Факультет любви

– Да, – уже спокойно, и чуть гордо сказал Егор, доказав, что его чемодан, это – точно его чемодан.

– И чего ты сюда припёрся? – удивился тот.

– В Жагуру направляюсь.

– Куда? – мужчина аж присел. – Ты дурак? Туда аж тыща километров ещё!

– Да я за невестой…

– Нда… – мужчина обошёл Егора вокруг, как бы оценивая. – Невеста… Зечка что ли? По переписке познакомились?

– Нет! Что вы! – ужаснулся Егор. – Мы с ней с Питера знакомы…

И Егор, держа в руках разорванный чемодан, рассказал первому встречному, как они любили с Наташкой друг друга, как он хотел сделать ей предложение руки и сердца, но его вдруг отправили на химический форум в Москву, а там он познакомился с молодой кандидаткой наук биологии из МГУ и он провел с ней чудесную неделю, а потом рассказал всё Наташке, потому что между ними не должно быть никаких тайн. Наташка не поняла этой правды, бросила кандидатскую по древнему языку славян Зауралья и уехала преподавать русский и литературу в Жагуру. А теперь он понял свою ошибку и едет к ней, вот только кольцо он потерял по дороге, а может и вытащили. Мужчина только вздохнул, сказав:

– Ой, дурак…

Жена и дети при этом стояли и слушали историю любви, раскрыв рты.

– Николай Карпыч, – сказал он и протянул руку. – Супружница Галина Паллна, дочь Машка и сын Петька.

Егор поздоровался. Николай Карпыч достал из багажника большой холщовый мешок и верёвку.

–Ну, Егор, сам сделаешь вещмешок?

– Кого?

– Почему кого? Что! Ты где служил?

– Да… я … не служил… «белый билет» мама сделала…

– А… – неопределённо сказал Николай Карпыч, и быстрым движением связал концы верёвок за низ мешка, в мешок сунул расплющенный чемодан с вещами и крепко завязал петлю за горловину, получился самодельный рюкзак.

– Ого! – удивился Егор быстроте, ловкости и результату.

– Ну дык! – довольно сказал Николай Карпыч. – А может на фиг тебе эта Жагура! Смотри, какая у меня дочь на выданье!

И он хлопнул её по заду.

– Пап! – сказала дочь Машка и зарделась.

– А? Мать? Что скажешь? – он обратился к жене.

– Да, видно, что парень-то не плохой, и образованный, да больно уж худой, – проговорила жена Галина Паллна, внимательно разглядывая Егора.

– Это дело наживное!

Егор посмотрел на круглое улыбающееся лицо Маши, пышные груди и мощные ноги.

– Смотри, смотри! Чистый сахар, а не девка! – расхваливал отец дочку. – Через полгода двадцать будет! На повара учится! О, как! Сыт всегда будешь.

Егор сглотнул и в животе у него неприлично громко зажурчало.

– Ну, Петька, как тебе Егор? – Николай Карпыч обратился к сыну.

– А ты в «Денди» умеешь играть? – запросто спросил Петька у Егора.

– А… этому всё одно… – махнул рукой Николай Карпыч.

– Ну, играл пару раз.

– Ну, тогда, нормально, женись на сеструхе.

Егор был в ступоре, за полчаса, его ограбил таксист, напугал пистолетом-зажигалкой, он лишился импортного чемодана, ему переехали вещи самосвалом, незнакомый мужчина сделал вещмешок, он рассказал историю своей любви первым встречным, и вот, ему уже предлагают жениться на девчонке, которую видит всего пятнадцать минут.

– Какой-то паноптикум… – сказал он шепотом, и, развернувшись, пошел на речной вокзал. В животе урчало и хотелось пить.

– Егор! В лесхоз устрою! Егерем! Или на звероферму! По специальности!

– Я биохимик! – крикнул Егор, удаляясь.

– Ну! Химичить будешь! Со шкурками! – Николай Карпыч крикнул ему вдогонку и жена дёрнула его за рукав.

– Да я ж в хорошем смысле… – но Егор уже их не слышал, он зашел в здание речвокзала, а перед лицом стояло улыбающееся, белозубое лицо Машки. А она симпатичная, подумал он. Тут ему со всего маху прилетело чем-то тяжёлым по коленке.

– Ай! – он схватился за ногу и в это время ему со всей силы наступили на другую.

– Ой!

– Чё на дороге стоишь? Дурень!

– Уйди с дороги! Олень! – раздалось с разных сторон.

Хромая, он прошел к кассам, из четырех, была открыта одна и та не работала, очередь была длинная и извивалась как змея через весь зал. Егор подошел было к окошку кассы, но за два метра уже был обматерён пассажирами, которые выясняли, кто же из них первые в очереди и других они даже видеть близко не хотели. Понуро он пошел в конец зала, и на вопрос «А кто последний?», он получил тишину и недовольные взгляды.

– Нет последних! – недовольно сказала одна бабулька с большим пакетом. – Уже второй день нет!

Её ответ ещё больше обескуражил Егора. Что делать он не знал, и на всякий случай сел недалеко от бабульки, и крепко обхватив вещмешок, задремал.

– На, держи! – услышал он сквозь дремоту.

Егор открыл глаза и увидел перед собой солдата в расшитой дембельской форме не по уставу и с аксельбантами на кителе. Тот протягивал ему бутылку «Фанты».

– Держи, держи! Я гляжу – свой! По вещмешку узнал, мы тоже такие крутили в учебке! – солдат уважительно потрогал узел на мешке. – Десантный! Сам-то всё? Дембельнулся? Или на побывку?

Егор начал жадно пить «Фанту» и неопределённо помотал головой.

– А я, брат, всё! Домой! Сам, то – откуда?

– Питер… – Егор выдохнул и продолжил дальше мелкими глотками пить из бутылки тёплую противную «Фанту».

– Ишь ты! – удивился солдат. – Питер! Далеко, брат тебя забросило!

Егор не мог не согласится и искренне сказал.

– Ты не поверишь как далеко!

– Ну, держись! Десантура! Поезд у меня! – и солдат крепко пожал вялую ладонь Егора, что привело его в замешательство. Солдат подозрительно посмотрел на Егора, но ничего не сказав, вышел из здание речпорта.

Неожиданно для всех открыли все четыре окна кассы, и очередь с шумом разделилась на четыре неравные части – преданные первому окошку, хитрые побежали к последнему, и самые длинные очереди образовались около второго и третьего окна. Непостижимым образом бабулька с пакетом оказалась первой у второй кассы, Егор хотел всем сказать, что он как раз и занимал за ней, но его пообещали выкинуть в Лену, накидав в его мешок камней, если он не прекратит путать очередь.

– Тут вам не поликлиника! – верещал один тощий пассажир в шляпе. – Тут вам не получится! Я вам не дам!

Что кому он не даст, и что у кого не получится, никто не понял, но он всем так надоел своим визгом, что с него сняли шляпу и запустили под потолок. Все завороженно смотрели за её полётом. Шляпа красиво сделала большой крюк вокруг люстры и упала у другой стенки. Пока тощий бегал за шляпой, очередь сдвинулась, перемешалась, и он так и не смог найти за кем стоял. Молча встав в конец очереди, он долго что-то ещё бурчал, но шляпу держал уже в руках.

Егор уже стоял в середине очереди, как его резко дёрнули за мешок. Ожидая очередную пакость от своей несчастной судьбы, которая бросила ему покровительствовать, как только он выехал за пределы просторных проспектов Петербурга, с криком «Ай!» он повернулся. Перед ним стояла Машка и улыбалась, в руке у неё была тарелка, накрытая полотенцем. Она приоткрыла краешек и Егор увидел на тарелке пирожки и запах свежего, горячего, домашнего. У него чуть не подкосились ноги.

– Дурак! Думает ещё!

–К нему девка со жратвой, а он уезжать собрался!

– Интеллигенция, понимаешь!

– Точно! Вшивая, причём! – раздалось из очереди.

– Ну? Пошли? Тебе папа билет уже взял, у него начвокзала знакомый, – сказала Машка.

– Взял? Мне? Билет? – Егор всё больше и больше удивлялся причудливому калейдоскопу событий.

– Ну! Через неделю теплоход твой. Люксом поплывешь. А пока у нас побудешь. А я тебе пирожков напекла.

Егор поднял глаза и увидел, как её пузатый отец разговаривает с каким-то человеком в форменной синей одежде. Егора уже вытолкали из очереди с напутственными словами, среди которых становилось всё больше неприличных. На что Машка открыла полотенце и особо усердствовавших в напутствиях для Егора и Машки предложила по пирожку, чем ввела граждан в полнейшее изумление и восторг.

«Нива» неопределённого цвета ехала вдоль Лены, Егор сидя на переднем сиденье жадно ел пироги, так и не договорясь со своей питерской интеллигентностью. Николай Карпыч только посмеивался, и поглядывал на дочь в зеркало. Откусывая сразу по полпирожка, Егор смотрел на бесконечное количество погрузчиков и портовых кранов, стоявших вдоль берега.

– Скажи, мощь! – заметил его взгляд Николай Карпыч.

– Да, силища…

Подъехали к усадьбе, огороженной невысоким забором.

– Ну, что? Вначале в баньку, – как бы не спрашивая и не предлагая, а утверждая сказал Николай Карпыч.

– Как в баньку? Прямо вот так? – спросил Егор.

– Как так? Ну, да, так! Хорош рассуждать мне! Питерская интеллигенция! Иди, вон Машка тебе одёжу чистую приготовила! Или может с Машкой в баню пойдёшь? Я не против, если у тебя намерения!

Егор закашлялся.

– Какие намерения? – сипло спросил он.

– Сам знаешь какие! Глазки ей строишь! Пялишься, пироги вон сожрал, точно, намерения!

Егор обалдел от таких речей и сел на какую-то чурку. Ну и семейка! Подумал он, но пирожки! Это было что-то! Машка принесла чистую одежду.

– Это исподнее армейское, не боись, не с убитых снято, чистое, со складов. Не учтёнка. Не видел, поди такого.

И Егор, вздохнув, решил покориться судьбе.

В парилке было под восемьдесят градусов. Николай Карпыч хлестал себя здоровенным веником и ревел от удовольствия на верхней полке, он был в военной шапке-ушанке, верхонках и семейных трусах.

– Разве в одежде парятся? – спросил Егор, сидя в три погибели и в обнимку с тазиком холодной воды на полу.

– Залазь ко мне, чё ты там мёрзнешь? – Николай Карпыч поддал на каменку.

– Я ваши дикие принципы не разделяю – сидеть в жаре и бить себя деревом, – проговорил Егор сквозь облако горячего пара.

– Какие же они дикие? Очень даже цивилизованные! – и Николай Карпыч сподобившись прошелся горячим веником по спине Егора.

– Ааааааа! – выгнулся тот и выпучил глаза.

– Надо весь поезд из тебя выбить, а то воняешь, как псина! – и Николай Карпыч схватив второй веник начал лупить Егора куда придется.

Зайдя в дом, Николай Карпыч накинул старый в дырах банный халат и на вопрос жены и дочки, а где же гость, коротко ответил.

– Слабак.

– Помер что ли? – ужаснулась жена, зная манеру парится Николая Карпыча.

– Дура! Вон сидит он в предбаннике в холодном тазике, кровь носом идёт. Я ж говорю – слабак!

– Ну, ты, папа, вообще! – и Машка, взяв полотенце пошла в баню.

– Э! Смотри мне! – крикнул ей вслед Николай Карпыч.

– Не трогай девочку, может и вправду это дохлячок ей приглянется. Мне так очень понравился, интеллигентное лицо и с высшим образованием! – сказала Галина Паллна.

– Сама разберусь! – вильнув тугим задом сказала Машка и скрылась в бане.

Егор сидел голый на деревянной лавке, закинув голову и размазывал кровь по лицу, бегущую тонкой струйкой из носа. Увидев вошедшую Машку, он прикрылся руками.

– Ой! Да чё я там не видела! – хохотнула она. – Ну-ка!

И, намочив полотенце в ледяной воде, положила Егору на лоб, кровь тут же остановилась, она аккуратно вытерла с лица всю размазанную кровь и сказала:

– Ну что, Егорка – курил махорку, познакомимся поближе?

– А? – он опустил голову и холодное полотенце упало ему между ног. – Аааа!

– Бэээээ! – сказала Машка, и закрыла двери на крючок. Егор почувствовал, что сумасшедший день никогда не закончится, и сознание наполовину шагнуло из него.

Петька привстал и краем глаза посмотрел в банное окно, потом приложил ухо.

– Ну, чего там? – шёпотом спросила Галина Паллна.

– Тишина, – прошептал Петька.

– Эх! – вздохнула Галина Паллна. – Поздно пришли! Самое интересное пропустили!

– А что пропустили?

Мать отвесила Петьки подзатыльник

– Мал ещё с такими вопросами лезть к матери!

Петька отскочил.

– Ничего я не мал! Всё я знаю!

В это время двери бани открылись и из них, шатаясь, вышел Егор с красными, полопавшими сосудами в глазах, замотанный в какой-то женский халат.

– Ну, как, хорошо помылся, Егор? – участливо спросила Галина Паллна.

Тот только кивнул головой, не в силах ничего говорить.

– Сеструху мою совсем исшоркал? – смеясь спросил Петька.

– Петька! – прикрикнула мать на сына.

– А? – Егора качнула и он облокотился на стенку. – Нет… там…парится…

Из бани вышла раскрасневшаяся Машка, и, взяв за локоть Егора, повела его в дом.

– Видишь, человек не привычный к бане, – объяснила она матери шатающуюся походку Егора.

– Да уж поняла, – сказала она и подмигнула дочери, та подмигнула в ответ.

После обильного домашнего ужина Егор наконец-то пришел в себя. Машка сидевшая рядом, подкладывала то одно, то другое. За столом сидели ещё незнакомые мужчина и женщина, они молча в упор смотрели на Егора, много ели и пили. Устроили смотрины, думал Егор под тяжёлым взглядом незнакомца, подобрали на станции, как щенка, а сейчас определяют – породистый или нет. Егор, уже сытый, ковырял котлету, даже не представляя, что же дальше делать: уехать через неделю в Жагуру к Наташке, где она его точно не ждёт, остаться в Усть-Куте, где его так по доброму принимают практически незнакомые люди и где так вкусно кормит Машка, а что она вытворяет в бане! А может, вернуться в Питер и сесть за брошенную диссертацию? Или уехать в Москву к той кандидатке наук из МГУ, хотя её муж будет крайне против, ещё и морду набьёт, да и имя её он уже забыл. Парень просто нарасхват, грустно подумал он про себя.

– Ну, мать, мы с Егорушкой по делам! – сказал Николай Карпыч и встал из-за стола, прервав не весёлые мысли Егора.

– Куда это вы, на ночь глядя? – встревожилась Галина Паллна.

– И я с вами! – подскочила Машка.

– А ну, цыц! Кудакаешь мне! Сказано – дела! Вы вон с Кузьмиными сидите, – и он махнул рукой на жующих незнакомцев.

«Ниву» грязного цвета вообще не было видно в темноте, проехав немного по колдобинам, Николай Карпыч выехал на дорогу и рванул в центр. Остановившись около большого синего здания с одним окном, он сказал.

– Пошли, сюрприз тебе будет.

– Какой ещё сюрприз? – Егор был в одном нательном армейском белье, и фуфайке.

– На то и сюрприз! – и Николай Карпыч достал из багажника небольшую сумку и громко постучал в фанерную дверь.

Дверь открылась и на пороге при свете тусклой лампы возникла седая кудрявая старуха.

– Не сдохла ещё, карга? – весело спросил Николай Карпыч.

Старуха противно хохотнула и также весело ответила:

– Колька, Колька – болт вот столько! Чудила-худила, чё припёрся, дурила?

– Вот, Егор, знакомься – бабка Глашка, ещё с Колчаком по тайге бегала.

– Эх! Снаряды нам тогда в восемнадцатом не подвезли! А то бы мы вас всех тогда положили!

– С Колчаком? А сколько ей лет-то? – шепотом спросил Егор у Николая Карпыча.

– Чё ты шепчешь, чё ты шепчешь? Егор, Егор, плывёт как топор! – весело проговорила бабка Глаша.

– Много! Но больше привирает, конечно, – шепнул Николай Карпыч. – Слышь, старая, мы по делу! Держи!

Он открыл сумку и показал бабке запотевшую бутылку водки, и полную сумку закуски.

– Проходите, гады залётные!

Егор зашёл и оказал на телефонной станции, кругом стояли панели с проводами до потолка, постоянно щёлкали реле и моргали маленькие лампочки. В углу был стол и деревянный топчан.

– Чё хотели, краснопёрые? – Бабка Глаша аккуратно вынимала еду и расставляла на стол.

– Позвонить бы нам, старая, в Жагуру. – сказал Николай Карпыч

– Куда? У меня даже денег с собой нет! – ужаснулся Егор, Николай Карпыч только рукой махнул.

– В Жагуру? Это можно, – проговорила бабка Глаша, вертя в руках холодную бутылку. – Можно хоть куда, хоть в Жагуру, хоть в прокуратуру. Вот зачем только?

– Да невесте вот… Егору надо…

– Невесте? Ишь ты! Сучку свою проведать решил на ночь глядя?

– Ничего она не… – Егор запнулся, Николай Карпыч только рукой махнул, мол не обращай внимания на неё.

Бабка Глаша достала толстую грязную тетрадь, полистала.

– Тааак… Жагура… Сегодня Котов Василий дежурит… – сказала она, водя по исписанным строчкам морщинистым пальцем.

Она ушла в дальний угол, сняла черную тряпку с телефонного аппарата и пощёлкала какими-то тумблерами на стене.

– Спецсвязь, иттимать, – сказала она, покрутила диск и тут же заорала в трубку. – Жагура! Аллё! Котов! Василий! Кот! Кот! Васька! Чтоб ты сдох! Отвечай! О! Слышу! Это Усть-Кут! Усть-Кут, говорю! Глухая тетеря! Да! Узнал? Да! Я! Соедини-ка меня с… с кем надо то? – повернувшись спросила она у Егора.

– А я номера не знаю… – растерянно сказал Егор.

– Ты какого оглыдка привёл? Карпыч? Фамилию скажи!

– Ээээээ…. Сорокина! Наталья! Учительницей работает!

– Слышь, Кот, тут этот малахольный хочет с учителкой какой-то поговорить, Сорокина Наташка. Ты её знаешь? Он её знает – она удивлённо повернулась к Егору. – Ну, так соединяй! В рот тебе ноги!

Бабка Глаша ещё немного послушала шипение и треск в телефоне и сказала:

– Нет, говорит, у твоей учителки телефона, на соседей звонок перевел, сейчас они её позовут, держи, мудострадалец! – и она протянула ему черную трубку телефонного аппарата.

– А сколько можно разговаривать? – спросил Егор, осторожно беря трубку.

– Пока она не пошлёт тебя ко всем чертям! – хохотнула бабка Глаша. – Пошли, Карпыч! Накатим по сотке!

– Говори, сколько надо, – сказал Николай Карпыч, и они ушли к столу, оставив в полумраке Егора наедине с черным телефоном и мигающими лампочками.

– Алло! Алло! Мама! – донёсся из трубки знакомый голос Натальи Григорьевны. – Мама! Что-то случилось?

– Это не мама, это я, – осторожно сказал Егор.

– Кто я? – удивились там

– Ну, я, Егор!

– Егор? Что-то с мамой?

– Почему с мамой?

– А зачем звонишь по межгороду?

– Ну… я здесь…

– Где? Ничего не понимаю? Что-то с мамой?

– Я в Усть-Куте!

На том конце провода замолчали.

– Аллё! Наташа! Я в Усть-Куте!

На том конце провода молчали.

– Аллё! Наташа! Я к тебе еду!

– Нет! Я… замуж выхожу!

– Как… замуж?

– Так… обычно!

Около уха Егора раздались гудки.

Далеко, в Жагуре, в доме Газельских, где Наталья Григорьевна положила трубку и выдохнула, вся семья открыла рты.

– Замуж?… Наталья Григорьевна…поздравляем…

– А? Нет… это так… чтоб отстал один…

– Аааа…

Егор положил трубку и прошел к выходу.

– Замуж выходит… – сказал он медленно.

– Ну! Я ж говорила, что пошлет этого обсоса к едрене фене! – сказала бабка Глаша, занюхивая черной корочкой. – Давай к столу! Сопля! Залей печаль! Вот сажи мне, Карпыч, зачем тыщу верст ехать, чтоб тебя потом послали?

–Ну, любовь! – сказал Николай Карпыч и подмигнул Егору.

Бабка Глаша уверенной рукой разлила в маленькие гранённые стаканы немного водки.

– Любовь… вот меня Александр Васильевич любил, аж под расстрел пошёл!

– Кто? – удивлённо спросил Егор

– Колчак! Царство ему Небесное! Верховному правителю и командующему армией! Ура! – крикнула бабка Глаша и намахнула стакан. – А! Крепка! Как наш бронепоезд на первой колее!

– Вы что, правда его видели? – недоверчиво спросил Егор.

– Ты что, чердаком тронутый? Видела… Да я под ним лежала!

– Ладно, бабка, пошли мы, а то твои байки не переслушать! Смотри, не сдохни до утра тут.

–Я? Сдохнуть? Да я помню, как я с атаманом Соловьёвым от погони уходила – не сдохла! Утро, туман, пули свистят, кони хрипят! А мы, да через степь, да через сопки с Иваном Николаевичем, да на одном коне! От ЧОНовцев уходим!

– Ты ещё вспомни как с Ермаком шастала!

– Чего не было – того не было! Врать не буду!

Николай Карпыч хохотнул и обняв, Егора вышел.

– Всё к лучшему, если от тебя уходит подруга, ещё неизвестно куму повезло! – сказал он, когда они сели в машину.

– Тогда зачем я ехал пять тысяч километров?

– Может как раз для того, чтобы мы встретились – глубокомысленно сказал Николай Карпыч

Егор молчал всю дорогу до дома.

– А правда эта бабка с Колчаком была? И обзывается всё время…– спросил, когда машина остановилась

– Была, была…

– Так сколько ей лет-то?

– За девяносто где-то…

Егор посмотрел на часы, через пять минут закончится этот невероятный день. Кому расскажи – не поверят.

– Ну, принял решение? Остаёшься? Или… – спросил Николай Карпыч и достал билет на теплоход.

– А работа? – Егор искал ещё пути отступления.

– А кем хочешь?

Егор подумал

– В школе хочу, учителем, химию преподавать.

– Всё! Договорились! Остаёшься?

– Остаюсь!

– И Машку берёшь?

– Беру!

И Николай Карпыч порвал билет.

– Вы кто? Всё можете и всех знаете?

Николай Карпыч усмехнулся.

– Кто, кто… начальник жизни…

Сашка Жид

Похоронная процессия в посёлке это вам не ритуальные услуги в городе, тут все друг друга знают, хоть ты на краю посёлка живёшь, где тайга начинается, хоть в центре около магазина с хлебом. Все друг с другом пересекались: продавщица сельпо с участковым, глава сельсовета со сторожем лесопилки, дворник школы с главврачом. Так Наталье Григорьевне рассказывала завуч школы, жившая в посёлке уже лет шестьдесят. Люди не спеша, приминая глубокий снег, двигались за посёлок, на Лужину горку, где находился погост. Тихо переговариваясь о превратностях судьбы и дикости человеческой натуры, её пороках и грехах и к чему это приводит. Мужики не спеша курили одну папироску на пятерых и тайком от жён грелись из военной фляжки самогоном. Вдоль домов стояли люди без шапок, кто-то присоединялся и шёл вместе с остальными за посёлок.

– Васька! Василий! А ну вернись! Опять нажратый вернёшься! – молодая женщина в телогрейке кричала вдогонку своему мужу, который, пряча в руках полушубка бутыль, догонял процессию.

– Отстань! – кричал Васька, огибая сугробы. – Позоришь меня тут, может я, помянуть его хочу!

– Кого помянуть-то?

– Сашку Жида!

– Сашку… – Васькина жена опустила руки и уткнулась головой в калитку. –Кого поминать-то? Три тыщи остался должен твой Сашка Жид…

Сашка Жид, лежащий в гробу, был должен не только Васькиной жене, но и половине посёлка. Кому тысячу, а кому и охотничьи лыжи ещё с прошлой зимы.

– А почему, извините, его зовут Сашка Жид? – поинтересовалась Наталья Григорьевна у завуча. – Еврей?

– Эх, деточка, – здоровенный мужчина, шедший впереди повернулся. – Если всё про него рассказывать, недели не хватить. Воришка мелкий, понимаешь. А погремуху такую ему ещё в детстве дали, потому как жадный был, понимаешь, ну и жадина да жадина, а потом сократили до жид, понимаешь. Ну а потом как приехал с первого курса железнодорожного училища, да в форменном кителе, так тут считай сам Бог велел, понимаешь! Пришел он в клуб в черной свой форме, что бы, понимаешь, пыль в глаза пустить, а кто-то из острословов и скажи – смотрите! Сашка «жэдовскую» форму надел! Ну и всё, понимаешь! Из училища его выгнали, говорят за кражу, да и форму отобрали. Вот тех пор он уже тридцать лет как Сашка Жид понимаешь… был. К евреям, понимаешь, он никакого отношения не имеет, если вы про это. Вот Газельский Жора и Янгель Федька, вон те, которые впереди гроб несут – вот эти точно евреи! Пьют – и не пьянеют, понимаешь! Евреи, точно! А Федька вообще босиком из бани домой ходил через весь посёлок, ну точно еврей, понимаешь! И это, понимаешь, под Новый год! Забыл дома валенки, говорит! И, кстати разрешите представиться – Сергей Сергеич Семаков, понимаешь!

Наталья Григорьевна резко остановилась, и ей в спину тут же ткнулись люди и образовался затор.

– Семаков… Сергей… из одиннадцатого… это ваш сын? – спросила она

– Этот оболдуй? Точно! Есть такой, понимаешь! Что-то натворил?

Наталья Григорьевна только сжала губы

–Знаете что! Лечите свою персеверацию! Понимаешь! – передразнила она Семакова и перешла к другому ряду.

Семаков покраснел, пробормотал про какую-то Светку, что она не болеет и он тоже, как-то сразу сник, отказавшись от фляжки с самогоном, предложенным соседом.

Чем ближе подходили к погосту, тем больше людей вспоминало у кого и сколько Сашка Жид занял денег.

– Приходит и говорит – дай до пятницы тыщу, я ему – ты мне вначале пятьсот отдай, что до среды занимал. Так сегодня понедельник, говорит, зачем я тебе буду раньше отдавать? Во! Понял, как вопрос ставит!

– Ну, и дал? Тыщу-то?

– Дал!

– Ну и дурак!

– А ты бы не дал?

– Нет!

– А на самом деле? Давал ему денег?

– … да…

– Ну, вот и сам дурак!

Такие разговоры слышались то здесь, то там. Мужики спорили, кто был в подпитии – шумели громче всех, их успокаивали жены. Поднялись на Лужину гору, по широкой дороге, где шла процессия, по обеим сторонам стояли старые покосившиеся кресты. Дальше были прямые кресты и начинались кое-где гранитные плиты. Народ в посёлке явно не хотел умирать – кладбище было маленькое.Подошли к заваленной снегом могиле.