Возвращение домой

– Как поживаешь, дочь?

– Не представляешь. Лежу на каком-то матрасе из соломы и смотрю на потолок из палок.

Мама тихонько смеется, когда я ей рассказываю про свое приключение в электричке. Она удивляется, что я не взяла такси, но потом переходит к делу. Обычно эта женщина не звонит просто так.

– Отец сегодня обмолвился. Мне так сложно говорить об этом и разрываться между вами… Но он закрыл все счета, Кристин.

У меня нет и никогда не было своих начислений. С банковскими счетами отец мог делать что угодно, ведь они принадлежат ему.

– Ты не шутишь? Это же шутка, мама? Я сплю в обогащённом кислородом месте и вижу дурной сон?

– Он сказал, что твоя последняя выходка…

– Да я не причастна к этому! – выкрикиваю, резко усаживаясь в кровати.

– Но это твои подруги, Кристи. Зачем они так издеваются над тобой, зная, что ты под домашним арестом?

– Я уже самостоятельная и взрослая личность. Почему отец меня заставляет делать то, чего я не хочу? Где тут справедливость?

– А где справедливость тому, что ты получаешь деньги, которых не заработала?

– А как же моя зарплата? Неужели я и ее теперь не увижу? – Дыхание становится неровным. Я передвигаюсь по маленькой комнате, мысленно представляя себе еще более нищенскую жизнь. Половицы скрипят каждый раз, когда я приближаюсь к окну.

– Если счета закрываются, то начисление средств через банк невозможно, ты же знаешь. Есть шанс получать зарплату наличкой. И еще я могу тебе что-то давать, у меня есть деньги.

– Отец позаботился, чтобы я осталась без гроша в кармане. И как мне жить, мам? Постоянно просить подачку?

Связь начинает прерываться, а телефон разряжаться, как и мое настроение. Я присаживаюсь на кровати и обращаю внимание на Полину в кухне, расчесывающую свои русые волосы.

– Я все слышала, потому что говорила ты очень громко. Может быть, идея с лыжами все же покажется тебе интересной, раз ты остаешься здесь?

– Да я не остаюсь здесь! – произношу громче, чем хотела, накидывая пальто. – Мое пребывание у вас слишком затянулось. Ромео говорил, что электричка в семь. Я должна бежать.

– Но я могу тебя проводить, хочешь? – Полина вскакивает с непоколебимым и тошнотворным оптимизмом.

– Хорошо оставаться.

Схватив ID-карту и свое недоверие, я выбегаю из сеней и двигаюсь в сторону леса. Это место обволакивает тьма, она наступает не слишком быстро, но ее очертания тенью набрасываются на деревья. Скользкие дорожки, по которым я суетно иду, успели покрыться вновь выпавшим снегом. Взглянув на часы, я понимаю, что слишком сильно тороплюсь и сбавляю шаг.

Вдыхая сосновый воздух, издаю усталый возглас, выпуская пар изо рта. Обнаруживаю наличку в карманах, – последние деньги на проезд и еще что-нибудь. Теперь моя мечта – оказаться у себя дома, даже в той грязной квартире, к которой я когда-нибудь привыкну и наведу там порядок.

Спустя два часа я приезжаю в свой район. Уставшая, но пока еще не сломленная, поднимаюсь по ступеням. Кто-то стоит у двери моей квартиры. Я ускоряю шаг и готовлюсь атаковать грабителя, но обнаруживаю в нем отцовского помощника.

– Вы что здесь делаете?

Щелчок ключом, и дядя Олег запирает дверь на замок.

– Просто ставлю печать. Правда, неофициальную, но все же.

– Зачем же? – Мой сердечный ритм не успокаивается.

– Не держи на меня зла. Я должен кормить своих детей, мне нужна эта работа. Просто поезжай в поселок к родителям. Мне не было велено тебя везти к ним, но твой отец дал понять, что твой дом – это особняк.

Помощник, спускаясь вниз, не удостаивает меня больше вниманием. Я пытаюсь вставить свой ключ в замок, однако мне не удается его повернуть.

– Вы что, с ума сошли? – кричу уходящему мужчине в черном пальто. На весь пролет слышится хлопок подъездной двери.

Просмотрев журнал вызовов, звоню отцу, но он не берет трубку. Звоню маме, она начинает реветь и звать меня домой, и я не могу это слушать. Пытаюсь сконцентрироваться на разуме, чтобы не мешали эмоции. Ничего не лезет в голову, но и оставаться в вонючем подъезде посреди ночи тоже нет никакого желания.

Еще раз проверяю замок – попытки тщетны. Дядя Олег сменил его на другой, чтобы я больше никогда сюда не вошла.

Вспоминаю, что давно не звонила Рите. От нее так и нет никаких сообщений после того случая. Подруга, наконец, отвечает, но по бессвязной речи становится понятно, что девушка где-то отдыхает и ей явно не до меня. «Значит, выбралась из полиции», – подытоживаю я.

Пытаюсь придумать хоть что-нибудь, пока не сел телефон. Опускаюсь на подоконник подъезда, слушая завывания ветра за окном. Вокруг меня окурки и пустые бутылки у батареи.

– Хоть радиатор греет ночь неудачницы. И на том спасибо, – вдыхаю прокуренный воздух в свете тусклой лампочки. – До чего докатилась дочь влиятельного человека. Мне негде переночевать, за-ме-ча-те-ль-но!

Снимаю трубку неизвестного номера.

– Привет, это Поля, – сообщает знакомая девушка ангельским голосом.

– Привет еще раз. – Во мне бесследно испарился какой-либо энтузиазм.

– Я просто хотела убедиться, что у тебя все в порядке. Я подслушала твой разговор с мамой, помнишь?

– У меня все прекрасно.

Помолчав с секунду, Полина добавляет:

– Не верю твоему голосу, он какой-то взволнованный. Точно ничего не хочешь рассказать? К примеру, что у тебя нет денег…

– У меня есть деньги. Я же сказала, что все хорошо. Пока, Полина.

Я кладу трубку, гордая и обеспокоенная за свое будущее у подоконника подъезда, в котором двадцать лет не делали ремонт. А интересно, где спят зимой бомжи и что они едят на завтрак? Я ощущаю себя явно хуже. Мама зовет домой, но я не могу переступить через свою гордость и показаться на пороге особняка. Не хочу видеть отца, который не упустит шанса насмехаться надо мной каждый день. Видимо, я слабая и не могу держать удар.

Через некоторое время из какой-то квартиры выходят несколько человек. Девушки и парни отмечают чей-то день рождения, о чем мне весело сообщают, поглощая пиво из железных банок. Они курят крепкие сигареты, громко смеются и, должно быть, лучше меня проводят этот вечер.

Я, пропитанная ядовитым дымом, спускаюсь на этаж ниже и решаюсь позвонить Полине:

– Твоя взяла.

– Я думала, у тебя совсем нет чувства самосохранения, – лепечет моя новая подруга и разъясняет план проезда к ее дому.

Спустя полчаса выхожу из такси. Дверь в квартиру мне открывает взрослая женщина. По всей видимости, бабушка Полины.

– Это идея вашей внучки, не моя.

Хозяйка дома в ночнушке провожает непрошенную гостью в комнату, полностью обставленную безвкусной мебелью и украшенную пестрым текстилем.

– Вот что. Утром я ухожу на работу, надеюсь, ты нормальная и воспитанная.

Я бы так не сказала, но произносить вслух это не хочу. Вымотанной и уставшей мне хватает сил лишь прижаться к мягкой подушке, пропитанной сладкими ароматами цитруса.

– Полина, с меня пирожок.

Глава 7

– Просыпайся! – Кто-то нежно бормочет во сне, и я открываю один глаз. Нет, это не сон. Передо мной Полина.

– Уже утро? А сколько времени? – сложно соображаю.

– Одиннадцать. Ты продрыхла всю свою жизнь.

– Полин, если ты будешь мне читать нотации…

– А кто еще тебе их будет читать, если не я? Насколько паршиво ты себя чувствуешь?

– Настолько, чтобы умереть. Скажи, это возможно? – говорю, зевая. Мой рот вообще не закрывается. Кажется, я сейчас проглочу весь воздух в этой квартирке.

– Удивительно, но моя мама не сказала ни одной тревожной фразы насчет твоего ночного приезда. Похоже, ты была душкой.

Маму Полины я вчера случайно приняла за бабушку и даже произнесла вслух слово «внучка». Но Полина мой казус не упоминает.

Футболка на мне помята, ведь я завалилась спать прямо в ней. Не удостоив Полину ответом, по привычке нащупываю ногами тапочки, коих здесь нет.

– Кристи, ты можешь остаться так долго, сколько тебе понадобится, но с условием быть хорошенькой. Я ведь живу не одна.

– Я думала, твой дом в деревне.

– Там иногда живет Рома. Он – мой брат, – говорит тихим голосом Полина, складывая свои вещи в шкаф. – Этот дом нам оставили бабушка с дедом, а их уже давно нет. Так что мы с Ромкой туда ездим отдохнуть от Москвы. И он любит бывать в деревне чаще меня.

– Смею сказать, что внешне вы не похожи.

– Это долгая история, может быть, как-нибудь расскажу. Только вот ты не сильно желаешь со мной общаться.

– Я не виновата, что не вписываюсь в твои рамки, – пожимаю плечами и начинаю натягивать свои темные джинсы.

– Рома предупреждал, что ты слегка двинутая, теперь вижу, что не преувеличивал.

Я одариваю собеседницу косым взглядом и хочу что-то возразить, но на правду не обижаются. Мое внимание привлекает то, как Полина аккуратно убирает свои вещи: джинсы, майки, вязаные кофты гармонично смотрятся на полке. Девушка закрывает дверь шкафа и направляется в кухню.

– Здесь можешь брать чай, кофе. Кажется, есть какая-то еда в холодильнике…

– Как я расплачусь с тобой за такси? – выбегаю вслед за Полиной, которая уже наводит порядок на столешнице весьма древнего кухонного гарнитура. Старее только в моей квартирке возле аэропорта, которую вчера опечатали.

– Не знаю, можешь продать почку, – улыбается она.

– А можно я просто выброшусь в окно?

– Нет, сначала отдай долги!

Моего рта тоже касается улыбка, я стою, опираясь о подоконник. Кухня настолько маленькая, что я с трудом представляю, как смогла бы жить вот так. Даже в моей квартире, хоть и с обшарпанным гарнитуром, в кухне явно больше квадратов. Мгновенно подкатывает грусть – скоро ли я попаду домой? Вспоминаю о том, что мне стоило бы позвонить отцу и выяснить с ним этот вопрос, но обнаруживаю, что совершенно забыла зарядить телефон.

– Так что произошло? Кто тебя выкинул из дома?

– Откуда ты знаешь, что я лишилась жилья? Я не говорила об этом.

– Ну логично же, если человек просит о помощи и ему негде переночевать…

– Послушай, я не прошу о помощи.

– Не понимаю, что в этом плохого?

Домофон звонит пронзительным писком, отчего мы резко поворачиваемся в сторону звука. Отправляясь открывать дверь, Полина лепечет, что не может привыкнуть к этому звонку.

– Как и просила, здесь твоя глазурь и все остальное… – Рома не договаривает, завидев меня, выходящую в прихожую. – А ты что здесь делаешь?

– Стою. А ты?

– Кристина у меня побудет какое-то время, – отвечает Полина, рассматривая принесенный пакет.

Рома молчит, поглядывая то на меня, то на сестру.

– А это что?

– Это цедра лимона в упаковке.

– Такое бывает? Не может быть! Где нашел?

Лицо парня не выражает никаких особенных волнений, однако неодобрение от моего присутствия я все же очень остро ощущаю.

– Ромео, можешь не коситься, я удаляюсь, – закрываю за собой дверь в комнате Полины.

В следующий час пытаюсь дозвониться до отца, но он упорно не берет трубку. Позже позвонила мама, и я ей рассказала, что нашла, где остановиться. На уговоры вернуться домой не обращаю внимания, но узнаю от нее, что отец улетел во Францию решать вопросы с открытием специального терминала для «КиЛайн».

– Кристин, его не будет несколько дней. Особняк совершенно пустой, здесь только мы с Тесси, – слышится урчание моей кошки. Наверное, мама гладит ее по брюшку. – Да и помощница приходит всего два раза в неделю, ее помощь не слишком мне сейчас нужна.

– Ты теперь сама будешь закидывать в стирку грязное белье? – спрашиваю с сарказмом, но мама не реагирует. – Это несправедливо – не иметь своего собственного жилья, не иметь возможности вернуться к себе, укрыться после тяжелого дня, зарыться в своих проблемах и никому их не показывать.

К тому же я уверена, что отец, выставив меня на улицу, намерен таким образом хорошенько проучить свою дочь за непослушание.

– Я понимаю, на тебя многое навалилось, но разве справедливо иметь на счету деньги, которые ты не заработала?

Мама, как и всегда, на стороне своего мужа. Ее слова кажутся добрыми лишь на первый взгляд, но я уверена, что мнение дочери ей принять также сложно, как и вступить с ней в открытый конфликт. Она всегда опасается окончательно потерять мое расположение.

– Чем твой притворный метод упрекнуть лучше открытого отцовского?

Мне всегда спокойнее, если я выскажу, что думаю. Но сегодня я довольствуюсь хоть какой-то заинтересованностью мамы к моей жизни, ведь раньше она этого не делала вовсе.

Спустя некоторое время пустого диалога мне больше нечего ей сказать, о чем я открыто заявляю, заканчивая разговор.

А моя подруга Рита до сих пор не отвечает на звонки и сообщения. Думаю, начинается настоящий игнор со стороны друзей.

Из кухни слышится музыка – выхожу из берлоги оценить обстановку. А еще хочу смириться с недовольством Ромы и не прятаться вечно в комнате, когда желудок требует какой-нибудь еды.

По всем поверхностям кухни разбросаны венчик, ванилин, мука, скалка, формочки. Много знакомых пищевых красителей, которые я однажды покупала маме. Полина весело пританцовывает и не обращает на окружающих никакого внимания.

Недовольная жестом подобного «гостеприимства», я сама открываю шкафчик, чтобы достать кружку. Затем кипячу воду в электрическом чайнике, на котором заметны следы капель накипи. Роман что-то чинит в прихожей, и Полина сообщает нам, что чайные пакетики находятся в тумбе, сама при этом продолжает замешивать тесто. Ее братец игнорирует непрямое приглашение за стол.

– Моя мама тоже кондитер.

По объемам теста и разнообразию инструментов, которыми располагает Полина, я понимаю, что занимается она этим делом профессионально.

– Мне нужно испечь сегодня несколько краффинов, а еще безе. Я очень хочу понравиться руководству ресторана, чтобы меня взяли на работу.

На темном фартуке Полины заметны следы белой пыли, как и на мелких волосках на ее руках, торчащих в разные стороны. Несмотря на впопыхах убранные наверх волосы, шевелюра хозяйки кухни выглядит опрятной. Я осознаю, что мне вдруг хочется покрыть ее прическу лаком и пригладить для правильного образа. Через секунду до меня доходит, что Полина не стюардесса на борту самолета.

– Судя по твоей заинтересованности, мне кажется, ты переплюнула даже мою маму.

Чувствую на языке нежный вкус топленого молока. Съев уже три небольших квадратика печенья, тянусь за четвертым.

– Я давно не захаживала в кондитерскую в центре города. Моя мама занимается исключительно тортами. Вот уже как два года у нее свой бизнес, – продолжаю я.

– А ей компаньон не нужен? – Побелка теперь украшает и кончик носа Полины.

– Мне не хочется вас знакомить, – саркастично улыбаюсь, поедая булочку с корицей.

– Кристи, я бы это не ела.

– Почему? – озадаченно спрашиваю я.

– Я пекла эти булочки несколько дней назад.

Эта повариха не должна знать, что ее стряпня, приготовленная так давно, вовсе не кажется безвкусной.

– Ну ты и сморозила, – проговариваю, откладывая вкусный кусок в сторону. – Чем мне теперь питаться? Буду давиться чаем.

– Даже не знаю, как тебе помочь, – пожимает плечами кухарка и принимается дальше колдовать над тестом.

Меня охватывает грусть из-за несъеденной сочной сдобы. Я не обладаю силой воли, поэтому незаметно отщипываю кусок за куском. Через несколько минут оставшаяся булка исчезает.

– Вот так сойдет? – показывается в кухне озадаченный Ромео. На нем мятая футболка. – По-другому поменять будет невозможно.

По просьбе сестры парень чинит обувницу в прихожей. По их диалогу можно понять, что речь идет о петлях, держащих дверцу шкафа.

Рома практически не глядит в мою сторону, будто меня нет. Впрочем, я не слишком заморачиваюсь на этот счет, но мне хочется, чтобы атмосфера в доме больше располагала к общению. Одна лишь Полина задает настроение – благодаря ее манере практически всегда улыбаться, я чувствую себя в своей тарелке.

– Я тебя не укушу, можешь не волноваться, – считаю нужным еще раз напомнить об этом Роме.

Мы с ним сталкиваемся в прихожей. Я по привычке потираю руку в месте огромного синяка, полученного в тот вечер, когда этот говнюк хватал меня в ночном клубе.

– Чувствую себя как дома.

– Сказал он таким тоном, что хочется убежать.

– Предстоит потрудиться, чтобы тебя напугать, – ухмыляется авиационный врач, складывая обувь в шкаф. – Кстати, где тот гель для ушибов? – Рома косится на мою руку.

– Мне его всегда с собой таскать?

– Хотя бы для того, чтоб не трогать ушиб.

– Спасибо за заботу, но у меня ничего не болит, Ромео, – имя его я выговариваю немного наигранно. – Гель остался в квартире, в которую я уже не попаду. Ничего не могу с этим поделать.

– Полинка, все готово. Скажешь маме, чтобы не волновалась.

Не успевает крикнуть Рома, как поворачивается ключ в двери. Женщина, которую я ошибочно приняла за бабушку, входит в квартиру, впуская морозный воздух в теплое помещение. Ее лицо в дневном свете уже не выглядит устало, оно почти сияет после трудного рабочего дня. Замечаю схожие черты в мимике с ее дочерью. Ромео галантно перекидывается парой слов со своей родственницей и уезжает, как сообщает, домой. Этот врач только со мной такой колючий? Или дело в нашем первом знакомстве? Я не понимаю.

Мама Полины представляется Светланой. «Мне нравится имя, оно подходит для этой взрослой женщины», – размышляю про себя. Еще вчера почувствовалась легкость в общении, сегодня я в этом убеждаюсь.

– Кристина, а чем занимаются твои родители? От Романа я знаю, что твой отец является управляющим авиакомпании.

– А моя мама точно не ночует с бомжами.

Если бы Полина не предложила ночлег, меня бы коснулась такая участь. Я была бы первым нищебродом в нашем светском обществе высокомерных родственников.

– Видимо, не следовало говорить то, что первое пришло в голову? – искусственно улыбаюсь и касаюсь мочки своего уха.

– Это у Кристи юмор такой, ты привыкнешь, – вежливо сообщает Полина женщине.

– То есть ты хотела сказать, что твоя мама занимается чем-то интересным?

– Я не нахожу, что ее деятельность меня впечатляет. Она держит свою кондитерскую.

– Это уважительно для человека, увлеченного любимым делом. Впрочем, как и твой отец, она нашла себя в управлении. А у тебя есть какая-то жизненная цель?

И тут я сталкиваюсь с очевидным, ведь у меня нет ни малейшего представления, как будет выглядеть мой завтрашний день.

– Завтра рейс, а денег у меня нет. Прошу не предпринимать ничего на этот счет, я разберусь в своих проблемах, – предупреждаю на берегу, выставив ладонь перед собой. – Я решу проблему получения денег за свой нелегкий труд, чтобы хоть как-то выжить после того, как отец закрыл мои банковские счета и выгнал из квартиры за угон самолета, вульгарные новости и дебош, учиненный подругой в аэропорту, – мне приходится загибать выставленные пальцы, перечисляя все трудности жизни стюардессы. – Думаю, вопрос о целях немного некорректен, учитывая то, что несколько месяцев назад моим желанием были бесконечные вечеринки, – быстро проговариваю я, и моих губ касается кружка с водой, которая ставит освежительную точку в продолжительной речи.

Кухню накрывает тишина этого вечера, лишь телевизор, включенный Светланой, тихонько передает унылые новости.

Есть такая категория людей, они из вежливости предпочитают не комментировать странности ситуации, в которые я попадаю. Чертовски приятно, что мама Полины интересуется не только моими планами на будущее, но и тем, что я ела за день.

А еще Светлана напоминает, что я могу остаться у них, сколько моей душе угодно. Но я слишком горда, чтобы злоупотреблять положением, поэтому буду думать, что делать дальше.

После вкусного ужина, приготовленного Полей, я звоню дяде Олегу, который вчера опечатал дверь моей квартиры, и прошу привезти мою лётную форму. Мужчине нужно несколько часов, чтобы решить эту проблему. Вскоре на пороге временного убежища уже стоит курьер с темным чемоданом. По всей видимости, квартиру у аэропорта отец еще не продал. Наверное, ему пока некогда этим заниматься. Что ж, назло ему не буду унывать, пока у меня есть я.

Готовлю сумку на завтрашний рейс, невольно задумываюсь о своей новой жизни без средств к существованию. Паршивое ощущение безнадежности прогибает меня, но я отчаянно уговариваю себя не падать духом и не терять уверенности в себе.

Глава 8

Дороговизна и недоступность, роскошь и богатство – вот что олицетворяет авиакомпания «КиЛайн». Двадцать лет назад мой отец собрал учредителей и открыл бизнес. Он не только руководил, но и пилотировал самолет. Отец брал меня в свои поездки, чтобы сегодня не вспоминать об этом. Он вообще не любит говорить о моем детстве.

Оглядываясь назад, сложно представить, что когда-то я была примерным ребенком. Есть такие дети, способные испытывать огромное желание понравиться всем взрослым, а особенно родителям. Это хорошая черта подрастающего поколения и пожизненная удавка одновременно.

Не успев открыть глаза, звоню отцу. Он снимает трубку и быстро сообщает, что очень занят и просит не беспокоить его, пока он в поездке. Тогда я набираю номер бухгалтерии авиакомпании. Отвечает женщина, которая ясно дает понять, что заработную плату наличными она выдать не может, ведь приказа у нее такого нет.

– Что ж, я тоже не смогу вам обещать защиту, когда мой отец вдруг решит вас уволить, – выпаливаю я, теребя завязки Полинкиной пижамы. На меня смотрит ее плюшевый медведь, у которого из уха торчит нитка.

Женщина обещает решить вопрос и связаться со мной позже.

– Так-то лучше!

Утро меня радует. После принесенного Полиной в постель какао звонит мама с предложением перекинуть некоторую сумму. Окруженная утренней заботой, я даже теряюсь. Мы договариваемся, что мама переведет деньги на банковскую карту Полины, ведь мои счета заблокированы.

Переодевшись в лётную форму и оставив единственную одежду в квартире у своей новой подруги, я отправляюсь рейс.

Металлический контейнер, раскачиваясь, медленно отъезжает от самолета. Питание и оборудование загружено. Угрюмый сотрудник натягивает ограничитель безопасности на дверной проем самолета, и спустя несколько секунд «большая коробочка» постепенно опускается, издавая писклявый сигнал. По мере отдаления кейтеринговой машины5 ее противный звук заглушается шумом двигателей самолета. Лампочки этого «трансформера», за которым пристально наблюдает Эллина, хаотично мигают, пока не превращаются в маленькие точки в огромном аэродроме.

Прежде чем закрыть дверь, Эллина высовывается на улицу. Морозная прохлада вот уже несколько минут заполняет мне нос и лёгкие. После вчерашней денежной подставы отца я еще долго отхожу, вдобавок Лиза подливает масло в огонь. Она специально назначила меня работать в паре с Эллиной. Так и хочется вырвать волосы этой девке и сдуть губы, но мы должны соблюдать нейтралитет.

– Девушки, как приняли питание, без эксцессов? – На пороге появляется Лиза собственной персоной. На ее щеках непривычный розовый румянец, старшая несколько взъерошена.

– Я говорила тебе, что не хочу с ней работать, но ты поставила нас вместе. – Жалобы на Эллину не заставляют себя долго ждать.

– Что-то уже произошло?

Мы с Эллиной отвечаем, что пока ничего не случилось, но успеваем при этом переглянуться. Нам поздно приходит идея что-нибудь натворить, чтобы нас разъединили.

– В рейсе летят два стажера, как вы помните из брифинга6, и работаем мы сегодня в бешеном ритме. Мне нужно, чтобы вы обе были здесь для облегчения задачи. По-другому расставить экипаж я не могу. И да… Мне совершенно все равно, какие у вас взаимоотношения.

– Даже если мы повыдергиваем друг у друга волосы? – спрашивает Эллина и хлопает наращенными ресницами.

– Вас ждет выговор. Все просто, Эллина… – Старшая наблюдает за салоном через щель шторы. – А я пришла по другому поводу. Кристина… – Лиза выглядит как робот. – Тебе сообщение от отца дословно: «Не лезь и не шантажируй бухгалтерию, дрянь. Ты должна мне как земля колхозу». Прости, мне сказали передать.

С этими словами старший бортпроводник удаляется. Какое-то время я не смогу закрыть рот. Руки на автомате переставляют телеги. И только лишь ехидство Эллины напоминает мне, что я в самолете. А ведь утро так хорошо начиналось.

– Добрый день. Ваш ряд будет справа от вас, номер 25«А», – милый голосок Эллины разносится в хвосте салона.

Успех ее настроения зависит от моих жизненных неудач. Она элегантно поправляет свои выпавшие из прически кудри и улыбается каждому. Ее сегодня веселят пассажиры, что на девушку совсем непохоже.

– Какое у меня место? – спрашивает пожилой мужчина, заглянув в кухню.

Я не отвечаю, ожидая его ухода. Однако он все еще не сводит с меня глаз, поправляя очки.

– Всем от меня что-то нужно, – бурчу я, держа кофейник. Потом беру его посадочный талон. – Ваше место 17«Д», это по правую руку вперед по салону.