banner banner banner
В ореоле тьмы
В ореоле тьмы
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

В ореоле тьмы

скачать книгу бесплатно

Я молчу… Страх – не единственная эмоция, которую я испытываю в данный момент… Водоворот чувств накрывает меня, и я просто не знаю, как справиться с таким потоком воспоминаний и ощущений.

– Он вообще ничего не сказал? – вновь спрашивает Габриэль.

– Нет, он был слишком шокирован, – тихо отвечаю я.

– Интересно, что он там вообще делал… – словно думая вслух, бормочет мой друг.

– У него были дела с Огюстом, какие именно, я не знаю.

– Да и плевать, – грубо бросает Габриэль. – Я на шестом этаже, где ты?

– Стой у эскалатора, сейчас подойду.

Я выбираюсь из-под курток, меня замечает маленький мальчик в коляске и улыбается своей беззубой улыбкой. Очевидно, тетя, спрятавшаяся в куртках, – зрелище смешное. Не могу заставить себя улыбнуться ему в ответ. Все тело бьет нервная дрожь. Главное – исчезнуть отсюда…

– Я вижу тебя, – шепчу я в трубку.

Габриэль стоит ко мне спиной. В белой свободной майке и голубых джинсах. С губ срывается вздох облегчения. Я не одна. Габриэль поможет мне. Быстрыми шагами направляюсь в сторону друга. Обернувшись, неожиданно натыкаюсь взглядом на мужчину. Он один и не делает покупок. Мужчина сканирует толпу, в ухе у него наушник. Он вглядывается в мое лицо, его глаза сужаются. Я резко опускаю голову и ускоряю шаг. Мужчина идет вслед за мной. Затылок покалывает от его пристального взгляда. Я беру Габриэля за руку.

– Вот ты где, – успокоившись, говорит он. – Все хорошо, Беренис. Ты аж вся побледнела… Иди ко мне.

– Бежим, за нами следят, – выпаливаю я.

Друг тормозит и смотрит на меня так, словно не расслышал.

– Я сказала, пошли…

Мужчина с наушником приближается быстрым шагом. Сердце замирает в груди. Я бросаю умоляющий взгляд на друга.

– Нам надо уходить, – нервно сглотнув, сиплю я.

Габриэль наконец оживает, поворачивает голову. Увидев мужчину, он хватает меня за руку, и мы несемся вниз. Расталкиваем многочисленную толпу и перепрыгиваем через ступеньки. Нам вслед летят удивленные возгласы и ругательства.

– Быстрее, Беренис. Быстрее! – подгоняет меня друг: он шустрее и продолжает больно тащить меня за руку.

В горле стоит вкус крови, а в легких не хватает воздуха. Но я не останавливаюсь, не перевожу дыхание, позволяю Габриэлю тянуть меня. Мужчина следует за нами по пятам.

– Он здесь не один! – выплевывает Габриэль и резко заворачивает за стенд с косметикой.

Я оглядываюсь и вижу четверых мужчин: кто-то спускается с других этажей, кто-то ждет нас в самом низу. Все движутся к нам.

– Они нас поймают, – испуганно шепчу я.

– Не сегодня. – Габриэль тянет меня к выходу, а я, недолго думая, опрокидываю стойку с сумками.

Деревянная конструкция с грохотом валится вниз. Люди еле успевают отскочить. Слышны многочисленные крики толпы. Начинается столпотворение, народ пытается разглядеть, что случилось. Персонал магазина спешит устранить беспорядок и всех успокоить. Мужчинам, которые гонятся за нами, сложно пробиться сквозь огромное количество людей.

– Круто! Круто! – кричит Габриэль, имея в виду мой маленький трюк.

Мы выбегаем из торгового центра и мчимся к его машине. Маленький «смарт» припаркован на углу, в неположенном месте.

– Быстрее, Беренис! Быстрее! – кричит Габриэль.

Я бросаю взгляд за спину и вижу одного мужчину в дверях галереи. Завидев нас, он начинает бежать. Он такой быстрый – ощущение, что настигнет нас за считаные секунды. Я спотыкаюсь, но Габриэль удерживает меня на ногах.

– Садись! – командует он, буквально забрасывает меня в машину и, быстро обогнув ее, запрыгивает на водительское сиденье.

Включает зажигание и резко выруливает под громкие гудки и недовольство других водителей. Не обращая ни на кого внимания, давит на газ с такой силой, что шины автомобиля визжат, а меня вдавливает в сиденье.

Руки Габриэля дрожат.

– Мы смылись.

– Он будет искать меня… – Мне тяжело дышать.

Я опускаю голову на колени и делаю глубокие вздохи. Пытаюсь нормализовать дыхание. Легкие горят, горло саднит.

– Вот, выпей. – Габриэль протягивает мне бутылочку «Эвиан».

Я делаю несколько жадных глотков. Захлебываюсь водой и выплевываю ее на приборную панель. Громко закашливаюсь. Габриэль тихонечко стучит меня по спине.

– Дыши, просто дыши.

– Он будет искать меня… – в панике повторяю я.

– Скорее всего, он искал тебя все это время, Беренис. Вряд ли он так легко поверил в твою смерть. С его-то биографией…

– Но теперь он знает про Огюста! – хриплю я.

– Огюст скорее пристрелит его, чем отдаст ему тебя. Мы оба об этом знаем. Поэтому, будь уверена, он ничего не расскажет ему. – Габриэль успокаивающе гладит меня по спине.

Я знаю, что Габриэль прав. Но паника нарастает. А что, если он найдет меня? Что я скажу ему? Что именно ему нужно от меня? Правда?

– Беренис, все хорошо. Я спрячу тебя, слышишь? Он не найдет тебя.

Я судорожно киваю, стараясь изо всех сил успокоиться.

– Он не найдет тебя, – уверенно повторяет Габриэль.

А что, если я хочу, чтобы он это сделал? Насколько я сумасшедшая? Насколько я больна? Закрываю глаза и вижу его лицо. Изумление, с которым он смотрел на меня, было настоящим. Он был действительно удивлен. Теплый взгляд голубых глаз, нежное касание и «Ниса», сказанное с придыханием и волнением.

– Беренис, ничего не бойся, – твердо произносит Габриэль.

Я чувствую его изучающий взгляд на себе.

Интересно, знает ли он, как пусто звучат его слова? Я боюсь Теодора де Лагаса. Но еще больше я боюсь себя и своих чувств к той тьме, что всегда его окружала.

Глава 6

LE PASSЕ

ТАЛАНТ УНИЧТОЖАЛ КЛЭР изнутри, и она никак не могла справиться с этим. Она всегда ходила по краю пропасти. В шаге от смерти. Не знаю, замечали ли мои родители или же делали вид, что ничего не происходит. Так ведь часто бывает в благополучных семьях. Взрослые списывают признаки депрессии у ребенка на капризы, апатию на лень, нежелание жить – на очередную детскую глупость, не принимая всерьез детские эмоции и порывы. Впервые я заподозрила, что с моей сестрой что-то не так, когда мне было 10 лет. До этого я была слишком юна, чтобы заметить отклонения в ее поведении. Что могла я, со своей детской наивностью, знать о психологических травмах?

Были летние каникулы, мы с Габриэлем бегали по двору бабушкиного шато. Мы живо что-то обсуждали и подбежали к заброшенному гостевому дому. Он выглядел как старый сарай. Я редко заглядывала внутрь – это заброшенное место принадлежало Клэр. Она уходила сюда писать картины, прячась от семьи и нашего назойливого общества. В тот день обшарпанная деревянная дверь была слегка приоткрыта.

– Зайдем? – с любопытством спросил Габриэль.

– Не уверена, что нам туда можно.

– Да что может случиться? – легкомысленно бросил он. – Давай, никто и не узнает.

– Вдруг там кто-то есть? Там может быть Клэр, и, скорее всего, она рисует.

Сказать это было моей стратегической ошибкой. Габриэль обожал смотреть, как моя сестра пишет картины. Уже тогда он любил живопись и изучал историю искусства по детским энциклопедиям. Клэр была для него звездой с неба. Художницей, создающей нечто невообразимое.

– Мы будем тише воды ниже травы, – понизив голос, сказал он и бочком пролез в узкий проем, не касаясь двери.

Я последовала за ним. Его спина закрывала мне весь обзор. Да и смотрела я под ноги, стараясь не наступить на дыры в паркете. Вокруг все было в грязи, паутине и пыли. Внезапно Габриэль застыл на месте. От неожиданности я вписалась носом в его лопатку.

– Что случилось? – прошептала я, чувствуя исходящее от моего друга напряжение. – Там труп крысы, да?

Единственное, что я действительно боялась увидеть среди грязи и поломанного пола, были крысы. Всю жизнь боюсь этих тварей.

Габриэль медленно качнул головой и нервно сглотнул. Его взгляд был направлен в угол комнаты, я проследила за ним и поняла, что так сильно шокировало моего друга. Клэр сидела полностью голая перед мольбертом и трогала себя. С ее губ срывались возбужденные вздохи, тело выгибалось. Габриэлю было почти тринадцать лет… Сейчас я осознаю, как, должно быть, увиденное шокировало его. Он словно врос в землю. Его глаза бегали по ее телу. Но меня напугала не ее нагота и то, что она делала. Меня до глубины души испугал ее рисунок. Это было нечто абстрактное. Кости, выдранные органы, тело девушки и нависшее над ней чудовище. Он то ли насиловал ее, то ли целовал. Моей детской фантазии было недостаточно, чтобы расшифровать посыл. Картина была написана ярко-красными грубыми мазками и выглядела омерзительно.

– Пошли отсюда, – потянув застывшего друга за руку, сказала я. – Говорила же, что это ее место.

У Габриэля раскраснелись уши и щеки. Он коротко кивнул и последовал за мной. Я ощущала, что ему ужасно стыдно. Мне самой было неловко смотреть ему в глаза.

– Мы никому не расскажем, что именно увидели здесь, – предостерегла я, как только мы вышли за дверь, и он вновь кивнул.

– Конечно, – прохрипел Габриэль. Он выглядел сбитым с толку. – Почему там? – как-то отстраненно спросил он.

– С тех пор как она пошла в школу искусств, она часто это делает, и в разных местах, – призналась я, так как, в отличие от моего друга, не впервые была свидетелем подобного.

– Она красивая, – вырвалось у него.

Габриэль, поняв, что только что произнес, покрылся багровыми пятнами.

– Давай просто забудем об этом, – прошептала я, и Габриэль, словно китайская игрушка на пружинке, закивал головой.

Сомневаюсь, что кто-то из нас был способен позабыть подобное. Однако больше мы никогда не возвращались к этому эпизоду. Возможно, я должна была рассказать обо всем родителям. Но мне не хватило духу. Да и как рассказать о подобном? Каждый раз, когда мы приезжали с ними в Нормандию, это воспоминание томилось на задворках моего сознания. Но я отчаянно боролась с ним и прятала как можно глубже, запирая на миллион выдуманных дверей.

С тех пор прошло семь лет, и я вновь гостила у бабушки. Весной в саду перед домом цвела магнолия. Белые огромные бутоны с розовыми сердцевинами распускались и радовали взор. Я сидела у себя в комнате и перерисовывала их. Окна были нараспашку открыты. Свежий воздух и пение птиц составляли мне компанию. В руках был грифель, который когда-то забыл в этом шато Тео. Единственная вещь, оставшаяся у меня и напоминающая о нем. Я рисовала значительно лучше. Цветы получались идеальными, словно сделанными под копирку. Тени добавляли им жизни и делали их более выпуклыми. Было ощущение, что я могу протянуть руку и дотронуться до бутона. Мне было семнадцать лет. Я состригла ужасную челку, отпустила длинные, густые каштановые волосы, покрывающие всю спину. Походы к косметологу дали свои плоды: акне исчезло, моя кожа была чистой, сверкала молодостью и румянцем. Брекеты сняли, я теперь не стеснялась улыбаться и делала это при любой возможности. Широкие брови я слегка выщипала, придав им аккуратную форму. Они больше не портили меня, скорее делали акцент на глазах, подчеркивали их миндалевидную форму и насыщенный янтарный оттенок.

– Беренис, пошли уже, твой папа начал вести со мной слишком серьезные разговоры, – недовольно бурча, сказал Габриэль.

Он ввалился в мою комнату без стука и сразу же упал на кровать, сминая шелковое нежно-голубое покрывало.

– Можно потише? Ты мешаешь, – не скрывая раздражения в голосе, сказала я.

– Сколько можно рисовать?! – воскликнул он.

– Тсс, – шикнула я.

В моей семье был лишь один художник – Клэр. А о моем секрете до сих пор не знала ни одна живая душа, кроме Габриэля. Ему стукнуло двадцать. За последние четыре года он хорошенько вытянулся и набрал массу. Мальчишеская несуразная угловатость пропала. Он занялся греблей, отчего плечи стали шире и спина накачанной. Но зеленые глаза все так же были наивны и по-детски глупы. Габриэль взъерошил свои светло-коричневые волосы.

– Я думал, Клэр сегодня приедет, по крайней мере, так сказала твоя мама.

– Моя мама надеется, что Клэр приедет, но ты же знаешь, что никто никогда ни в чем не уверен, когда дело касается моей старшей сестры.

– В последний раз вы виделись на Рождество, ведь так? А это было давненько…

– До Рождества мы не виделись год, Габриэль. У Клэр нет понятия «Я давно не видела свою семью!». Она ужасная эгоистка.

Он нахмурился.

– Не будь такой категоричной, Беренис. Она все-таки твоя сестра, и мне кажется, что у нее сложный период в жизни.

Я не выдержала и закатила глаза.

– У нее всегда сложный период в жизни, ясно? И все вокруг должны ходить на цыпочках и разговаривать с ней шепотом. Потому что у нее плохой период! Как же ее жалко!

– Вот поэтому между вами ужасные отношения. Ты не пытаешься ее понять!

– Ее понять невозможно! – Я повысила голос, и Габриэль удивленно приподнял брови.

– Вот это да… Ты что, правда, ее так сильно ненавидишь? – Он вглядывался мне в глаза в поисках ответа.

Я отвернулась – отвечать не хотелось. Не Габриэль был свидетелем маминых слез… Каждый вечер мама молилась о Клэр, держа в руках крестик, оставшийся ей от моей прабабушки-итальянки. Отец пытался унять ее беспокойство, но он точно так же изводил себя. Она молилась, он тихо напивался. А я была свидетелем их слабости… Клэр могла лишь одним звонком успокоить родителей. Один-единственный звонок, и все… Но ей нравилось им мстить. Надолго пропадать, возвращаться с иссиня-черными синяками под глазами и худой до такой степени, что при виде нее мама запиралась в ванной, включала воду, чтобы подавить звук своих воплей, которые все равно были слышны сквозь мощный шум струи. А сестра с видом победителя упивалась их реакцией. Словно специально демонстрировала свое состояние… Клэр была разрушительной. Она рушила свою жизнь и нашу семью. И наслаждалась самоуничтожением. А я потом пыталась собрать родителей по осколкам. По кусочкам. Но я не могла полностью излечить их внутреннюю боль. Они любили Клэр, и их разбитые сердца склеить было под силу лишь ей. Но Клэр даже не пыталась этого сделать.

– За что ты так ненавидишь ее, Беренис?

Голос Габриэля был пропитан нескрываемым любопытством, словно ему действительно важно меня понять. Однако я была не в настроении вести подобные диалоги.

– Будь добр, выйди из моей комнаты со своими глупыми вопросами! – грубо потребовала я.

Габриэль недовольно поджал губы, но направился к двери. На пороге он обернулся.

– Она не так плоха, как ты хочешь о ней думать, Беренис.

С этими словами он закрыл за собой дверь до того, как я успела спросить, с каких пор он так хорошо ее знает.

Нет, я не ненавидела свою сестру. Я ее просто не любила. Меня бесило, что все пытаются быть с ней милыми, а она при этом плюет на людей и не замечает ничего хорошего. Бесило, что мне надо скрывать свои рисунки, так как я знала, что Клэр просто-напросто уничтожит меня, если увидит их… А также я понимала, какую волну страха вызовет мое увлечение у родителей. Я всегда должна была взвешивать собственные поступки. Жить с оглядкой на нее, словно передвигаться по минному полю. Никогда не знаешь, где взорвется и почему. Ее присутствие чувствовалось постоянно. Даже когда она месяцами не приходила в родительский дом. Мама и папа бесконечно говорили о ней, а я не могла перестать думать о ней. Каким-то образом она присутствовала всегда и везде в моей жизни. Невидимый призрак. На меня давило это присутствие. Давили разговоры о ней и все переживания, которые испытывали родители. Я не могла поделиться с ними своими проблемами, ведь кто-то должен был облегчить им жизнь. Этим кем-то была я. Идеальная Беренис без права на ошибку.

Но было кое-что еще… Меня до ужаса злило, что я не видела Тео 4 года. Все мои вопросы о нем Клэр игнорировала. Я знаю, она специально не звала его с собой. Клэр ненавидела делиться. Ей пришлось разделить со мной родителей, уже за одно это она ненавидела меня. А Тео… Он был добр ко мне, и она это знала. Но эгоизм моей сестры был слишком велик, чтобы она позволила нашей с ним дружбе продлиться.

Я тем временем продолжала рисовать его. Находила про него статьи в интернете. Фотографии, сделанные папарацци. Французская пресса обожала его. Вокруг де Лагаса ходило столько слухов… Ему приписывали романы с самыми красивыми женщинами. Клубы стали его визитной карточкой. После окончания школы искусств он занялся со своим дядей бизнесом. Я никогда не была в его клубах. Но их называли самыми стильными местами в городе. Его произведения висели на стенах. Многие обсуждали мрачную тематику картин. Искусствоведы бегали за ним, но он никогда никому не продавал свои работы. Отказывался от выставок и всего остального.