Тайна звездолёта Климент Ворошилов

Этот образ часто помогал мне расслабиться, прийти в чувства…

Не знаю, сколько я так «шипел в снегу». Я не чувствовал алкогольного опьянения, я просто собирал себя в кулак. Сквозь свои мысли, я слышал издалека заунывную трель сигнализации, завывание милицейских сирен. Затем, через какое-то время, небо над крышами домов уже стало светло-сиреневым, постепенно оживали звуки улиц, появились первые заспанные прохожие, где-то залаяла собака и загремели по рельсам трамваи.

Я стиснул зубы, глубоко вдохнул, потом выдохнул. Потом решительно поднялся с лавочки, и пошёл прочь, втянув голову в плечи, и ссутулясь.

Я шагал в холодном утреннем рассвете, срезая через газоны скверов, дворов, перепрыгивая ограждения дорожек, словно кто-то свыше прочертил передо мной пунктирную прямую моего курса. Некоторые прохожие оборачивались мне вслед, но мне было глубоко плевать. Я выключил рацию, я забыл своё прошлое, я не видел своего будущего: что-то во мне неуловимо изменилось. Наступило блаженное опустошение, с лёгким привкусом горечи, с чувством какой-то утраты. Дул ветер, и я летел, как лист на ветру.

Через некоторое время я остановился через дорогу от пятиэтажного бежевого здания медицинского училища номер восемнадцать. Оно чем-то напоминало старую советскую общеобразовательную школу. Тусклый свет горел только на первом этаже. А на третьем, в окнах кабинета директора, царил кромешный мрак.

Очень удачно, что прямо за моей спиной начинался Щукинский парк. Я присел за деревьями на корточки, и стал ждать.

Прошло около часа, прежде чем я увидел, как зажглись окна в тропическом саду. Сердце моё радостно заколотилось. Я осторожно вытащил из кармана пистолет Макарова, и, сняв его с предохранителя, положил обратно.

Затем встал, отряхнул джинсы, и перешёл улицу на противоположную сторону.

В моей голове играла какая-то мрачно-торжественная музыка, неизвестного симфонического оркестра. Я предъявил служебное удостоверение вахтёру, грубо проигнорировав его вопрос «а вы куда?».

И снова тяжёлая дубовая дверь… Я глубоко вздохнул, и вошёл в тропический сад.

Птицы уже пробудились, но чирикали как-то сонно, ветер из кондиционера шуршал диковинной листвой. Картина висела на месте. А вот за дубовым столом… За ним не было давешней женщины: – там сидел лысоватый мужчина, лет сорока, с блёклыми глазами, светлыми с проседью волосами и тонким ртом, на узком подбородке. Он разбирал какие-то бумаги. Я продолжал стоять на пороге, и тут, он заметил моё появление, пронзив меня резким неприязненным взглядом.

– Мужчина, вы к кому? – резко спросил он.

– Да вот, – ответил я задумчиво, – забежал на вашу картину полюбоваться: очень хорошая репродукция.

– Это копия, написанная нашим художником, – он насторожился, – посмотрели? Тогда можете идти…

– Конечно могу, – ответил я, – но не пойду…

– Что это значит, мужчина? Вы вообще кто такой?

– Кто я такой? – переспросил я, – для вас это не имеет значения. А вот вы, кажется, Калач, Валерий Григорьевич, верно? Водитель героя космоса, Николая Александровича Антипова…

Он слегка побледнел, и, будто сжался в пружину.

– Ну, допустим, и что же с этого?

– Хорошая всё же у вас картина, – вздохнул я.

– Директор не принимает, если он вам нужен: зайдите позднее…

Он явно начинал нервничать.

– Хотел бы зайти позднее, да не могу, – я развёл руками, – сторож уже даёт показания, а недоеденные руки в морге, наверное, уже… хотя, нет – на экспертизе в судебной лаборатории.

– Вы сумасшедший?! – визгливо выкрикнул он, – я вызову милицию!

Я продемонстрировал ему издалека своё служебное удостоверение:

– Не стоит, Валерий Григорьевич, я почувствовал ваше желание вызвать милицию, и пришёл сам, по зову сердца…

– Что вам нужно? – теперь его голос звучал глухо, словно он говорил из картонной коробки.

– Что мне нужно? – вновь переспросил я, – мне нужно счастья, как и всем нам, грешным людям. Только кто-то это счастье дать способен, а кто-то не только не способен, но и норовит его отнять. Понимаете?

– Нет, – сказал он, стиснув зубы, – я вас понимать отказываюсь.

– А тут и понимать-то нечего, господи… – я начинал злиться, – просто из квартиры старушки, которая опознала вашу машину, сквера-то не видно, теперь понятно? А вы увидели сквер, и даже разглядели в темноте, что какая-то компания пьёт водку на скамейке, вот странно, да?

Он молчал.

– А я проверял: с того ракурса и вам сквер было бы видно очень плохо, а уж разглядеть что там кто выпивал, вообще нереально, Валерий Георгиевич. И вы ни пепельницу остановились вытряхнуть, а выпустить из своей машины гражданина Кузяева, с мешком, полным анатомических деталей несчастной девушки. Кстати, это не из ваших студентов, случайно?

– Вы ничего не докажите! – вдруг выкрикнул он, – проваливайте отсюда к чёртовой матери, со своими идиотскими историями!

– Почему-то мне кажется, что Кузяев расколется первым…

– Кузяев уже ничего никому не расскажет! – сквозь зубы прошипел он.

– Ах вот как… – начал было я.

Он резко вынул руку из-под стола, и пистолет в его руке внезапно выстрелил.

– Аааа, – прохрипел я, и бок мой обожгло адской болью.

Я с трудом устоял на ногах, выхватывая свой ПМ, и надавил на курок…

Он выстрелил ещё раз, и я всё же упал.

Его тело отбросило к стене, и он сполз на пол.

В голове помутнело, а на глаза набросили красную вуаль. Я скосил зрачки вниз, и увидел, как по дубовому паркету растекается бордовая лужа моей крови.

Какой же я идиот… прав был Скуридин, тысячу раз прав… Ну почему я его никогда не слушаю?

В ушах зашумело, и вдруг, из-за диковинных растений показалась сгорбленная фигура в сером костюме: это был Антипов, я его сразу узнал. В руках он сжимал пистолет, кажется браунинг. Его лицо было искажено страхом и ненавистью. Он, близоруко щурясь в очках, озирался по сторонам.

– Что же вы натворили, молодой человек, – дрожащим голосом произнёс он, – что же вы наделали…

– А я ведь восхищался вами, Николай Александрович, – каждое слово давалось мне с трудом: я тяжело дышал, – я хотел быть похожим на вас… я тоже должен был лететь на «Ворошилове»… Хорошо, что не полетел, а то… вдруг бы вы и меня сожрали, как тех несчастных ребят…

Он молчал.

– А почему на женщин-то перешли? – спросил я и закашлялся: ростки жгучей боли пронзили моё тело, – женское мясо вкуснее?

– Да, – тихо сказал он.

– Да что ты понимаешь, сопляк! – вдруг неожиданно воскликнул он, – что ты, козявка, в состоянии понять? Разве вокруг тебя был мрак космоса? Разве вокруг тебя не было воздуха? Один на один с бесконечной ледяной смертью! Ты такое можешь себе представить? Ты?! Я плакал, плакал, как ребёнок, когда мы ели Андрюшу… понимаешь? Я себя не узнавал… Я плакал и жрал! Плакал и жрал! Нет… тебе этого никогда не понять.

Мне было уже всё равно – сквозь боль пришло какое-то абсолютное спокойствие… Машу вот только жалко… я её кажется подвёл.

По его дряблым щекам текли слёзы…

– Но я офицер! – хрипло произнёс он.

– Говна ты кусок, а не офицер, – тихо ответил я, чувствуя, что вот-вот отключусь.

– Я офицер! – выкрикнул он, и направил на меня дуло пистолета…

Я зажмурил глаза, и услышал выстрел… самое последнее, что я услышал, перед тем, как провалиться во мрак, звук падающего на пол тела…

……………………………………………………………………………………………

В бесконечном космосе я парил, как капелька воды, трепеща на ветру… хотя, какой, к чёрту в космосе ветер? Вдруг я услышал, как рядом со мной, громко лязгнул металл… хотя какие к чёрту в космосе звуки?… Я повернул голову, и увидел огромный космический корабль, на борту которого сияла кроваво-красным надпись: «Климент Ворошилов». А самое неприятное, что вместо головной кабины, у него были огромные стальные окровавленные челюсти…

Я начал отчаянно барахтаться, пытаясь отплыть от его кошмарной физиономии, но он разворачивался снова, как акула, готовящаяся к атаке… И вдруг рядом, прямо во мраке космоса, появилось лицо Маши…

– Кыш, уйди! – прикрикнула она на чудовище.

– Беги, Маша, ты что! – я пытался кричать, но мой голос, вакуум почему-то не пропускал…

Маша надула щёки, и дунула на стальную громадину. Как ни странно, звездолёт начал удаляться, пока не превратился в маленькую светлую точку, на фоне звёзд.

– Вот видишь, Алексей! Я же говорила тебе: не нужно летать в космос, это опасно. Но теперь всё позади…

– Да, позади, – согласился я.

– Главное органы не задеты, и вена пострадала не сильно…

Лицо Маши почему-то стало напоминать Мишку Скуридина:

– Так что, ты молодец! Всё правильно сделал, хотя убить тебя мало, конечно за такие фокусы… Так, ребята, осторожно, в машину… аккуратненько, вот так, давай-давай-давай…

– А вы куда, товарищ старший лейтенант? – спросил кто-то из темноты.

– Я с ним поеду, всё! Давай гони…

……………………………………………………………………………………………..

Мы сидели в тихом уютном кафе, под названием «Кентавр». Ждали официанта.

Рядом сидела Маша, в красивом платье, напротив Мишка, а сбоку, Авакян.

– Посадить бы вас, конечно, суток на пятнадцать, обоих, – с мрачным лицом сказал Мишка, – а потом ещё строгача влепить. И ВОХРом поставить, какой-нибудь склад охранять…

– Да ладно тебе, – махнул рукой Сергей, – Лёха дело сделал: без этих улик, мы бы вообще ничего не доказали, и дело не закрыли. Рыхлого-то тоже грохнули, эти два тролля. Хорошо сторож нам кой чего поведал.

– Так значит получается, – Маша вопросительно посмотрела на Сергея, – что Димка Лихвинцев знал про всё?

– Не знал, – Сергей закурил, – но, когда работал на Антипова и Рыхлого, делал закупки в «Очаге», типа «с чёрного хода». Заметил что-то, и сказал Лёшке, что знает про Рыхлого, что-то плохое. Решил Рыхлого припугнуть, чтоб тот походатайствовал перед Антиповым за него: хотел и дальше его водителем работать. Но Антипов уже не хотел – Лихвинцев не отличался особой пунктуальностью, а в лице Калача, он имел и водителя, и убийцу. Жертв Антипов и Калач, выбирали вместе. Калач их убивал, и вёз к Кузяеву, который их качественно и профессионально, не за столом будет сказано, разделывал. А кости должен был прятать Калач. Почему они их не перемалывали?

– Ой ребята, хватит, – Маша сморщила нос.

– Ладно, всё, – Сергей поднял руки вверх, – ни слова о работе!

Подошёл официант в белой рубашке и чёрных брюках, с меню в руках:

– Что будите заказывать?

– Давай, герой, к верху дырой, – Мишка улыбнулся, – заказывай ты первый.

– Мне графинчик водки, грамм двести, – сказал я, – и салат «Весенний».

– Возьми своё любимое, – посоветовала Маша, – мясо по-польски…

– Знаешь дорогая, – я тяжело вздохнул, – я понял две вещи: первая – я не хочу в космос, а вторая – мяса я больше не ем…. Побуду вегетарианцем…

14. 02. 16

Примечания

1

      Заур (айзерб.) одно из значений имени – «паломник» (прим. автора).

2

      Чезаре Ломброзо (итал. Cesare Lombroso; 6 ноября 1835, Верона, Австрийская империя – 19 октября 1909, Турин, Италия) – итальянский врач-психиатр, родоначальник антропологического направления в криминологии и уголовном праве.

3

      Каннибализм (от фр. cannibale, исп. canibal) – поедание людьми человеческой плоти (также используется термин антропофагия). В более широком смысле – поедание животными особей своего вида. В биологии понятия «людоед» и «каннибал» не тождественны. Людоед – всякий хищник, поедающий человека (то есть, к примеру, тигр-людоед – не каннибал). (Википедия)

4

      Пистолет Макарова (прим. автора)