скачать книгу бесплатно
– Побудь здесь, – Гарольд взял один из факелов. – Я скоро вернусь.
И так, с факелом, прошел сквозь каменную стену. Только спустя секунду я поняла, что на самом деле в стене был проход – узкий, замаскированный игрой тусклого света.
Я огляделась еще раз. Мне приходилось много раз бывать в разных неприятных зловещих местах, но это подземелье показалось едва ли не рекордсменом по неприятности и зловещести. Чтобы придать себе мужества (я все-таки не пленник здесь, а королевский маг), я уселась в кресло.
Оно было рассчитано на крупного взрослого человека, мужчину. Я попыталась пристроить руки на подлокотниках – локти задрались, как крылышки жареного цыпленка. Чтобы опереться на спинку, надо было принять неудобную, полулежачую позу. Ноги болтались. Повозившись немного, я сползла на край деревянного сиденья, положила ладони на колени и попыталась повторить про себя правописание суффиксов –онн, –енн.
Вспомнить правило мне не удалось, но я, по крайней мере, восстановила присутствие духа к тому моменту, когда из стены – из узкого прохода, где скрылся Гарольд, – без всякого предупреждения показались двое.
Один был мой друг и учитель.
Другой – здоровенный детина, бородатый и лохматый, как дикарь, и голый до пояса. Коричневые волосы росли у него из ушей, из ноздрей, из подмышек, сплошным слоем покрывали живот и, кажется, спину (я сразу не успела рассмотреть). Руки он держал скрещенными перед грудью, и каждая рука была, как тельце барашка, – такая же большая и шерстистая. На запястьях желтели браслеты. Из бороды, колтунами затопившей все лицо, глядели желтые и круглые, как у кота, глазищи. Клювом выдавался белый острый нос; ростом волосатый был примерно с Гарольда, но зато в полтора раза шире. Я оцепенела в своем кресле.
– Познакомься, Лена, – сказал Гарольд буднично. – Это Уйма… Бывший племенной вождь и бывший людоед. Уйма, это Лена – маг дороги.
Желтые глазищи окинули меня внимательным взглядом, и я сильно усомнилась в словах Гарольда. С какой стати мой друг решил, что людоед «бывший»? Зачем он вообще привел сюда это чучело? С ума сошел, что ли?
– Лена, – Гарольд коротко вздохнул. – Я не могу отправиться с тобой сам. Но и одну тебя отпускать – глупость и преступление. Вот Уйма. Он один стоит десятка бойцов. И он согласен пойти с тобой за Ведьмину Печать.
О да, подумала я в ужасе. Он согласен, какая радость. Это что же, один из племенных вождей, захваченных Обероном на островах? В тюрьме показал себя как примерный вегетарианец, «перевоспитался», и теперь Гарольд не просто его отпускает – предлагает мне в спутники? Чтобы первым людоедским блюдом после долгого перерыва стала Лена Лапина?!
– Спасибо, – сказала я, откашлявшись. – Но лучше я все-таки одна.
Гарольд нахмурился, не понимая. Поглядел на Уйму, на меня. Я сделала вид, что рассматриваю черные надписи на потолке.
– Уйма, – сказал Гарольд напряженно, – подожди минуточку…
Он взял меня за локоть и вытащил в коридор, нисколько не заботясь о том, что людоед остался без присмотра.
– Ленка, я ему доверяю. И ты можешь ему доверять. Я бы никогда не отправил его с тобой, если бы хоть одно сомнение…
– А почему он у вас в тюрьме сидит?
– Он не сидит. Он добровольно решил разделить участь своих соплеменников, а среди них есть такие, которые глотают людей целиком.
Я поперхнулась.
– А он, стало быть, не глотает?
– Он вообще людей не ест! Давно!
– Откуда ты знаешь?
– Оттуда! Я королевский маг или кто?
– Не знаю, – сказала я, сдерживая злость. – Не знаю, почему, отправляясь в опасное место, мне главную опасность надо брать с собой.
– Он не опасен! Или ты идешь с ним, или вообще никуда не идешь.
– И пусть все остается, как есть?
Бледное лицо Гарольда пошло красными пятнами. Он выпрямился, едва не стукнувшись головой о низкий потолок, и сразу сделался суровым и чужим:
– Ты оскорбляешь меня недоверием, маг дороги?
– Почему недоверием? – пробормотала я примирительно. – Почему оскорбляю?.. Я не хочу с ним идти, Гарольд, он мне не нравится.
Он некоторое время постоял, как статуя на постаменте, а потом выдохнул и поник:
– Полночи позади. Чтобы открыть Ведьмину Печать, нужно часа четыре, не меньше. На рассвете я выступлю на кочевников, и никуда от этого не деться. Долго мы еще будем препираться?
Глава 7
Ведьмина печать
Втроем мы поднялись наверх – Гарольд впереди, за ним Уйма и я в хвосте процессии. Кожаные штаны людоеда были пришиты к его мягким сапогам. Ступал он бесшумно и очень легко – как будто огромная туша была надута воздухом.
Мы миновали первую стражу, затем вторую и третью. Стражники реагировали на Уйму по-разному – некоторые степенно кивали как ни в чем не бывало. Другие выпучивали глаза. А один молодой солдат, видимо новичок, схватился за пику и приготовился к схватке.
Храбрые ребята в Королевстве.
Мы успешно обошли все ловушки (Уйма, похоже, знал их не хуже Гарольда), поднялись наверх и вернулись во дворец по длинной темной галерее (в том, что Уйма видит в темноте, не приходилось сомневаться).
Замок пронизан был потайными ходами. Гарольд затащил нас за какую-то портьеру (людоеду пришлось протискиваться боком). По винтовой лестнице, чуть не наступая на беспечных крыс, мы поднимались так долго, что я окончательно выбилась из сил. Гарольд ругался вполголоса. Уйма плыл, едва касаясь лестницы косолапыми ступнями, парил над крысами, как волосатый дирижабль, и дышал бесшумно. А может, вовсе не дышал.
Наконец Гарольд привел нас в большую комнату, очень похожую на кабинет Оберона, с такой же деревянной мебелью, с такой же доской на треноге, с таким же захламленным письменным столом. Я поискала взглядом крысу Дору и не нашла.
– Это мой кабинет, – сказал Гарольд. – Мой собственный. Уйма, ты пролезешь вот в такую, – он развел руками, как рыбак из анекдота, – вот в такую дыру?
– Лишь бы пролезет голова, – сказал людоед. Я впервые услышала его голос. Он говорил не на выдохе, как все люди, а на вдохе, и звук получался до того жуткий, что я в отчаянии села на лавку.
– Тогда я навожу Печать, – Гарольд коротко вздохнул. – Эх, времени нет ни на что…
Он быстро развернул доску, протер ее рукавом, как Оберон. Минуту постоял, взвешивая в руке длинный острый мелок. Потом со стуком ткнул в самый центр доски. Полетела меловая крошка.
Гарольд прерывисто вздохнул и повел мелок от центра по спирали. Поначалу мне казалось, что он водит по одному и тому же месту, и только спустя минут десять удалось разглядеть первые результаты его работы – узор, напоминающий годовые кольца на срезе дерева.
– И так надо разрисовать всю доску? – ужаснулась я.
Гарольд тряхнул головой, мол, не мешай.
Уйма бесшумно бродил по кабинету. Брал в руки то одну, то другую вещь. Постоял перед посохом Гарольда, небрежно брошенным в углу; я обнаружила, что держу в руках тяжелый подсвечник. Если бы людоед прикоснулся к посоху – клянусь, одним броском расколотила бы ему голову!
Чувствуя мою решимость – а может, по другой какой-то причине, – Уйма отошел от посоха, не попытавшись дотронуться до него.
Гарольд работал. Мелок полз по доске, не отрываясь. Сыпалась белая пыль. Узор – кривой, несимметричный, какой-то очень знакомый – разрастался на доске, но происходило это так медленно, что я с беспокойством поглядела за окно. Скоро рассвет?
Горели далекие морские огни, горел маяк на каменном мысу, а город утопал в темноте, и легко было представить все таким, как раньше. Когда мы только пришли сюда, когда никакого города не было.
Я поймала на себе взгляд Уймы. Желтый, оценивающий взгляд. Я обернулась – людоед отвел глазищи.
Не к добру.
Я обхватила себя за плечи и вдруг вспомнила, что не ела уже много часов. Что устала топать по этим лестницам, спина ноет и колени болят, и хочется спать. Да: прикорнуть бы хоть на полчасика, пока Гарольд рисует узоры. Но нельзя, ведь людоед здесь. Может, он только и ждет, когда я отвернусь…
Гарольд замер, не отрывая мела от доски. Закрыл глаза. Он был бледнее, чем раньше, на лбу блестела испарина.
– Лена… Там в шкафу… Твой посох. Возьми.
Я подскочила. И усталость, и сон слетели с меня моментально. Шкаф был здоровенным дубовым сооружением в противоположном углу комнаты, за доской. Косясь на людоеда, я распахнула дверцу; внутри царило безобразие из набросанных как попало книг, бумаг, разноцветных перьев, сушеных ящериц и лягушек, бутылочек и баночек в сургучных шапках, светильников, морских раковин, огарков свечей, песочных часов, и все это было покрыто слоем пыли.
Я чихнула. Удивительное дело: в шкафу был сквозняк. Словно там, за нагромождением волшебных предметов, работал мощный вентилятор. Я чихнула еще раз и увидела в глубине шкафа круглое навершие моего старого посоха – наполовину рубиновое, наполовину изумрудное. Я протянула руку, но посох отодвинулся, не желая даваться хозяйке. Я потянулась сильнее…
И вдруг меня как схватят за запястье!
Я не закричала только потому, что мне пылью забило дыхание. А в следующую секунду я увидела большой желтый скелет: он держал меня, одновременно прикладывая костяшку-палец к выпяченным белым зубам. Велел молчать!
– Что там, Лена? – обеспокоенно спросил Гарольд.
Я молчала, но не исполняя приказ скелета, а потому, что у меня отнялся язык. Я могла только вырываться изо всех сил, но скелет держал крепко.
– Костяк, – невозмутимо проговорил Уйма, неведомо как оказавшийся рядом со мной.
– А, – пробормотал Гарольд. – Это сторож. Уйма, скажи ему, пусть отдаст.
Почти коснувшись меня, людоед подошел к шкафу, просунул внутрь волосатый кулак и заехал скелету в зубы. Послышался хруст, костяные пальцы разжались, я отлетела, споткнулась и грохнулась на пол.
В шкафу что-то гремело и перекатывалось. Ни на что не обращая внимания, Уйма аккуратно закрыл дверцу и протянул мне мой посох.
Я поторопилась встать, хотя колени тряслись и поджилки дрожали. Уйма преспокойно ждал; я выдернула посох из его огромной руки. Сжала его в мокрых ладонях и только тогда – немножко – успокоилась.
– Гарольд! Почему ты не предупредил… Почему не сказал мне, что в шкафу скелет!
– А где же ему быть? – Гарольд устал, это чувствовалось по голосу. – Конечно, в шкафу! Я не подумал, что ты не знаешь, извини…
Я обошла комнату и заглянула Гарольду в лицо. Он работал; пот на его лбу блестел обильнее. Нет, по счастью, это не шутка и не издевательство: мой друг в самом деле считал вполне нормальным, чтобы в шкафу у мага сидел сторож-скелет.
Пошатываясь, я подошла к окну. Глубоко вздохнула. Прижалась лбом к навершию посоха.
– Как же ты пойдешь за Ведьмину Печать? – спросили у меня за спиной.
Я резко обернулась. Волосатый дикарь Уйма глядел желтыми гляделками, бесстрастно и пристально, как кот.
– Ногами, – ответила я сквозь зубы. – А что?
– Ты испугалась обыкновенного дохлого костяка…
– Я не испугалась.
– И ты боишься меня…
– Не боюсь!
Уйма мигнул:
– А они дают тебе посох. Я бы не дал.
– А тебя никто и не спрашивает.
Уйма не ответил. Задумчиво покачивая головой, пересек комнату и уселся на скамейку.
Ну вы видали! Какой-то дикарь станет меня учить. Какой-то людоед будет упрекать меня в трусости. И все из-за Гарольда: возьми, мол, в шкафу…
Я крепче сжала посох. Пусть я не держала его в руках четыре месяца – его дал мне Оберон, и я таких тварей, бывало, побеждала, перед которыми самый волосатый Уйма безобиден, как мышка. Вот так.
Я прицелилась посохом за окно и выпустила в небо изумрудный светящийся луч.
И сразу стало легче. Я ничего не забыла, не разучилась. Я по-прежнему маг, и мой посох при мне, и что мне какие-то людоеды?
Не глядя на Уйму, я распахнула шкаф. Скелет на этот раз затаился. Я мигнула, посмотрела ночным зрением, разглядела очертания гладкой желтой черепушки. Несильно размахнувшись, ткнула навершием посоха. Захрустело, посыпались кости, череп, отвалившись, выкатился из шкафа и юлой завертелся посреди комнаты.
– Что ты делаешь? – простонал Гарольд. – Ты мне мешаешь!
– Был сторож – и нету сторожа, – заметил Уйма. – Приходи, вор. Бери.
Ну на редкость противный дикарь!
– Это ты его развалил, – я попыталась закрыть шкаф. Берцовая кость застряла в двери, мешая ей затвориться. Носком сапога я затолкнула кость поглубже.
Уйма хмыкнул. Гарольд снова остановился, не отнимая мелка от доски:
– Я вас обоих прошу – помолчите. Мне уже немного осталось. Если я сейчас ошибусь – все насмарку, и заново уже не успею.
Не выпуская из рук посоха, я уселась на подоконник. Уйма замер на скамейке – нога на ногу. Круглые желтые глаза разглядывали меня без всякого стеснения.
Я отвернулась.
Что скажет Оберон, когда узнает, что мы с Гарольдом его не послушались?
Это зависит от того, приведу ли я из-за Печати принцев. Победителей не судят… А если не сумею? Оберон, скорее всего, отправит меня домой без права снова увидеть Королевство…
Звезды уже не казались такими яркими. И я снова почувствовала усталость.
Приближался рассвет.
– Все, – сказал Гарольд.
Он стоял перед доской, когда-то черной, а теперь почти полностью белой, разрисованной. Его правая рука висела плетью, пальцы сжимали крохотный огрызок мела, и, казалось, мой друг сейчас грохнется в обморок. Я встала на цыпочки, дотянулась до его головы:
