скачать книгу бесплатно
Он сейчас промолчал, сдерживая накатывающее раздражение и просящийся на язык комментарий, – модная «красотка» обсуждала его совершенно без оглядки на то, что он ее слышит. Губы Катрин Брандербергер при этом тронула едва заметная улыбка, она заметила реакцию Никласа.
– Не всегда стоит судить по первому впечатлению, – спокойно произнесла Катрин.
– Да он и по второму впечатлению как-то не тянет на бесстрашного героя – юнец какой-то, – капризно протянула уточка и вдруг сменила тон: – Хотя мальчик смазливый, мне нравится.
Сдержанная улыбка на лице валькирии стала чуть-чуть шире. Никлас, стараясь сохранить бесстрастное выражение лица, отвернулся. Мальчик! Этой модной страшиле лет меньше, чем ему, это даже отрихтованное и вытянутое от губ-вареников лицо не скрывает.
Глубоко вздохнув, Никлас снова замер, поставив ноги на ширине плеч и скрестив руки за спиной – привычная поза, в которой он провел сотни часов в самых разных тренировочных лагерях.
– Что за странная одежда на нем? – услышал он капризный голос.
– Специальная униформа для воинских подразделений, действующих в пустынной местности с экстремально жарким климатом.
– Мы разве сейчас в пустынной местности с экскре… кхм, с жарким климатом? – со смешком поинтересовалась уточка.
– Нет, но еще неделю назад Никлас Андерсон был в самом центре А-Зоны, где в дневное время неподготовленный человек проживет не более пары часов. Так сложилось, что сюда Никлас прибыл максимально быстро, без багажа и в привычной для себя одежде.
– Кать, я не вижу логики… – задумчиво протянула уточка.
– Если ты чего-то не видишь, это не значит, что этого не существует, – с заметным холодком в голосе произнесла валькирия.
Настал черед Никласа едва заметно улыбнуться. Похоже, уточка умела располагать к себе людей. Отрицательное обаяние – придумал юноша на ходу именование такой характеристики.
После довольно резкой отповеди светловолосой валькирии на некоторое время на галерее воцарилось молчание – похоже, расписная бриллиантовая уточка обиделась.
– Катён, а ближе из кандидатов никого не нашлось? – нарушая молчание, вновь капризно протянула она. Нет, не обиделась, просто думала.
– Я просто к тому, что обязательно было этого красавчика сюда из такой далекой перди звать? Или ты его по внешности выбирала?
Никлас после ее вопроса подспудно ожидал услышать хлесткий звук удара – он видел, как в первый раз отреагировала Катрин, когда уточка назвала ее «Катей». Но не дождался – голос внучки рейхсграфа, когда она начала отвечать, звучал ровно.
– С вольной ротой капитана Андерсона рейхсграфа связывают давние отношения. В числе основных критериев для фенриха личной гвардии Брандербергеров есть не только профессиональные качества, но и лояльность. Среди сотен молодых людей, готовых предложить свою службу, сложно найти того, кто…
– Катюш, а фенрих – это кто? – беззастенчиво перебила валькирию уточка.
«Ну теперь-то ей всечешь?» – мысленно спросил Никлас.
– Фенрих – это кандидат в офицеры. Кстати, Никлас Андерсон изъясняется на четырех языках, русский в их числе. Так что он сейчас прекрасно нас понимает.
Никлас не удержался, улыбнулся. Валькирия действительно всекла уточке, хотя и не совсем так, как он ожидал.
Снова за спиной воцарилось молчание. Недолгое.
– Да, неловко получилось, – безо всякого смущения протянула уточка. Более того, как показалось Никласу, в ее голосе слышалось сдерживаемое веселье.
«Хорошо дебилам жить», – подумал Никлас, мысленно повторяя цитату своего первого наставника, которую тот часто применял. За спиной в этот момент что-то крякнуло – похоже, уточка начала говорить, но осеклась на полуслове: двери кабинета рейхсграфа наконец распахнулись, выпуская немаленькую компанию. Никлас, старательно сохраняя равнодушный вид, рассматривал выходящую в холл группу.
Один за другим из кабинета рейхсграфа появлялись жрецы и послушники культа Пути в белых и серых плащах. Всего гостей у рейхсграфа оказалось девять человек – среди облачений культа Никлас увидел двоих егерей из бригады «Рейнхард» в коричнево-зеленых накидках.
Серьезная, представительная делегация. Кроме символа песочных часов, общего знака Пути, у одного из жрецов на плаще была руна Ансуз. Черная, в серебряной окантовке – показывающая высокую иерархию. Хранитель знаний, теолог – Никлас знал это направление культа; одно из четырех традиционных, он часто встречал его эмиссаров в А-Зоне.
Теолога сопровождало двое мистиев-послушников в серых плащах со скрещенными пламенеющими мечами. Таких эмблем Никлас ни разу не видел, но судя по лицам и повадкам – явно представители одного из военизированных орденов культа. Но Никлас на них посмотрел мельком – все его внимание сейчас было приковано к двум жрецам в белоснежных плащах. Белый – самый высокий цвет в иерархии культа.
Одной из высших жрецов была девушка – с узнаваемыми чертами лица. Кристина Брандербергер, сестра стоящей сейчас на галерее Катрин, без сомнений. Очень уж похожи, как близнецы – хотя между ними разница в несколько лет; сходство не скрывает даже то, что у жрицы культа неестественного цвета волосы – пепельные, почти белые. На левой стороне груди на ее одеянии жрицы, кроме песочных часов культа, красовалась странная эмблема, которую Никлас ни разу не видел – ни вживую, ни в классификаторах направлений Пути. Это был кадуцей – жезл с обвивающимися вокруг него змеями. Но вместо привычных крыльев в навершии, жезл венчала перевернутая восьмерка – символ бесконечности.
И именно за плечом Кристины Брандербергер двигались двое егерей бригады «Рейнхард», явно выступая в роли телохранителей жрицы. Странно, очень странно – никогда Никлас не слышал, что егеря рейхсвера охраняют культистов.
Беловолосая жрица пристально смотрела на Никласа. Странный взгляд, странные глаза – светло-серая радужка с багряным ободком. Нечеловеческие глаза, очень похоже на контактные линзы. Никлас внешне спокойно встретил столь странный взгляд, но почти сразу же отвел глаза, обратив внимание на третьего жреца, также сопровождаемого двумя телохранителями в плащах послушников.
У него единственного из делегации культа широкий капюшон оставался на голове. Будучи опущен так низко, что наполовину закрывал лицо, затемняя нижнюю часть. Но высший жрец культа подходил все ближе, поднимая голову. Никлас смотрел и не верил глазам – в тени капюшона глаза жреца поблескивали синим отблеском.
Культист неожиданно ускорил шаг, направляясь прямо к Никласу. Когда он на ходу откинул капюшон, неподалеку тут же раздался сдавленный девичий вскрик. Никлас узнал голос – уточка на галерее не смогла справиться с эмоциями, не сдержалась.
Похоже, для капризной модной «красотки» особь смартмассы здесь оказалась таким же сюрпризом, как и для Никласа. Жрец культа между тем подошел к юноше почти вплотную. Теперь, когда он открыл лицо, сомнений не оставалось – это был бес, бездушная особь из смартмассы. Более того, не простой бес, а демон; самый настоящий арбитр – самостоятельный в действиях и части решений проводник воли Сверхразума.
Никлас впервые видел вживую столь высокую особь. Выглядел арбитр устрашающе и омерзительно: будучи создан по образу и подобию человека, на человека при этом он походил мало. Более всего бес из смартмассы напоминал экспонат в анатомическом театре – кожу ему заменяла полупрозрачная пленка, которая оставляла мускулы на всеобщее обозрение. Кровь у арбитра – как и глаза, была синего цвета, окрашивая в этот цвет и мышцы, среди которых выделялись белым сухожилия.
Арбитр был одной из самых страшных самостоятельных особей смартмассы; страшнее, пожалуй, только жнец и плакса – reaper и weeper в классификации, принятой в А-Зоне. Да и то, страшнее, если на пустом пространстве один на один выходить: жнец и плакса – это боевые особи, а арбитр может управлять сразу несколькими стаями ксеносов. Но было у арбитров, кроме официального названия, широко известное солдатское прозвище. Причиной его возникновения служила как раз отличающая его от остальных бесов прозрачная кожа: арбитров смартмассы называли condom. Или несколько более грубо – если произносить это слово по-русски на разговорный манер.
Остановился арбитр практически вплотную к Никласу, держа его взглядом поблескивающих пустой синевой глаз. А Никлас вдруг, ко всеобщему удивлению окружающих, рассмеялся. Громко, весело и искренне.
Смех убивает страх. Вот только Никласу не требовалось свой страх убивать: еще когда он увидел синий отблеск под капюшоном, он с невероятным трудом сдержался, чтобы не развернуться и не выбежать прочь. Сейчас юноша смеялся, чтобы этот страх – уже погашенный, не вернулся, не накатил на него готовой смыть разум волной паники. Которая – подходящая все ближе, ощущалась им уже весьма явственно.
Арбитр несколько долгих секунд, не изменив выражения бездушного лица, внимательно рассматривал юношу. Никлас закончил смеяться, убрал улыбку с лица и сам внимательно посмотрел в пустые, полностью заполненные синевой глаза.
– Потрогать можно? – протянул руку Никлас, едва не касаясь прозрачной кожи беса.
Ни один мускул так и не дрогнул на лице бездушной особи – рассмотрев дерзкого юношу, арбитр накинул на голову капюшон и, резко повернувшись, двинулся к выходу на улицу. За ним двинулись и остальные – перед тем как пойти следом, беловолосая Кристина Брандербергер неожиданно Никласу подмигнула.
Когда в холле не осталось никого из делегации культистов, сверху раздался дрожащий голос испуганной уточки, из которого совершенно исчезли протяжно-капризные нотки – отчего шепелявые звуки слышались более явно.
– Господи, господи… Катён, ты тоже почувствовала?
– Да, – коротко ответила валькирия чуть сдавленным голосом.
– Что это было?
– Арбитры обладают способностью подавлять волю людей, кратковременно лишать их разума, вызывая страх. Похоже, Никлас Андерсон обладает к этому иммунитетом. Нас еще затронуло совсем краем, основная мощь арбитра была направлена на него.
– Или он просто твердолобый идиот, который даже не знает, что такое страх, – запинаясь и постукивая зубами, негромко пробормотала уточка – похоже, она несколько потеряла над собой контроль.
Говорила модная девушка негромко, но у Никласа был очень острый слух, к тому же в холле стояла полная тишина. Юноша обернулся, пристально посмотрел в глаза испуганной капризной уточке. И вдруг улыбнулся. Криво, одними губами – глаза его оставались холодными. Модная «красотка» буквально оцепенела под взглядом его темных глаз.
– Сударыня, не имел чести быть вам представленным, – голос Никласа прозвучал негромко и холодно.
Пауза.
– Марша Юревич из Троеградья, гражданка первой категории, – произнесла Катрин, представляя замолчавшую, словно язык проглотившую, спутницу.
– Мой отец – Роберт Юревич, купец первой гильдии и глава Торгового Дома Юревича, уважаемый и влиятельный человек в Троеградье, – тут же дрожащим голосом добавила уточка. Именем отца бриллиантовая девушка как будто выставила щит, словно защищаясь от столь неприятного и пристального взгляда.
– Невероятно впечатлен знакомством с дочерью купца первой гильдии Роберта Юревича, мое почтение, – небрежно обозначил намек на поклон Никлас.
После его слов Катрин Брандербергер даже не стала сдерживать усмешку, хорошо уловив сарказм в голосе. Никлас же, глядя снизу вверх на Маршу Юревич, продолжил:
– Сударыня, несмотря на несказанную радость от чести знакомства с дочерью столь уважаемого человека, смею указать на вашу ошибку: мои когнитивные способности не на столь низком уровне, чтобы я попадал под классификацию идиота. Но в некотором роде вы правы, со страхом у меня особые отношения.
Катрин вдруг, больше не пытаясь сдерживаться, коротко и звонко рассмеялась. Она была наследницей рейхсграфа и после окончания учебы последний год ей часто приходилось общаться с высоко сидящими людьми ограниченных взглядов. Поэтому Катрин как никто другой знала, что иногда в ответ на грубость, вместо того чтобы сказать просто: «Сама дура», – приходится дипломатично громоздить велеречивые конструкции.
Несмотря на звонкий смех Катрин, на лице Никласа не появилось и тени улыбки. Говоря сейчас про особые отношения со страхом, он совершенно не лукавил. Мучительная тревога и муторная тяжесть в груди, издерганное состояние, постоянно потные ладони, бьющееся в горле сердце, частая оторопь, сухость во рту – от которой не избавиться, сколько ни пей воды; давящее чувство приближающейся панической атаки, дрожь и холодный пот, бессонница – все это было его постоянными спутниками с того самого момента, как он себя помнил.
Весь спектр эмоций проявлений страха был Никласу отлично знаком. Все его детство прошло под знаком мучений: заметив его пугливость, братья и старшие сестры звали его не иначе как Трусишка Ник; не было ни дня, когда для него не устраивали испытания, по любому поводу.
Он едва умел и боялся плавать на глубине – его толкали в бассейн и отталкивали от бортика каждый раз, когда он подплывал обратно и чуть успевал отдышаться; он боялся высоты – его тащили на гору, подталкивая к самому краю, смеясь и веселясь над его криками; он боялся прикасаться к птицам – оказывался на весь вечер запертым в кладовке сразу с десятком голубей. Ему некому было пожаловаться: с мачехой он не общался, а отец его просто не понял. Как и братья с сестрами: «Ой, да чего ты трусишь, Ник, это же всего лишь голуби!»
Они не были злыми, они просто не понимали, как можно настолько сильно бояться всего на свете. День за днем, месяц за месяцем жизнь складывалась в годы – превратившиеся в нескончаемый кошмар. Это продолжалось до того момента, пока однажды Никлас не перешел черту: в один из моментов страха стало настолько много, что он стал его постоянным естественным состоянием. И что-то в тот момент словно умерло в его душе. Он не перестал бояться, он перестал страх замечать. При этом у него не просто исчез страх смертельной опасности, а даже наоборот, в какой-то момент он возжелал ее. Настолько, что однажды впервые сам шагнул навстречу опасности. Это случилось в тринадцать лет, когда Никлас – вызвав уважение братьев, самостоятельно и без страховки забрался на отвесную скалу неподалеку от тренировочного лагеря.
С этого момента все изменилось – Никлас раз за разом бросал вызов судьбе, привыкнув не убегать от опасности, легко делая ставки не на жизнь, а на смерть; и раз за разом у судьбы выигрывал. Его абсолютное бесстрашие стало широко известно в узких кругах по всей А-Зоне на основных маршрутах проводки конвоев.
Наверное, если бы у Никласа были доверенные собеседники из психотерапевтов или знатоков буддийских ментальных практик, они бы могли попробовать объяснить ему природу его состояния. Но таких людей рядом с Никласом никогда не было.
Только один человек в этом мире – он сам знал, что не было никакого бесстрашия. Был только страх – постоянный спутник, с которым Никлас уже навсегда сжился, научившись его не замечать за долгие годы. Он давно привык к этому, и никто даже не подозревал, что известный своим лихим бесстрашием Никлас Андерсон не перестал бояться.
Это было его личной и сокровенной тайной.
Сейчас чувственная валькирия и бриллиантовая уточка, по губам которой Никлас только что прочел слово «безумный», смотрели на него с самыми разными чувствами. Явно среди прочего мысленно рассуждая про его отношения со страхом, но делая это совершенно далеко от истины.
В этот день в оценке его отношений со страхом ошиблись не только две такие разные девушки. Ошибся и оценивающий реакцию Никласа бес из смартмассы, который после мощной ментальной атаки посчитал по реакции, что юноша просто не способен испытывать это чувство.
Но если ошибки наблюдающих сейчас с галереи Катрин Брандербергер и Марши Юревич не повлияли ни на что, кроме испытываемых сиюминутных эмоций, то ошибка арбитра стала причиной того, что готовящийся почти два десятка лет план пошел наперекосяк, уже в самые ближайшие часы ломая многочисленные судьбы.
– Никлас Андерсон, фас ожидать рейхсграф Брандербергер, военный комендант город Грайфсвальд, – послышался зычный голос лощеного секретаря. Как тот появился из кабинета, ни Никлас, ни взирающие на него с галереи девушки даже не заметили. Обернувшись – наконец отпустив взглядом Маршу Юревич, сразу облегченно выдохнувшую, юноша двинулся в сторону открытой двери.
Никлас еще не знал, что идет сейчас к своему самому сложному вызову в этой жизни. Но, встретив меньше минуты назад арбитра из смартмассы, уже начинал примерно об этом догадываться. Привычно ощущая и привычно совершенно не замечая накатывающие где-то на краю сознания волны страха.
Глава 3
Дитриху Брандербергеру на вид было лет восемьдесят, но выглядел он весьма моложаво. Его светло-голубые глаза – ярко выделяющиеся на морщинистом лице, смотрели цепко и внимательно.
Некоторое время в кабинете стояла тишина. Рейхсграф внимательно и беззастенчиво изучал взглядом замершего перед столом Никласа, тот – сохраняя спокойствие, смотрел на массивную кабанью голову над столом рейхсграфа.
Вдруг за спиной Никласа послышался звук открываемой двери. Оборачиваться он не стал, но по отчетливому стуку каблуков догадался, кто именно зашел в кабинет. Догадка подтвердилась: Катрин Брандербергер. Едва не задев Никласа, она впритирку прошла мимо, усаживаясь в одно из кресел неподалеку. Грациозно закинув ногу на ногу, так же принялась изучать гостя взглядом, ритмично покачивая носком сапога.
Дитрих Брандербергер на внучку – лишь не так давно официально назначенную наследницей, внимания даже не обратил. Но именно ее и ждали, потому что, после того как Карин устроилась в кресле, он наконец обратился к Никласу.
– Расскажите о себе, молодой человек.
Говорил рейхсграф на немецком. Никлас ответил ему с полупоклоном, тоже на немецком, с некоторым трудом подбирая слова:
– Мой немецкий плох, господин рейхсграф. Позвольте использовать русский или французский?
– Меджусловjанскы jезык?
– На интере не говорю, только понимаю.
– Говорите на русском, – не скрывая неудовольствия, поморщился рейхсграф. Похоже, не только у его секретаря что-то личное, не мог не отметить Никлас мимоходом, прежде чем начать говорить.
– Родился лета семь тысяч шестьсот двадцать третьего по московскому календарю, в восемьдесят четвертый год новой эры европейского летоисчисления, на территориях Югороссии. Получил домашнее образование, с четырнадцати до шестнадцати лет обучался в Русском кадетском корпусе Александрии…
– Александрия – это есть город в Африке?
«Он специально речь коверкает, что ли?» – невольно прислушался Никлас к словам собеседника, потому что едва уловимый акцент звучал довольно наигранно, неестественно.
– Так точно, господин рейхсграф.
– Карашо, продолжайте.
– В шестнадцать лет отправился в Танжер, по обмену поступив на двухгодичные офицерские курсы Французского Легиона. По выпуску отправился в конвойные войска, после годичного контракта по представлению и воле отца прибыл к вам, чтобы здесь и сейчас предложить свою службу.
– Опыт боевой работы?
– Семь раз участвовал в проводке конвоев из Пекла в Дакар и Танжер как водитель скаута.
– Что есть «скаут»?
– Легкобронированный вседорожник. Экипаж, как правило, состоит из трех или четырех человек: командир, водитель, один или пара стрелков.
– Вы быть командир?
– Нет, в должности водителя.
– Вы закончили Танжер, не получив офицерский патент?
«Да коверкает специально, прекрасно он русским владеет», – определился наконец Никлас. С трудом даже удержался при этом от удивленной гримасы – подобный детский сад от столь взрослого и серьезного человека его поразил.
– Получил. Я был водителем командно-штабной машины, перенимая у взводного командира необходимый опыт. Год в должности сарджа после выпуска – это…
– По национальности вы?
– Русский.
– У вас нетипичное имя.
– Мой отец – пятый в фамилии Андерсон…
– Я карашо знаю вашего отца, иначе бы вы здесь и сейчас не стояли. Я говорю об имени.
– Меня назвали в честь отца моей матери.
