раза больше времени из-за усилившегося снегопада. Белая стена теперь стала непроницаемой, и Камилла не видела дальше своей вытянутой руки. Но, подходя к дому, она все же заметила пушистый серый хвост на голой черной ветке старого вишневого дерева у входа в их фамильный особняк. Этот хвост она заметила бы при любых обстоятельствах.
– Паулс!
Она подходит ближе.
– Ну и высоко же ты забрался на этот раз!
Камилла обхватывает руками ствол; но он недостаточно толстый, и ее вес он точно не выдержит.
– Знаешь, Паулс, один раз было бы неплохо оставить тебя там, и разбирайся сам, как хочешь. В конце концов, я не виновата, что ты стал таким старым, ленивым и начал бояться высоты.
Снегопад внезапно уменьшился, как если бы кто-то нажал кнопку и переключил скорость, тут же темное покрывало облаков порвалось и бледный свет луны, проскользнув между тонкими ветками вишневого дерева, отразился от застывших зеленых кошачьих глаз. В первый миг Камилла подумала, что сможет сдержать крик, пока не услышала его, разрывающего застывшую ночную тишину.
***
– Поиграем?
- Во что?
- В прятки.
- Где будем играть?
- Разве это так важно?
Она думает. В ее маленькой головке разворачивается целый процесс. Важно ли это для нее? Наверняка. Ведь в прятки они играют только в лесу, в который ей ходить строго-настрого запретили. Некоторое время Хэвен сомневается. Это ведь может быть опасно, не просто так бабушка была так напугана в прошлый раз… Она уже собирается отказаться, но он смотрит прямо на нее своими невообразимыми синими глазами. В них чувствуется эта сила, уверенность и все то, что заставляет ее верить ему. Не прерывая их зрительный контакт, он берет ее за руку. Так нежно, но она все равно невольно вздрагивает. И ежится от холода. Она мерзнет, как и всегда, когда он рядом. Его рука на мгновение сильнее сжимает ее ладонь, будто он чувствует ее сомнение, а потом он обхватывает ее запястье. Теперь их руки скреплены так же сильно, как и нерушимая связь между ними. То, что невозможно увидеть, можно лишь прочувствовать.
– Ну же, Хэвен. Никто не узнает.
Ноги сами делают шаг навстречу ему, и Хэвен сдается.
Из мягкого, как облако, сна ее вырывает громкий звон прямо у ее уха. Несколько секунд Хэвен отчаянно моргает, фокусируясь на крутящемся молочно-белом потолке и пытаясь собрать несколько пляшущих змеевидных трещин в одну. Где-то глубоко в подсознании она все еще видит зеленые ветви сосен и синие глаза. Рука нашаривает телефон.
Мгновение она таращится на светящиеся цифры номера.
– Да, кто это?
Она слышит всхлипы и, не подумав, выпаливает:
– Ками?
Глава 18. Ночь
Снегопада будто и не было. Небо, темное и чистое, давит на Стрэнджфорест тяжелым свинцовым куполом. Воздух на улице застыл, как ледовая корка на лужах. Оголенной кожей на руках, лице и шее она чувствует холод, но ей не холодно. Бег успокаивает бешено бьющееся сердце. Хэвен думает о том, почему она никогда раньше не занималась бегом? Ведь он действует лучше любого антидепрессанта. Ей стоило начать бегать сразу после смерти Джеймса. Где-то в глубине ее сознания снова, как после недавнего пробуждения, возникают кадры – она бежит, перебирая ножками в красных туфельках по ослепительно сочной, зеленой траве. Хэвен останавливается у высокого трехэтажного особняка из такого же, как и у ее дома, кроваво-красного кирпича.
Красный и зеленый – не лучшее сочетание, думается ей.
Она стучит по вырезанной в форме львиной лапы ручке, но дверь открывается сама.
Длинный холл освещается одним высоким канделябром, а конец его пропадает в темноте, и Хэвен невольно вспоминает коридор больницы, в которой она навещала Клавдию.
– Вошла без спроса?
Хэвен вздрагивает от неожиданности и оборачивается.
Женщину, которую она видит перед собой, она точно знает, но не может вспомнить откуда.
– Я шучу, можешь расслабиться.
Женщина подносит к губам сигарету, и тут Хэвен вспоминает ее. Красная матовая помада, оранжево-желтый халат из тончайшего шелка и слегка растрепанные кудри каштановых волос. Ванесса Лэнгдон мало изменилась с момента их последней встречи, только под ее глазами залегли темные круги.
Вместе они заходят в гостиную. Камилла сидит на кожаном диване, поджав под себя ноги. Хэвен садится рядом.
– Чаю? – разрушает наступившую тишину голос Ванессы.
– Спасибо, нет.
– Может, тогда что покрепче?
– Мам, ты серьезно?
– Ну, как хотите.
Хэвен думает, что Ванесса собирается уходить, но вместо этого она опускается на одно из кресел. Снова наступает тишина, только Камилла тихо всхлипывает.
– Нечего тут устраивать потоп! Этот кот уже так успел мне надоесть, что я бы с удовольствием отправила коробку с кексами тому, кто прекратил мои мучения.
– Мам, его убили!
Ками уже не сдерживает слёз, и Хэвен берет ее за руку. Ванесса тушит сигарету в хрустальной пепельнице.
– Так даже лучше, если подумать.
– Лучше?! Мне его папа подарил!
– А я о чем.
Камилла вскакивает с дивана и пулей вылетает из гостиной.
Хэвен направляется за ней.
– Может, правда выпьем чаю? Или кофе?
На кухне Камилла стоит, отвернувшись от нее, и делает вид, что вытирает полотенцем и без того сухие чашки.
– Не обращай на нее внимания, ладно? Она бывает такой стервой.
Хэвен берет из рук Камиллы чашку и выдавливает из-себя улыбку.
– Неважно, я же не к ней пришла.
– Дело в том, что каждая девушка хочет, чтобы ее любили и уважали, а она любила в ответ, по-настоящему и действительно искренне. Все эти фильмы и книги… Мы смотрим и читаем их и хотим так же, как у Бриджит Джонс и этой… Как ее? Джейн Эйр? Хотим такую же любовь, настоящую любовь, любовь с большой буквы, как у Кэтрин и Хитклифа, но с хорошим концом.
Хэвен греет руки о фарфоровую чашку с горьким дымящимся кофе, забыв о том, когда разговор успел принять такой неожиданный оборот.
– Но в действительности мы сталкиваемся с реальной жизнью. А в жизни не всегда бывает хороший конец, – Ванесса зажигает новую сигарету. – В жизни все, скорее, произойдет как в «Алой букве», нежели как в сказке… Кстати, о сказках. В сказках везде обман… А ведь мы читаем их в детстве! Тогда все самое основное в нас закладывается… Поэтому мы бываем такими… знаете… дурами? Мы верим, что если сначала было плохо, то потом обязательно будет хорошо. – Она делает очередную затяжку и кашляет. – Что принц обязательно полюбит простолюдинку. Что в нашей жизни все будет как в "Золушке", но на самом деле… На самом деле все, скорее, будет как в… Как в…
– "Русалочке"?
– Да. Да, точно. Там все плохо закончилось, верно? Напомни, что произошло?
Хэвен смотрит на чашку с остывающим кофе в своих руках и вдруг понимает, что не чувствует ничего, кроме холода снаружи и внутри. Нож застрял глубоко в сердце, и от него единственного сочатся тонкие нити тепла, распространяясь по телу. Она думает, пока нож есть, сердце ее бьется, и ей тепло.
Ванесса сверлит ее тяжелым взглядом сквозь рассеивающееся облако сигаретного дыма.
– Ничего особенного. Русалочка умерла.
***
– Мам, все нормально, не волнуйся. Да, у Ками есть пижама для меня.
На другом конце провода повисает молчание, и Хэвен скрещивает пальцы.
– Ладно, – голос мамы смягчается. -Я понимаю, тебе хочется отвлечься от всего этого. Но ты уверена, что хочешь побыть именно с Камиллой?
– А что в этом такого?
Хэвен настораживается, в ее ушах все еще звучит голос Кэсси: "шлюха".
Она слышит, как вздыхает мама.
– Да ничего. Просто Вы же дружили давно, Вы тогда совсем маленькие были. А сейчас у тебя вроде появились новые подружки.
– Они не подружки мне, мам.
Тишина, потом снова вздох.
– Хорошо. Но чтобы школу завтра не прогуливали.
Хэвен тихо смеется.
– Завтра воскресенье, мам.
– Точно. Тогда приходи к завтраку.
***
– У тебя кровать больше моей старой комнаты, ты это знаешь?
Камилла хихикает.
– Той, что в Нью-Йорке?
– Ага.
Хэвен удивляется, что сказала так о своей комнате. Ведь она всегда считала свою маленькую уютную завешанную плакатами American Horror Story комнату в Нью-Йорке своей родной комнатой, а не старой. Сколько прошло времени с тех пор, как она ее покинула? Месяц? А кажется, будто Нью-Йорк был всего лишь сном, и из Стрэнджфореста она никогда не уезжала.
– Мне жаль твоего брата, – голос Камиллы снижается до шепота. – Если ты хочешь поговорить…
– Не думаю, что хочу, но спасибо. И мне жаль Паулса.
Камилла хмыкает.
– Не уверена, что их можно сравнивать.
Хэвен задумывается. Кот и человек? По всем правилам морали нельзя, но разве Паулс не возразил бы, если бы мог говорить?
– Наверно, это были какие-то хулиганы. Дети бывают жестоки.
Камилла кусает губы, раздумываю над ее словами, а потом поворачивается к ней на кровати.
– Да, но… Мне кажется, это был тот мужчина.
– Старик у аптеки?
– Да.
– Ну, не думаю.
– Почему?
– Зачем ему это было нужно? Ты же его даже не знаешь. А еще ты говорила, он был босой. Сложно было бы пройти босиком такое большое расстояние – от твоего дома до аптеки.
