Тайна звездолёта Климент Ворошилов

Я усмехнулся… Пришла в голову ещё одна картинка, как мы с журналистами с Первого канала, приехали во двор дома, где в мусорном баке дворник-узбек, обнаружил в коробке из-под обуви отрезанную голову мужчины. Была половина пятого утра, все были сонные, и капитан из центрального отдела, одев резиновые перчатки, в присутствии заспанных понятых вытащил мёртвую голову со сгустками сукровицы, рваными жилами и серой кожей.

– Фамилия, имя, место жительства!? – мрачно произнёс он, глядя в остекленевшие мутные глаза, – Остальное-то где?! А?!! Вот, бля…

И он с досадой сплюнул на асфальт…

…………………………………………………………………………………………….

– Люда! Принеси компот! – крикнула розовощёкая кудрявая блондинка, с коровьими глазами, по фигуре напоминающая песочные часы, только, скорее всего, секундомер…

– Возьми, кстати, бефстроганов, они сегодня охрененные, – Сергей Авакян протянул тарелку со своим вторым блюдом и тощая бабушка Айнура, плеснула туда половник блёкло-оранжевой подливки.

– Не знаю, Серёж, – нахмурился я, – жилы там с хрящами и жиром…

– Зато мясо настоящее, – Сергей вытаращил для убедительности, свои, и так не маленькие кари глаза, – а в эти ваши бифштексы, кладут чёрт знает, что! Слышал прикол? Купи пять беляшей: собери кошку!

Он недобро засмеялся.

– По мне, так лишь бы белковые соединения, – я взял две половинки серого варёного яйца, с майонезным шлепком сверху, на котором красовался увядший листик укропа, – слышал я, дорогой товарищ, как там колбасу на мясокомбинате делают, как крыс молотком по корпусу мясорубки, перед сменой выгоняют, но не все убегают. Знаю. У меня друг, художник, на останкинском работал. Парень, шириной с Федю нашего, с мото-взвода. Так теперь он вегетарианцем стал, и с виду напоминает вешалку с халатом. Так что…

– У моей племянницы, дедушка работал на фабрике «Красный Октябрь», – кивнул Авакян, – так он шоколад до самой смерти не ел…

– Думаю, это от однообразия, – согласился я, двигая поднос по хромированным трубкам столовской раздачи и протягивая руку к подносу, уставленному гранёными стаканами с густой сметаной.

– Пять, двадцать один, – отщёлкав по кассовому аппарату, сказала Людмила, которая своей высокой причёской напоминала статую египетского фараона.

– У вас что? – Сергей поднял чёрные метёлки бровей на уровень залысины, – каждый день всё дорожает?!

– У начальства своего спросите, чего это там у них дорожает, – Людмила явно была не в духе.

– Да я знаю, – усмехнулся Сергей, – пенсия у них дорожает, пропорционально погонам…

– Вот и вам «звёздочек» не помешает, Сергей Артурович…

– Как раскроем преступление в вашей столовке, так сразу повесят и «звёздочек»… – Сергей сделал широкий жест рукой…

Столик нашли возле окна, за которым виднелось новое здание «Сбербанка», и гремели вдалеке по улице Сходненской трамваи, напоминающие каких-то экзотических насекомых.

– Был на планёрке-то сегодня? – спросил Серёга, намазывая сметану на чёрный хлеб.

– Да в патруле я был: моя смена, – я размешивал крупно нарезанный салат «Столичный».

– Так ты не в курсе… – он отхлебнул компота из сухофруктов, – короче, по костям нашёлся один свидетель, не кто-нибудь, а шофёр личный самого Антипова…

– Космонавта с «Ворошилова»?! – я чуть не подавился салатом.

– Его самого, – кивнул Сергей, – он там живёт на Волоколамском проезде, дом четыре. Говорят, видал двух людей с рюкзаками туристскими. Сидели на лавочке, водку пили…

– Во сколько это было и когда? – спросил я.

– Трое суток назад, примерно в половину четвёртого утра.

– И как он разглядел под тенью деревьев, в темноте, что именно они пили?

– Ну, это уж я не знаю, но пока, это единственный внятный свидетель.

– Подвалы, чердаки, канализации проверили?

– В радиусе квартала всех на уши подняли. Кроме мелких нарушений, вроде тихо.

– Вокзал, станцию, шофёров?

– Обижаешь… Пусто пока…

– Странно всё это, Серёж, не кажется тебе? – я открыл фрамугу окна и прикурил сигарету: прямо над нами надрывался сиплым свистом похожий на гроб, кондиционер «Арзамас».

– Ну, а что ты хотел? – он размазывал бледно-оранжевый соус по изувеченным кускам мяса, – дяденьку с окровавленной бензопилой или старушку с тележкой, забитой человеческими костями… понятно, ночь, конечно… но… притащить должны были… скорее всего, с ближайших домов. Но всё равно не понятно, зачем… А вот теперь, вишенка на торте, правда не на этом… короче, не наш месяц начался…

– Что такое? – я хлебнул пресный столовский кофе, и скривил губы.

– Короче, новая мокруха, – сказал Сергей серьёзно, – завалили местного гопника, Дмитрий Александрович Лихвинцев известен в простонародии, как…

– Халва, – вырвалось у меня, а на ладонях выступил холодный пот.

– Точно, Халва! И почему ты до сих пор мамлей!?

– Где это случилось? Когда? – грудь обдало ледяным холодом, а в глазах потемнело.

– Ты что, Лёха? – Сергей внимательно посмотрел мне в глаза, – ты его знал?

– Вместе в школе учились…

– Да… – протянул Авакян, – понимаю…

– Я с ним редко общался, – я тяжело вздохнул, – компания его мне никогда не нравилось, да и разные мы люди…

– Уж в этом я не сомневаюсь…

– Но, самое любопытное: я видел его три дня назад, живым и здоровым, – продолжил я, – эх… Халва бестолковая, Димка-Димка… Он собирался к местному авторитету, Рыхлому – вернуть ему долг.

– Павел Андреевич Кузяев, – кивнул Авакян, – Рыхлый это… да так себе он: не сильно-то в авторитетах ходит. Рядовой бандит-отморозок. А твоя информация будет интересна для следаков… Напишешь рапорт?

Я сделал кислое лицо:

– Надо бы, конечно… но с другой стороны, а что толку? Обычные бандитские разборки, Серёжа… Доказать причастность Кузяева будет проблематично, ещё один висяк, и с моим рапортом… Фабрици меня скушает вместе со внутренностями, понимаешь?…

– Таки-да, я соглашусь с твоей позицией, – Сергей цикнул губами, – но, во-первых, его не просто застрелили, или отфигачили. Придушили его, в домике на игровой площадке детского сада «Берёзка», Волоколамское, восемьдесят восемь. Сторожа, естественно дрыхли. Как он туда попал – конечно никто не видел. А во-вторых… не помнишь, сколько он был должен этому Рыхлому?

– Кажется, тысячу рублей… он на машину занимал, – настроение моё было подавленным, день испорченным…

– Так вот, в кармане его куртки нашли пачку денег, как раз тысячу рублей, трёшками и пятёрками. Понимаешь? То есть, если его по какой-то причине заказал Рыхлый, и не взял с трупа своих денег, то, либо гражданин Лихвинцев вляпался во что-то посерьёзнее, чем долг мафии, либо совсем не Рыхлый его заказал, понимаешь? Так что, без твоего рапорта «висяк» будет более дохлым, Лёша? Совсем тухленьким…

– Может быть удастся слить это дело на прокурорских или на муровцев?… – начал было я…

– Может, Лёша, может, – Сергей сделал рукой жест, отметающий все вопросы, – но, ты пойми: два трупа, в одном районе… Не считая заявлений о пропаже граждан… Ротный теперь на наших костях плясать будет… про батю, я молчу: товарищ Фабрици тоже от всяких упырей страдает… Статистика, понимаешь…

………………………………………………………………………………………………

Собака понюхала кусок белого хлеба, промоченного в кефире, и отвернула свой чёрный кожаный нос.

– Ну, как знаешь, – сказал я, аккуратно хлебнув из фляжки с коньяком «Юбилейный», и запив кефиром.

Солнце светило ярко, и я щурил глаза, сидя на лавочке – у меня был выходной, и весенний город отвлекал меня от мрачных мыслей. Я сидел в сквере, глядя на высокую арку жилого дома, к которому вела дорожка, покрытая треснувшим асфальтом, обрамлённая свежевыкрашенными жёлто-зелёными поручнями, на которых сидели нахохленные воробьи. Эхом в колодцах дворов раздавалось далёкое карканье ворон, и шорох шин редких автомобилей с проезда Стратонавтов.

Я закурил сигарету, но в моём мозгу продолжали прокручиваться образы последних дней. Лукавое лицо Лихвинцева, его рассказы про одноклассников, кости в траншее, лицо Мишки Скуридина… «Да и вообще, этот Рыхлый меня сам боится: я про него знаю много нехороших вещей, так что…» – это сказал Дима, сказал уверено. Значит действительно знал что-то такое, что, по его мнению, защищало его от бандита Кузяева…

В арке показалась фигура человека, который был одетый в лёгкую болоньевую куртку, спортивные штаны, и кроссовки. Орлиный нос его выступал на узком скуластом лице, покрытом жёсткой чёрной щетиной. На голове его была натянута вязаная шапка, с надписью «Олимпиада-80». На плече висела дерматиновая сумка на молнии.

Он протиснулся между двумя молодыми женщинами, которые катили по дорожке детские коляски, и пересёк сквер.

Когда он проходил мимо меня, я старательно изучал свои ботинки, но когда он развернулся ко мне спиной, я окликнул его:

– Как жизнь, Заур? Как здоровье?

Фигура медленно остановилась, и человек плавно повернул шею в мою сторону, затем повернулся сам. Какое-то время он молча смотрел на меня своими тёмно-карими глазами.

– Хочешь коньячку? – спросил я, протягивая флягу.

– Здравствуй, Алэкс, – ответил он с лёгким акцентом, – харащё здаровье, спасибо! А всё потому, щто я нэ пью, извини…

Он сел на лавку рядом со мной и закурил сигарету.

– Это ты молодец, что не пьёшь, это ты правильно делаешь, – я кивнул, прищурясь на солнце, – а у меня вот выходной, решил: почему бы не выпить немного? День-то свободный.

– Ты вэдь со мной в одном районэ живёщ, а в моём дворе я тебя рэдко вижу, – ответил Заур, выдыхая струю дыма: на его пальце сверкнул перстень, и татуировка З. А. У. Р., – Ты навэрно заблудился?

– Я соскучился, – сказал я, изобразив на лице искреннюю улыбку.

Он, смерил меня подозрительным взглядом, и хмыкнул.

– Ты, паломник1, а я путешественник, – я пожал плечами.

– Щто ты хочешь от мэня?

– Я? – переспросил я, – хочу? Я просто собирался поболтать с Рыхлым, и решил тебя спросить, а где он сейчас?

– Зачем тебе Рыхлый? – он поморщился.

– Да понимаешь, спросить у него надо кой чего, – ответил я, – одноклассника моего кто-то придушил, понимаешь? Мне и стало интересно: он как раз к Рыхлому шёл, денег ему нёс, которые был должен. Зачем его душить было? Никак не пойму…

– Халва… – Заур оглянулся по сторонам, – слыщал… сочувствую… Он фраерил много… Борзел частенько… Но Рыхлому было плевать на него, нэ думаю, что он его замочил…

– Ну, так я и хочу, чтоб он мне это сказал, честно глядя в глаза, согласен, Заур? – я отхлебнул коньяка.

Он бросил на меня тяжёлый взгляд.

– Ты глупый, или просто страха нет у тебя?

– И то и другое… – я хлебнул кефира, – хотя вру: я отчаянный трус, значит просто глупый…

– Ну, тэбе виднее, – мимо прошла женщина с красной коляской.

– Так как? – я почесал затылок.

– Пока нэ как… – Заур вновь посмотрел мне в глаза, – Второй дэнь Рыхлого нэт на районе: куда девался – никто нэ знает, понимаешь?

– Не понимаю… – я посмотрел на него.

– Что-то нэ так с этими всеми делами, нэ знаю, что, но чуйка у мэня нэ добрая…

– А конкретнее, Заур?

– Куда конкретнее, Алекс? – тот посмотрел на меня, вскинув свои орлиные брови, словно птица собиралась взлететь, – ти жэ сам мэнт, слушал небось: люди на районе пропадать сталы, и ны кто нэ знает, куда… А если тебе интэресно – проверте с ващими бойцами подвал дома сэмнадцать: там бомжи мэстные, что-то больще не появляются…

Он встал с лавочки и зашагал прочь…

………………………………………………………………………………………………

В подвале пахло сыростью… хорошо, что я сходил домой за фонариком и отмычками. Форму я решил не одевать, чтоб не привлекать лишнего внимания, поэтому пришлось подождать, пока бабушки уйдут с лавочки, чтоб проникнуть в подвал дома номер 17-ть.

Это была башня в шестнадцать этажей, и подвал был не большой. Тем не менее, бетонные панельные блоки, делили пространство подвала на сегменты, с овальными прорезями, исключая лишь центральную часть, с водопроводной, отопительной и канализационной магистралями, вдоль которых я и пробирался, стараясь не задеть головой металлические крепления для коммуникаций.

Страха я не чувствовал, но, почему-то напевал про себя популярную в шестидесятые песенку, из кинофильма «Мечте на встречу»:

Я со звёздами сдружился дальними,

Не волнуйся обо мне и не грусти.

Покидая нашу Землю, обещали мы,

Что на Марсе будут яблони цвести!

Внезапно, тело тряхнуло, словно электрическим разрядом, хотя я не находился возле силовых кабелей, в глазах потемнело, а сердце учащённо заколотилось в груди. В тёмном углу лежала куча брезента, угол ткани с одно стороны был отогнут, а из-под него сияли ярко в луче фонаря, сложенные в кучку человеческие кости…

Я развернулся, и быстро полез к выходу…

Внезапно, где-то слева раздался шорох, и скрежет цементной крошки.

Я обернулся на звук, отразившийся эхом от бетонных стен, и почувствовал резкий удар по затылку… Жгучая боль окатила меня с ног до головы, в глазах потемнело, фонарик выпал из рук, и я начал оседать на пол…

………………………………………………………………………………………………

Как-то раз, поступил вызов, об уличной драке возле ресторана «Машук» на проспекте маршала Жукова. В результате был задержан и доставлен в наше отделение, некто, гражданин Кузяев, Павел Андреевич. Это был человек, очертаниями своего туловища, напоминающий детского персонажа известной сказки Винни-Пуха. Только вот во всём остальном связанным с ним, ничего близко не было детского или весёлого.

После возвращения из мест не столь отдалённых, куда он попал по статье 146 – разбой, Рыхлый, через своих дружков, устроился в мясной отдел гастронома: место тёплое и доходное. Выбившийся из простых уголовников, в «бригадира» местной приступной группировки, которая контролировала мелких частных торговцев и некоторые кооперативные магазины, Рыхлый показал себя как матёрый хищник. Он был умён, изворотлив, и, тем не менее, груб, беспринципен и жесток. Рэкет, торговля наркотиками и контроль местных проституток, нелегальных казино, вот далеко не полный список его «деяний». Он без жалости уничтожал своих конкурентов, и быстро набирал вес в преступном сообществе своего района. Он умело действовал чужими руками, используя взятки и разнообразные связи в местном исполкоме. Таким образом доказать его преступления было весьма проблематично, хотя все прекрасно всё понимали. Скуридин, как-то выпив со мной изрядное количество спиртного, пообещал мне, что обязательно пристрелит его лично сам, чтоб очистить район от «этой мерзости».

Лицо его состояло из трёх складок кожи и жира. У него был скошенный лоб с залысиной, и выпуклые брови, что создавало первый козырёк-складку. Щёки и каплевидный нос, покрытый рытвинами и крупными порами (откуда и кличка), составлял вторую складку, а чуть ниже свисал широкий двойной подбородок. (я, пытаясь высмеять круг общения Халвы, говорил, что, если он будет иметь дела с Рыхлым, им нужно придумать название «Банда Мордоворотов»).

Маленькие злые глазки Рыхлого прикрывали свисающие брови, рот с тонкими губами имел всё время вздёрнутую верхнюю губу, словно у рычащего бульдога, (последствия травмы, полученной в местах лишения свободы). Многие утверждали, что под его жировыми складками имелось изрядное количество мышечной массы. В общем, если бы его увидел сеньор Ломброзо2, он прыгал бы от восторга, так как гражданин Кузяев являлся ярчайшей иллюстрацией его теории. При одном взгляде на него слегка передёргивало. Говорили, что где-то за городом у него есть дача, записанная на кого-то из его шайки, где он оборудовал некое подобие штаба и пыточных камер.

После той драки, возле «Машука», Рыхлого довольно быстро отпустили, а двоих человек отправили в больницу в тяжёлом состоянии, но ни один из них, так и не написал на Кузяева заявления в милицию.

В общем, такой вот краткий портрет…

Влияние партии, за последнее время весьма упало: начался период либерализации в СССР. На последнем, 23 съезде КПСС, был провозглашён курс на демократизацию и введение, так называемой «венгерской модели» для государственной экономики, то есть возникновение мелкого и среднего частного предпринимательства. В стране начались изменения, и вместе с ними, граждане стали волноваться: расцвели рыночные спекулянты, «челночные» торговцы заполонили прилавки магазинов и ларьков пёстрыми яркими, но не самыми качественными зарубежными товарами. Подняли голову криминальные группировки. Конечно же, в такой обстановке, работать в органах стало значительно сложнее, количество преступлений росло, и, зачастую, мы и сами не знали, виновен ли человек согласно еженедельно меняющемуся законодательству, или же нет. Но при всём этом хаосе, мы, рядовые сотрудники милиции, были единственными, кто мог хоть как-то противостоять волне беспорядка. Генеральный секретарь партии, Брежнев, был дряхлым старцем, и его смерть маячила не за горами. За власть будут бороться сразу несколько групп партийных лидеров, а значит ещё долгое время им будет не до страны. Это печально, но факт. Я надеялся, что к власти придёт Юрий Владимирович Андропов, директор КГБ – вот кто мог бы навести в стране порядок. Ну, а пока, можно было надеяться только на самих себя. В подобной обстановке, раскрытие серии убийств в нашем районе, было дело чрезвычайной важности, вот по какой причине, я, в нарушение должностных инструкций, решил поработать в свободное время, на манер частного детектива: бюрократическая машина МВД скрежетала ржавыми шестерёнками чиновничьих препонов.

Мой лучший друг, Мишка Скуридин, был человек кристальной честности, добрый, умный, начитанный. Но при всём при этом, такой же резкий, принципиальный и конфликтный, в вопросах порядка и закона. Для него не существовало оттенков: он делил мир на чёрное и белое.

– Какого хрена ты делаешь?! – крикнул он, вскинув брови, – Лёх! Я тебя не узнаю! Что это за детская самодеятельность?

– Миш, может ты немного остынешь? – мне было как-то не по себе, когда он начинал так со мной разговаривать.

Затылок ещё сильно болел, а мой череп украшала повязка. Рана была не опасная, но голова ныла тупой пульсирующей болью.

– Лёша! – он хлопнул по столу папкой, да так, что подпрыгнула трубка на дисковом телефоне, чёрного эбонита, – я остыну, когда ты напишешь несколько объяснительных!!! А потом я влеплю тебе выговор! Чтоб до тебя дошло! Ты должен действовать согласно закону! Ты должен был рапорт написать! Доложить, и написать рапорт! Тут не глупее тебя люди работают! А у многих, ещё и опыта по больше…

– У меня сейчас перепонки треснут, товарищ старший лейтенант, – я молитвенно сложил руки на груди и сделал брови «домиком».

Он посмотрел на меня с откровенной злостью.

– Тебя, дурака, прибить могли, ты понимаешь?

– Так не прибили же… – я вздохнул.

– Это нелепая случайность, – процедил он сквозь зубы.

– Я очень рад, что ты так счастлив по этому поводу, – ответил я обижено.

– Тебе нельзя в органах служить, ты понимаешь? – он подошёл ко мне, и склонился сверху, напоминая фигуру подъёмного крана, – ты считаешь себя главным умником. И это не в первый раз уже. А мы работаем в команде.

– Слушай, прекрати на меня орать, – я, наморщив лоб, поглядел на свисающее с подъёмного крана, гневное лицо товарища, – я же не знал, что я найду в подвале…

– Поэтому и взял с собой отмычки и фонарик? – он скривил губы, досадливо поморщась.

– Вот и хорошо, – кран качнулся и вновь стал Михаилом, – посидишь на больничном, подумаешь о жизни, может башка соображать начнёт, после того, как по ней съездили.

– А знаешь, почему у меня нет сотрясения мозга? – спросил я вяло.

– Конечно знаю! Трясти не чего! – он сверкнул глазами, совсем, как вспышка электросварки, – вот сейчас людей не хватает, а я настоял, чтоб тебя на больничный отправили… Всё, свободен!

Я встал и поплёлся к выходу.

– Некоторых людей, власть развращает, – пробормотал я, как мне казалось, совсем тихо.

– Иди к чёртовой матери отсюда! – донеслось сзади…

…………………………………………………………………………………………..

Маша долго меня ругала за то, что у меня такая ужасная работа, она договорилась даже до того, лучше бы я полетел в космос. Только не дальше орбиты. Это заявление едва не спровоцировало новую вспышку конфликта, но, я с трудом сдержался.

Конечно же, потом мы помирились, и, учитывая её навыки в медицине (она работала в 67 клинике медсестрой), она немедленно принялась лечить мне голову, не смотря на все мои заверения, что она неизлечима. Окончательный мир и покой в отношениях воцарился после того, как я пообещал, что на выходных мы обязательно пойдём в «Балтику», на фильм «Через тернии к звёздам», а потом погуляем по Парку Культуры Северное Тушино, где будут гуляния, и концерт, посвящённый Дню Космонавтики.

Я ничего не имел против, к тому же мы редко виделись, последнее время, и надо было как-то украсить наши отношения, пусть и простой, но романтикой праздника. Маша сказала, что придёт вечером, сменить повязку. А пока, она советовала мне взяться за книги. За книги я не взялся, хотя и хотелось бы. Вместо этого, я купил в ларьке разливного пива, взял блокнот с химическим карандашом, три жаренных сосиски, баночку горчицы. Затем отрыл на балконе бабушкин шезлонг, напоминающий деталь древнего планера Братьев Райт, ещё прихватил с собой старую списанную милицейскую рацию, настроенную на нашу частоту. Всё это я красиво расставил на крыше нашей девятиэтажки. День обещал быть тёплым и солнечным, а в свой первый выходной, я собирался сделать очень многое. Весь созданный комфорт был необходим мне, чтоб расслабиться, отвлечься и подумать, как следует.

Я начал рисовать в блокноте схему, в которой обозначал такие пункты, как «Халва», «Рыхлый», «деньги», «таксопарк», «кости»…

По ярко-голубому небу плыли рваные салфетки не частых облаков, скользили силуэты ворон. Внизу шумел город.

Я связался по рации с Авакяном.

– Лёх, ты же на больничном? – ответил он, – погоди, сейчас отойду в сторонку… – захрипело из динамика, – ну, чего тебе, герой-инвалид советского сыска?

– Меня интересует этот свидетель, как его, ну, который Антипова, этого космонавта, водитель…

– А, Калач, Валерий Георгиевич? Как же-как же… Ничего он интересного не рассказал, кроме, как про тех ребят, с водкой. Но их так и не нашли… может не местные они были, а может и те, кто закапал косточки… хрен его поймёшь…

– Такой вопрос к тебе, а он сам обратился? Или его опросили тогда же?

– Да ни то, ни это, – хмыкнул Сергей, – одна бабушка там, дозорный… спит по ночам плохо, а в окошко смотреть любит. Сквера-то самого ей не видно, и времени она не помнит, но ночью видела, как останавливалась чёрная «Волга», испугалась, бабуся, решила, что из КГБ кто-то нагрянул, и, на всякий случай номер запомнила: у неё дальнозоркость, и живёт она на первом этаже. Ну, мы и нашли, чья машина. Калач подтвердил, что подвозил Антипова ночью из ресторана, и поехал домой. Остановился пепельницу в урну вытряхнуть, чтоб ночью салон не пропах, вот и увидел каких-то типов. Не обратил на них внимания и поехал домой.

– Гуляет, значит, космонавт, – усмехнулся я.

– У него пенсия большая, почему не погулять? …

– Понял тебя, Серёжа, спасибо…

………………………………………………………………………………………………

Таксопарк, в котором работал Лихвинцев, под номером пятнадцать, располагался на углу улиц Беломорской и Лавочкина. Моё удостоверение проложило мне путь к бригадиру, которого я спросил, с кем я могу поговорить, из числа близких друзей Дмитрия. Подождав около двадцати минут, я встретил, вернувшегося из рейса водителя, Галаева Семёна.

– Да, что говорить, блин… – он сплюнул в урну, обтирая руки ветошью, – никому такого не пожелаешь… Вроде же я вашим всё рассказывал уже…

– Да понимаете, – я вздохнул, – я сам всё хочу из первых рук узнать: мы с ним в одной школе учились, я его знал… правда общались редко…

– Оно и понятно, – он ухмыльнулся, и его лицо, напоминающее картофелину, пару раз качнулось, – вы то, из милиции, а этот, таким фраером всё время ходил, хотя, так-то, не самый плохой парень… Правда вот, двадцать рублей у меня занял… да уж… теперь уж, что…

– Он хотел купить машину, я слышал…

– Так, конечно, машину… – он махнул рукой, – он парень-то молодой, деньги нужны, понятно… так он вот уж подрядился к одному постоянному клиенту, а из жадности, хотел на двух табуретах усидеть: и тут в парке, и с клиентом богатым… знамо дело, не склеивалось частенько у него. Вот, клиент-то и отвалился. А ему обидно стало, до чёртиков: куплю, говорит, свою тачку – и сам таксерить буду. Так я ему сказал, здесь-то ты при заказах, хоть и копеечных, а так-то ты на что жить станешь, балбес? Прости Господи…

– А вы не в курсе, случайно, кто этот клиент-то его, которого он упустил? – внезапно спросил я.

– Так известно кто! – он выпучил свои круглые глаза, из-под косматых бровей, – этот, космонавт наш, Антипов…