скачать книгу бесплатно
Аморит, любовь моя. Возможное будущее России
Иван Державин
На глазах Глеба инопланетянин увозит невесту Нину, а через год прилетает за ним самим. Нину с сыном Глеб видит в парке в клетке, куда посадили и его. Совершенно голые посетители парка открыто занимались совокуплением, так как на планете Аморит царило общество всеобщего удовольствия. Глеб принял активное участие в свержении власти прогнившей элиты и построении на Аморите общества социальной справедливости, а вернувшись домой, – с помощью аморитян, и в самой России.
Аморит, любовь моя
Возможное будущее России
Иван Державин
© Иван Державин, 2016
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Часть первая. Аморит
Глава первая
Похищение
Я сразу понял, что что-то не так.
Из аэропорта я поехал не домой, а прямо к Нине. Было два часа ночи, когда я на частнике добрался до ее дома за окружной дорогой, одним махом взлетел на второй этаж и нетерпеливо нажал на кнопку звонка. Стоя напротив глазка, чтобы Нина видела меня, я отчетливо представил, как она спросонок хватает будильник, потом ищет на ощупь тапочки и, зевая, подходит к двери. На ней полупрозрачная ночная рубашка, сквозь которое просвечивается юное тело.
Но прошла минута, вторая, а дверь не открывалась. Я позвонил еще раз, уже более настойчиво. И тот же результат. Ничего не понимая, я продолжал звонить и даже постучал в дверь. Но заскрипела дверь рядом, и пожилая соседка Августа Климовна, как всегда, в чепчике уставилась на меня. Забыв поздороваться, я спросил:
– Не знаете, Нина дома?
– Вроде никуда не отлучалась. Никто не звонил и дверью не хлопал.
И тут появилась Нина. Первое, что мне бросилось в глаза, у нее кто-то есть. Она была возбуждена и растеряна. —
– Можно? – спросил я, жадно и подозрительно оглядывая ее.
– О, Глеб, – проговорила она тоном, который я не разобрал, но особой радости в нем я не услышал. – Я так тебя ждала. Больше я тебя никуда не отпущу.
В прихожей я поставил на пол коробку и снял с плеча сумку. Нина прижалась ко мне. Я весь горел желанием и впился в ее губы. Минуты две мы покачивались, как пьяные.
Ты, наверное, есть хочешь, – сказала Нина, освобождаясь из объятий. – Я сейчас приготовлю.
– Я хочу не есть, – сказал я, тяжело дыша. – Нас кормили в самолете. Я хочу тебя.
Я снял ботинки, пиджак и, взяв коробку, вошел в комнату. Тотчас вслед за мной появилась Нина. Я поймал ее взгляд на кровать и открытую балконную дверь. Опять внутри меня отвратной жабой шевельнулось подозрение. Захотелось заглянуть под кровать и выйти на балкон.
Я достал из коробки свадебное платье и протянул Нине.
– Не знаю, понравится тебе или нет. Мне очень понравилось.
Я не знаю, по каким признакам судьба подбирает в пару мужчину и женщину. Я был сражен Нининой улыбкой. Все остальное у нее тоже что надо: и грудь, и попка и ноги. Ну и лицо, конечно. Овальные лазуритовые глаза контрастно смотрятся на фоне густых темных волос и вразлет бровей. Идеальной формы носик и тонко вычерченные губки также запоминаются. У каждого есть свой идеал женщины. Мой идеал лишь на тридцатом году совпал с Ниной. Увидев ее впервые, я в ту же секунду подумал, что на этой девушке я бы женился. Я все время ждал этого мгновенья. А когда она улыбнулась, я уже знал, что нашел свою судьбу. От улыбавшейся Нины невозможно оторвать взгляд, и кажется, все отдашь, чтобы эта улыбка никогда не погасла. Не один я балдею от Нининой улыбки. Я не встречал мужчины, который не светлел лицом и не приосанивался, видя ее смеющейся.
И сейчас, развернув свадебное платье и примерив его на себя, Нина так мило мне улыбнулась, что я, забыв все подозрения, подбежал к ней и понес к кровати.
Это была наша третья ночь. Первые две были незадолго до моей командировки в Германию две недели назад. В отличие от большинства современных девушек Нина оказалась невинной. Это я с тайной надеждой заподозрил еще при нашей первой встрече. Однако, умудренный уже имевшимся кое-каким опытом, отбросил эту мысль, как абсолютно нереальную, да и был подготовлен сексуальной пропагандой к тому, что это вовсе не обязательно, хотя, если быть честным, я вовсе не жаждал, чтобы мою жену имели до меня вдоль и поперек.
А Нина даже целоваться не умела и вообще не была озабочена трахальным зудом. Это я сразу заметил. Вы бы видели, как она меня впервые поцеловала. До этого больше полгода целовал только я. Ну и спросил ее обиженным тоном, почему только я. Ты что, мол, меня не любишь? Она посерьезнела, долго на меня смотрела и велела закрыть глаза. Я закрыл, приоткрыл рот и… почувствовал легкое прикосновение ее губ к щеке. Я даже подумал, что она пошутила. А, открыв глаза и увидев ее взгляд, понял, что этот шаг был для нее очень важен. В этот момент я был уверен, что до меня она никого даже так не целовала, потому что никого еще не любила. А меня полюбила и призналась в этом.
Короче, на следующее свидание после того поцелуя я сделал ей предложение, но тоже своеобразно. Узнав, что через три месяца ей исполнится восемнадцать, что, кстати, оказалось для меня полной неожиданностью, так как я был уверен, что она старше, я ей сказал, что свадьба у нас будет в первую субботу после ее дня рождения. Она ничего не ответила. Было это в июне. А в июле я поинтересовался, когда у нее отпуск, намереваясь провести его вместе. Она сказала, что возьмет его с двадцатого сентября. Я удивился, почему в сентябре и именно с этой даты. Она сразу поникла и тихо спросила: «Ты забыл, что у нас в субботу восемнадцатого сентября?» Вот тут я ей и сказал, что слетаю в Германию и заберу ее к себе. Она притихла и как-то по-особенному прижалась ко мне. Как к родному. Я воспринял это по-своему и повел ее к ней домой, где еще не был. Она поняла, зачем, и не противилась. Но и не проявляла никакой активности, полностью доверившись мне. Я ее уложил на кровать и раздел. Обзовите меня, как и кем хотите, но вначале я оглядел ее придирчиво, как дорогой товар, а тут речь шла о будущей жене, дороже чего не придумаешь. Все меня в ней удовлетворило, имея в виду в первую очередь грудь и курчавый бугорок внизу живота, то, что я еще не видел. Не знаю, откуда это у меня, но мне больше нравится, когда волосы внизу темные. Про грудь я не говорю, тут разных мнений от мужиков я не слышал, – чем она больше, тем лучше, недаром женщины чего только ни придумывают, чтобы ее увеличить даже, если она в норме. У Нины она была как раз то, что мне нравилось: чуть больше нормы и крохотный сосок. А еще я не люблю тощих и длинных красавиц, которых со спины не отличишь от парней – плечи шире зада. Даже ущипнуть не за что. Костей у меня самого много. Не то, что у лежавшей передо мной Нины, от прелестей которой я не мог оторвать взгляда.
Но тогда я привел ее не для того, чтобы только любоваться ею. Для начала я… Но тут вот какое дело. Я отношусь к тем, кто не любит распространяться перед другими на эту тему, тем более с девушкой, которую выбрал в жены. Я считаю это сугубо моим личным делом. А то есть у нас в департаменте один такой любитель. Умом не блещет, но на женский взгляд жуть какой обаятельный и привлекательный. К тому же с каждой из них он ведет себя, как с самой красивой и желанной. Не мудрено, что мало какая в департаменте устояла перед ним, не подозревая, что уже на следующее утро все мы знали, как она вела себя при этом. На каждую после этого мы невольно смотрели с учетом его красочных описаний: эта любит сверху, та – снизу, эта кричит, та сопит, эта берет, та – ни в какую, но откусить может. А про одну пожилую одинокую и скромную работницу, с которой мне часто приходилось сталкиваться по делам и которую я очень уважал, он сказал, что она брыкается, как лошадь. Вы не поверите, но после этого я стал шарахаться от нее. Ну и кому это нужно? А он – подонок, таких душить надо.
Поэтому смаковать свою первую ночь с Ниной я не буду, скажу лишь, что она дрожала, была скована и пассивна. Никакого впечатления от нее как от женщины я не испытал, хотя был наверху блаженства от самого факта обладания ею, к тому же первым. Кстати, частично и это было причиной моего неудовлетворения, возможно, и её тоже. Всякий раз, когда я входил и выходил из неё, она вся сжималась, и ее прелестное личико искажала гримаска боли. А мне было не очень приятно ощущать при этом довольно болезненное подобие упругого кольца. Недаром же в древности роль первопроходцев в таких случаях владельцы гаремов поручали маврам.
Но я не падишах какой, а Нина была моей будущей женой, и я был доволен, что сделал это сам. Упругое кольцо смягчилось быстро, зато нежно обволакивающую и ласкающую тысячью крохотных язычков узость за ним я запомнил навсегда.
Но на этот раз Нина была великолепна. Она помогала мне с такой страстью, словно хотела, чтобы я весь утонул в ней. И была неистощима, требуя еще и еще. Хотя женщины, которые у меня были до нее, всегда оставались мною довольны, в эту ночь я заснул, сильно сомневаясь, что удовлетворил её.
Проснулся я оттого, что кто-то смотрел на меня. Я открыл глаза и никого не увидел в полутьме. Но чувство, что кто-то стоит рядом и сверлит меня взглядом, было настолько сильным, что я резко поднялся.
– Что случилось? – услышал я Нинин голос.
– Показалось, что в комнате кто-то есть.
– О, нет, – испугалась она. – Только не это. Закрой, пожалуйста, плотнее балконную дверь
Я встал и вышел на балкон. Светало. Над землей серым одеялом расстилался туман, сквозь который едва просвечивался свет от фонарей на столбах. Вдруг один из фонарей ярко вспыхнул и вместе со столбом, который почему-то светился весь, стал подниматься вверх и, пока я соображал, что бы это означало, он быстро превратился в светящуюся точку и исчез.
Я вернулся к Нине.
Мистика какая-то. Кажется, я видел НЛО, – сказал я, залезая под простыню.
Она что-то сказала. Я не понял, спросил:
– Ты что-то сказала?
– Нет, нет, ничего, я так.
Я стал переворачивать ее на спину. Неожиданно она оказала сопротивление.
– Не надо, Глеб, я не хочу.
Как я ни пытался, у меня ничего не вышло, она действительно не хотела меня.
Я ничего не мог понять и не только это ее нехотение. Между прежней и сегодняшней ночной Ниной была большая разница. Я уехал от нее расстроенный и в недоумении.
День пролетел, как минута – слишком много дел накопилось за время моего отсутствии. Я освободился поздно, и машина сама повезла меня к Нине.
***
Было около одиннадцати вечера, когда я подъехал к старому двухэтажному деревянному домику, одиноко стоявшему в лесу в двух километрах снаружи от кольцевой дороги. До социалистической революции в доме жили псари, обслуживавшие охотничьих собак какого-то графа. При советской власти собак заменили на свиней, а псарей – на работников свинофермы. После буржуазно-демократической революции свиней повырезали заодно с попытавшимися их защитить работниками, и дом захватили беженцы из других республик, среди которых были родители Нины, жившие до этого в Крыму. Но и они здесь недолго прожили. Новая Россия, куда они прибежали, как к родной матери, встретила их вовсе не как мать. Она не только не приютила и не пригрела их, а даже не дала им свое гражданство, без которого они не могли устроиться на работу и наладить жизнь. Три года они бомжевали, пока не купили фальшивые паспорта, что позволило им осесть в этом заброшенном доме. А вскоре повезло и отцу. Он устроился дальнобойщиком, но через полгода на их фуру напали бандиты. Отец с напарником оказал им сопротивление, и их убили. Мать так сильно любила мужа, что у нее не выдержало сердце, когда забивали крышку гроба. Её похоронили рядом с ним. Я видел их квадратную могилу с деревянным крестом, сделанным соседом по дому. Он же и прикармливал оставшуюся абсолютно одну пятнадцатилетнюю Нину, пока она не устроилась в «Макдональдс» разносчицей. Но что больше всего меня поразило, так это то, что она закончила школу с отличием, как я. Но у меня было другое дело: еще была жива советская власть, и я был окружен родительской заботой.
Кроме одинокой Нины и упомянутой мной соседки из Прибалтики, откуда ее выжили после убийства мужа, выступавшего против отделения от Советского Союза, в доме на первом жил тот самый сердобольный сосед Николай Иванович с многодетной семьей. Они приехали из Казахстана.
Никаких удобств, за исключением света, в доме не было, и я был намерен, не дожидаясь свадьбы, забрать Нину к себе уже сегодня, тем более что все ее вещи свободно могли уместиться в багажнике. Со своей тетей, в квартире которой я жил и был прописан, я договорился еще до командировки. Она не только не возражала, но очень обрадовалась. Своих детей у нее не было, и она сразу заговорила о внуках.
Но после вчерашнего поведения Нины я засомневался, что она согласится переехать к нам.
Наша встреча оказалась более чем странной и окончательно убедила меня в том, что в Нине произошли неприятные и непонятные для меня перемены.
Не скажу, что она не обрадовалась мне, но для поцелуя подставила не губы, а щеку, и не разрешила обнять себя. К свадебным делам не проявила ни малейшего интереса, словно речь шла не об ее собственной свадьбе, и отказалась наотрез переезжать ко мне.
Я был в отчаянии.
– Ты можешь объяснить, что произошло? Если ты раздумала выходить за меня замуж, то скажи об этом прямо. Я мужик, выжил в Чечне, переживу и это.
Она упорно молчала. В свете экрана телевизора ее лицо было бледным и неподвижным, как маска. И застывшие мертвые побелевшие глаза.
Так плохо, как сейчас, мне еще не было. В голове было пусто, как будто кто выкачал оттуда мозги мощным насосом. Во рту было сухо, и я постоянно облизывал сухим языком губы.
Я встал со стула и присел на корточки перед Ниной. Взял ее за руки, приложил к своим щекам и, глядя на нее снизу, спросил голосом, который не узнал:
– Ты меня больше не любишь?
Её глаза наполнились слезами. Её пальцы шевельнулись и опять замерли.
– У тебя появился другой?
Пальцы вздрогнули и впились ногтями мне в щеку.
– Я прошу тебя, – прошептала она, – не надо об этом. Тебе лучше уйти.
– Кто он?
Она взглянула на меня и вдруг усмехнулась. Не улыбнулась, а усмехнулась, словно сравнила меня с ним, и сравнение было не в мою пользу.
Я резко поднялся.
– Я ухожу, и знай, навсегда.
Она молчала. Я ушел, хлопнув с силой дверью.
На улице я присел на скамейку перед домом и закурил. Легко сказать, ухожу, другое дело – это сделать, чтобы никогда больше не увидеть улыбку, от которой без ума. Я надеялся, что Нина выбежит за мной следом и позовет меня.
Но время шло, Нина не появлялась, и я понуро направился к машине. Мотор заурчал, я медленно тронулся с места. И вдруг упала тишина, машина, проехав еще метра два без фар, остановилась. Напрасно я поворачивал ключ зажигания – ничего не включалось. Я вылез из машины и начал проверять соединения под капотом.
– Не работает?
Я выпрямился и поздоровался с подошедшим Николаем Ивановичем.
– Нормально завелась, и вдруг отключилось зажигание, – пожаловался я. – Аккумулятор новый, соединения в порядке. Ничего не понимаю.
Николай Иванович взглянул на часы.
– Без пяти двенадцать. Все ясно. Еще минут десять и спокойно поедешь дальше.
Я удивленно смотрел на него. Он рассказал загадочную историю.
– На прошлой неделе я работал во вторую смену. К дому я обычно подъезжаю около двенадцати на своей колымаге. Первый раз – это было в этот вторник – машина остановилась в метрах ста отсюда. Ни с того, ни с чего. Вырубилось вдруг, как у тебя, зажигание. Ты знаешь, я сам собрал машину и знаю ее лучше своих пальцев. Проверил я, как и ты, все соединения, клеммы, все, как положено в таких случаях. Промучился минут десять и, когда уже не знал, что и подумать, машина завелась. И так все три дня. Хоть стой, хоть падай. Сколько ты уже здесь возишься?
– Тоже минут десять.
– Давай пробуй.
Я сел в машину, двигатель заработал с полуоборота.
– Езжай и ни о чем не думай, – сказал Николай Иванович. – Будешь много думать об этом – умом тронешься. Не шибко до кольцевой гони. Вдруг опять вырубится, и угодишь в дерево.
Не выключая двигателя, я вылез из машины, спросил:
– Вы что об этом сами думаете? Должно же быть объяснение.
Николай Иванович почесал затылок.
– Место здесь одиночное, дикое, сам видишь. Недаром, кроме нашего дома, больше нет никаких поселений. В старину, поговаривают, здесь и черти водились и домовые. А сейчас эти, как их, летающие тарелки объявились. Я сам не раз их видел, правда, они больше на сигару похожи. Стоят, как столб.
Я рассказал про улетевший столб, который видел с балкона.
– Во-во, – обрадовался Николай Иванович, – наверху вроде большого фонаря, а тело длинное и светится. Всё правда. Место ему, видать, наше подошло. Но хорошо, что от него большого вреда нам нет. А то, что наши машины глохнут, это не страшно.
Когда мы прощались, он сказал:
– После свадьбы сразу увози Нинку отсюда, от греха подальше. А лучше раньше.
– Я хотел ее сегодня забрать. Она отказалась.
– Отказалась? – Николай Иванович вынул окурок из мундштука. – Это у девок бывает. Может, обиделась на что.
– Не обижал я ее. Из командировки привез ей свадебное платье. Она стала какая-то странная. А сегодня про свадьбу даже говорить не захотела. К ней без меня никто не приходил?
– Никто. Мы бы видели. Насчет этого она чистая. Плохого о ней не думай. Мало ли что случилось. Может, на роботе неприятности. А ты ее все-таки увези отсюда.
Я не знал, что ответить. Тоска опять сжала сердце. И не отпускала весь день. А ночью стало совсем муторно. Я вспоминал Нинину улыбку, а больше наши так разительно несхожие ночи: ее трепетность и неопытность в первые две и подозрительную ненасытность в последнюю.
***
Страшный сон приснился мне. Будто с двумя хорошо знакомыми финнами был я в гостях у давно умершего деда в деревне. Дед суетился, называл меня чадунюшкой и начал варить самогон. Финны ему помогали и облизывались от предвкушения напиться, как мы делали не раз. Говорят, русские много пьют. Но финны, я скажу, пью до усёру.
Когда в трубке появились первые капли, и по хате распространился пьянящий запах, дед попросил меня проверить крепость самогона. Я поднес зажигалку к трубке, нажал на рычажок, – и раздался взрыв. Мы взлетели в воздух. У деда были порваны штаны и рубаха, он плавно размахивал белыми восковыми руками, словно плыл брассом. Костюм Кетола не пострадал, он был в бабочке и кувыркался, как в невесомости. Похьявирта, напротив, был совершенно голый, лишь голова в скафандре, и гонялся за Кетолой. У меня была оторвана нога, она зудела, и я с трудом поспевал за всей компанией. Мы приземлились в шведском поезде секса. На сцене совокуплялась пара. Дед отворачивался, хлопал себя по голым коленкам и говорил: «Срам какой. До чего докатились. А девка-то, девка-то. Вроде наша, а с кем совокупляется на людях. С негром, нехристем, прости господи». Негр скалил по – лошадиному зубы и работал, как плунжерный насос, сзади стоявшей на коленях девушки. Она извивалась всем телом, налезая на его блестящий антрацитовый член. Когда она откинула рукой спадавшие на лицо волосы, я с ужасом узнал в ней Нину.
– Не-ет! – заорал я страшным голосом и проснулся.
