Дело 1. Пробуждение тьмы (Часть 1)

— О, эмпаты всегда такие импульсивные, особенно на первых порах, — ничуть не обидевшись, терпеливо пояснил экспериментатор тайной службы. — Мы не относим ее к магии. Есть предположение, что она связана с исчезнувшей стихией, но достаточного подтверждения этому нет.Эмпатия — редкий дар, позволяющий чувствовать ауру и создающий незримую связь с предметами, людьми или даже духами. Чаще всего нужно соприкосновение, чтобы усилить чувство связи. Эмпаты в розыскных службах помогают в поиске пропавших людей или вещей. Айлин, вы лишь оказались рядом и услышали про связь, а дар все сделал сам. Даже в моем ведомстве нет подобного специалиста, а к нам, как наверняка догадываетесь, попадают только лучшие люди империи.

— То есть эмпатия — это что-то типа обостренной интуиции? Или магический нюх на вещи и людей?

— Гораздо больше, госпожа Вайс. Однако, сразу оговорюсь, она только открылась, поэтому может давать сбой. Вам нужны знания, как управлять даром, но начальные результаты уже впечатляют, — я непонимающе перевела взгляд с Моррисона на перчатку. Тот пояснил: — Это артефакт, созданный определять наличие эмпатии и ее примерный уровень. И, к слову, вы так стремительно исчезли, что мы не успели закончить эксперимент.

Мне протянули сферу, которая до этого показала наличие магии у мужа. Странный шар, немного тёплый – наверное, не успел остыть после того, как его держал любимый. Волшебные искры погасли, сфера казалась обычной стекляшкой. Ничего не происходило.

Не было дыма, всполохов пламени – шар оставался совершенно прозрачным. Но в тот момент, когда я уже собиралась вернуть его, сфера странно загудела и медленно наполнилась искрами. Сначала они двигались вяло, а затем быстрее устремились от центра к стенкам, закружившись словно маленькое торнадо. Мне показалось, что их даже больше, чем у Ромы.

А потом они разом исчезли. Остался лишь фиолетовый воздушный вихрь. Он вспыхнул… и погас.

С немым вопросом в глазах – «Что это было?» – я повернулась к единственному, кто знал ответ и, похоже, решал судьбу новых жителей Килдерры (если я не ошиблась в названии государства).

— Интересно, — только и смог произнести Агюст, — первый раз в моей практике из другого мира попадают два сильных мага, один из которых – еще и эмпат. Дорогая, вы – носитель магии стихии воздуха, и по силе она не уступает дару вашего драгоценного супруга.

На этих словах муж снисходительно хмыкнул, а у меня в груди кольнула легкая обида. Моррисон взглянул на него исподлобья и продолжил прежним тоном:

— Однако в отличие от его магического дара, ваш… временно заблокирован. Мы называем это явление «спящий дар». Пока вы мало чем отличаетесь от людей, кого стихия обошла стороной. Когда он раскроется, тоже сказать невозможно. Но потенциал очевиден.

В Космине у большинства людей с возрастом открывается одна из четырех стихий магии. Какое-то время назад существовало шесть, но одна несколько десятилетий практически не открывается, а последняя – предположительно исчезла вместе с ее обладателями после свержения эпохи тирании. Четыре силы — четыре стихии, огонь: традиционно считающийся основной боевой силой; воздух, создающий иллюзии, земля, создающая связь с природой и способная исцелять и редкая вода.

Почти исчезли — свет и тьма.

На этих словах я уже вообще мало что понимала. Все эти стихии, да и само наличие магии. Какой-то странный, но очень полезный дар… вызывали головокружение и звучали белым шумом. Рома был шокирован не меньше. Один вопрос не давал покоя: «Что с нами будет дальше?»

– Что ж, — господин Моррисон поднялся со своего места, — учитывая увиденное и ваши особые обстоятельства, хочу сделать предложение. Обычно такое возможно только после тщательной и доскональной проверки личности кандидата, но сильная магия и редкий дар — весомый аргумент. А мой статус поможет упростить бумажный процесс.

Глава тайной канцелярии протянул руку:

– Предлагаю вам должности в ведомстве с прохождением обучения и полным материальным обеспечением.

Я бросила взгляд на мужа, в котором, надеюсь, читалось: «Я не ослышалась?»

— Неужели так просто набираете сотрудников? Тайная служба и люди с улицы? — спросил Роман. — Извините, но я не верю.

Он был прав, так не бывает. Даже в другом мире. А вдруг нас под видом службы отдадут в руки местной инквизиции?

— У меня такое ощущение, что дело не просто в гостеприимстве, — заметила я, уловив странные волны, исходившие от Агюста.

— Айлин, ваша подозрительность похвальна, — усмехнулся шеф. — Но мне казалось, что вы женщина с острым умом и сразу бы поняли: будь у меня желание отправить иномирян в специальную тюрьму или… отдать инквизиции, – он на мгновение задумался. – Хм, странное слово, но ничего подобного у нас точно нет. Повторю, будь у меня желание навредить, я бы не стал тратить время на беседу. Причина в желании сохранить ваш секрет и взаимной выгоде. Итак, ваш ответ, господа.

Я невольно вздрогнула. «Инквизиция» – это была моя мысль, которую он только что прочитал. Какими же способностями он обладает?

Мы согласились. А кто бы отказался? Неожиданно обнаруживаешь неведомые способности – и тут же получаешь предложение: обучение и работу в элитном ведомстве. Не нужно ломать голову, как достать средства к существованию – нам назначили пособие в сто ильзуров ежемесячно и бесплатное проживание. Мы встали и пожали друг другу руки в знак согласия.

— Прекрасно, — довольно улыбаясь, произнес господин Моррисон. — Осталась небольшая формальность. Нужно указать ваш возраст и дату рождения для досье. Повторюсь, ваше происхождение не будет фигурировать в официальных документах. Этот секрет не покинет стен моего кабинета. Позже обсудим, что будете отвечать на вопросы о себе. Хорошо, что ваши имена вполне сойдут за местные. Разве что, имя… «Айлин-а», но это может подождать. Итак, дата рождения…

— Двенадцатое июня… — начала я, но меня мягко прервали.

— Не торопитесь, дорогая, — сказал наш новый начальник, доставая изящную шкатулку с гладкой панелью из неизвестного минерала.

«Местный аналог дактилоскопии», — нервно хихикнула я, положив левую ладонь на прохладную каменную панель. Фиолетовый луч медленно очертил контур ладони, когда круг замкнулся, руку попросили убрать. Мерцающий огонек сделал еще три прохода, после чего изображение сместилось влево, выделив четыре линии. Рядом высветилось:

Айлин Вайс. 12 июня 4875 г. р. от эры Расселения. Возраст: 18 полных лет. Пол: женский. Стихия магии: воздух. Статус: спящий дар. Дополнительная информация: эмпат.

— Тут ошибка! — я ткнула пальцем в строку с возрастом, решив пока не обращать внимание на исковерканное имя. — Мне двадцать четыре, а не восемнадцать. Ваша машинка сломана. — Я запнулась, представив как со стороны звучат мои слова, и поспешила исправиться: — Простите. Когда волнуюсь, постоянно говорю глупости.

Моррисон покачал головой, участливо добавив:

— Дело не в волнении. У вас сегодня открылась эмпатия – в период адаптации перепады настроения совершенно нормальны.

Он взял прибор, скрупулезно вытер серой суконной тряпочкой, нажал кнопку сброса и приложил свою левую ладонь на панель. Дождался, пока синий луч закончит считывать информацию, и развернул экран ко мне:

— Что ж, давайте вместе проверим точность работы. Имя: Агюст ди Моррисон. Тридцатое декабря четыре тысячи семьсот девяносто четвертого года рождения от эры Расселения. Возраст: восемьдесят полных лет, — спокойно произнес он.

У меня округлились глаза. На вид мужчине напротив можно дать пятьдесят с большой натяжкой. Глава службы поймал мой недоуменный взгляд и рассмеялся, продолжив озвучивать данные:

— Пол мужской, надеюсь, хоть это заметно? Стихия магии: вода. Вы обратили внимание на свет ламп, когда зашли в кабинет? Оглянитесь. Это цвет моей стихии. Статус: седьмой уровень. Что скажете, Эллин-а? Сломан прибор или все-таки исправен?

Я лишь пожала плечами, решив промолчать. Шутки переноса – в одно мгновение взять и помолодеть на шесть лет без малейших усилий. Теперь понятно, почему Рома отстранился – будто видел впервые. Мечта любой женщины, разве не так? При этом мужу «досталось» всего три года – вместо двадцати семи он получил двадцать четыре. Почему разница оказалась вдвое больше в моем случае – вразумительного ответа не последовало. Полагаю, Моррисон впервые столкнулся с подобным.

После росписи в ведомости, нам велели ждать дальнейших распоряжений. Сквозь приоткрытую дверь до меня донеслось, как Моррисон отдает приказ подготовить дом к заезду.

Тот же закрытый экипаж подвез нас к уютному особняку, окруженному немного заросшим садом. Уточнять, кому до нас принадлежало здание, мы не решились. Зеленоватое солнце клонилось к закату, окрашивая небо радужными отблесками от алого до зеленого. Сердце билось от предвкушения новой жизни.

Дом явно долгое время оставался нежилым, но к нашему приезду его привели в порядок: мебель расчехлили, повсюду царила идеальная чистота, а в центре гостиной на столике красовалась ваза с восхитительными алыми розами.

Первый этаж включал просторную гостиную, столовую, кухню и несколько подсобных помещений с инвентарем. На втором обнаружились главная спальня, пара гостевых комнат, рабочий кабинет и даже библиотека со стеллажами книг. В широком длинном коридоре, к которому полукругом с двух сторон подводила мраморная лестница с резными перилами, постелили мягкий ковер с коротким ворсом, полностью поглощающий шаги. Элегантная роскошь старины казалась настолько необычной, что я невольно касалась всего, до чего могла дотянуться: прохладный шелк на стенах, теплый лак перил, тяжелый бархат штор.

Спальня оказалась не в моем вкусе: чересчур темная, с массивной мебелью. В центре стояла огромная кровать с тонким почти невесомым балдахином и ворохом больших и маленьких подушек. Шум воды из ванной подсказал, что муж смывал с себя тяжелый день. Он вскоре вернулся в спальню, а с его светлых волос капала вода на ковер.

— Не знаю, какие у тебя планы на вечер, – игриво подхватил меня на руки муж, усаживая на кровать с мягким матрасом, – но сегодня ночью я не дам тебе соскучиться.

– Что ты говоришь? — подхватила я игру, обхватив его бедра ногами и немного прогнувшись в спине.

— Кстати, здесь водопровод, – промурлыкал Роман, касаясь губами моей шеи. – С горячей водой и всем необходимым. Кис, не хочешь опробовать ванну? Мне кажется, то что надо после нашего сумасшедшего дня.

— Обязательно. Но позже и с тобой. А сейчас… — я ступила на пол, запуская пальцы в его светлые волосы, касаясь губ. Он положил руку на мой затылок, от чего по телу пробежали мурашки ожидания. Сердце учащенно забилось. Хотелось забыть пережитый кошмар. Видимо, не только мне. Роман вел себя как в первый год нашей совместной жизни. Я уже забыла, каким он был тогда.

Вспомнив про ванную, разорвала поцелуй и ушла туда с раскрасневшимися губами, бросив короткое: «Я быстро, милый».

Из бронзового высокого душа полилась уже успевшая остыть, но все же теплая вода. Взгляд скользнул по столику с белой мраморной столешницей, где были разложены мыло с запахом настоящей лаванды, флаконы с маслами и цветочной водой.

Теплые струи лишь усилили желание. Наскоро нанеся ароматные масла и завернувшись в льняное полотенце с вышивкой в тон, я вернулась в спальню. Он ждал… бросая на меня тот самый «наш» взгляд. Рома задул свечу, и комната погрузилась в сладостный сумрак. Первая ночь в Литриме пролетела незаметно.

Глава 3 Александр. Письмо

В тот же день.

Поместье Вартонвуд

Теплым осенним утром я возвращался домой в родное поместье из западного Верна. Целый день в седле и короткая остановка на четыре часа давали о себе знать – спина ныла и ужасно хотелось спать. Но отдых с дороги, увы, непозволительная роскошь. Прислуга поспешно распахнула кованые ворота. Вороной Инферно ступил на широкую дорожку, ведущую к высокой мраморной лестнице со статуями львов по бокам.

Вартонвуд – родовое гнездо четырех поколений Найманов – теперь опустел. Управляющий Пьер уже стоял у парадного входа, готовый распахнуть двери. Я пришпорил Инферно, и конь меньше, чем за минуту оказался у особняка. Спрыгнув с седла, я передал поводья конюху Джиму. Парень, младше меня всего на пару лет, почтительно склонил голову. Бережно перехватив поводья и ласково похлопывая разгоряченного жеребца по крупу, Джим повел его в стойло.

Я входил в дом, раздавая по ходу указания: завтрак подождет, быстрая ванна с пути, домашний костюм и чай в кабинет. Дела… Бесконечные дела. Горячая вода расслабила затекшие от долгой поездки мышцы, возвращая силы для работы. Твердым шагом я прошел по мраморному полу коридора в кабинет, который совсем недавно занимал отец, герцог Шон ди Найман, мой идеал и пример для подражания.

Знакомые стены с шелковыми обоями изумрудного оттенка, столетия считающимся цветом нашего рода. Удобная мебель из благородного мореного дуба. Под ногами – мягкая шкура гровенской медведицы - трофей, добытый отцом ценой почти собственной жизни. Спасло его тогда только чудо. Чудо по имени Оливия Тиретто – ставшая впоследствии его женой, моей матерью... Чей образ сейчас почти растворился, оставив лишь смутную тень в памяти.

Над рабочим столом висел портрет. Папа… Как мне тебя не хватает. Не так должно было все случиться. Ты неоднократно обещал, что обучишь тонкостям бизнеса, введешь в суть дел сразу же после выпуска. Помню, как мы говорили об этом перед вступительными в Академию:

— Отец, я могу помочь с чем-нибудь? Не дождусь дня, когда ты расскажешь про наш бизнес.

— Спасибо, сын. Будь добр, разбери почту. Отложи срочное от того, что может подождать. Накладные отдельно, письма с вопросами сюда. И расскажи, как идет твоя подготовка к вступительным.

— Уверен, что по географии получу высший балл. А сегодня через полтора часа у меня практика по ближнему бою. Лорд ле Бард говорит, что комиссия должна хорошо оценить мою технику во время практической части.

— У моего сына все получится. Я уверен в тебе, Сандер. Сосредоточься на одном. Сейчас главное – образование. Примешь дела, когда я не смогу продолжать их вести. Только, Александр, пообещай, что возьмешь руководство герцогством и нашими активами сразу же, не откладывая на потом. Мы несем ответственность за тех, кто работает на нас.

— Я обещаю, отец.

Но в феврале этого года из поместья пришло письмо. Первое, что бросилось в глаза – конверт и бумага были с вензелем нашего рода, но привычной отцовской печати почему-то на сургуче не обнаружилось. Холодный ком подступил к горлу, пока я разворачивал письмо. Новость от управляющего стала сильным ударом. Я почувствовал, как мир вокруг рушится, опускаясь тяжелой ношей на плечи.

Отец умер. Скоропостижно. В конверте прилагался казенный отчет императорской полиции о расследовании: «несчастный случай на охоте». «Бездыханное тело подняли друзья из пропасти». «Разбился об острые камни». Я по крупицам складывал последний день его жизни. Он так и не оставил свое любимое развлечение. Шон ди Найман не мог жить без охоты.

В тот момент я заканчивал предпоследний курс ВВМА – Высшей Военно-магической Академии. Ректор наотрез отказал мне в отпуске по особым обстоятельствам, несмотря на репутацию лучшего кадета. Хотя я долго уговаривал его пойти на уступки. Два месяца. Я просил всего лишь два месяца, чтобы с почестями проводить отца в мир духов. Но правила академии давали лишь шесть дней: впритык на дорогу до Вартонвуд и обратно. На похоронах я присутствовать уже не успевал.

Помню, как я сидел с открытым письмом, уставившись невидящим взглядом в одну точку. Из родни оставались только тетка и двое кузенов, с которыми мы никогда не были близки. В свои двадцать четыре года я потерял обоих родителей. Мама умерла, когда мне было шесть. А теперь еще отец…

Тяжесть утраты усиливалась чувством вины – я даже не смог отдать ему последний долг.

В академии мне прочили место во главе списка лучших выпускников – что открывало перспективу особой службы при дворе Его императорского Величества. Найманы были третьей фамилией по приближенности к монарху, но я хотел сделать больше для короны.

В нашем роду мужчины часто открывали огненную магию. Практически каждый Найман стоял в рядах армии Дайрикса против мятежника Умбри Фада. После тех событий все мужчины аристократы обязывались посвятить от трех до пяти лет государственной службе: в министерстве или на военной карьере.

Меня рекомендовали в тайную канцелярию. Я предвкушал, как преподнесу новость отцу, увижу гордость в его глазах. Впрочем, он и без того гордился мной, никогда не скрывая отцовскую любовь. Редкая черта в нашем обществе, где проявление нежных чувств мужчиной считалось признаком слабости.

Кого угодно, но Шона ди Наймана никто не отважился бы назвать слабым. Железная воля, нерушимое слово – таким знали моего отца. Даже недоброжелатели признавали его авторитет. Финансовая империя, построенная дедом и приумноженная отцом, приносила в казну страны немало денег. Недаром монарх даровал нам льготную налоговую ставку на доход: семейное дело Найманов возглавляло список самых успешных компаний.

Цифры говорили сами за себя: сто тридцать тысяч акров пахотных земель с активом почти двести тысяч ильзуров.

Особая гордость – собственный торговый флот, которому не было равных даже за пределами Килдерры. Очередь зарезервировать суда выстраивалась за год вперед. Позволить себе услуги флотилии могли только обеспеченные владельцы, чаще носящие высокий титул.

На территории герцогства располагалось крупное солевое месторождение и собственный завод, поставляющий продукт как на внутренний рынок, так и за границу; несколько заводов, на которых изготавливались детали, включая двигатели современных тепловых кораблей, и собственная судостроительная верфь. Под нашим патронажем даже открылась мореходная школа, где готовили членов экипажа разнообразных специальностей.

Меня с детства обучали главному правилу нашего рода: настоящее благородство заключается не в титуле или благосостоянии, а в умении держать слово, даже в сложных ситуациях.

Помню, как на десятилетие отец подарил мне серого пони со звездочкой на лбу. Не передать словами, как я тогда был счастлив! В тот день с отцом отправился в близлежащую деревню, чтобы поиграть с местными мальчишками. Мы затеяли спор, и я пообещал, что в случае проигрыша дам покататься на пони до вечера. Помню, как насупившись, смотрел на Джона. Тот с видом победителя протянул Финну морковку и перехватил уздечку. Меня возмутила мысль, что деревенские будут трогать мою лошадь грязными руками, и уже собрался залезть в седло. Но Джон заканючил:

— Сандер, так не честно, ты же обещал!

— Я обещал, я и передумал, — гордо подбоченясь, произнес ему в ответ. — Мое слово, хочу даю, хочу беру обратно. Я — герцог, а ты простолюдин. Помни свое место!

Сейчас стыдно за свое поведение, но урок, преподнесенный в тот день, я запомнил на всю жизнь. Наш с Джоном спор услышал отец, проезжающий мимо. Он остановил лошадь рядом, слез с седла и присел на корточки перед Джоном, бросив на меня взгляд, полный укора.

— Как тебя зовут?

— Джон, Ваша светлость, — ответил он, поклонившись.

— Джон, что тебе пообещал Александр?

— Папа!.. — хотел я вставить слово.

Но он кинул на меня строгий взгляд и отвернулся, выставив руку в жесте и показывая, что предпочитает выслушать деревенщину, а не собственного сына. Я недовольно шмыгнул носом и демонстративно отвернулся.

— Он обещал, что даст прокатиться на Финне, если проиграет в споре, Ваша светлость, — произнес мальчишка и шаркнул ножкой. Актер!

Я не поверил собственным глазам, что затем сделал родной отец! Подойдя к пони, погладил того по холке, забрал поводья из моей руки и передал… Джону со словами:

— Джонни, этот пони теперь принадлежит вам с ребятами. Катайтесь на здоровье. Если мой сын не научился держать слово, то иметь собственную лошадь ему еще рано.

Дома ожидала суровая воспитательная беседа. Отец закрыл дверь кабинета и, опустившись на одно колено, чтобы быть на одном уровне со мной, сказал: «Сын, ты сегодня повел себя недостойно нашей фамилии. Впредь никогда так не делай, Александр. Не клянись, если не уверен, что выполнишь. Если что-то слетело с губ, или ты под чем-то подписался, будь добр исполнить, несмотря на сложность или цену. Это главное правило Найманов».

Я дал слово принять дела сразу, как только отец решит уйти от управления. О чем тогда не мог предположить, что выполнение обернется почти семью месяцами без сна.

Первое испытание: окончить почти полтора года академии за четыре месяца. Днем – сдача теории и практики, ночью – зубрежка нового материала. Единственный неуд – и отчисление без права на пересдачу. Никаких поблажек для кадетов, независимо от происхождения.

С получением диплома началось погружение в дела рода. «Пустишь дела на самотек – погубишь репутацию фамилии. Жизни сотен работников и их семей на нашей совести, сын», – вспоминал я отцовское наставление каждый день.

Рабочие часы начинались с рассветом после быстрого завтрака. С Пьером, верным управляющим, я вникал в документацию, изучал работу всех отраслей бизнеса. Ближе к полудню встречался с арендаторами земель, составлял сметы, проверял отчисления, продолжать список дел можно до бесконечности. И так до позднего вечера. Прислуга отправлялась спать, а я все еще порой сидел в кабинете, разбирая под светом лампы накопившуюся почту, требующую личной подписи.

Сегодня утром, к примеру, вернулся с завода в Верне – надо было проверить готовность новых тепловых двигателей для судов.

Мы с Пьером искали способы ускорить доставки. Очередь бизнес-партнеров росла, и все чаще сыпались жалобы на непозволительно долгий простой. Передо мной лежала объемная стопа очередной почты, ответ на которую ждали уже сегодня.

Взлохматив волосы, я приступил к работе. Ножом для бумаги вскрыл первый конверт, в котором был отчет о собранном налоге с деревень. Следующее — письмо от партнеров, держащих шелковую мануфактуру, с вопросом, стоит ли запаздывающий шелк из Мэйдина заменить на похожий из Паринды. Отчет из корабельной верфи. Просьба о возможной отсрочке выплаты… еще одно, и еще…

Стопка постепенно таяла, а в глазах уже плясали строчки с очередной проблемой, требующей незамедлительного решения. Взял следующее и недовольно нахмурился. Интересно, как такие письма попали в категорию «срочно»?

На сургуче, запечатывавшим письмо, стояла печать уважаемого рода. В конверте обнаружилось приглашение.

«Ее сиятельство, графиня Элиза гер Кросби с великой радостью приглашает вас посетить наше поместье на следующей неделе. Вы окажете нам великую честь, если примете приглашение стать почетным гостем на приеме, который станет дебютом моей младшей дочери Хизер.

Просим дать ответ лично не позднее 15 сентября.

С уважением. Леди Элиза Анетт гер Кросби».

Я устало откинулся на спинку кресла, оставив ручку в малахитовом корпусе на подставку. Пришлось составить пространное письмо с извинениями – вряд я ли смогу присутствовать на дебюте тринадцатилетней Хизер, хотя при случае обязательно поздравлю юную леди. Взгляд устало скользнул по стопе неразобранной почты. Не разберу до ужина – придется сидеть ночью. В который раз.

Взяв себя в руки, достал из стопки следующий конверт – и замер. На нем стояло мое имя, но ни обратного адреса, ни имени отправителя не было. Рука потянулась было к бронзовому колокольчику, чтобы вызвать секретаря, но остановилась, заметив странную надпись на сургуче: «Момент истины». Кровь застучала в висках. Что это? Шантаж? Угроза? Или… предупреждение?

Резкий стук заставил вздрогнуть. Вошел управляющий Пьер, а за ним – горничная с подносом. Горничная, сделав книксен, сняла крышку. Кабинет наполнили запахи, от которых заныло в желудке.

Я помнил, как отец при жизни полностью доверял Пьеру Гранну. Он давно стал почти членом семьи, тем, кто проявлял заботу не просто о хозяевах, а о близких. Он терпеливо помогал мне вникнуть в суть дел, давал тактичные советы, делясь подробностями о том или ином человеке. Пожалуй, не было того, чего бы не знал мой помощник.

Я вопросительно кивнул в сторону еды. Не помню, чтобы давал распоряжение. Да и рано для обеда. А сколько сейчас времени? Я достал из кармана жилета часы и с удивлением обнаружил, что стрелки показывали полтретьего. Как же быстро оно утекает.

— Милорд, я настаиваю, чтобы Вы хоть немного поели, — с укором посмотрел на меня управляющий.