Рыжая не ведьма

Старушка не отреагировала, подлила гостье ещё чаю, а сама знай, прислушивалась, на окна поглядывала.

– Вы же обещали на вопросы ответить, – утолив голод напомнила Элиза.

– Да, милая, давно жду тебя.

– Меня? Почему именно меня? Я же сплю? Вы мысли читаете? Откуда вы меня знаете? – затараторила Элиза, встала из-за стола и подошла к старушке, взяла её за сухонькие ладони и склонила голову, чтобы заглянуть в глаза.

Та вздохнула, провела гостье по щеке.

– Ох, детонька. Мне ж давно не шестнадцать, да и слушать умею. Лес, он же всё видит, многое знает. С ним, как с соседом, поболтать можно. Ох, чего он только ни рассказывает на рассвете и чем ни делится на закате. Болтун, каких ещё поискать.

– Лес? – Элиза подошла к окну и всмотрелась в деревья.

Они и правда словно живые. Как нашкодившие мальчишки, листьями шелестят, ветвями прикрываются.

– Ну не сам лес, конечно. Птички-невелички, лисички, белочки. Говорить-то зверята не умеют по-людски, но так громко образами думают, что мне этого и хватает.

– Это они обо мне рассказали?

– Не только. Ты вовремя здесь. Очень вовремя.

– Для чего? – в Элизе просыпался гнев. Чего эта старушка водит всё около? Обещала на вопросы ответить, а сама…

– Слышишь? – приложила она к уху руку.

Элиза повторила жест.

– Он близко. Поспеши.

– Кто?

Показалось, что на всю избушку раздался топот копыт, и Элиза будто вернулась в подвал и смотрела на видение: всадник несётся во всю прыть. Получается, к ней?

Нет-нет. Элиза закрыла лицо руками, замотала головой. Это видение предвещало беду. Что-то снова плохое случится?

– Я не хочу. Пусть всё исчезнет! Пусть в свой день рождения я не услышу голоса и не открою ту дверь. Пожалуйста. Позвольте мне вернуть мою жизнь.

Но вместо ответа Элизу направили к порогу.

– Кыш-кыш-кыш. Поспеши. Судьба твоя близко, всё было предсказано ещё при твоём рождении. Не упусти. Это дар прощальный. Прими. Не отвергай. Так долго мы ждали. Боялись, что не получится.

Так всё было подстроено? Осознание окатило кипятком. Подвал. Отец. Марси. Всё это случилось, только чтобы Элиза оказалась в лесу и встретилась с тем, кто сейчас несётся сквозь чащу на скакуне?

Старушка, будто птица, замахала руками-крыльями. Вытолкнула Элизу к кромке леса. Деревья приняли рыжую гостью, направили дальше, вглубь чащи, и не позволили вырваться из зелёных объятий.

Колдунья! Точно лесная колдунья! Не зря они с Марси про неё карты рисовали. Нужно было отправить народ, найти эту избушку. Это всё она! Она виновата. Не Элиза…

Сложно сопротивляться чему-то во сне, Элиза отмахивалась от веток, посматривала на небо, искала яркое солнце, ждала, когда же оно пробудит уже. Ведь всё это сон. Всего лишь сон.

Порыв ветра подтолкнул Элизу, она оступилась и кубарем скатилась с небольшого пригорка, угодив прямиком под копыта с трудом успевшей остановиться перед ней лошади.

Глава 8. Глоток свободы

Ниткос запрыгнул на коня и пустился прочь из дома во всю четвероногую прыть скакуна, куда угодно, только бы вырваться на свободу и не слышать возгласы матери, наверняка уже выбежавшей за ним на крыльцо.

Надоело! Считают его пацаном малым. Это не делай, туда не ходи! Сколько можно? Ему на днях исполнилось двадцать, а матушка всё заглядывает к нему перед сном, поправляет одеяло, утром следит, чтобы позавтракал плотно.

Отец не реагировал на просьбы утихомирить раздражающую заботу. Куда там. Рамиус предпочитал не спорить с женой, давно смирился, что поместьем управляет она, и ей слова поперёк лучше не говорить – искрами гнева опалит всех, кто окажется в тот момент рядом. Слуги на глаза хозяюшке лишний раз старались не попадаться, и порой создавалось впечатление, будто в поместье всё происходило по одному взмаху руки властной Инеры.

Ребёнком Ниткос считал, что родители все такие: мать строгая, отец… тоже. Но при этом с искренней нежностью заботятся, внимательно выслушивают каждую идею и поддерживают во всех начинаниях. А начинать Ниткос любил. То столярное дело изучал, то искусство боя, то секреты приготовления блюд, то живопись, музыку, танцы. Благодаря заезжим учителям рос Ниткос разносторонне развитым мальчуганом.

Поместье их располагалось в отдалении от многолюдных путей, поэтому каждому редкому гостю здесь были безмерно рады. Стоило у ворот показаться страннику, как Ниткос уже вился около него с расспросами о чём-нибудь новом. Видя вспыхнувший интерес сына, Инера убеждала гостя задержаться, стать учителем для будущего наследника. Правда, странники не выказывали особого рвения оставаться надолго: их манила дорога, они быстро уставали от однообразия и покидали поместье, пообещав, что обязательно направят вместо себя других умельцев поделиться знаниями с любознательным мальчуганом.

Вот только всё реже в поместье появлялись новые гости, тогда Ниткос стал сам заниматься: оттачивал на рассвете боевые упражнения, наращивал мышцы, тренировал выносливость, днём до рези в глазах и мозолей на ладонях постигал столярное искусство в сколоченной собственноручно мастерской. И всё чаще засматривался на дорогу за воротами, но не гостей ждал, а представлял, как покинет поместье в поисках новых впечатлений.

Он никому не рассказывал, но верил, что там, за непроходимым лесом, ждёт его дама сердца, образ которой туманным видением преследовал с детства. Ниткос узнавал её силуэт в танце теней от пламени и ветвей деревьев в саду, слышал её смех в трели птиц, звоне посуды на кухне. Ниткос ощущал, как за пределами поместья ключом била жизнь, жизнь, которая пролетала мимо него, привязанного узами сыновьей благодарности за всё, что для него, единственного дитя, сделали. Как бросить родителей? Не мог он так поступить с ними, ведь он их опора. Так убеждал себя Ниткос, закрывая каждый вечер ворота.

С полгода назад тяга к путешествиям усилилась и образ девушки из прежде туманного, почти неуловимого, становился всё ярче, в нём появлялись детали: огненные локоны, глаза цвета утреннего неба. Ниткос видел её лицо в ведре с водой, когда умывался после тренировки, и взгляд незнакомки прожигал сердце грустью. Что с ней произошло? Не из-за того ли грустит, что он никак не найдёт её? Ниткос решил, что увяжется за первым же странником, который войдёт в ворота, и ничто уже не удержит его в поместье. Правда, как назло, путники никак не появлялись. Ниткос подумывал, что это матушка их отгоняла. Как – непонятно. Но без её вмешательства точно не обошлось, ведь это Инера – в поместье всё происходит так, как того захочет она.

Ниткос почти смирился с участью затворника, мысленно извинялся перед незнакомкой, которая, заплетая кудряшки в длинную косу, будто с укоризной смотрела на него из собирающихся к полудню облаков. Ниткосу было стыдно за трусость, он избегал мать, прятался то в саду, то в мастерской. Засиживался за любыми заботами допоздна, чтобы свалиться от усталости в кровати и не заметить, как тенью Инера скользнёт к нему да поправит подушку, одеяло, прошепчет заговор на здоровье. Хотя на здоровье ли?

Чаша терпения наконец переполнилась, взорвался Ниткос сегодня за завтраком. Встал из-за стола, так и не притронувшись к тыквенной каше.

– Я так больше не могу!

– Что такое, сыночка?

Молоденькая помощница по кухне, услышав голос хозяюшки, попятилась, не донеся блюдо с пирогом. Ох, разнесёт маман сегодня прислугу. Ох, достанется им за… За что? Да, найдётся за что. И кастрюля с тыквенной кашей окажется в лучшем случае на полу. Ниткос не хотел стать причиной неприятностей у кухарки, съел пару ложек и сказал, что каша сегодня особенно удалась. Матушка промокнула платочком губы, скрывая улыбку. В очередной раз она победила. И это спровоцировало новую вспышку гнева у Ниткоса.

– Хватит! Я устал. Завтра же уезжаю!

– Сыночка, но куда? Зачем? А как же мы? – Инера вцепилась в руку мужа.

Странно, но отец оттолкнул её и поддержал сына.

– Прекрати! Ты кого ростишь? От юбки не отпускаешь! Он мужик али девка хворая? Пусть мир своими глазами увидит.

– Да я ж, куда ж, – матушка заморгала часто и затеребила платок, переводя взгляд с мужа на сына и обратно.

Ниткос смотрел на отца и не верил – Рамиус посмел перечить жене? Что ж. Спасибо. Нужно пользоваться неожиданным подарком. Боясь, что Инера найдёт способ остановить, Ниткос выбежал из столовой и, уже закрывая дверь, услышал жёсткий голос отца:

– Пусть. Перебесится и вернётся. Поверь, так будет лучше.

Конь переминался в стойле, прядал ушами, будто ждал хозяина. Ниткос запрыгнул на него, захватив уздечку, и исчез за воротами в поднятой копытами пыли. В груди клокотала буря. Ниткос прижался к верному другу и бурча возмущался, как ему всё надоело, как ему душно в поместье, как не хватало свободы. Скакун же знай бежал, унося хозяина глубже в непроходимую чащу.

Успокоившись и почувствовав, что достаточно отдалился от влияния матушки, Ниткос спешился, помахал руками, сбрасывая напряжение, о деревья потёрся, избавляясь от остатков невидимой паутины, он словно из кокона выбрался, разрывал нити, сковывающие даже мысли. Но вместо облегчения душу зацарапал колючий стыд. Повёл себя как безусый юнец! Надо было спокойно поговорить, всё объяснить матушке, ну неужто она б его не поняла?

Ниткос осмотрелся: конь щипал траву, вокруг деревья, деревья, деревья. Где же тропинка? Как вернуться домой? Из-за порыва ветра зашелестели листья, они будто упрекали: так стремился к свободе и тут же хочет избавиться от неё? Вернуться в оковы материнской заботы?

– Ладно, отец ведь поддержал даже. Нужно мир посмотреть. Вот только… лес не совсем мир. Эй, духи, вы покажете мне путь?

Они показали, только не тот путь, который ожидал Ниткос. Они водили его кругами, хорошо хоть ягодные поляны не пропускали да к ручейкам заглядывали, чтобы позволить утолить голод и жажду. День прошёл, за ним ночь, утром Ниткос призадумался, как выбраться из западни. Вспомнил легенды, что чаща хуже болота, ты не замечаешь, как гибнешь, становясь её частью, тебе кажется, что о тебе заботятся, а сами кружат, кружат, играют словно котёнок с клубком.

Ниткос похлопал по крупу коня. Тот фыркнул. Хвостом отмахнулся и принялся щипать сочную травку – ему будто здесь нравилось больше, чем в стойле.

– Понимаю, дружочек, всё понимаю. Но я-то не зверь, я не могу жить в лесу. Давай с тобой договоримся. Ты меня сюда притащил, ты и выведешь. Что скажешь?

Конь помотал мордой.

– Ах ты, предатель! – Ниткос толкнул скакуна плечом.

Тот заржал недовольно, на дыбы встал. Лес, будто считал настроение скакуна, зашумел, птицами закричал. Но неожиданно всё затихло. Разом. Совсем. Ни одного звука не было слышно. Ниткос попрыгал на левой ноге, по уху постучал. Не помогло. Конь забеспокоился, переступил копытами, дёрнул мордой, будто кому-то ответил согласием, склонился перед хозяином, предлагая забраться на спину.

– Что ж. Я рад, что ты передумал.

Еле успел Ниткос прижаться к холке коня, тот понёсся, подгоняемый порывом ветра, уворачивался от ветвей, которые пытались скинуть всадника. Ниткос мысленно с жизнью простился, ведь если на такой скорости упадёт, то костей не соберёт. Эх, бедная матушка…

Эта ли мысль утихомирила коня? Или совпало? Скакун резко остановился и встал как вкопанный. Ниткос чудом не перелетел через его голову.

– Эй, дружок, ты, часом, не собрался избавиться от меня? – Ниткос похлопал коня по холке и обомлел.

Почти под копытами распласталась девушка. Рыжие локоны разметались, будто землю охватило пламя. Сердце Ниткоса забарабанило. Это она? Девушка из ночных грёз?

Глава 9. Переплетение реальности и видений

– Малышка, ну как же так?

Тоненький голосок заставил Элизу встрепенуться, она поискала взглядом всадника. Это же он произнёс? Да как он смеет! Издевается над неуклюжестью, да ещё и сюсюкается, как с ребёнком!

– Малышка? Какая я вам малышка?

Элиза сдула локоны. Безуспешно. Волосы прилипли к лицу, словно хотели спрятать замарашку от незнакомца. Попыталась встать, но… Ноги предательски разъезжались по скользкой траве, руки саднило, обида щекотала уголки глаз. Элиза вновь упала, хорошо конь отшатнулся, а то веснушчатым лбом ударилась бы о копыто. Захотелось спрятаться в кустах, не встречаться взглядом со всадником. Вот он сейчас расхохочется.

Ползком, путаясь в полах платья, отплевываясь от травы, Элиза сбегала в укрытие. Но на спину кто-то прыгнул, оттолкнулся маленькими лапками и, задев пушистым хвостом её щеку, исчез в тех самых кустах, куда рыжая направлялась.

– Малышка, постой! – раздался тот же тоненький голос.

Мелкими перебежками, посматривая на людей, вслед за юрким бельчонком семенила белка-мать. Элиза помахала ей рукой, но та дёрнула недовольно хвостом, будто осуждала. Только кого? Неуклюжую рыжую девушку или непослушную и такую же рыжую дочь?

– С вами всё хорошо?

На плечо легла мужская рука. Элиза взвизгнула и развернулась – из-за семейства белок она и забыла, что рядом конь и незнакомый всадник.

– Извините, я не хотел вас напугать.

Молодой человек поднял руки и отошёл на пару шагов. Конь всхрапнул и мордой подтолкнул его обратно.

– И за Дружка простите, – всадник похлопал скакуна по шее, но конь явно не чувствовал себя виноватым: заржал, копытом бить землю начал.

– Вместо пустых слов лучше помогите мне встать, – упрекнула Элиза.

– Да, да, – молодой человек подбежал, осторожно взял Элизу за руку, потянул, отряхнул платье от мелких травинок, вытащил из рыжих локонов пару веток.

Элиза не мешала, рассматривала его. Волосы светлые, короткие, опрятные, на странника непохож, наверняка из семьи, владеющей поместьем. Ресницы девчонкам на зависть, руки крепкие, лицо загорелое, явно не из тех, кто избегает работы. Ямочки спрятались за румянцем. Отчего они? От недавней скачки или смущения?

Молодой человек выпрямился, и взгляды двух незнакомых людей пересеклись. Его глаза заворожили Элизу… Серые, как туманная дымка. Сердце Элизы собралось выпрыгнуть. Сбежать? Или к нему прильнуть?

– Вы… – незнакомец сглотнул. – С… вами… всё хорошо?

Ему тоже сложно дышать? Элиза опустила взгляд, разорвала возникшую связь. Легче не стало, тело трясло. Надо собраться. Нельзя выдать незнакомцу своё состояние. Что сказала бы матушка? Элиза набрала в грудь воздуха и с прищуром посмотрела на молодого человека.

– Будет тут хорошо, когда на тебя с конём нападают, – Элиза откинула волосы за спину и склонила голову, рассматривая вороного, тот снова фыркнул, мордой замотал.

– Это кто ещё на кого нападал? – Молодой человек подошёл к четвероногому другу, расчесал пальцами гриву. – Вылетели стрелой и сразу под копыта. Вы не охотник, случаем? За конями… – он подмигнул вороному. – Или за женихами? Кто же вас этому научил?

А он с юмором. Элизе нравился незнакомец всё больше.

Кусты зашевелились, и оттуда выскочил бельчонок, за ним, всё так же озираясь, его мать.

– Малышка, ну куда ты опять?

Элиза рассмеялась: над ситуацией, белками, конём и всадником, у которого глаза округлились. Странно… Что его так удивило?

***

Ниткос боялся пошевелиться. Это точно она. Этот смех он узнает из тысячи. Могло ли ему так повезти, что он встретил даму сердца в лесу, да ещё при таких странных обстоятельствах?

– Куда же вы так спешили? – спросил он, когда отголоски смеха затихли и девушка подошла ближе, чтобы погладить коня.

– Я? – она осмотрелась и пожала плечами. – Никуда. Я просто гуляла, зазевалась и оступилась.

– Гуляли? В лесу? Одна? – Ниткос не мог поверить, как молодую красавицу отпустили родители. Почему с ней нет рядом отца, братьев, да хоть слуги какого, ведь что угодно могло произойти? Так нельзя. Так неправильно.

Но девушка восприняла вопросы не как заботу.

– Да кто вы такой? Где хочу, там и гуляю!

Она сложила руки на груди, вздёрнула веснушчатый носик, а за спиной мелькнул бельчонок. Перебирая ловко лапками, он забрался на ствол и не отрывал от них взгляда. Ниткос подмигнул незнакомке:

– Кажется, за нами наблюдают.

Она обернулась и помахала рыжей семейке.

– Да. Лес не даст меня в обиду.

– Верю. И всё же, позвольте, я вас провожу. В какой стороне ваш дом?

Девушка потупила взор и вздохнула.

– Вы заблудились?

– А вы?

Она с прищуром или даже с вызовом посмотрела на Ниткоса и будто заставила признаться.

– Я попался в лапы этой удивительной чащи и как муха в паутине запутался. Тропинки все исчезли…

– А в скольких лесах вы побывали? – перебила его девушка.

– Этот первый, – Ниткос посмотрел ей в глаза.

– И у меня.

Они замерли, задержали дыхание, воздух заискрился. Или им обоим лишь показалось. Вернулась тишина, будто их оглушили, только раздавалось биение двух сердец.

Тук-тук-тук. Тук-тук-тук. Тук. Тук. Тук.

Время замедлилось.

Ниткос несмело протянул руку, коснулся волос незнакомки, чтобы развеять сомнения – не видение ли она. Девушка не отшатнулась, а дотронулась до его руки своей ладонью. Жаром кожу опалило, в голове застучали мысли-дрозды: как такое возможно? Кто она? Как её не потерять? Как он жил всё это время без неё?

Нет. Это сон. Она лишь видение. Ниткос сделал маленький шаг, слегка коснулся её щеки и тут же отпрыгнул – под ногами прошмыгнул бельчонок.

Девушка снова рассмеялась, и невозможно было не повторить за ней. Оба сложились пополам, конь ржал, им вторя.

– Простите, вы такая красивая, что я решил, будто вы лишь видение, хотел убедиться, что вы настоящая. А тут ваш защитник…

Бельчонок осмелел, забрался на подставленную ладонь девушки, устроился у неё на плече, обвил пушистых хвостом её шею и прощёлкал что-то ей на ухо. Уж не про Ниткоса ли нашёптывал? Девушка кивала в такт речи зверька.

– Да, да, согласна. Очень странно. По виду на разбойника непохож. Вежливый. Но кто его знает, что у него на уме? Спасибо, милая.

– Милая? Так это девочка?

– Ага.

– А имя у неё есть?

Незнакомка нашла взглядом взрослую белку, выглядывающую из-за дерева, и прошептала:

– Малышка.

Ниткос протянул руку, чтобы погладить бельчонка, но остановился, заметив, как зверёк забеспокоился.

– А ваше имя могу я узнать? – спросил он, не отрывая взгляда от рыжей защитницы.

– Элиза.

Она произнесла это тихо, но лес тут же подхватил слово, усилил шелестом листьев и трелью птиц.

– Имя очень идёт вам, оно такое же звучное, льётся как песня. – Ниткос осмелился посмотреть на ту, что преследовала его в видениях, а сейчас стояла так близко.

Неужели всё происходит на самом деле?

***

Не только всадник переживал. Элиза терялась, не знала, что делать, она ни разу не оставалась наедине с молодыми людьми, всегда рядом были слуги, матушка, да кто угодно. Сейчас бельчонок, но ведь этого мало. А от незнакомца заходилось сердце, мурашки бегали от его взгляда, голоса, и всё ещё оставалось ощущение прикосновения на щеке, мимолётного, согревающего.

Он с придыханием произнёс её имя:

– Элиза.

Хотелось, чтобы он повторил это ещё множество раз. Ближе. На ушко. Обнимая. Да что же с ней происходит? Помогла белка-мать, скинула с еловой ветки шишку точнёхонько в рыжую макушку. Почти попала – спасла ловкость всадника.

– Осторожнее, кажется, лесные друзья не только защищают вас.

Элиза спустила бельчонка, подняла с земли шишку.

– А с чего это вы решили, что белка в меня метилась? – съязвила она, чем, судя по округлившимся глазам, удивила незнакомца. – Ну как же. Разве вы не понимаете?

Всадник развёл руками.

– Я вот вам имя своё сказала, а вы нет.

– Ниткос, – выпалил он на выдохе.

– Как? – Элиза приложила руку к уху.

– Ниткос, – чуть громче повторил он.

– Н-да. Разве бывают такие имена? Ваши родители что, совсем не любят вас?

Ох. Ну что на неё нашло? Зачем такое сказала? Ниткос отвернулся, принялся гладить коня, плечи осунулись. Что делать? Белка-мать ещё так осуждающе защёлкала, может, не на Элизу, на свою дочь, но от этого всё равно стало ещё неуютнее.