скачать книгу бесплатно
Эймунд опёрся на копье и выжидающе посмотрел на изумлённого Вишену:
– Про Донкрада из Тролльберга я слышал, а про этих, клянусь Тором, слышу в первый раз.
Вишена несколько раз глубоко вдохнул сухой, холодный воздух, потрогал лоб, будто смахивая что-то, сощурился:
– Я знаю Рагдая из Склавении. Он помогал мне с Эйнаром, когда мы в Тёмной Земле спасали золото Гердрика, а изменник Гутбранн шёл по нашему следу. Больше всего на свете он чтит знание, заветы и дела богов.
– А золото? – спросил кто-то.
– И золото, – ответил за Вишену улыбающийся Эйнар, и все вокруг облегчённо засмеялись.
В осанке же Эймунда исчезло что-то величественное, и он с досадой произнёс:
– Клянусь Одином, друг моего гостя – мой гость. Правда, я ждал данов и хотел с ними биться. А тут друзья… Ну что ж, пусть пристают. Дирк, крикни им, чтоб обходили камень справа. Клянусь богиней Фригг, за гостей придётся сегодня ещё не раз наполнить кубки!
Пока Дирк руководил, а дружинники бросали на камни щиты и стаскивали с потных голов железные шапки, Эйнар, встав позади Вишены, бубнил:
– Рагдай с Ацуром. Странно, клянусь Фрейей… Ведь когда мы три года назад уходили из Стовграда, они собирались сопровождать Часлава, сына князя Стовова, в Миклгард. Там Часлав должен был пять лет обучаться разным премудростям. А теперь Рагдай тут. Я уверен, что ему нужен ты, Вишена. Но вот для чего?
Наверное, что-то очень важное погнало его через Янтарное море и Данские проливы, искать тебя по всему побережью Ранрикии. Наверняка снова это была Мать Матерей, с её волшебными дарами, живой водой и сверкающим мечом…
Тем временем ладья ударилась в берег, упали в воду якорные камни. По гнущимся, скрипящим сходням сошёл коренастый Йеран, заросший до глаз бородой, и двое его людей. За ними неторопливо следовал в просторном плаще из тканой шерсти высокий человек, который сразу отыскал среди воинов Вишену и Эйнара.
– Ну вот, Вишена, мы снова встретились. Хвала богам, ты жив и бодр и Эйнар с тобой.
– Да хранит тебя Один, Рагдай, и пусть тебе всегда сопутствует удача! – ответил Вишена по-склавенски, всматриваясь в рыжебородое лицо кудесника. Он постарел… Его коротко стриженные волосы цвета сосновой коры были уже тронуты сединой. На шишковатом высоком лбу и между бровями сгустились морщины. И только глаза в свете запалённых факелов были всё те же. Пронизывающие, то серые, то синие, одновременно злые, весёлые, беспечные и усталые. Рассмотрев Рагдая, Вишена перевёл взгляд на воина только что подошедшего: – А-а, и ты тут, Креп! Все ещё служишь своему господину?
– Рагдай не господин, а учитель… – ответил Креп, – я рад снова видеть тебя, Вишена.
Уже ярл Эймунд и брат конунга Донкрада успели обменяться дарами, уже кто-то был послан в By, чтоб там готовили баню и жарили ещё мясо. Уже все воины покинули ладью, и процессия потянулась в сторону селения, а Рагдай с Вишеной всё ещё смотрели друг на друга. В это время Эйнар, косясь в их сторону, пытался завязать беседу с гороподобным воином, одетым в кожаный панцирь с железными бляхами и длинную грязно-белую льняную рубаху.
– Слушай, Ацур, во имя всех богов, не молчи. Расскажи, что было, после того как мы ушли три года назад из Склавении. Что сталось с твоим князем Стововом?
– Князь Каменной Ладоги жив. И стреблянские старейшины Оря и Претич Малк живы. И Дорогобуж стоит на прежнем месте, и Стовград, хотя и горели они не раз.
Ацур говорил медленно, словно вытаскивал слова из горла железными клещами:
– Стовов поручил мне охранять Рагдая в пути, помочь ему найти в Ранрикии этого Вишену. Мы двинулись от Стовграда вверх по Стоходу сразу после Журавниц и ровно через три лета после славной сечи у Медведь-горы. Ты помнишь эту битву, Эйнар?
– Да-да, помню. Племена Ранрикии считают её предвестницей Рагнарёка – гибели богов. Имр-сказитель, скальд здешнего ярла, сложил сагу об этом. В ней есть и твоё имя, Ацур. – Эйнар от нетерпения притопнул ногой: – Но ты лучше скажи – зачем вы пришли к нам?
– Он все скажет, – Ацур махнул рукой в сторону Рагдая и Вишены, которые обнялись, хлопая друг друга по спине, – сам я мало чего понял из того, что замыслили Рагдай и Стовов. Что-то связанное с сокровищами Рейна.
Глаза Эйнара округлились, он засмеялся так, что, казалось, весь огромный фиорд вздрогнул:
– Очень многие пытались найти сокровище, которое спрятал Сигурд Победитель, после того как убил дракона. Он спрятал его где-то на средних порогах, но даже кузнец-колдун Регин, выкормивший Сигурда и сковавший ему меч Грам, способный рассечь наковальню, не смог найти это золото. Так говорит сага о Фафнире. Да ты это и сам знаешь. – Эйнар отсмеялся и, вдруг став скучным, закончил: – Многие пытались найти это золото, и никто не возвращался в родной одаль. Это сокровище карликов и богов, приносящее смерть и несчастья. Мне жаль, что вы решили умереть.
Ацур только пожал плечами в ответ, а Рагдай, уже идущий с Вишеной в сторону By, сказал, оглянувшись:
– На самом деле, Вишена, нам нужно совсем другое. Но пусть все знают и думают, что всё связано именно с золотом Рейна. Клянусь всеми богами, так будет лучше. Пойдём, нужно отдохнуть с дороги, прежде чем начать рассказ.
В серых предрассветных сумерках By был наполнен дымом костров, пением петухов, суетой предстоящей встречи гостей. Посёлок состоял из трёх десятков больших деревянных строений, крытых соломой и защищённых частоколом, с единственным проездом, выходящим на площадь, у которой возвышался на цоколе из валунов дом ярла. Тут же находилась оружейная, чуть поодаль курящаяся баня и обширные землянки, хранящие добро ярла и всего одаля. Чуть в стороне виднелась кузня, хлев, загоны для скота, сторожевая вышка, глядящая через лесные верхушки на фиорд. По всей территории, на разжиженной земле, едва прихваченные морозцем, были аккуратно уложены бревенчатые мостовые.
После сытной и хмельной трапезы у Эймунда воинов, разморённых баней, звуками лангелейки и вниманием женщин, отправили спать в сенной сарай. Самого же Йерана, Ацура и Рагдая оставили у Эймунда, а Вишена со своими дружинниками вернулся в уже остывший дом на берегу. Перед тем как влезть на ложе из шкур и соломы, Эйнар пробрался к Вишене:
– Ну, Рагдай что-нибудь сказал тебе?
– Нет. Он только дал понять, что вокруг слишком много нежелательных ушей и всё будет сказано завтра.
Вишена долго веткой ворошил золу очага, затем обречённо вздохнул:
– Иди спать, Эйнар. Может быть, и о нас кто-то сложит сагу. Если мы, конечно, не отправимся раньше времени к Одину или в Хель…
Глава 2. Стовов
– Знаешь, Хилок, я тебе на это так скажу. Нам, стреблянам, этот князь как медведю сани. Пусть себе прётся за тридевять земель, хоть к Алатырь-камню, хоть к Ледяному морю!
Морщинистый старик многозначительно поглядел на своего юного собеседника, запахнул ворот облезлого лисьего зипуна и продолжил своё занятие – плетение корзины из ивовых прутьев:
– Это ясно, Прашник, но, если он уйдет надолго, кто будет поддерживать правду в Тёмной Земле?
Хилок, совсем юный, ещё почти мальчик, помогал старику, счищая скребком кору с прутьев. При этом он украдкой поглядывал на трёх княжеских дружинников, разминающих сонного коня близ надворотной башни – единственного строения, нарушающего монотонность сплошного кольца частокола.
Утренний туман висел между низенькими избами с глиняными завалинками до самых окон, укреплённых дерном. Туман словно размышлял, упасть ли ему на солому крыш в виде инея или обернуться росой, согласуясь с утренним солнцем и совсем тёплым ветром. Старик, щурясь в лучах восходящего светила, повертел в сухих руках почти законченное дно с торчащими, как солнечные лучи, прутьями будущих стенок и укоризненно посмотрел на Хилка, легкомысленно рассуждающего о правде Тёмной Земли.
– Молод ты ещё. Что ты знаешь о правде… Вот раньше у стреблян была правда. Если сотворил зло – ответь кровью. Обидчику мстила вся семья. А теперь всё больше на куябский способ полагаются: откупился – и чист. Раньше между Вольгой и Мстой не было такого, чтоб не украсть невесту. А теперь пришёл как немощный, принёс меха, мёд или горсть серебра отцу – и всё. Забирай суженую. Тьфу. Противно.
– А ты-то сам, Прашник, как жену брал? – Хилок облизнул потрескавшиеся губы и приготовился слушать длинный рассказ.
– Прутья давай, – сердито буркнул старик. – Я свою Ганю выкрал из самого Полтеска. Не то что ныне. Да как твой князь правду сохранит, если он сына своего кровного к лютым врагам посылал! В самое логово! Где это видано? Да ещё в провожатые ему дал варяга-душегуба да полоумного Рагдая. Шивда, вимзла, якутилима ми…
Произнеся заговор, Прашник плюнул три раза перед собой и поклонился в сторону деревянной фигуры Перуна, вкопанной посреди двора.
– Вообще этот Стовов и его варяги настоящие враги нам, стреблянам. Не знаю, почему Оря дозволил ему поселиться на самом бойком месте… Пожечь бы его. – Прашник недобро оглянулся, бешеным взглядом пройдясь по спинам княжеских дружинников, гоняющих коня. – Пусть, пусть князь уходит. Он уже один раз ходил на юг. Все кони полегли на Днепре от какой-то заразы, половину ладей на камнях побили. Стыдоба. Теперь вон злой ходит. Опять куда-то собрался. Славу добывать. Чтоб он подох…
– А куда он теперь хочет идти? Говорят, на запад, через Днестр, Лабу и Реен, – мечтательно протянул Хилок, отворачивая лицо от солнца, туда, где над лесом, тянущимся до самого Варяжского моря, медленно таяла последняя полоска уходящей ночи. – Я бы пошёл с ними. Клянусь Перуном и Матерью-Рысью.
– Да… – Прашник раздражённо сплюнул себе под ноги, – и сгинул бы ты там от заразы.
Он хотел сказать ещё что-то едкое и уже открыл рот, но его опередил лучник с надворотной башни:
– Вижу конный отряд на берегу у Моста Русалок! На щитах змеиное солнце Водополка Тёмного. Это бурундеи. Будите князя!
Из длинной избы у ворот уже появились несколько княжеских дружинников. Всклокоченные, помятые со сна, они сбросили на землю бревно, скрепляющее ворота, и, багровея от натуги, растащили створки в стороны.
– Ну вот, в Стовград опять собираются душегубы со всей Склавении. – Прашник поднялся, кинул недоплетёную корзину под ноги и потянул за рукав Хилка. – Пойдём-ка в избу. Схоронимся от лиха. Эти бурундеи, видать, скакали всю ночь. Злые, небось, как разбуженные медведи. Провались они сквозь землю!
По двору пробежали две черноволосые смуглые рабыни, расплескав из кадок белоснежное молоко, им вслед завздыхали, замычали коровы.
Чавкая по грязи, промчались с визгом поросята, которых преследовал мальчик с хворостиной. У некоторых изб и землянок появились наспех одетые, встревоженные мужчины, вооружённые кто чем. За их спинами грохотали засовы дверей. Не то чтобы стребляне боялись гостей, но, как говорится, бережёного бог бережёт… От грохота тяжёлых засовов всполошились под навесами куры, затявкали собаки, захрапели у коновязей лошади. Перед тем как скрыться в затхлом зеве своей землянки, Прашник оглянулся и хмуро пробурчал Хилку:
– Во, смотри, Стовов выполз. Провались он.
Под соломенным навесом, у грубых резных столбов крыльца княжеского дома появился тучный человек. Быстрые серые глаза зло смотрели из-под нависших бровей. Извилистые складки по щекам до обвислых усов и бороды придавали лицу Стовова свирепое выражение. Мятый пурпурный плащ свободно спадал с его покатых плеч, открывая на груди ворот белой льняной рубахи, расшитый золотом и бисером. Наборный, золото с серебром, пояс сжимали мясистые ладони.
Освобождая проход своим воинам, выходящим из узкой низкой двери, Стовов опёрся плечом о столб крыльца. Дружинники были похожи на своего князя. Все они имели вид свирепый и обильно украшали пальцы и запястья золотом. Спустившись с крыльца, воины выстроились полукругом.
Из соседних изб появилось ещё два десятка таких воинов, более молодых и менее раззолочённых, чем старшая дружина. Княжеская челядь выглядывала из дверей и крошечных окон, с которых по весеннему времени уже были сняты зимние рамы, обтянутые бычьим пузырём. Большинство стреблян стояли кучками у своих изб и без особой радости наблюдали за тем, как сторожа на башне перекрикивались с кем-то, поднимающимся в гору к Стовграду.
В проёме надворотной башни из туманного пространства, срывающегося в реку, появились сначала острия копий со змеиными языками флажков, затем яйцеобразные железные шапки, утыканные по ободу клыками хищников. Под ними смутно виднелись заросшие лица, почти скрытые пластинами наносников полумасок и чешуёй бармиц. На бурундеях красовались кожаные панцири, усиленные железными бляхами. Лошади были все как на подбор. Они яростно выгибали шеи и косились глазами на красный стяг, развевающийся в руках знаменосца: трёхглазое оскаленное солнце с длинными лучами – змеями.
– Вечно они нацепляют железо без нужды, – сказал Стовову дружинник, заметно отличающийся от других тонкой костью и низким ростом.
– Ты чего тут делаешь, Полукорм? Тебе велено быть у ладей и следить, как конопатят щели! – не оборачиваясь, рыкнул Стовов. – Живо туда! Клянусь Велесом, а то обхожу плеткой!
Полукорм исчез. Двое дружинников повернулись к князю:
– Их ведёт не Кудин. И их меньше, чем ждали.
Грохоча подковами по бревенчатому настилу, в Стовград въехала бурундейская дружина. Всадники не торопились спешиваться.
Крутили головой, оглядывались. Лошади фыркали, пускали струи пара из трепещущих ноздрей, били копытами, кусали удила. Наконец один из бурундеев, седой как лунь, с серебряной бляхой-солнцем на груди, снял железную шапку и слез с коня:
– Я Мечек, вирник Водополка Тёмного, князь Шерпеня и Мценска. По уговору я привел в Тёмную Землю воинов Водополка и дары Стовову и стреблянским старейшинам.
Он махнул рукой, и двое молодых всадников стянули с коня суму и поставили её рядом.
Стовов не торопясь сошёл с крыльца и выступил вперёд:
– Приветствую тебя, Мечек. Слезайте с коней, воины, будьте хорошими гостями. Вечером устроим пиршество. А дотоле отдыхайте. Я вижу, вы шли всю ночь, чтоб успеть к обговорённому дню.
Князь уставился на развязанную суму, из которой торчал большой и массивный кубок: золотая баранья голова на витой подставке. Княжеские дружинники одобрительно загудели, а сам Стовов довольно ухмыльнулся:
– Добротная работа.
Стовград оживился. Несколько старших мечников князя остались распоряжаться размещением бурундеев, другие пошли за Стововом и Мечеком в княжескую избу держать совет. Челядь уже сыпала в ясли отборный ячмень для лошадей, кузнец с подмастерьем осматривали их подковы. Гремя железом, всадники стягивали с лошадиных спин солёные от пота сёдла, пили колодезную воду, вымачивая бороды и усы.
В тусклом утреннем свете, рассекающем лучами низкое пространство княжеской избы, Мечека и двух старших бурундеев усадили на лавку посреди длинного стола. Стовов сел напротив под развёрнутым на стене стягом (чёрная когтистая птица с головой медведя на красном поле):
– Останутся Семик, Ломонос, Мышец и Тороп. Остальные вон, смотреть ладьи. И чтоб пеньку хорошо сушили, прежде чем в щель бить. И смотреть снаружи, чтоб ни одно стреблянское ухо не висело у окон!
Князь положил тяжёлые от перстней руки перед собой.
– Так что, Мечек, почему Кудин не пришёл?
– Кудина на охоте задрал медведь. Подломилась острога. Вот и задрал. Славный был воин.
Мечек быстро, словно считая, оглядел дружинников Стовова и продолжил:
– Пока шли, сцепились с ругами. Они со всем скарбом переправлялись по льду в сторону Нары. Это те руги, что на прошлые Семенины пожгли Новый Игочев. Мы напали вдруг, недалеко от берега. А они сразу бросили сани и вышли на лед. Спешились мы, но победа не далась. Потеряли пятерых. Один умер от ядовитого лезвия в дороге. В остальном, хвала Велесу, путь был лёгок.
Вздрагивая от взглядов, опрятная рабыня с волосами цвета вороньего крыла поставила на стол горшок дымящегося мяса, полные кувшины медовой браги, принесла кубки, ржаной хлеб с отрубями, плавающий в кислом молоке, чеснок, мочёную клюкву, солонину. И ушла. Стовов кивнул, Ломонос быстро разлил всем тягучий янтарный напиток.
– Что нового в Мценске, здоров ли Водополк? – спросил князь, стукнув перстнями по столу. – Не тревожат ли мурома и дедичи? Как сыновья?
– Все славно, хвала Перуну. Мценск ширится. Срубили две новые башни, хороший колодец, загоны для скота вынесли за тын. Князь бодр. Быстро оправился от лихоманки. Сам ходит собирать дань с муромы и дедичей. Только вот Городец дедичи пока держат. Сыновья растут быстро. Крепко. Уж скоро на коней сядут да будут постриги. А как Часлав? Говорят, смышлён и учён.
– Княжич здоров.
Стовов отхлебнул мёда, снял ладонью капли с бороды:
– Ему бы на охоту, куропаток бить, а он всё больше спит да на небо глядит. – И, помолчав, добавил: – Снегу в просинец много навалило. Должно быть, жаркое лето будет.
Бурундеи озадаченно переглянулись. Тот, что сидел справа от Мечека, рябой и горбоносый, с глазами-щёлками, шепнул вирнику, так чтоб слышали все:
– Не пора ли о главном, Мечек? Есть ли вести от Рагдая?
– От него нет вестей. Да и какие вести. Он ушёл до ледостава искать варяга Вишену, ушёл вместе с моим Ацуром и своим Крепом. – Стовов помрачнел. – Найдёт он варяга в Свее или нет, но он должен нас ждать в устье Одры, как пойдёт вторая половина месяца берзозоля. А там, стреблянские волхи говорят, – смерть. Верная смерть ждёт нас за Одрой. Чёрная хворь, от которой кровь в жилах кипит и чернеет. Так, Семик?
Семик утвердительно покачал головой:
– Я много людей потерял в последнем походе на Юг. Много.
Стало видно, что Стовов напряжен, как тетива.
– Рагдай говорил о золоте богов, спрятанном где-то в земле венедов, швабов или саксов. Может, и так. Но клянусь всеми дарами Даждьбога, это слишком далеко. Далеко, как небо.
Мечек так и застыл, с куском мяса в пальцах, не донеся его до рта:
– Ты не пойдёшь на Одру?
– Не пойду. – Стовов потёр ладонью глаз.
Потрясённые этим известием не меньше бурундеев, воины князя налегли на мёд и солонину. Возникла гнетущая тишина. Вирника же словно прорвало:
– Как так, Стовов? Ты сам ездил с Рагдаем к Рудрему в Урочище Стуга вопрошать совета. Рудрем сказал всё, что знал о небесном золоте. Ятвяга и Водополк съехались на твой зов в Игочев. Держали совет, дали людей за часть будущей добычи. О боги! А что делать людям Ятвяги, которые не пошли со своим князем брать дань с прусов и лишились своей доли?
Мечек наконец бросил мясо обратно в горшок, брызнув вокруг жиром:
– О, даже твои люди скажут, клянусь Перуном, что Стовов ослаб волей, стал женщиной и уже не может вернуть славу, рассыпанную в бегстве от Херсонеса!
– Ты забываешься! – Стовов вскочил. – Замолчи! Во мне говорит мудрость!
Все схватились за рукоятки ножей, заметались, задёргались язычки пламени на фитилях плошек с топлёным жиром.
– Опомнись, князь, во имя богов! – завопил в ужасе Семик. – Перун не простит убийство гостей!
– Вернее, хозяев, – оскалился Мечек и невольно отпрянул, когда нож Стовова описал сверкающий полукруг и с треском вонзился в стол.