Заражение

– Здравствуйте, не хотите ли заказать что-нибудь еще? – задав этот рабочий вопрос, Насте была будто бы произнесена команда «Фас!», так внимательно и чуть склонившись, она принялась изучать объект исследования.

С виду самая обыкновенная, и только еле сдерживаемый по-женски-упрек за помаду, которую та не удосужилась поправить. И не может сказать, что она ее пугает, что странная. Но часть, отвечающая за женственность, за поддержание обязательного, с детства внушаемого образа любви, заботы, пони и розового, деформированная в ней годами, проведенными в обществе дворов и нищеты, негодует, вырывается из цепей общественного порядка, просит дать голос, невыразимо, громко отмечает, что у гостьи слишком неряшливый вид, не соответствующий девушкам-вообще. Неужели Илья именно этот отход от стандартов вида воспринял остро? Она продолжает присматриваться, выискивая любые намеки на дефект, но за шестеренкам, в нейронах уже начинает вызревать мысль о том, что это сам Илья повел себя странно, что он есть единственный дефект на гладкой поверхности веранды. Но воззрение это остается материалом на зубах механизма, не допущенным до сознания, что, кажется, должно было бы уберечь Илью.

Отказ посетительницы для Насти становится аранжировкой краткого участка песни, что из радио, для проформы висит еще какие-то секунды над столом и, захватив пепельницу со скомканным куском сигареты, отступает. И, кажется, что уверенность, которая теперь с ней, ударяется о в замирании тревогу Ильи, но прогнать ее окончательно получается только последующим цельным предложениям…

– Не знаю, вроде нормальная, – еще раз оборачиваясь, – Давай я ее дообслуживаю, а ты иди отдохни. Вон, можешь на скамейке пока посидеть. Я тут все сделаю.

– Да? Спасибо, Насть. Я не знаю, что со мной случилось, наверное, разволновался. Спасибо, – улыбка его, что разукрашивает рот, призвана в благодарность.

Напоследок, бегло осмотрев девушку, Илья вязко уходит из беседы с коллегой, от сердце заставившую забиться скорее гостьи, с деревянных сороковок помоста, оставляя с собой этот ресторан и эту изумрудную, кипящую радужку.

Устроившись на скамейке, лезет в телефон, который в переднем кармане, разблокирует его, сведя линией точки в не имеющий название узор, начинающийся с прямой и заканчивающийся равнобедренным треугольником на своем левом конце. Похоже на повёрнутую на 45 градусов воронку. Открывается дисплей, заполненный равномерно ярлыками неиспользуемых приложений и, только смахнув несколько подобных рабочих столов, останавливается, уже рефлекторно жмет на красный ярлык YouTube и засасывается в видеомагазин, где алгоритмами выстроены ролики на любимые им темы или такие, которые должны были бы ими стать. Серфит. Через раз кричащие заголовки обещают ему одинаково уникальное знание, которое доступно «в срочном режиме» и «только сегодня», но, странно, в ленте выпадают темы – «Происхождение эйтеловируса: слухи и факты», «Эйтеловирус убьет тебя», «Как я заболел эйтеловирусом и выжил», «Пора ли начинать молиться В эпоху эйтеловируса?», – которые нервируют и такие, – «История Кингстонской группы», «Я/Мы – культисты!», «Краткое содержание Торы», «Как защититься от проклятья», «Разбор культов смерти: их проводники и пастыри» – от которых опешен, но эти предложения остаются в памяти неровностями, до деконструкции оных опускаться у него даже не возникает мысли, мир для него существует в своем витринном виде, насыщенным понятными градациями и правилами, где даже возможные модели твоего развития даются, все как в RPG-игре, только первоначальные настройки персонажа не доступны, хотя администраторы уже работают над этим. Но баловаться с исходным кодом все равно хотят только сами.

Илья останавливается на ролике с пранками, где молодые люди с разными предложениями, порой немыслимыми, подходят к девушкам и заманивают их на кусочки «сладостей», чтобы посмеяться потом над их природными качествами, назвать меркантильными, поставить красную печать ШВНД (шлюха-ведется-на-деньги), обещающую им исключение из социума – человеческого племени. В видео – молодые люди, жертвы их – на английском, но слабый пол на том отдельном ролике чаще все же смеялся, отказываясь от воздуха обещаний. В стране, которой живет он, такое увидишь редко. Вся она дышит этим воздухом, продукта генератора иллюзий. И никакого когнитивного диссонанса в этом вопросе ни в ком здесь не встретишь: женщина, дышащая духовностью, готова в момент обернуться в ранее клейменную ею же шлюху, присосаться к члену, с вылетающей с чеками «пендоских» долларов спермой, воспарить с ним в небо на частном бизнес-джете, посмеяться, указав пальцем, из иллюминатора над оставшимися в земле. Но конкуренция к живым источникам тут чрезмерна: пёзд из очереди расталкивают гладкие мужы, коих уже подпирает подрастающая смена покатых плеч. Так велико желание воспарения над высокодуховностью царящей тут жизни. Но количество дойных пенисов ограничено, вынуждая не добравшихся, рухнувших в мечтах, говорить, что никогда и не стремились к тому.

Светлана Николаевна отвлеченно смотрит на окружающий ее зал, пустой от «дорогих гостей» не представляет для нее большого интереса, звуки с кухни зафонены фильтрами, тонко настроенные на несколько ключевых слов глушат шелушения языков, глаза в пространство в расфокусе, рука на автомате подносит кружку кофе, рот, на автомате, делает глоток, проглатывается порция уже остывшего кофе, в котором любой намек на сладость уже иссох. В голове пустота. Машина остановлена стопором, который раскручивается знакомой, с повышенной категорией приоритетности фигурой – зафиксирована на краю обзора периферийным зрением. Виталик. Торопливыми короткими шажками идет в ее сторону, голова болтается на разболтанных шарнирах – с виду массивной, шее, руки его, не найдя себе лучшего применения, ускоренно, в такт шагов, качаются вдоль туловища, попеременно теребя шерсть на брюках, обещая сделать по бокам их отличные по цвету – светлее – строки. Внутри ее его встречает чувство легкого удовлетворения и превосходства, и меняется самоощущение самого факта сидения, теперь он входит для нее на уровни символических подтекстов (а может быть просто текстов). Ей сейчас даже двигаться не хочется, хочется только расправить плечи – расправляет, – подняв подбородок, взбросить взгляд – взбрасывает, взирает – и опустить на колени, скрестив там, руки, – тыльная сторона левой ладони греет ладонь правой – и ощутить наполняющуюся обильно не воздухом, а силой грудь – соски твердеют и упираются до поглощения в поролон лифчика. Виталик останавливается на некотором расстоянии до стола, до нее, у порога невидимого барьера, воздвигнутого в бессознательном разницей их статусов.

– Привет, Свет, – произносится равномерно.

– Привет, Виталь, ну чё, новенького уже видел?

– Нет, – глупо улыбаясь, – пока нет. А что там по поводу мер… – и сразу серьезничает, – как их, ну, типо, против болезни. Что мы должны со своей стороны делать? Типо закрываться надо? Я ничего не понял. Так, краем уха слыхал только.

Мнется на месте, что подталкивает Светлану Николаевну задержаться немного с ответом, неосознанно, насладиться слепящим абсолютом, мгновением Власти. И тон ее по прошествию этой минуты краток, выверен, чтобы без стеснения хватался за произнесенные им слова, оканчивающиеся провалами – тишиной, они – ее дар.

– Мммм, ну смотри, сейчас ограничения касаются только веранды и внешних атрибутов в сфере общепита. А что там дальше будет… – осекается, изо рта чуть не выскочило признание, что не знает. Что «дальше» – не знает. И в эту паузу раздражение нейронного клитора прекратилось, оборвалось ожогом. Ее сознание обращается к обыденной форме личности «своей девчонки»: потертая, привычная, взращенная за годы вращения одиночкой в социуме, – В общем пока так работаем. Я буду за новостями следить и позже… после обеда, созвонюсь с Алексеевым, может он что скажет по поводу, как нам дальше работать… – и заканчивает тоном не тем вознослимым, каким начинала, а лишь слегка увеличенным в громкости, позволяющим ей равновесно общаться с субъектами, обладающими тестостероновым индексом выше 10 нмоль/л.

– Аааа, ну ясно, ладно. У тебя же завтра выходной?, – оживленно.

– Да, завтра ты один пахать тут будешь, – перейти к смеху ей недостает только повода.

– Ага, ну потом Макс выходит, поможет мне, – к ее жизнерадостности и приглашению оказывается равнодушен.

Между ними на какое-то время возникает пауза: он в нерешительности топчется, ждя чего-нибудь, что определит его дальнейшие действия, она, с его равнодушием в горле, молчит, ждет пока рассосется.

– Пойду посмотрю, что там на кухне, – дополнительно рукой указывая в нужную сторону, его запрос к ней на позволение уйти, что чувствуется мелкой помехой на отдалении, который, кажется, и выполнять необязательно, но это условная символическая, с распределенными ролями, игра, происходящая ежедневно, везде, в каждой паре, в каждом коллективе, каждый занимает комфортную ему позу, или стремится к ней, но задержи сейчас Светлана с ответом, и рухнет вся конструкция отношений. И высоковероятно, что не только между ними, что заденет отголоском всю властную пирамиду PizzaDiz.

– Угум, – почти мгновенно, молнией окидывая его фигуру. Но именно разрешением это, тем не менее, и является.

Виталик отшаркивает. Светлана Николаевна остается сидеть со своими графиками и глотком кофе в кружке. Основное место действий, кажется, постепенно темнеет, освобожденная от его героев…

Волосы его, длинные, свисают по бокам, закрывая лицо и даже выражение его прячется в них. Тело слегка подергивается и, кажется, что от смеха, рот закрыт ладошкой, но за плечо к нему нас уже не пускает. Известно только, что видео со шлюхами уже закончилось, но что он там кликнул дальше? и почему его тело, усаженное на скамье, дрожит? И никто не замечает происходящего с ним или предпочитает игнорировать, что почти одно и тоже. И мимо проходят люди, освещенные весеннем солнцем, в щедрости своей избегающей ловушками проплывающие облака, каждый отгороженный от другого своим отдельным миром, представляющий другого больше природным явлением, что никоем образом повлиять на него не сможет…

И пока Илья заводится апельсиновым цветом видео, нас что-то пытается отнести отсюда, как будто ветром, но, как подозрение, чьей-то волей, что хочет скрыть от нас его фигуру и будущее этого места…

Глава 10

Уставший от сканвордов мужчина сидит, уставившись на опустившуюся на улицу темноту, снизившую в меню цветокоррекцию предметов, людей контрастность, их наполненность, давая тротуарам, стене, что напротив, того оригинального цвета оттенок, что запомнил и несет в себе теперь боли людей из прошлого.

Через пару минут отвлекается. Осматривает, проснувшись, окружающую его обстановку: беспорядок на столе не тронут, камеры показывают все те же картинки, белый лист пустым лежит с краю рабочего стола. И в осознание врывается ощущение ног, что засохшим воском: спина и задница, – и, боясь порушить ставшую хрупкой структуру тела, осторожно отъезжает от стола на кресле и принимается по одному шевелить пальцами ног. На разминку тратит не больше 10 секунд, после чего мягко наклоняется вперед – размять спину, пару аккуратных полуоборотов по сторонам, чтобы опять сделать ее незаметной – забыть. Заканчивает зарядку уже на ногах, ощущая в них, похмельем, уколы, вытягиваясь, руками жамкая ягодицы, отмечая про себя гордо, что задница у него классная и ему нравится, что задерживает на пару условно лишних секунд руки. Отскакивают ладони резко командой Из, данной и вежливо отстраненной от осознания, чтобы не порушить хрупкий мир этого бестрепетного образца самцовой породы. Удовлетворенный усаживается обратно, несколько сменив от прошлой позу, подкатывается, подталкивая ногами, на колесиках к столу, чтобы еще раз провести там осмотр и удостовериться, что рабочее место в надлежащем порядке. И, дав положительную оценку себе за ведение смены, решает, почувствовав легкую пустоту в желудке, что может отвлечься и перекусить. За дополнительным подтверждением правомочности этого решения заглядывает на стоящие тут же, в свете сразу двух настольных ламп часы. 23:20. Немного даже удивлен и обрадован: до конца смены осталось всего семь с половиной часов, но миг радости краток. 1…2…3… И исчез… Стерт, после взора на окружающую обстановку, ощущением бесцельности пребывания здесь, тупой до жестокости. И, чтобы загасить это понимание, на выручку приходит какофония лопающихся пузырей, сыгранная желудком, и тело, поддерживая сознание в иллюзии, что действия происходят по его команде, что оно не является системой фильтров для из глубин дисперсионных сигналов, уверенно отъезжает на кресле и, встав, разворачивается в сторону захлопнутой двери кладовой, где, кажется, его уже ждет холодильник в синем и жалкий стол.

Направляется туда налегке, освобожденный от мыслей, зацикленный на единственном необходимом – еде. Мысленно перебирает возможные комбинации блюда, поеданием которого займется. И ничего не получается присовокупить к супу, который стоит в основном отсеке на нижней полке, все, что было до него уже съедено, а залезать в чужой черный пакет, лежащий скомканным во втором сверху секторе, ему не хочется. Совесть не позволяет. Хотя фантазия обрисовывает радугу всевозможных вариантов, что начинается с копченой курицы в вакуумной упаковке, а заканчивается в единой белой бумажной упаковке четырьмя пирожными, из которых жиром будто сочатся сливки, и одного, не скрывающегося, острой формы и с темно-коричневым оттенком куска торта. И где-то посередине этого разнообразия, неизвестно почему, затесалась человеческая голова, но слайд с ней появляется и исчезает со сверхсветовой скоростью, и понять это по Игорю, лишь на секунду залагавшего, у внешнего наблюдателя не получится. Он же сам эту вспышку игнорирует, движимый чувством уже понятной (и постоянной) радости.

И, взявши суп, с обильно наполняющими слюнями ртом сует его в микроволновку, ставит на стекло, служащее здесь подставкой, двигает дверцой до щелчка замка, завершая операцию откручиванием рычага таймера на без-разницы-сколько (мы это решим сами), но в границах параметров, обещающих ему растекшийся по ложке наваристый, – дымящий домом, супруги образом, в платье ее в мелкий цветочек, склонившейся над столом, над ним, с явно видимыми округлостями грудей, без лица, но оставляющей, явно, чувство нежности за заботу, что в волнении тогда спрашивала о том, как?, – бульон.

И пока ждет, лезет в телефон, поиграть, пособирать в 2д игре сокровища, где его альтер-эго имеет значительный вес и уважается тамошним коммьюнити, с охоткой тут пускается в чат-переписки: битвы его идут не только за отдельные пиксели замков, но за вербальную доминацию, коя, в том числе, зависит от смелости на КАПСЛОК. И борьба эта культивирует в нем чувство собственной значимости, позволяющее, гарантирующее ему твердость в ногах: опора его в реальном мире. Незаметно дрожащие пиксели захватывают и не слышит он единичного звонка микроволновой печи, возвещающего о доведения жидкости до приятной для употребления внутрь теплоты. Продолжает играть: посылает героя сражаться с гоблинами, охраняющими вход в пещеру, обозначенную черепом, где может храниться редкая награда – артефакт, – вот-вот способная дать его амбициям ход, покаратать Juizye76, имеющего владения на дальнем острове королевства – Ranepku – и давно выводящего его из себя своими набегами, как ему кажется, на его территорию. Пальцы уже скользят по ставшему влажным от пота с тех же ладоней дисплее, что роняет скорость и вынуждает кликать несколько раз на нужную область, чтобы команда была принята и синяя, в белых обводах, кнопка поддалась. Ошибается. Но разница противников изначально была несоизмерима – моб же, – что оканчивается лишь несколькими дополнительными единицами потерь, которые замечает окольно, досада почти сразу же перебивается восторгом от изображения в тёмных тонах щита «7 Путей». Его трофей. И пока, наслаждаясь, примеривает артефакт, в открывшемся, отдельном окне, на левое предплечье персонажа, разгоняет себя фантазиями битвы – в модуле совокупление – с заклятым своим, другой формы пикселей врагом. От этого примерка щита затягивается из-за выборов лучших к нему комбинаций обвеса.

И чем дольше затягивает он свое пребывание в иллюзорном мире, тем холоднее становится ужин, тем дальше отходит возможность прикоснуться к обещанному, тем меньше шансов согреться теплотой близкой ему женщины…

…накрывает крышкой опорожненный контейнер супа, отрыгивает и пихает его в рюкзак, спрятанный в левом из двух шкафчиков. Не оглядываясь, выходит и степенно прошествует к оттянутой сидушке пустующего, а потому комплексно приглашающего к себе, креслу. Неодушевленные по Пинчону вещи, без, как таковой, жизни, сохраняют или облагаются, насильно, частицей живого, становясь сами одушевлёнными субстанциями, артефактами, осьминогами, как будто запомнивших или самостоятельно обретших импульс, незаметно оплетающими, в случаях, когда состоят из букв, к тому стремящиеся. И приглашению этому на сидение Игорь не отказывает, охотно садится и на зазор в секунде удовольствие от погружения в мягкий сеткой текстиль осязаемо массирует мозг, для которого тело – сосуд, чье повреждение в нормальных условиях немыслимо. Но нормальные условиях – это идеальные условия, с осознающими себя (и другого, конечно), и поступки свои, и следствие их, индивидами, а значит – недостижимые условия. А значит оказаться списанным с общего баланса просто, и можно только попытаться достучаться до связывающей, сплетающей каждого, изначально тонко, системы, чтобы выпросить у нее себе разовую индульгенцию…

…ее большая задница буквально поглощает член, виден только его маленький корешок, двигающийся, сбоями, краткой амплитудой – безлицые герои короткого фильма единственно важного для жизни сюжета. Я заворожен звуками хлопков, ее вскриками, стонами, взлетающим жиром, мясом ее задницы, улавливаю в этом что-то от обожаемой мною, гипнотической для меня эстетики… но это лишь отголосок сознательного, мозг охвачен негой первобытного, которая уплотняется за счет контекста: ебли в жопу. Символические связи прямиком из бессознательного сейчас рядом со мной… вокруг, по бокам, внутри… до единообразия когерентны, сливаются с «Я». Я даже не уверен, что полностью контролирую происходящее, скорее штурвал добровольно отдан, но предпочитаю этого не замечать, точнее – пытаюсь игнорировать. И бессознательное мое лакает это сладкое вино и меня самого, сознание мое, окидывая эндорфиновым сверкающим конфетти.

От акта проникновения не отрываемо. Руки, согревая, плотно, – ускользаемое сокровище, – держат член и в интенсии, в на порядок отлично от реальной жизни скорости, раздражают мышцу, подводя серую ткань мозга к искомому без-пауз сокращению. И попытка бросить взгляд на спину трахающейся девушки, насладиться ее кроткой эстетикой, кратковременна. До незаметности.

Символизм абсолютного обладания. Представляю себя из внешней среды на месте члена парня, который владеет ею в завершающей интенции пар, отношений, людей. Сейчас это Я, тот, кому принадлежит она, чьей воле подчинена, кто сохранен, с претензией на вечность, на 4 странице 7:36 минутного ролика «Darling guy with Big cock punishes his girlfriend hard» с Pornhub вкладки «Для Вас». И чем гуще мысль эта закрепляется в нейронах непрекращающимся, устойчивым сигналом, тем ближе я к тому, чтобы кончить…

…с незашоренными драпировкой глазами, после обязательно акта отвращения к самому себе за совершенное, за тот вид, который предстал глазам, стираю с себя, с живота влажной салфеткой сперму, методично, словно обеззараживаю брюшную полость после операции, аккуратно складываю использованные, испачканные листы на прикроватную тумбочку. И тем выверенней педантизм, тем тщательней зачищаются остатки следов преступления, чем полнее сознание возвращается на свое место. И окончательное возвращение его знаменует решение пойти ополоснуться.

На часах 23:41, мой первый выходной. Вернувшийся из душа раскинут по кровати звездочкой, скроллю ленту ВК, отсрочивая момент сна до неизвестного значения, до предела, за которым веки начнут смыкаться сами позывом, от меня, по сути, не зависящим. Но пока ничего такого не происходит, ощущаю завидную, сравнимую с дневной бодрость (но чувство это иллюзорно, попробуй он сейчас поставить перед собой какую-то серьезную задачу, как тут же набросится помноженная флешбэками Сегодня усталость). Но зачем пытаться поднять себя, раз так Сладостно мне? Застреваю на в ленте мемах, тихо хихикая от отдельных, что находят отклик в чем-то со мной связанном: «Когда братва не рядом ты чувствуешь что братва далеко. АУФ». И после нескольких таких смешков, меня что-то отдергивает, что-то, заставляющее сохранить книгу из Political Science Library…

…и пока не знает он, что и это иллюзия тоже. Весь смысл в самом действии, в обещании, – заранее порушенном, – что когда-нибудь обязательно доберешься до нее, прочитаешь, породишь довлеющую тишину самоподозрений в ущербности в группе в некотором соотношении близких. Потому лежит самозабвенно, освобожденный от всяких вероятных душевных мук, хихикает, почесывая яйца, убивает время и умирает, медленно-медленно, сам…

И глянув на часы, обнаруживаю, что уже немного за полночь. Решаю, что пора начинать потихоньку готовиться к отходу ко сну. И в момент этого решения легкая пустота в желудке дает о себе знать. Леность просит не обращать на такую мелочь внимания, но в мозгу всплывает картинка в интерьере нашего холодильника вишневых лукошек – короткий перекус, который избавит от каждые 10 минут уведомлений о голоде. Слишком соблазнительно, чтобы этому не поддаться. Сожители мои, кажется, спят. Не слышно ни Машиных арий, ни резких, живых вскриков Жени или съинтегрированного его белой дверью до монотонного бубнежа голоса озвучки из сериала/фильма. Я даже на секунду торможу у нее, пробуя что-то услышать, хоть что-нибудь От Живого, но остаюсь: с азбукой морзе стуком, двери, сквозняка от, косяка об, замка, разгулявшегося, неплотного, гнезде в, в раме выщербленного дерева. Это дает мне в равной степени и смелости, и страха: смелости, без царапания скромности, быть громким, страха – «опять один». Но успокаиваю себя тем, что Маша в соседней, напротив моей комнате, и докричаться до нее не будет для меня таким уж неподъемным вызовом. И, начав копаться в себе, отмечаю, что мое сейчас состояние – ретушь состояния вчера, с работы. Рассчитываю избавиться от него окончательно на завтра, когда по утру меня разбудит открытый лучик в лицо, глаза солнца света. В реальность включен ударом кнопки чайника и бурлением воды, что в нем. Пакетик зеленого чая в коричневую кружку залить кипятком – попытка нормализации выросшей «Я» хрупкости, за последние сколько? От попытки анализа сбегаю: расставание с девушкой и ноль на балансе кэша взяты за причины, которые монтируются болтами в реальность, от которых теперь строится отдельное подмножество древа выводов. Каждое надкусывание сладкого печенья ощущается в мельчайших деталях: как песочное тесто вяжет рот, как язык обволакивает вишневый сироп, заставляя тот по бокам сокращаться, как включаются желваки, за 5—6 итераций перемешивающие муку, яйца, вишню, патоку, крахмал до завидного для производителя единообразия, консистенция, далее спускающаяся в горло и по пищеводу к месту до миллиграмм расщепления. И каждый такой спуск оттеняет меня от меня, темноту, скапливающуюся будто нимбом, отстраняет вон из комнаты, из кухни на улицу, за окна, к невысоким деревцам, растущим с той стороны и свет лампы, что видится с камеры за его спиной, до суженных зрачков ярче.

С завершающим глотком, которым полощу рот, очищая его от остатков печенья, прихожу в норму. Почти подскакиваю в душе и на ногах. Ополоснув кружку, зафиксировав ее в сушке для посуды висящей у лба, ухожу к себе безотчётно на носочках. И комната предстает совсем иной. Очень уютным видится мне свет ламп и беспорядок, выраженный в носках на полу – откуда их здесь столько?, – ноутбуком с «Бесами» Ф.М.Д. на кровати, ставлю в голове галочку, что надо бы его уже дочитать, а стол затемненный из окна и вовсе остается без примечаний, в блажь. Прохожу в свое царство, в одном из шагов под ногой, ощущая мягкую серую скомканность чулок, стоя скидываю спортивки и ныряю в одних трусах под легкое икеевское одеяло, и объятие его, еще нейтральное, морит. И уже с понятным надсадом, крутясь по оси, лампы превращаю в аксессуары ночи.

Игорь:

00:24«Охохо, да моя хорошая мне нравится такое»

(смайлик фиолетового чертика)

00:24«После смены я тогда утром к тебе»

00:25«Потом хз когда получится освободиться»

Лиза Павловна:(смайлик с румяными щечками) 00:25«А что случилось?«00:25«Приходи, конечно, буду ждать) «00:26«Только постарайся пораньше»00:26

Игорь:

00:26«Да хз»

00:27: «Начальник позвонил попросил говорит важно»