скачать книгу бесплатно
– Правда, – тихо отвечаю я.
– Прекрасная готика. Моне был покорен им. Ты посмотри на этот шпиль, на эти башни.
Я задираю голову вверх, чтобы разглядеть каждую деталь огромного сооружения. Он действительно пленяет взор.
– Там стоит огромный крест, на месте, где сожгли Жану д’Арк. Вот круговорот жизни, не находишь? Вначале сожгли на костре, а после причислили к лику святых.
Молчу – философствовать с ним не хочется.
– Как ты нашел меня?
– Я тебя и не терял. – Огюст улыбается, морщинки вокруг глаз становятся глубже. Он как ни в чем не бывало продолжает: – Знаешь ли ты, что Моне посвятил этому собору целый цикл? Всего он написал тридцать пять картин, из них двадцать восемь видов самого собора вблизи, четыре общих городских плана Руана с явным акцентом на собор, три вида примыкающего к собору двора Альбана.
Я пожимаю плечами и нехотя поддерживаю разговор:
– Да, знаю.
– А знаешь ли ты, что была организована целая выставка «Соборов»? – Огюст поворачивает голову и смотрит на меня насмешливым взглядом. – Этого я тебе не рассказывал. До окончания выставки было продано восемь картин. Моне хотел, чтобы оставшиеся двадцать продавались не по одной картине, а всей серией – притом что каждая из них оценивалась в пятнадцать тысяч франков. В то время это были баснословные деньги, Беренис.
– Ему удалось продать их?
– Да, но, вопреки воле художника, «Соборы» были проданы разным лицам, и сегодня они хранятся в музеях Франции, Соединенных Штатов и России… быть может, где-то еще – например, в частной коллекции какого-нибудь обедневшего аристократа, который решит распрощаться с наследством, что думаешь?
Я понимаю его намек и не могу сдержать возмущения.
– Ты же сказал, что моим следующим художником будет Ренуар.
Огюст улыбается. Это добрая, светлая улыбка, за которой умело скрывается раздражение.
– У нас могут поменяться планы, не так ли?
Я качаю головой:
– Мне это не под силу. Только Моне мог превратить эту огромную массу известняка в чистую вибрацию света.
Огюст щелкает языком:
– Не будь к себе столь строга. Между прочим, он жил вон в том здании, снимал комнату напротив собора. Угадай, кто теперь будет жить там.
Я смотрю на него в неверии. Он управляет мной, словно марионеткой.
– Огюст, он так мастерски передавал свет через цвет и показывал его изменения. Вся его философия строится на иллюзиях: свет не существует сам по себе, а возможно, и материя не существует. Все вокруг обман.
– А разве это не правда жизни, Беренис? Все вокруг не иллюзия?
Я пожимаю плечами и отворачиваюсь от него.
– Ты слишком хорошо его знаешь. Это прекрасно, твои знания пригодятся делу, а сейчас пошли.
– Куда? – растерянно спрашиваю я.
Он подбородком указывает дорогу.
– Нас ждет машина, в Нормандии сейчас фестиваль импрессионизма. В данный момент творения Моне находятся в Руане, я обязан показать тебе их.
У меня в любом случае нет выбора. Я послушно следую за ним. Водитель выходит из машины и учтиво приоткрывает перед нами дверцы. В салоне пахнет дорогой кожей и играет классическая музыка. Огюст молча проверяет свой телефон, я же смотрю в окно и стараюсь подавить внутреннее бессилие. Городок очень маленький, и мы приезжаем на нужное место очень быстро.
– Давай шустрее, Беренис. У меня появились дела, – торопит меня Огюст.
Он явно здесь не впервые и прекрасно знаком с экспозицией. Я следую за ним по пятам. Огюст резко останавливается, и я чуть ли не спотыкаюсь о собственные ноги.
– Закрой глаза, – с наигранным волнением просит он. – Ну же!
Какой же он театрал! Я тяжело вздыхаю, но просьбу выполняю. Огюст аккуратно берет меня за руку и тянет в сторону. От неожиданности я вздрагиваю, а он провозглашает:
– Узрей это воочию, Беренис!
Приоткрыв глаза, я вижу картины. Минуту изучаю их. Чувствую, как по коже бегут мурашки. На всех трех изображен грандиозный фасад собора. На нем отражаются сложные эффекты преломляющегося света. Я не могу подавить восхищение, вид этих работ заставляет меня потерять дар речи. На одной из них камень будто плавится в струях заходящего солнца. На другой же в утренние часы фасад погружен в фиолетовую тень, прорезываемую вспышками оранжевого света. Вверху полотна голубое небо, каменные арки над фасадами утопают в нем, где-то растворяется в тени узор окна. Исчезают четкие линии и границы между отдельными элементами конструкции, все становится единым целым. На другой картине полуденное солнце полыхает на освещенных гранях архитектурного сооружения медово-золотистым пламенем, свечение исходит как бы изнутри камня. Здесь нет пространства, объема, тяжеловесности, фактуры материала. Игра света порождает призрак собора. Это невероятно до такой степени, что я не нахожу слов.
Чувствую, как Огюст оглядывает меня довольным взглядом.
– Теперь понимаешь, почему я привел тебя?
Молча киваю, продолжая впитывать в себя невероятные краски картины.
– Тебе что-нибудь говорит имя Теодор де Лагас? – внезапно спрашивает он.
Тема разговора резко меняется. Я замираю на месте, но быстро беру себя в руки. Замешкавшись секунд на пять, я наконец качаю головой:
– Нет, а что?
– Он в поисках Моне для своей коллекции. – Огюст изучает мое выражение лица.
Мимо старческих глаз не проходит то, как краснеет моя шея и как я стараюсь делать вид, что все в порядке. Но, несмотря ни на что, я упорно стою на своем:
– У меня все равно ничего не получится.
– Ты говоришь так всякий раз, – с ухмылкой отзывается он и, сунув руку во внутренний карман пиджака, достает телефон. – Это тебе, ведь твой неожиданно превратился в груду пластмассы.
Я протягиваю руку и беру у него трубку.
– Я бежала не от тебя, – спокойно сообщаю я.
Он с любопытством посматривает в мою сторону.
– Знаю. – Огюст замолкает для пущего эффекта и наконец интересуется: – От кого же, Беренис?
Этот вопрос остается без ответа.
– Он спрашивал про тебя.
Я поворачиваю голову и встречаюсь с ним взглядом.
– Кто? – приподняв бровь, задаю я встречный вопрос.
– Никто, – с ухмылкой отвечает Огюст.
Мы друг друга поняли.
Глава 10
LE PASSЕ
ПОСЛЕ ТОЙ ВСТРЕЧИ с Тео Ренуар стал моим любимым художником. Жанр ню покорил меня. Я находила в интернете статуи эпохи Возрождения и античные произведения древних греков. Ночами вырисовывала мышцы и строения точеных тел. В те времена я жила на чистом адреналине. В ожидании ночи, когда наконец смогу взять грифель в руки и насладиться его легким шуршанием о бумагу. «Давид» Микеланджело, Геркулес и Какус, созданные рукой Бандинелли. Помню, как я наткнулась на статую Ареса Людовизи и покрылась мурашками, глядя на картинку на экране… Бог войны был изображен обнаженным. В его теле чувствовалось столько силы, в лице твердая уверенность. Его показали сидящим на скале. В левой руке он держит меч; у его ног маленький Амур играет со щитом и шлемом – намек на любовные отношения Ареса и Афродиты. В нем ощущалась не просто сила, но и мудрость, несмотря на то что скульптор создал его молодым. И нечто большее. Неуловимое, но столь цепляющее. Характер. Вот что привлекало меня. И восхищало, как творцы, используя тело, показывали душу.
Меня поражали подобные тела с хорошо развитой мускулатурой. Я с маниакальной точностью пыталась воспроизвести все до мельчайших деталей. Книги по анатомии сопровождали меня ночами. Я изучала человека изнутри. Утром просыпалась с гулко бьющимся сердцем и желанием, чтобы этот день поскорее закончился. Я спала 4 часа в день. Но во мне кипели энергия и вдохновение… во мне кипело возбуждение. Мне хотелось показать все свои наброски Тео, разделить с ним то, чем жила последние два месяца. Рассказать, как все переворачивается внутри меня, когда я изображаю голое тело. Прошептать ему, что мечтаю нарисовать его таким… абсолютно голым. Но мне не хватало смелости. Я могла бы подсмотреть номер его телефона у отца и написать ему. Однако я не делала этого. Я полностью растворилась в своих рисунках. Убежала из реальности. Создала мир только для себя. Порой я думала впустить его внутрь. Рассказать ему о своих чувствах, о том, как вдохновение будоражит меня. Об адреналине в крови. Но что-то внутри останавливало меня. Сложно объяснить. Мне хотелось, чтобы Тео пришел сам. А он не приходил.
Это было 13 декабря. Я запомнила число, так как у меня в тот день была назначена пробная сдача государственного экзамена по математике. Я встала пораньше, хотела собраться с мыслями и без спешки подготовиться к школе. Обычно в это время все домашние спали, папа уходил в офис к 10 утра, мама не работала и вставала лишь к обеду. В то утро отец сидел за кухонным столом с маленькой чашкой кофе. Он не сразу заметил меня, печатал в телефоне, а после выписал резким движением руки что-то в блокнот.
– Доброе утро, – тихо сказала я с улыбкой на лице.
Он поднял усталые глаза и коротко кивнул.
– Доброе утро, моя хорошая.
Выглядел он тревожно, я подошла ближе.
– Ты почему так рано проснулся?
Отец смутился.
– Да так…
Между его бровями залегла складка. Он понурил голову, словно пытался что-то скрыть от меня. Выражение лица растерянное и поникшее. Весь его вид кричал о том, что что-то случилось.
– Что стряслось?
Он тяжело вздохнул.
– Клэр. – Он резко замолк.
– Ты можешь мне сказать, папа.
Я взяла его за руку и заглянула ему в глаза:
– Поделись со мной.
Он неуверенно повел плечами. Было видно, что ему нужно высказаться. Однако он молчал. Я крепче стиснула его кисть.
– Ну же, что случилось?
Он тяжело вздохнул и, откашлявшись, произнес:
– Она пришла ранним утром к Тео и подожгла некоторые его картины.
Я ахнула:
– Кто-нибудь пострадал?
Папа покачал головой:
– Тео проснулся и успел остановить пожар до того, как огонь снес бы все. Не поверишь, но она предусмотрительно выключила пожарную сигнализацию.
– Где она сейчас?
– У него. – Он устало потер виски. – Она вырубилась после случившегося.
– Нам надо забрать ее. – Мой голос звенел от волнения.
– Тише, Ниса. Матери ничего не говори. Она не выдержит еще одного нервного срыва.
Я судорожно закивала, а в глазах собрались слезы.
– Зачем Клэр это делает? – в сердцах спросила я.
Папа опустил подбородок и шепотом произнес:
– Она больна, Ниса. – А затем резко поднял голову и заглянул мне в глаза: – Я записал ее на лечение. Ей нужна помощь. Мы не можем больше ничего не делать. Вдруг она вновь попытается кого-то убить. – Его голос сорвался. – Если бы Тео не проснулся, она бы убила его, Ниса. Сожгла и себя, и его.
– Ты хочешь отвезти ее в психбольницу? – тихо-тихо спросила я.
В его глазах сверкали слезы, глубокие морщины исказили некогда красивое и благородное лицо. Папа поджал губы и коротко кивнул:
– У нас нет другого выбора. У нее едет крыша. Ей нужна помощь специалистов, боюсь, мы слишком долго ждали… – Он запнулся на словах. – Только твоей матери нельзя об этом знать. Она никогда не согласится. Она считает, что психолог в силах все исправить… но… – Он вновь запнулся.
Мы оба понимали, что психолог в данной ситуации будет бессилен. Клэр нуждалась в рехабе. В полноценном лечении.
Я вытерла уголки глаз и сглотнула ком в горле. В своем блокноте отец выписал: «H?tel de Chambon». Я нахмурилась:
– А это что за отель?
– Там живет Тео. Ее сейчас заберут оттуда.
Тео…
– Он в порядке? – шепотом спросила я.
– Ниса, как он может быть в порядке? Она устроила пожар у него в доме, – с раздражением ответил папа.
