Мир задом наперёд

Я подошла к ней и обняла:

– Мы с тобой в выходные поедем в парк. И тебе радостно будет.

– Хорошо, – бабушка ещё раз потрогала машину. – На улице будьте осторожны – предупредила она. – Дураков везде хватает.

– Тамара Демидовна, опять вы за своё? – папе не нравились ЦУ (ценные указания), так он называл бабушкины наставления.

– Бережёного и Бог бережёт, – выдала она ещё одну житейскую мудрость и ушла на кухню.

Тема веры осталась открытой. Чем бы не занимались – без Бога никуда. Когда из садика пришёл Максим, я во весь дух помчалась к нему. Наспех выпалила: дело серьёзное – промедления не терпит. Макс быстро переоделся, и мы побежали ко мне.

– Смотри, – я с гордостью показала другу машину.

– Ух, ты! – выдохнул он. – Как настоящая.

– Сейчас кататься идём. Вдвоём не поместимся, ездить будем по очереди.

– А где педали? – Макс попался на ту же удочку.

– Машина сама ездит, на аккумуляторе, – деловито пояснила я.

– Я таких не видел. У нас в садике железная. На ней педали крутить надо, иначе не поедет. И сидеть неудобно: ноги сильно сгибаешь. Для коленей вредно. Да и тяжёлая она…

Пока папа одевался, я провела с Максимом инструктаж. Он схватывал на лету. Папа установил аккумулятор и понёс машину на улицу. Мы вприпрыжку бежали следом. Выбрали место на асфальте поровнее и … наконец я села за руль.

– Жми на газ! – скомандовал папа. Я нажала на педаль, и машина медленно поехала по тротуару. Макс шёл рядом. Ехать ровно оказалось не так легко, машину заносило то вправо, то влево.

– Ничего, ничего, – подбадривал папа, – держи руль крепче.

Я вцепилась в него, как чёрт в грешную душу, и машина поехала ровно.

На углу соседнего дома остановилась.

– Макс, твоя очередь.

Он сел в машину и нажал на педаль. Ехал спокойно и уверенно, как настоящий водитель.

– Так дело не пойдёт, – папа наблюдал за нашей ездой. – Вот рычажок. Переключайте его и поедите быстрее, а то, как черепахи.

Максим сделал в точности, как советовал папа, и машина помчалась по асфальту. Пластмассовые колёса дребезжали, привлекая внимание прохожих. Сбежалась соседняя ребятня. С радостными криками – воплями они носились за машиной по двору. Папа следил за порядком. Те, кто постарше, норовили машину отобрать. Если мирные замечания не действовали, папа обещал надрать уши. Тогда ребята отступали. Мы чувствовали себя счастливчиками, и не теряли чувство собственного достоинства. Но помнили: хвастовство и гордыня – грех. Правда оставаться невозмутимыми, когда старшие пытаются вытянуть тебя за шкирку из машины, не так-то легко. Мы не сдавались. Да и папа всё время начеку. Поставив на уши две соседние улицы, уставшие, но невероятно довольные, вернулись домой. Не терпелось поделиться впечатлениями.

– Почаще бы так, – начал друг. Я кивнула.

– Можем хоть каждый день кататься. Лишь бы у папы время было.

– Я сегодня понял, – Максим стал серьёзным, – без папы не обойтись. Он и машину купит, и следит, чтобы старшие не обижали. Если надо, то и уши им надерёт. Мама так не сможет.

Я полностью разделяла мнение друга. Без папы – никуда.

– Мамы сильно заняты, – продолжил Макс. – Только и слышишь: некогда да потом. А когда потом?

– Макс, у тебя папа обязательно появиться, ты верь. Чем сильнее, тем лучше. И молиться не забывай, – наставляла друга на истинный путь.

Короткое островное лето подходило к концу. С каждым днём сильнее хмурились неповоротливые тучи. На деревьях всё больше жёлтых и оранжевых листьев. И пусть тёплое море и отпуск остались далеко, приятные воспоминания согревали душу. Мама, видно по привычке, с головой ушла в работу. Но жизнь на месте не стояла. Нашим воспитанием занимался папа.

– Отпуск, конечно, замечательно, но вы с Максимом уже не маленькие. Надо записаться в детскую библиотеку.

– Мы читать ещё не умеем, – напомнила я.

– Читать мы с мамой будем, – папа настроен серьёзно. – А вы – картинки смотреть и друг другу пересказывать.

Поход в детскую библиотеку – настоящий праздник. Столько книг мы и представить себе не могли. Нас записали под папину ответственность. Рассказали, как правильно обращаться с книгами, для чего нужны закладки. Оказывается, их можно сделать самим из цветной бумаги или картона. Потом показали книги, с которыми дети обращались небрежно. Корешки у таких книг надорваны, страницы загнутые или потрёпанные. Хотя мы с Максимом ничего плохого не сделали, стало как-то неловко.

Библиотекарь доброжелательно объяснила: книги, даже самые тоненькие, нужно беречь. Тогда они будут служить долго. А ещё их можно «лечить». У Максима сразу загорелись глаза. Нам показали книги после «лечения»: аккуратно заклеенные корешки и подклеенные страницы.

Мы не спеша ходили между длинными, заставленными стеллажами. Русские народные сказки, сказки народов мира, на обложках красовались герои любимых мультфильмов. Столько всего интересного, словно попали в другой мир: огромный и такой увлекательный.

В библиотеке, как и в музее, свои правила: книги дают читать на какое-то время и вернуть их положено точно в срок. Если не успел прочитать, его можно продлить. Библиотекарь всё записывала на картонных карточках. Мы выбрали по две книжки, и ещё две взял папа, чтобы привести в порядок. Не хотелось уходить, но впереди – очередная прогулка в парк.

Жизнь шла своим чередом. Я ждала место в детском саду. По вечерам, в хорошую погоду, под строгим папиным присмотром катались на машине. По выходным – парк с любимыми аттракционами, не забывали и про музей. Родители читали нам книги, а затем по картинкам мы старательно пересказывали друг другу то, что удалось запомнить. Такое занятие, особенно в плохую погоду, пришлось нам по душе. Мы с головой уходили в сказочный мир. Правда, сказки получались намного длиннее и замысловатее, ведь каждый додумывал что-то своё.

Как-то вечером папа читал сказку, и неожиданно заявил: нужно учить стихи, потом рассказал коротенькие четверостишья. Я слушала его с недоумением. Иногда родители прямо из кожи вон лезут, играя во «Взрослые – дети». Наивные. У меня скоро день рождения: шесть лет – совсем не мало. Не стоит обращаться со мной, как с маленькой. Четверостишья оставьте тем, кто под стол пешком ходит. К тому же я побывала в отпуске, спасла от крушения самолёт и научилась делать выводы. Какой-то жизненный опыт уже есть. Нужно учиться мыслить масштабно, как в песне.

– Па, когда ты был как я, какие стихи учил?

– «Бородино» Лермонтова. Наизусть.

– А «Бородино» – масштабное?

– Да. Поэма о битве за Москву.

– Почитаешь? – я по достоинству оценила масштаб.

В трезвом состоянии от завоевания Москвы папа старался увильнуть. Футбольные «баталии» по телевизору не оставляли вечером свободного времени. Зато под «градусом», как говорила бабушка, папа заливался соловьём. И тогда сражение, которому без малого два века, представало перед нами во всей красе.

– Скажи – ка, дядя, ведь недаром

Москва, спалённая пожаром

Французу отдана?

Ведь были ж схватки боевые,

Да, говорят, ещё какие!

Недаром помнит вся Россия

Про день Бородина!

– Да, были люди в наше время,

Не то, что нынешнее племя:

Богатыри – не вы!

Плохая им досталась доля:

Немногие вернулись с поля…

Не будь на то господня воля,

Не отдали б Москвы!

Эмоциональное прочтение знаменитой поэмы в папином исполнении выводило из себя не только бабушку, но и маму. Наверное, виною всему – кухня, здесь и развернуться толком негде. Зато всех тянуло сюда, как магнитом.

Папа читал наизусть увлечённо, с чувством, местами пропуская кое-какие детали. Видно, подводила память. Но читал он с душой, будто битву эту сам прошёл вдоль и поперёк. Причём не один раз. Стоило ему окончательно вжиться в образ, как голос начинал дрожать, а на глаза наворачивались слёзы. Битва набирала обороты. Наступал мой любимый момент. Я слушала с широко открытыми глазами, а челюсть от удивления отвисала сама. Более благодарного слушателя папа не видел за всю жизнь. Он старался изо всех сил, иной раз подскакивал со стула и махал то ли штыком, то ли саблей, то ли чем-то ещё. Потом замолкал, поджидая треклятых французов у окопов, а когда успокаивался, снова погружался в воспоминания о былом. Папа сильно походил на актёра, только вместо декораций – кухня, да и зрителей: раз, два и обчёлся. Но зрелище от этого хуже не стало. Неизвестно, куда бы завела нас дорога войны, но терпение у бабушки лопнуло. Она прервала папу коронной фразой:

– Ну и комедиант! Прямо театр одного актёра. По тебе Большой театр плачет. Сам Станиславский позавидовал бы такому таланту!

Про злополучную битву как-то быстро забывали. Папа кричал:

– Хотя бы и так! Я человек чувствующий! А у вас души отродясь не было. Вы кроме своего «Робинзона Крузо» ничего за всю жизнь не читали.

Папа пускался в дебри русской классической литературы. Здесь и Достоевский, Карамзин, Лермонтов, не забывал он упомянуть Пушкина, Толстого, Гоголя и Грибоедова. Папа быстро перечислял произведения, давая понять: голыми руками его не возьмёшь. Я знала, он – умный, а вот бабушка почему-то в этом сомневалась. Когда литературная дискуссия заканчивалась, начиналась новая – философская. Речь шла о поисках души, коих, по мнению папы, у бабушки и мамы нет. Тема для меня расплывчатая, но, несмотря на отсутствие знаний, действие всегда впечатляло. Особенно – финал. Папа, как ошпаренный, выскакивает из кухни, одевается, демонстративно хлопает дверью и убегает пить пиво. Конец баталии.

Кухня погружается в тишину. Я не спеша доедаю суп, бабушка моет посуду, мама молча смотрит в окно. Не знаю, почему коса находила на камень. Мне стихи в папином исполнении нравились. А если он одно и то же по несколько раз повторял, так это и вовсе замечательно. Я внимательно слушала и мотала на ус.

– А кто такой Станиславский?

– Когда я ем, я глух и нем, – бабушка выдала очередную присказку. Она явно не в настроении, вопрос остался без ответа. Я не расстроилась. Если что-то не понятно, всегда можно спросить у папы.

– Наверное, Станиславский такой же эмоциональный, как папа. Вот бабушка о нём и не хочет говорить, – подумала я, разглядывая пустую тарелку. Моими мыслями завладела удивительная история «Робинзона Крузо». Я отдала тарелку и окончательно выпала из кухонной реальности. Воображение рисовало яркие картины: окружённый морем остров, набегающие на песок волны, качающиеся на ветру пальмы, дикие звери и одинокий Робинзон.

* * *

От нашего лета почти ничего не осталось. Тучи наливались тяжестью и висели совсем низко. На деревьях стало больше коричневых листьев. Кое-где они почти облетели. Правда, осень выдалась на удивление тёплой. Но какой бы не была погода, на скуку не оставалось времени. Вечером, как обычно, я пришла к Максиму. Его глаза сверкали. Явно не терпелось поделиться какой-то новостью.

– Заходи, заходи, – выпалил с порога. – У меня сегодня такое в садике…

Он говорил быстро и окончания слов размазывались, как манная каша по тарелке. Получалось что – то вроде: у меня сё… так…

– Макс, давай по порядку. Ты успокойся, не спеши.

– Сегодня у нас занятие было. Рассказывали про птиц разных: где зимуют, куда улетают и кто остаётся здесь на зиму. – Макс успокоился.

– Так вот. Птиц, которые никуда не улетают – подкармливать надо. Воспитательница спросила, чей папа сделает скворечник и кормушку. Я твои слова вспомнил и поднял руку. Анна Михайловна сначала на меня внимания не обратила, а потом сказала: «Максим, у тебя ведь папы нет». Мне стыдно так стало. Я покраснел, как рак. Потом о Боге вспомнил, с духом собрался, встал и сказал:

– Дядя Вова сделает, – Анна Михайловна любопытная такая, спрашивает:

– А кто такой дядя Вова? – Я ответил, как ты учила: «Дядя Вова – это дядя Вова». И сел. Она подошла и дала мне рисунки.

Макс вскочил, подбежал к столу и взял два жёлтых листка. На них карандашом нарисованы кормушка и скворечник. И ещё всякие линии и цифры.

– Ты бы видела, как на меня группа смотрела, – восторженно выпалил друг. – Как-то особенно. Раньше такого не было. Если бы не ты, я бы промолчал.

– Молчать не нужно, – согласилась я. – Но говорить о том, что у тебя нет папы – некрасиво. Да, не все взрослые воспитанные. Я это ещё в отпуске поняла.

– Сказали принести через неделю, – уточнил друг. – Теперь я переживаю.

– Ты молодец. Не волнуйся. Самое страшное позади. Папа сделает вовремя.

– Знаешь, – Максим задумался. – Хочется, чтобы в садике ко мне всегда так относились. Только как это сделать?

– Спросим у папы, он подскажет.

Друг кивнул и снова задумался. На просьбу Максима сделать скворечник и кормушку папа отозвался с радостью.

– Давайте и у нас во дворе повесим, – предложил он. Мы, не раздумывая, согласились.

На следующий день папа принёс светлые, тщательно отполированные досточки. Вечером с линейкой в руках что-то замерял, рисовал карандашом, пилил и строгал. В прихожей стоял приятный запах свежего дерева.

– Заготовки сделал, – сказал он перед сном. – Завтра вечером доведём до ума. И Максима не забудь позвать.

Вечером мы дружно помогали папе. Максим держал заготовки, пока папа сбивал их небольшими гвоздиками. Друг помогал с искренним интересом и воодушевлением. Я веником подметала мусор. Мама готовила ужин. Бабушка интересовалась, как продвигается работа? Все заняты делом. И тут я поняла: когда люди что – то мастерят, на споры и ссоры у них совсем нет времени. Особенно радостно, что мы с Максимом приносили хоть маленькую, но свою частичку пользы. За окном – холодный осенний ветер. В квартире тепло и уютно.

– Были бы все вечера такими дружными и полезными, – подумала я.

И вот… скворечник и кормушка готовы.

– Так… – папа оценил результат. – Теперь у птиц есть настоящий дом. Да и кормушка получилась удобной.

Максим осторожно положил кормушку на стул, а скворечник поставил на пол. Мы пошли ужинать. Кое-как разместились в маленькой кухне и с аппетитом уплетали жареную картошку.

– В тесноте – да не в обиде, – у бабушки «мудрости» на все случаи жизни.

После ужина папа задумался: скворечник слишком обычный. Чего-то не хватает. Мы с Максимом переглянулись, но понять, чего именно, не могли.

– Надо его раскрасить, – предложил папа и убежал в детскую. Через несколько минут вернулся с книгой в руках.

– Смотрите, – он раскрыл книгу. – Раскрасим вот такими узорами. – Мы внимательно рассматривали хохломскую роспись.

– Он получится необычный, – выводы иногда приходят сами.

– Обычный – любой сделает, а мы сделаем особенный. Росписью займёмся завтра. Я по дороге с работы захвачу бесцветный лак и кисточки.

– А кормушку можно забрать? – Максу не терпелось получить «заказ».

– Забирай. Сегодня хорошо поработали, – похвалил папа. – Завтра обязательно приходи – будем раскрашивать.

Максим поблагодарил и засобирался домой.

– Не ожидал, что так интересно получится, – поделился он перед уходом. – Я думал, если в садике о чём-то просят, то оно в тягость. А тут и узоры такие красивые. Я завтра тоже кисточки принесу.

– Здорово, когда так дружно. Папа всегда что-то придумывает.

После работы папа принёс бесцветный лак, а Максим – маленькие кисточки. Папа старательно выводил карандашом причудливые загогулины. Из них получались узоры.

– Фон прокрашивать не обязательно: дерево само по себе желтоватое, и так красиво. А с узорами придётся постараться…

– Па, откуда ты столько знаешь?

– Со школы – уроки рисования. Узоры можно не только рисовать, но и вырезать из бумаги. Получатся красивые закладки.

– Дядя Вова, научите нас как их делать? – Макс ухватился за новую идею.

– Конечно, научу. В выходные займёмся. Нам как раз книги «лечить».

Папа развёл чёрную, красную и зелёную гуашь. Затем показал, какие узоры каким цветом расписывать и попросил не спешить. Мы старательно выписывали маленькие детали. Чёрные завитушки, красные бусинки и кое-где зелёные листики придали скворечнику праздничный вид. Папа внимательно просмотрел нашу работу. И добавил красным ягодам чёрные чёрточки внизу. Ягоды стали объёмнее.

– Так-то лучше. Молодцы. Пусть краска сохнет. Завтра лаком покрою – и готово.

Прошло два дня. Расписанный и лакированный скворечник походил на сказочный домик. Макс с нетерпением ждал, когда отнесёт его в детский сад.

В выходные дни, как папа и обещал, мы учились вырезать узоры из бумаги. Приклеивали их на цветной картон – получались красивые закладки для книг, большие и маленькие. Папа показал, как экономно расходовать цветную бумагу, даже маленькие кусочки. Макс удивился.

– В садике такому не учат. Мы всё подряд режем. Если что осталось – выбрасываем.

– Мотай на ус, – папа умчался на кухню.

Через несколько минут вернулся с пачкой папирос «Беломорканал» и газетой. Застелил стол, аккуратно разламывал папиросы и высыпал табак. Полупрозрачную папиросную бумагу откладывал в сторонку. Интересно, зачем? В комнате непривычно запахло табаком.

– Готово, есть чем книги клеить.

– Папиросной бумагой? – уточнил Макс. Папа кивнул.

– Она прозрачная. Такую нигде не купишь, а для книг лучше не придумаешь.

«Лечением» папа занимался сам. Мы пристально наблюдали. Тонкая прозрачная бумага выравнивала надорванные страницы. После ремонта книги выглядели опрятными.

– Для корешков и обложек продаётся специальная плотная бумага. Купим, и книги станут как новенькие, – делился секретами папа.

– Когда вырасту, буду знать много, как ты.

– Или больше, – папа всегда меня поддерживал.

– Куда ещё больше? – недоумевал Макс. – Вы и так ходячая энциклопедия. Мне бы столько знать…

– Так только кажется, – папа явно скромничал.

– Дядя Вова, я хочу стать врачом, но рисовать, клеить, мастерить из дерева тоже нравиться. Как тогда быть?

– Да просто. Допустим, врач – твоя основная работая. А в свободное время мастери, что хочешь. Для дома хорошо, когда что-то умеешь делать сам. – Папа объяснял сложные вещи быстро и понятно.

В воскресенье во дворе нашего дома мы повесили кормушку. Папа крепко привязал её к ветке и накрошил свежего хлеба. Птицы кружили рядом, но не думали садится.

– Они нас боятся. Давайте отойдём – сразу слетятся, – папа тут же нашёл выход.

Мы отошли и стали наблюдать. Стоило птицам убедиться, что им ничего не грозит, они тут же принялись за угощение. Папа вспомнил, как в детстве, вместе со своим папой, мастерил скворечники и кормушки. Рассказал, какую пользу приносят птицы, и почему их важно беречь. Оказалось, весь животный мир тесно связан. Если один вид на грани вымирания, то страдают и другие. Это стало для нас настоящим открытием.

– А тараканы? – не верилось, что они зачем-то нужны. – Если их не станет, вроде никто не пострадает.

– Тараканы – статья особая, – папа немного замялся. – Но в природе и для них есть место. Иначе их не было бы. Разные жуки и насекомые – корм для птиц. Природа всё продумала до мелочей.

– Дядя Вова, когда мы в яхт-клуб ездили, столько интересного узнали. Дома я понял – про обитателей моря толком ничего не знаю, только акулу, дельфинов и осьминога. А узнать хочется. В море тоже всё как-то связано?

– Верно. Раз интерес есть, разберёмся.

Максим остался доволен. Раз папа обещал – слово сдержит. Птицы чирикали и клевали хлебные крошки. Мы гордились своей работой. Теперь у нас появилась новая забота – следить за кормушкой. Сегодня мы поняли: если дело тебе в радость – обязанностью его не назовёшь.

Выходные закончились. Максим понёс в детский сад скворечник и кормушку. Я с мамой отправилась на работу. Сегодня заберу керамического петуха и матрёшек, которых давно отдали в ремонт. Ожидание плавно перерастало в праздничное настроение. По дороге я напевала любимую песню из мультфильма «Приключения кота Леопольда».

– Если добрый ты – это хорошо,

А когда наоборот пло-о-хо-о-о…

– Хорошо, если ты добрый, правда?

Мама на ходу кивнула и прибавила шаг. Мне пришлось почти бежать. Оказалось, пение и быстрая ходьба несовместимы, и я замолчала. Расспрашивать маму, когда она спешит, бесполезно. Вразумительного ответа всё равно не получишь. В последнее время я подметила: чтобы попросить у взрослых что –то важное для себя – необходимо выбрать подходящий момент. Иначе вероятность отказа очень велика. Но если момент правильный – тебе точно не откажут. Быть наблюдательным полезно.

– Как же у взрослых всё сложно, – рассуждала я. – Ещё и подход к каждому постарайся найди.

День проходил на удивление спокойно. Мама писала, а я рисовала осень. Жёлтые листья падали с деревьев и улетали куда-то вдаль. Я знала: хорошую картину быстро не нарисуешь, работа заняла полдня. После обеда отправились в звукоцех. Мама поздоровалась, пропустила меня вперёд, напомнила про игрушки, и заспешила по своим делам. Я стояла на пороге. Трое мужчин настолько заняты, что не обратили на меня никакого внимания. А мамины слова, похоже, пропустили мимо ушей.

– Здравствуйте, – пытаюсь скрасить неловкую ситуацию. В тоже время неудобно отвлекать людей от работы. Мужчины обернулись, кивнули и снова вернулись к своим делам.

– Дядя Андрей, – я сделала шаг вперёд, – можно забрать свои игрушки?

Светловолосый курчавый мужчина развернулся на крутящемся стуле и с недоумением посмотрел сквозь меня:

– Какие игрушки? У меня ничего нет.

Я застыла, как вкопанная. Не знала, что и ответить. После заминки глазами пробежала на полкам. Среди паяльников, каких-то железочек и железок увидела петуха и матрёшку. Ко мне вернулась прежняя радость.

– Вот они, на полке!

– А, эти? Так я их тебе не отдам, – серьёзное выражение лица и заявление дяди Андрея выбили из колеи. Я собралась с духом:

– Но это мои игрушки, – протестовала спокойно, но настойчиво.

– Ну и что, – не сдавался курчавый. – Не отдам и всё.

Он крутился на стуле и смотрел так, словно меня здесь нет. От игрушек отделяло всего несколько шагов, но я не могла забрать их. С отказом столкнулась впервые. Обычно на вежливую просьбу отвечают доброжелательно. Внутренний конфликт набирал обороты. Настырность не давала уйти, а чувство собственного достоинства – заплакать. Ком подступил к горлу. На глаза наворачивались слёзы. Лицо залил лёгкий румянец. Вроде бы надо отступить, но неведомая внутренняя сила уступать не собиралась. Напряжение нарастало, я покраснела, как рак. Справедливость должна победить и точка. Иначе зачем читать сказки? Вдруг я вспомнила короткое выражение, которое, по непонятной причине, разило наповал. Сейчас оно как нельзя кстати. Я вздохнула, ещё раз посмотрела на свои игрушки:

– Дядя Андрей, иди вы на х..

Лицо у него вытянулось. Он беспомощно обвис и чуть не упал со стула. Коллеги начали смеяться. Я развернулась и ушла.

– Выражение и вправду волшебное. Любого наповал разит, – размышляла я. – Правда, игрушки остались там. Обидно.

Я добрела до кабинета, села за стол и молча уставилась в окно. Хорошее настроение пропало. Сложно понять – восторжествовала справедливость или нет? Но побеждённой себя не чувствовала. Я дала отпор, это – главное. Сколько прошло времени, одному Богу известно. Мама то убегала, то прибегала. Зазвонил телефон. Она взяла трубку.

– Да вы что? – её дела будто испарились. Мама удивлённо уставилась на меня.

– Оксана, пойдём, – она вышла из кабинета. Я поплелась за ней. Мы снова переступили порог ненавистного звукоцеха.

– Ваша дочь послала меня на три весёлых буквы, – с порога наябедничал дядя Андрей. Он никак не мог успокоиться.

– Оксана, это правда? – строго переспросила мама. Я кивнула. – Попроси прощения. Так нельзя.

– Не буду. Дядя Андрей взрослый, а невоспитанный. Я вежливо попросила игрушки отдать, а он не захотел. Я же чужого не прошу.

Мама с интересом взглянула на курчавого, начиная понимать, что произошло. Я заметила: она сдерживает смех, но пытается оставаться серьёзной.

– Ваша дочь ведёт себя неприлично, – выпалил мужчина.

– Неправда, – возмутилась я. – Меня в музее любят, я редкий, вымирающий вид.

– Нужно извиниться, – мама пыталась оставаться строгой… – Слово нехорошее, детям нельзя так говорить.

– Как вы не понимаете? Слово это – волшебное. Разит наповал. А говорить его можно, чтобы себя защитить.

Мужчины снова засмеялись. Похоже, даже дядю Андрей проняло. Он достал с полки игрушки и протянул мне.

– Всё в целости и сохранности, – по-доброму сказал он. – Только в большой матрёшке на дне дырочки остались. Но я их заделал.

Осторожно беру игрушки:

– Спасибо, – с благоговением ощущаю холодок керамики и тёплое матрёшечное дерево.

– Да я просто пошутил. Ты больше так не ругайся, договорились?

С души словно камень упал. Возникает удивительное чувство, когда друг друга понимают, и нет никаких конфликтов. Я посвистела в свистульку, убедилась – работает и сложила игрушки в мамину сумку.