Мельница Душ Разумных

Впрочем, именно Соласту удалось заметить нечто действительно из ряда вон выходящее. Синюю «ёлочку» – след от упавшей на землю звезды, и всё то, что последовало сразу за этим.

***

Вернёмся в настоящее время. Ночь. Чудо прибыло на землю Моновиума, а Соласт только-только об этом узнал.

Эхо Соласт Лье Бьяно смотрел на след в небе, пока тот не стал таять, а он сам не стал переминаться с ноги на ногу от холоднющего природного воздуха, что продолжал стремительно охлаждаться по неизвестным причинам, замораживая даже стёкла его очков.

Первым делом Соласт отправился вниз; ещё в трусах, длиннорукавной футболке, завёрнутый в одеяло и стряхивающий с волос-щупалец иней. О происшедшем нужно было доложить, и единственное, что его огорчало, что он не удосужился сфотографировать само явление, зато он смог сделать для отчёта фотографии замороженных окон и сизых густых туманов, что расползались всё шире. Этих явлений уже достаточно, чтобы обратить на это внимание, а его самого эвакуировать из места, в котором скоро станет совсем опасно.

Стоило Соласту отправить сообщение, как внезапно электричество отключилось. Системный блок компьютера загудел, разгоняясь, и Соласт только успел выдернуть из него шнур; что произошло бы, если бы скадел-учёный этого не сделал, неизвестно. Вероятно, компьютер взорвался бы.

Оказалось, что межмировой маяковый коннектор – устройство, что позволяло безопасно выходить в межнет – полностью вышло из строя. Связь с межмировым маяком прервалась. Это значило, что любое действие в межнете скорее всего привлечёт внимание технодемонов, призраков и прочих неприятных существ, обитавших в тёмных закоулках сети и теперь способных разглядеть скадела.

Соласт не знал, успел ли он отправить сообщение, но знал точно: в худшем случае ему потребуется немедленная эвакуация, а в лучшем, как минимум, бригада специалистов-ремонтников, возможно, с охотниками за привидениями.

Каждый разумный знает: оставаться в зоне, где тебя может превратить в кровавую паутину, пока ты спишь – очень опасно. Этого не знали только люди, выросшие на северо-западе, в странах Молота. Там упёртые самоубийцы веками не покидали своих домов, даже если вся округа заполнялась искажениями.

В генераторной появилась аномалия: по тёмному подвалу разлился страшный жар от твёрдого кварцевого столба, проросшего из-под земли сквозь пол и вонзившегося в потолок, заставив его чуть потрескаться.

Соласт не решился туда входить и чинить. Вместо этого он вернулся к компьютеру и быстро его пересобрал; используя свои знания и старые запчасти, он подсоединил резервную свинцовую батарею от ручного пылесоса и так, хоть и ненадолго, смог выйти в межнет.

Его предыдущее сообщение было удалено. Он послал сигнал о помощи; чем короче, тем лучше. Стоило ему отправить сообщение, как монитор компьютера сразу закрыли помехи; сначала битыми линиями, а после полноценным перекосом.

По ту сторону из помех вырисовался широко открытый глаз без век и ресниц, что посмотрел скаделу прямо в душу. Неразборчивый скрежечущий шум раздался из динамиков, чем-то отдалённо напоминавший разумную речь, но такую, от которой уши заливало кровью. Соласт сразу же свалил компьютер со стола, поднял системный блок и разбил его о монитор, надеясь, что это не даст вырваться призраку.

После чего Соласт ушёл наверх в жилые комнаты, прочь от компьютерной, в которой вероятно могли оказаться теперь пара могущественных потерянных и очень злых призраков, что могли бы его если не убить, то оглушить до конца дней.

Наверху он наконец полноценно переоделся: термобельё, рабочие штаны, куртка поверх свитера – самое прочное, что было из нательной одежды. После Соласт облачился в общий костюм химической защиты – эдакий жёлтый комбинезон с шевронами Вороньего Дозора, с дополнительным капюшоном и вырезом под противогаз, на случай, если туманы попытаются его задушить.

Вероятно, из зоны нужно было выбираться уже сейчас, но Соласт не спешил; сначала нужно было понять, насколько всё плохо, насколько невозможно позвать на помощь и, вероятно, нужно не действовать самостоятельно, а ожидать эвакуационной миссии для одного из самых продуктивных работников «Вороньего Дозора»…

Впрочем, Эхо Соласт насколько бы ни был приверженцем правил, также понимал; жизнь во Франгире – вещь ценная, но теряется часто. Возможно, ради одного него начальство не решится рискнуть другими. Возможно, он здесь уже сам по себе, и чем дальше, тем сложнее ему будет выбраться самостоятельно.

– “Я постараюсь выждать три дня, если ситуация не начнёт ухудшаться. Если я не узнаю об эвакуации за это время, то постараюсь выбраться самостоятельно», – думал он, а потом додумывал: – «Но что, если за три дня ситуация станет ещё хуже? Что, если со мной вот-вот что-то случится? Может мне уже стоит уходить?»

Соласт думал об этом, сидя в комнате в углу и обхватив себя руками. Он чувствовал себя беспомощным глупцом; понимая, что ситуация ужасна, он собирался её исправить, но впервые в жизни не представлял, как. Ожидание же и вовсе казалось невыносимым.

Через замёрзшее окно он видел, как гравитационная аномалия разорвала его машину. Как знать, что его самого не постигнет та же участь?

И вот ведь он оделся и знает, что самое умное – это не дёргаться и понять лейтмотив данной архианомалии. У каждой аномальной зоны есть причина, порой очень скрытная и незначительная. Её лейтмотив.

Конечно, много лет назад учёные считали аномальные зоны совершенно непредсказуемыми, но те на самом деле имели много интересных аспектов, которые могли стать объяснением и опасности той или иной зоны.

Например, одни зоны появились из-за того, что какой-то искатель вынес предмет с сильной эмоциональной привязкой (ака – ожерелье) из другой аномальной зоны.

Либо же потому, что кто-то кого-то убил. Либо потому, что ударила необычная молния. Либо потому, что кто-то в сердцах крикнул “да чтоб забрали тебя туманы” в неудачный день и в неудачный час человеку, за которым всегда следовала мистическая аура.

Некоторые зоны становились исключительно опасными. Некоторые – не очень, например “Моховой Лес”, где все живые существа и деревья стали создаваться из мягкого мха, появляясь из земли. Моховые звери не были опасными, они просто из мха, ели мох, производили мох, потом вырождались. Появившаяся целая новая форма жизни замкнулась на самой себе.

А что было известно об аномальной зоне, за которой наблюдал Соласт?

Нечто прилетело с неба. И не маленький сожжённый в атмосфере кусочек породы, а настоящий объект, имеющий такую массу, что при столкновении потряс округу. Сразу за этим последовал холод и сизые туманы… Ничего подобного Соласт раньше не видел.

Наблюдая за тем, как медленно восходило солнце, окрашивая чёрное небо в исключительно белый цвет, Соласт придумал свой следующий манёвр. Манёвр рискованный, почти глупый, но один из тех, что не просто создаст ему грант, а вероятно отправит на телевиденье, после чего перед молодым учёным все пути станут открыты.

«Искатели говорят, что Судьба любит смелых. Что Судьба несёт за собой удачу. Ничего не делать и надеяться на судьбу, ничего взамен ей не давая, всё равно уже кажется самой худшей из идей».

Соласт решил отправиться к центру аномалии, проверяя путь одним из обнаруживающих “сувениров”, что сиял ярче при нарастании аномальной энергии, благо такой нашёлся в его пожитках. Проверив его на кварцевом столбе внизу, Соласт удостоверился в своём решении.

Соласт прекрасно понимал, что мог не вернуться живым, а потому оставил на базе целую записную книжку, где указал все события, его планы, наблюдения, а также просьбы на случай, если он так и не вернётся и не объявится живым.

Он медлил и мог себе это позволить; выходить наружу страшно. Смерть – это не шутка, хотя во Франгире есть множество историй о том, как разумные избегали её, но сможет ли это сделать простой учёный? Поможет ли ему его образование против смерти? Ответить он не мог.

Пока он медлил, наступило яркое утро. Волна тепла нахлынула, заставив иней отступить. Маленькие ледышки на траве и листьях заблестели на солнце. К зонам после испуга вернулись вороны, совсем не боясь аномалий, что в солнечном свете стали частично видны.

Одни, словно блики солнца на воде, мерцали облаком. Другие – некий сборник не тающих снежинок, собравшихся неплотным кустом. Снежинки сдувались ветром, разлетаясь по округе, но возвращались назад в привычную форму. В этой аномалии уже застряли несколько “снежинок” покрупнее – полностью заледеневшие и застывшие в полёте воробьи в количестве двух штук медленно кружили в её центре.

Соласт аккуратно приоткрыл дверь, выходя на свет белёсого неба. Он держал перед собой сувенир-детектор, искателями прозванный “компас-прилипала” – это такая небольшая ребристая сфера, похожая на сплавленное стекло, внутри которой разгорался маленький огонёк, становящийся ярче с приближением к аномальным энергиям и тянущийся к ним. Соласт имел его при себе в качестве оберега ещё до отправления в округ Меллон, надеясь, что однажды он поможет, но не веря, что этот день настанет. И не зря.

Но стоило ему пройти всего пару метров за порог, как он застыл, задрав голову к белому небу. Он вспомнил, что он не искатель, не отчаянный разбойник, противозаконно, на свой страх и риск отправившийся в туманную зону для быстрого и опасного обогащения. Он даже не учёный. Он просто без пяти минут студент, закончивший своё заведение с отличием и завершивший множество офисных проектов, да пару студенческих экспедиций – нет, экскурсий! – к границам аномальных зон.

И сейчас он со стекляшкой в руке и рюкзаком за плечами застыл на пороге станции, понимая, что сделал первый шаг по минному полю, и ему повезло там, где могло не повезти. И что углубляясь в зону, это везение ещё не раз будет испытано, а его разум не раз поражён.

И первым «поражением» стало висящее в воздухе небесное тело.

Оно было похоже на крупную перевёрнутую пирамиду настолько чёрного цвета, что будь Соласт в межнет-игре, посчитал бы её глюком в реальности. Пирамида, словно провал в небе, совсем не принимала и не отражала света. Её поверхности не бликовали и повернулись к нему, словно взор самой бездны, глядящей на него осуждающе и предостерегающе. Она, словно герольд всех будущих несчастий, застыла над его двором, поселив в душе смутную тревогу.

Он отступил назад, но чья-то большая ладонь внезапно толкнула его в спину, безжалостно повалив на землю и насев сверху, вжимая его в асфальт. Соласт, напуганный до самой глубины души, даже закричать не успел; весь его дух вышел из тела. Сувенир, что он выронил из рук, покатился по асфальту с клацающим звуком.

Он попытался повернуться, но ничего не увидел; сзади него решительно ничего не было. На нём сидело что-то невидимое, вдавив в спину колено. Ему в затылок вжалась холодная не то трубка, не то ствол оружия.

А потом с электрическим звуком что-то появилось в поле зрения. Сзади на нём, сковав его руки за спиной механической массой, стояло существо, состоящее из тёмно-синих пластин. Существо было высоким, почти под два метра, среднего атлетичного телосложения, и обладающее длинным хвостом. Оно чем-то напоминало сицилиска, только у этого не было рогов, и имелась вытянутая сокрытая чёрными пластинами морда. А само оно было заметно плотнее. Оно произнесло слово на непонятном языке, убрав ствол своего оружия от шеи Соласта, и будто приготовилось стрелять.

– Я сдаюсь! Я без оружия! – на общем наконец-то выкрикнул Соласт, оправившись от шока, но его ткнули ещё раз стволом, отчего учёный вжал голову в плечи и постарался не издать и звука.

В пространстве перед ним раздался ещё один голос, кажется, женский, но ни язык, ни наречие ему не были знакомы. Он мог бы предположить, что сам голос был эдакой помесью сильенсурского каттустала и эльфийской утончённости, если вычесть из неё фейский задор. Сам голос был холоден, словно надвигавшийся ледник, в его тоне читалась безжалостность.

Рядом вдруг раздался ещё один голос. Тоже женский, но с другим оттенком. Чуть более тёплым, больше похожим на снег весенней порой и капель, спадающую с сосулек. Он нёс в себе надежду, ибо в нём звучал протест.

– Не исполнять. – Внезапно разобрал Соласт пару слов, взятых из древне-глубинного, языка утерянного, на котором обрывочно говорили всякие разумные аберрации из далёкого Ньярхета.

Услышав это, учёный застыл и сильнее прежнего похолодел лицом. Что за создания могли говорить на наречии, схожем с тем, какими звуками общались меж собой массы из плоти или же гигантские летающие скопления глаз, превращавшие сознания в кашу у каждого, кого они заметили?

И какие теперь у них планы? Содрать с него кожу и оставить живым рабом, извратив саму его суть? Поглотить его сознание, разделив его между роем? Отдать в жертву невиданным богам Инфинитума, о которых науке ничего не известно?

– Речь, время. – Разобрал Соласт ещё пару слов того (или той?), чья речь была похожа на капель. – Упокой.

Он совсем запутался, и ему это не нравилось. Эта речь напоминала аберрационное наречие, но с очень важным отличием. Она было сформирована как настоящий язык, в то время как все слова аберраций были уникальными при каждом произнесении и всегда доносили определённый смысл, передаваемый телепатически. Аберрации Ньярхета не использовали ни алфавита, ни слов; они передавали свои намеренья чувствами, которые обычный разум воспринимал за определённые слова. А эти незнакомцы произносили слова своего языка отчётливо, не пользуясь телепатией и, видимо, не способные видеть друг друга, пока находились в невидимости, и именно потому из неё вышла первая фигура, что сейчас молча сидела на нём, держа на мушке.

Из невидимости появились ещё две фигуры. Внешне эти создания почти ничем не отличались, кроме роста, но и разница была несущественна. Все трое (включая того, кто стоял над Соластом, до сих пор его удерживая на влажном бетоне, видно не решив, что с ним делать, но не давая ему и шевельнуться) оказались в одинаковой униформе и были вооружены неким подобием огнестрельного оружия. Это были вытянутые винтовки с треугольными стволами и прицелами чёрно-синего цвета с небольшими голубыми индикаторами непонятного назначения.

Соласт сильно путался и ничего не понимал, хотя очень пытался. Ведь если он сможет всё понять, то наверняка найдёт способ, чтобы эти непонятные создания оставили его в покое или даже помогли ему выбраться. Впрочем, он надеялся, что они будут к нему милосердны и не помогут ему «выбраться» на тот свет.

Фигуры можно было различить по нескольким признакам. Тот, что стоял над ним, имел более компактное оружие, и его костюм на хвосте имел вкладку для наконечников, ставшую эдаким блестящим на солнце расширением-шестопёром.

Другая – голос-капель – отличалась отсутствием наплечников. На её грудной пластине чуть выделялся на чёрном фоне тёмно-синий символ, похожий на букву “Я” эльфийского алфавита. Её оружие тоже было относительно компактным, а после и вовсе сложилось в пистолетное подобие, что отправилось на пояс. Фигура встала к Соласту спиной, закрыв от последней.

Последняя же – ледник – держалась особенно строго, говорила быстро, коротко и чётко с требовательным нажимом. У неё был крупный левый наплечник, а на груди находился символ, расцененный Соластом как эльфийская буква “М”. В её руках находилось наверное самое грозное оружие – длинная винтовкоподобная структура, у которой были раздвинуты дуговые “крылья” (или как это называется; Соласт никогда в оружии не разбирался) как у арбалета, только без тетивы.

«Как странно. Технологии этих существ я никогда не видел, хотя они больше всего напоминают Предтечей – древнюю расу, что оставила после себя Чёрные Врата, по которым разумные и научились перемещаться между мирами. Неужели это они? Учёные были склонны думать, что у них были большие змеиные хосты вместо ног… И что же у них за структура такая? Если они военные, разве военным дозволено препираться друг с другом? А препираются ли они? Похоже на то».

– Отменить, завести, допросить, – приказала “М”, указав на Соласта, после показала позади себя, обернувшись, и сказала пару слов, из которых Соласт понял только последние. – Оцепить, сокрыть.

Почему-то Соласт испытал большое облегчение, хотя его сердце подсказывало, что радоваться пока рано…

Соласт услышал пронзительный писк прямо над ухом и внезапно полностью ослеп. Даже его голос показался глухим вместе с кончиками пальцев, которые он перестал ощущать. Он лишь понял, что гравитация внезапно перестала иметь значение; что-то подняло его с ужасающей лёгкостью и куда-то потащило.

Учёный ещё никогда не был так сконфужен.

Глава 3, “Добрый попугай и злые кошки”

В этой главе мы познакомимся с самым замечательным в мире попугаем, а также узнаем немного о нелёгкой судьбе Соласта, в надежде, что Дозор уже отправился ему на помощь.

Перенесёмся на пару дней после прибытия Чуда на землю в отдалённый город Меррик.

Солёный морской воздух, что делал из мальчиков обросших морских волков, а из женщин обветренных старух. Прибрежные радости в виде дешёвой выпивки, лёгкой любви, да работы, не обязательной настолько, что она менялась сама по себе.

Гудели стальные туманоходы, загребая воду лопастями и лениво уходя или возвращаясь из-за туманного горизонта. По мощёным улицам катались старомодные трамваи, на которые порой цеплялись молодые ребята для бесплатных поездок по старым улицам.

Местами шныряли магические метёлки, сметающие грязь прочь в тёмные канализации, где собирались местные искатели в обустроенных подпольных барах.

Меррик – город Молота и старинного духа городских первооткрывателей. Охотников в медвежьих шапках, что истребляли целые опасные виды ради славы, трофеев и защиты своих домов.

Несмотря на то, что город уже не раз накрывали сизые туманы, люди продолжали жить тут, даже когда аномалии переламывали дороги, а по улицам бродили магазинные манекены, готовые толпой подстеречь безоружного горожанина. Сейчас же город цвёл, получив долгожданную передышку.

Всё было настолько безмятежно, что один бледный эльф с длинными белыми волосами мог спокойно, закинув ногу на ногу, почитывать газету, прикрыв голову серой кепкой рабочего класса, что, тем не менее, иногда светила разноцветной внутренней набивкой. Эльф был одет в длинный плащ с высоким тёмным воротником, который каждому любителю кинофильмов был знаком по образам “сомнительных личностей” или же мрачным детективам. Украшал этот образ очень интересный элемент, который был эльфам совсем не свойственен – комически большие чёрные усы, что кончиками своими вплетались в белые волосы, и которые эльф постоянно расчёсывал пальцами.

Заголовок газеты тоже был примечателен; это были иностранные новости из блока Щита – ближнего соседа стран Молота. Самых обширных и богатых земель, где процветали компании и многочисленные земли “очищались” огнём и мечом.

Новости гласили: “Крышесносное оправдание! Финальная речь мятежника-анархиста закончилась самоубийством прямо в суде с помощью револьвера наёмницы” и “Ивет Киптокен признался, что вся группировка Попугаев, участвовавшая в убийстве сенатора Маггогра, состояла из тех, кого он заколдовал”. Одному событию в подробностях посвятили аж весь газетный разворот.

Читая подобные новости, эльф только надменно посмеивался, аки герцог, но прочитав очередной отрывок, не выдержал и засмеялся в голос, чем распугал с ближайшей ветви ворон. Его смех, мелодичный и вызывающий, по правде говоря, пугал малочисленных разумных, что оборачиваясь на него, прогуливались по парку. Впрочем, мало ли во Франгире умалишенных?

Однако эльф не просто так просиживал свои штаны; он долгое время ждал, пока не почувствовал лёгкий зуд на коже и не прислушался к нему.

В нескольких кварталах отсюда ему подал сигнал его магический питомец-фамильяр. Ожившая тряпичная кукла с зелёными пуговицами вместо глаз заметила кое-что. Сложив газету, эльф поднялся и чуть подпрыгивающим лёгким шагом направился в обозначенное место. Время пришло.

Выбравшись из парка, он свернул в переулок между бледно-жёлтыми домами, украшенными древней дварфийской резьбой. Утром здесь зачастую встречались только торговцы на первых этажах, пересекаясь с поставщиками свежевыращенной еды, а вечером – уставшие работяги, весь день тянувшие ящики в порту и сейчас выбравшиеся на перекур.

– Эу, а ты чадлова хрена забыл тут, остроухий?!

Чего эльф решил не учитывать в плане, так это последних. Пробегая по переулку, он почти незаметно проскользнул мимо группы работяг, раскуривавших грубые табилярные папиросы (из водорослей – табилярий, дешёвых и сухих). Его окликнул дварф.

Эльф тем временем даже внимания не обратил, попытавшись проскользнуть мимо, но крепкий орк крепко ухватил его за шиворот.

– Чего здесь трёшься, падаль? – рыкнул он, повернув хрупкого эльфа к себе лицом. Кепка слетела в грязь, показавшись радужной стороной наружу, а в белых волосах отчётливо стали видны отдельные нити, кожа на шее была такой сухой, что стала больше похожа на кусок текстиля.

Но эльф, даже будучи одёрнутым, широко улыбнулся, бесстрашно взглянув в глаза орку. И не он был тем, кто моргнул первым.

– Господа-работяжки, рабочие и портняжки, бородатые и засаленные, ах я бы рад поговорить, но меня не-ждёт старый друг! Ох мне бы побежать!

Он выхватил из-под полы плаща длинную толстую швейную иглу, обмотанную руническими пергаментными полосками на манер рукояти, что свились цветными нитками: красными, зелёными, фиолетовыми, белыми, синими и всеми остальными.

Орк, увидев странное оружие, попытался ударить эльфа, но тот танцевальным движением дёрнулся прочь из его руки, а ту в мгновение ока оплела цветная паутина.

Движимая чудным заклинанием, паутина распространялась, выстреливая волокнами; те вцеплялись в стены домов и уличную грязь. Хватали работяг за руки, обвивая их пальцы и ломая папиросы. Облепили рты и шеи, на секунду перехватив дыхание.

Весь переулок стал похож на странное прибежище цветастой аномалии; он был забит неравномерными паутинными полотнами, в которых застряли мычащие и рычащие работяги, чей день только что был интересно разноображен встречей с волшебником.

Сам же волшебник схватил мозолистую орочью руку, что только крепче сжимала его воротник, пытаясь не упустить, и наколдовал следующее несуразное заклинание; из эльфийской ладони вырвались десятки разнообразных языков, что стали щекотать и облизывать руку работяги. Тот во внезапном приступе отвращения разжал хватку, и эльф вырвался, по пути выдрав сапог из цветастой паутины.

Он подхватил кепку и вместе с ней взбежал по сложенным друг на друга деревянным ящикам, прислонённым к деревянному забору, и оглянулся на секунду. Ну не мог же он уйти, не попрощавшись.

Орк тем временем сорвал с себя моток липкой цветной паутины, посмотрел на эльфа и погрозил ему кулаком.

– Ты! Чёртов межмирец! Ща я до тебя…

– “Непременно доберусь!”, – передразнил эльф почти похожим орочьим голосом, который никак не мог прозвучать из тонкой эльфийской шеи. Эльф даже поднял кулак, сжимавший кепку для пущей убедительности. – “И тогда ты у меня попляшешь, богатомордая падаль! Заверну тебе твои усищи аж в анналы дворфийской истории!”

А после эльф отчебучил такую фразу, что даже работяга орк слегка опешил от её вопиющей грубости, и которую после не смог повторить даже при большом желании.

– Ничего, судьба сведёт, ты мне в ответ что-нибудь расскажешь! Чао!

Когда орк только закончил обдумывать его слова, след странного эльфа как ветром сдуло. Орк хмыкнул, но в погоню не бросился; эксцентричный волшебник может и был вероятно нарушителем спокойствия и злоумышленником, готовым ограбить соседа, но он не стоил проблем. Как знать, может в следующий раз от него останется не только цветная паутина, что растворяется как очень плотная и липкая сахарная вата под дождём… Быть может в следующий раз после стычки с ним останутся глубокие царапины и ожоги. Не этого хотелось простому рабочему в конце его дня.

Эльф тем временем добежал до нужного дома и задрал голову кверху; на самом верхнем этаже трёхэтажного многоквартирника виднелось бронированное окно, выходящее прямо во внутренний дворик. Эльф посмотрел на часы – вроде как время пришло – потом посмотрел наверх; кто-то изнутри как обычно открыл оконце и, скорее всего, пошёл заваривать чай.

Эльф, стерев орочью кровь с волшебной иглы, взмахнул ею ещё разок и тихо, почти под нос, нараспев произнёс сложное заклинание:

– Когда душа, расправив крылья, дерзает в сказочный полёт, я вознесусь, не без усилья, во область чистую высот!

В один миг за спиной волшебника хлопнули два широких, сплетённых из текстильных листов и разноцветных ниток, крыла, похожих на крылья летучих мышей. Эльф взмахнул ими и оказался в воздухе. Стараясь не переборщить с ещё малоизученной экспериментальной магией, он поднимался медленно, но верно, стараясь хлопать как можно тише.