Легенда о шиповнике

Сам Ниар, с тех пор, как они познакомились с Морвен, долгое время не проявлял к ней никаких особых знаков внимания. Детьми они купались в местном озере, катались на лодках, строили уютные домики на ветвях деревьев, забирались в соседские сады за грушами или бегали с другими ребятишками.

Дружба Морвен и Ниара казалась легкомысленной забавой, пока им обоим не исполнилось по одиннадцать лет, а природа не дала о себе знать. Фигура Морвен становилась все более округлой и женственной, тогда как Ниар был ниже ее на голову и говорил смешным звонким голосом. Изменения во внешности подруги смущали его, и он отчаянно желал стать мужественнее ради нее.

И лишь спустя три года он, наконец, обогнал ее в росте, его голос обрел приятный баритон, мышцы налились крепостью. Вот тут Тэлфрин и обратил внимание дочери на то, что ей следует вести себя осмотрительнее.

Он по себе знал, какой губительной бывает страсть, и в закоулках памяти всплывали прекрасные женские лица, одно из которых вызывало отвращение, а другое – глубокую нежность.

Иногда Сигрун являлась ему в кошмарах, будто пробиралась к нему в опочивальню и целовала измазанными кровью губами, заставляя служить себе. А он просыпался под утро в холодном поту, пытаясь избавиться от мерзкого наваждения.

Он мечтал, чтобы ему снилась милая Хельда, но отчего-то это случалось так редко, что он стал забывать ее лицо.

Так бы и произошло, но, к счастью, Морвен так походила на мать, что это наполняло его сердце теплотой и радостью.

Хотя Тьма жила с ними бок о бок, они научились мириться с ней, как с чем-то неизбежным. Тэлфрин старался не обращать внимание на копошащиеся мрачные тени позади себя, на шуршащую паутину и молчаливых пауков, поселившихся под деревянными балками Блэрхайда, на то, как скребутся мыши, злобно вгрызаясь в деревянные перекладины.

Он понимал, что Хельда успела дать им последнюю надежду, подарить дочери самое дорогое, что могла сделать мать перед смертью: искреннее, полное любви благословение. Лишь поэтому Тьма не завладела ими полностью, не превратила их тела в черные коконы, хотя и погрузила свои когти в каждого обитателя замка.

Когда Морвен и Ниар вышли из таверны, небо уже затянули низкие плотные тучи.

Отсутствие солнца заставляло жителей Топкой долины быть осмотрительнее. Улыбки тотчас исчезали с их лиц. Всюду заполыхали факелы, а на площади и улицах возникала суета. Многие спешили отправиться домой, чтобы усиливающаяся темнота не застала врасплох.

Отразилось беспокойство и на лице Ниара. Он то и дело озирался, словно ожидал нападения, и сказал:

– Тебе пора ехать, пока окончательно не стемнело. Проклятая погода точно издевается над нами.

Девушка кивнула, испытывая благодарность за эти слова, понимая их причину:

– Не волнуйся. Ты же знаешь, что мой Мидхар самый быстрый в округе.

Ниар вздохнул:

– Да, но и те твари своего не упустят. Мы договаривались, что ты не будешь рисковать напрасно. Три дня тому огромный ольфарг утащил одного из завсегдатаев таверны. Прямо с заднего двора, понимаешь?

В его глазах промелькнул страх перед силой, которую невозможно было постичь. Морвен не стала спорить, чтобы не расстраивать друга:

– Но тогда ты и сам поспеши домой. Должно быть, твоя матушка переживает. Ты пьешь ту настойку, что она приготовила?

Ниар замешкался с ответом и покраснел. Девушка покачала головой:

– Что с тобой такое? Мы тоже договаривались, что ты не будешь пропускать прием лекарств. Лекарь сказал, что обмороки повторятся, если не принимать настойку.

Юноша раздраженно махнул рукой, отступив назад:

– Я был бы тебе признателен, если бы ты не напоминала об этом.

Она пристально посмотрела на него долгим взглядом, а потом отвернулась, чтобы взяться за луку седла и вскочить на лошадь.

– Как знаешь, – голос ее зазвенел. – Подумай о своей матери, если не хочешь думать о себе.

Он не ответил, лишь недовольно поджал губы, хотя в глазах мелькнули отчаяние и боль.

Морвен пришпорила лошадь, досадуя на несдержанность, но то, как поступал Ниар, сердило ее. То, о чем шептались соседи и на что намекал отец, выводило из равновесия. Странная болезнь Ниара преследовала его с детства, а с недавних пор участились внезапные обмороки.

Об этом знал и сын лорда Бриана, Кайден.

Девушка терпеть его не могла. Его холодную заносчивость, то, с какой гордостью он отзывался о своем роде и как уничижительно говорил о бедном Ниаре. А уж когда разговоры о болезни юноши дошли до ушей Кайдена, тот не скупился на злые и язвительные слова. Если до недавних пор он с опасением относился к нему и даже считал кем-то вроде соперника, то теперь его сомнения развеялись.

– Разве, – заявил он Морвен, когда она с отцом гостила у них в усадьбе, – твой низкородный дружок сможет оставить после себя наследника с такой-то хворью? Было бы гораздо лучше для всех, если бы его утащил ольфарг, чтобы бедняга не мучился.

Девушка так и вспыхнула от ярости, но не успела ответить на это язвительное замечание, ведь рядом появился отец. Лишь это и удержало ее от опрометчивых слов. Позже, засыпая в своей спальне, она ворочалась с боку на бок и корила себя. Теперь Кайден будет думать, что она согласна с ним. Мерзкий тип.

Злость придавала сил и Тьме внутри нее. Морвен это чувствовала. Стоило рассердиться, как темное колдовство овладевало ею, звало насладиться могуществом, которое дарует Богиня Мертвых. Отголоски тайных обрядов звучали в ее голове, словно она когда-то присутствовала при их исполнении, и к своему ужасу чувствовала, что они манят ее и соблазняют.

И тут же, вспоминая о своей матери, хваталась за маленький медальон с прядью белокурых волос, и шептала слова молитвы Богине Огня.

Тьма, нехотя, отступала. Но перед этим всегда говорила ей: «Ничего, дитя. Время еще придет».

Глава 3

Зал Приемов встретил Морвен оглушительной тишиной, когда она сбежала по каменной лестнице вниз. Гулко звучало эхо шагов, предупреждая о ее приближении.

Она знала каждую ступеньку, каждый скол на гранях, каждый булыжник, сейчас уже тронутый расползавшейся плесенью. От нее не было никакого спасения. Как только не пытались противостоять напасти: скребли стены, опаляли их огнем, мыли смесью воды и уксуса, или солью. Поначалу казалось, что зараза отступала, но спустя месяц камни вновь покрывались черными пятнами.

И всему виной была беспощадная Тьма, избравшая родной дом Морвен своим прибежищем.

Девушка скользнула взглядом по уходящим ввысь стенам, хранившим воспоминания о славных днях рода: потускневшие полотнища флагов и знамен, три выцветших гобелена, стоивших, по преданию, бочку золота. На них изображались воинственные предки, добывшие себе имя и честь в боевых походах. Щиты и оружие с клеймами Блэрхайда потихоньку обрастали ржавчиной, как сам замок – плесенью.

Отец уже сидел за длинным дубовым столом, а рядом застыл виночерпий, готовый по знаку господина налить хмельной напиток в серебряный кубок.

Тэлфрин хмуро смотрел перед собой.

В его памяти еще жили отголоски веселого брачного пира, который вскоре обернулся траурным. Он все еще будто слышал легкую поступь Хельды, и крадущуюся коварную – Сигрун. Воспоминания здесь окружали со всех сторон, давили, не позволяя сбросить с себя груз ответственности.

Впрочем, Тэлфрин никогда не допускал мысли о позорном побеге. Несмотря ни на что, он готов был держаться до последнего, даже если черная плесень покроет все кругом.

Девушка поцеловала его колючую щеку, и взгляд Тэлфрина потеплел.

– Мое дитя, – произнес он таким голосом, которого от него больше никто не слышал. – Присядь.

Морвен подчинилась, и Тэлфрин сделал короткий жест. Из арочного проема появились слуги, чтобы поставить на стол блюда, а потом так же быстро исчезли.

Девушка знала этот взгляд отца. Он был строгим и одновременно просящим. Будто суровый властелин Блэрхайда предчувствовал, что ему придется убеждать любимую дочь в том, о чем ей слушать не хотелось.

Так и вышло.

– Отец, – во взгляде дочери Тэлфрин тут же узнавал собственное упрямство. – Мне не по нраву сын лорда Бриана. И если бы ты присмотрелся к нему, то понял это без лишних слов. Я возненавижу его всей душой, как только служительница Огня скрепит наш союз.

Тэлфрин вздохнул, сдерживая негодование:

– Ты не понимаешь значимости этого союза. Кайден способен защитить Блэрхайд и долину, и станет тебе хорошим супругом. Я не хочу напоминать о дочернем долге, ведь ты сама должна это знать. Блэрхайду нужен наследник…

Он запнулся, понимая, что дочь почти не слушает его, и нахмурился.

Домашние духи застыли прямо над шелковым пологом, раскинутым над тяжелым креслом властелина. Они сверкали глазами и жались друг к другу, зная, что часть души Морвен защищает их, пока на ней есть печать материнского благословения.

Девушка незаметно подмигнула им: она стала видеть их еще в детстве, когда они нависали над ее колыбелью, шушукаясь.

Ее взгляд искрился смехом, и Тэлфрин, проследив за ним, обернулся, не понимая, куда смотрит дочь.

– Морвен, – устало произнес он. – Я бы хотел, чтобы ты отнеслась к этому серьезнее.

Она, наконец, снова посмотрела на отца, едва сдерживая смех, пока духи корчили смешные рожи.

– Прости, отец, – девушка откашлялась. – Я слушаю.

Он покачал головой, отпив из кубка:

– Ты знаешь о проклятье, и все же позволяешь себе такую беспечность. У нас нет времени. Я хочу, чтобы брак состоялся как можно скорее. Тогда, быть может, удастся тебя спасти.

– Отец, прошу, – девушка не сдержала негодования. – Ты веришь старым легендам и предсказаниям больше, чем мне?

– Разве Кайден не дальний родственник твоей матери? Разве на его гербе не цветет дикий шиповник? Разве не его предок принес культ Богини Огня на нашу землю, чтобы уберечь от древнего зла? Из всех молодых людей только он достоин тебя. Ваш союз ослабит проклятье или вовсе изгонит его. Все знаки указывают на это.

Морвен сжала пальцами подлокотники. Спорить с отцом на эту тему было невыносимо.

Да, с каждым днем приближалось совершеннолетие. Тьма в ней становилась сильнее, как и всюду. Черная плесень легла там, где раньше рос обычный зеленый мох. Царапанье острых когтей тварей, прячущихся в темноте, мешало уснуть, как и завывание огромных волков, что рыскали по округе в поисках добычи.

– Ты поверил словам старой Эйдис, – глухо обронила она. – Когда женился на моей матери, чей герб оплетает шиповник. Поверил в сказочный сон. Но все обернулось непрекращающимся кошмаром для тебя самого. Эйдис погибла, как и матушка. Я не представляю, как спасти Блэрхайд и долину. Куст розы не способен разрушить проклятье, отец. Не хочу, чтобы люди погибали, и приму судьбу, как полагается.

Девушка не раз думала об этом.

Как только Тьма овладеет ею окончательно и материнское благословение потеряет силу, в роковой миг она взойдет на самую высокую башню и ринется вниз. Конечно, отцу она не открывала своего замысла, понимая, что тогда он просто запрет ее в глухой комнате без окон, и будет до последнего верить в чудо избавления.

Она знала, что это сестра ее матери наслала темные чары и оплела ими замок. Отец говорил, что это произошло потому, что Сигрун поклонялась Богине Мертвых и не сумела удержать силу Тьмы, отчего та поглотила ее.

Сигрун потеряла рассудок и привела к гибели других. И теперь ее проклятие тяготеет над ними страшным бременем.

Тьме невозможно противиться, не уповая на Свет. Тьма коварна и изобретательна. Она заманивает в свои сети, плетет колдовство, чтобы получить как можно больше душ в услужение Призрачной Королеве.

Тэлфрин устало прикрыл глаза.

Ему приходилось лгать, что Сигрун помешалась и лишь поэтому долиной овладел проклятый Безымянный Мор. Он боялся, что дочь узнает о совершенной им глупости, когда поддался искушению. Ведь это из-за него самого, в конечном итоге, он лишился горячо любимой супруги, а теперь терзается страхом потерять и единственного ребенка.

Иногда он поднимался на черную башню, где когда-то жила Сигрун, оглядывал покрытые пылью кресла и кровать под тяжелым балдахином, и кричал от бессильной ярости, проклиная ее и себя.

Здесь она приготовила отраву, что пропитала их всех непроглядным мраком. Здесь обдумывала свою месть, замышляя погибель ему и его роду.

Мог ли он знать, чем обернется его беспечность?

Как он мог быть таким слепым?

Теперь следовало отбросить горькие сожаления, которые ничем не могли помочь. Они могли лишь напоминать о том, что нельзя недооценивать уязвленные чувства других.

Какое-то время отец и дочь ели молча.

– Я решил устроить прием, – внезапно сказал Тэлфрин и, заметив негодование на лице дочери, поднял руку. – Мы давно не устраивали пиршеств, а этот зал блекнет без них.

Морвен пораженно уставилась на него.

– Не лучше ли потратить деньги на телегу хорошего зерна?

Отец отвел взгляд и нахмурил брови.

– На этом приеме мы объявим о твоей помолвке с Кайденом. Я долго этого ждал и…

Он запнулся, наблюдая, как дочь меняется в лице, произносит слова извинения и отодвигает свое кресло, чтобы уйти.

– Сядь! – раздался повелительный возглас.

Тэлфрин собрался сурово отчитать дочь, но увидев ее заблестевшие от слез глаза, поперхнулся. Тон его тут же смягчился, хотя мужчина сотни раз клялся себе, что не станет поддаваться слабости и жалеть дочь.

Он прошел столько сражений, видел кровавые ужасы войны, смерть, боль, но две маленькие капельки в зеленых глазах, так похожих на глаза любимой супруги, делали его слабым и беспомощным.

Будь у него сын, он, конечно, обращался бы с ним иначе. Мужчина должен презирать собственную слабость и не потакать слабоволию. Но Морвен!

Стоило ему заметить ее печаль, как она снова становилась маленькой девочкой, которая когда-то забиралась к нему на колени с просьбой рассказать одну из историй их рода, а потом засыпала на его руках.

– Прошу тебя, – он кивнул на кресло, стараясь говорить не как повелитель, а как любящий отец. Девушка опустилась обратно на свое место, опустив голову, готовая в сотый раз выслушать о достоинствах Кайдена и о силе проклятия, что тяготело над ними.

– Твоя мать пожертвовала жизнью, чтобы уберечь тебя. Я говорю это не для того, чтобы ты ощутила себя виноватой, но для того, чтобы ты ценила ту жертву, которую она принесла. Она сделала это, потому что безмерно любила нас. И если есть хотя бы малейшая возможность спасти тебя, мне придется пойти на любые ухищрения.

– Я не люблю Кайдена, – бесцветным голосом произнесла Морвен. – Он неприятен мне.

Тэлфрин с досадой прищелкнул языком:

– Любовь – это роскошь, которую люди нашего круга не могут себе позволить. Нам приходится жертвовать чувствами ради долга. И все идут на это, понимая ответственность перед своим родом.

– Но ты женился на моей матери по любви, – с отчаянием выкрикнула Морвен. – Тогда отчего ты не желаешь того же для меня?

– Это скорее исключение, которому я был чрезвычайно рад. Нам просто повезло…

Тут он запнулся, понимая, каким скоротечным оказалось его счастье. Вспомнил заострившееся белое лицо Хельды и окровавленные простыни. Сигрун в ореоле черного тумана. Ее издевательский смех.

Морвен заметила, как посуровел отец и поняла, что он снова переживает потерю ее матери. Вряд ли их счастливые, но короткие отношения можно назвать везением. Тэлфрин откинулся на спинку кресла, взывая к богам, чтобы они вразумили его дочь. Иногда она проявляла излишнее упрямство.

– Прошу тебя, – он снова постарался смягчить тон. – Хотя бы не избегай Кайдена и позволь ему проявить свои лучшие качества.

О, да, она знала о качествах Кайдена не понаслышке. Мысль о том, что он поведет ее на брачное ложе, вызвала приступ тошноты.

Девушка перевела негодующий взгляд на отца, желая настаивать на своем, но сдержалась. Сейчас он выглядел как человек, который не приказывал, но умолял. Увидела человека, так боявшегося потерять дочь, что готов был поверить в любую легенду, способную уберечь от беды.

В конце концов, это только помолвка. И Морвен, к ее стыду, настигли ужасные мысли о том, что надменный Кайден может до нее и не дожить, учитывая, сколько кровожадных тварей рыщет по округе.

– Хорошо, – пробормотала она, сквозь зубы. – Пусть будет по-твоему.

По крайней мере отец на время успокоится и не станет изводить ее разговорами о помолвке каждый день, раз она согласилась.

И если он действительно стал упоминать об этом гораздо меньше, самой Морвен не удавалось отделаться от тоскливого чувства. Отчего она сама не может распоряжаться своей судьбой? Она – наследница самого Блэрхайда, способна взять управление в свои руки, когда придет час. И для этого ей вовсе не нужен такой муж, как Кайден.

Успокоить могла только прогулка верхом. Не проходило и дня, чтобы лес и скалы не оглашал стук копыт Мидхара, который проносился по округе подобно неукротимой буре.

Несколько лет назад отец подарил ей на день рождения чудесного коня, совсем молодого и своевольного. Он так и норовил укусить конюхов и взбрыкивал, когда на него набрасывали седло. Коня еще предстояло укротить, и Тэлфрин полагал, что этим займется старший конюх, но Морвен решила иначе.

Она воспользовалась наступившей темнотой, пробралась в конюшню, не обращая внимания на недовольное фырканье вороного. Проснувшемуся слуге было велено молчать и помочь взнуздать горячего коня, хотя он умолял хозяйку не делать этого.

Бедный малый боялся гнева повелителя, если с его дочерью что-нибудь случится. Но Морвен была непреклонна. Она опустила в его вспотевшую ладонь монету и приказала помочь ей, обещая не выдавать его.

Девушка провела по крутой шее коня ладонью, по его шелковистой гриве, и сказала, не обращая внимания на недовольный взгляд, которым окидывал ее норовистый жеребец:

– Я назову тебя в честь властелина зачарованной страны. Мидхир. Но чтобы боги не рассердились, изменю одну букву в твоем имени. Давным-давно…

Это была одна из сказок, что рассказывал отец. Морвен обожала, когда он приходил к ней в спальню перед сном, особенно, если ее мучала бессонница, а домашние духи не могли успокоить. Теперь и сама девушка поглаживала коня, чтобы успокоить, шептала ему чудесную легенду.

У одного земного короля была прекрасная жена по имени Эдейн. Мидхир узнал в ней возрожденную в новой жизни свою супругу и решил вернуть себе. Втайне от всех он приходил к ней, умоляя бросить короля и отправиться с ним в волшебную страну. Но она не помнила прежней жизни, и отказывалась сделать это. Муж должен отпустить ее по собственному желанию, и никак иначе.

Мидхир долго размышлял, пока, наконец, его не озарила одна мысль. Он приехал ко двору короля, притворившись, что желает сыграть с ним в игру, которую тот очень любил. Король, уважая столь высокородного гостя, согласился. Мидхир проиграл ему дважды, поставив на кон то великолепных лошадей, которых выращивают в волшебной стране и поят сладкой утренней росой, от которой они становятся сильными, то крепкое оружие работы волшебных мастеров, не требующее заточки.

Король радовался, получив столь богатые дары, а потому, когда Мидхир предложил сыграть в третий раз, ничего не заподозрил. Он решил, что тот плохо играет и согласился предоставить победителю все то, что тот сам выберет.

Каково было смущение и растерянность короля, когда Мидхир победил, а просьба его заключалась в желании обладать прекрасной королевой. Король понял по довольному блеску глаз своего гостя, что тот обвел его вокруг пальца.

По преданию, с тех пор смертные короли воспылали ненавистью к властителям волшебной страны и не упускали возможности воевать с ними.

Судя по хитрому взгляду коня, он обладал сметливостью властелина волшебных земель.

Скакун фыркал и скреб копытом землю, не готовый подчиняться. Когда он сбросил наездницу, то приготовился к наказанию за строптивость, как это бывало с ним раньше. Но эта маленькая девушка поднялась с земли, подошла к нему и приласкала, убеждая не упрямиться.

– Разве ты не хочешь промчаться вдоль берега реки, послушать, как стремительно текут ее воды? Разве не хочешь попытаться обогнать ветер, что дует с гор? Посмотри, какой ты быстрый и красивый, Мидхар! Позволь мне быть твоим другом, и я никогда не обижу тебя.

Конь ткнулся ей в ладони губами, склоняя голову. Он задиристо водил ушами, как бы показывая, что не смирился, но больше не пытался скинуть всадницу.

Так их дружба и зародилась.

Когда девушка по обыкновению пришла в конюшню, ее встретил испуганный слуга и произнес заплетающимся языком, что коня охватила неизвестная хворь.

На лице Морвен разлилась бледность. Да, разрушительная сила Тьма касалась всего вокруг, но она училась жить рядом с ней и даже противостоять ее безжалостным чарам. А теперь Безымянный Мор вонзил свои когти и в ни в чем не повинное животное!

Конь лежал в углу на разбросанном сене и хрипло дышал. Морвен замедлила шаг и втянула носом воздух: пахло лошадьми, подгнивающим деревом и немного запекшейся кровью.

Она опустилась на колени рядом с ним. Он чуть слышно заржал, пытаясь подняться, но тут же упал обратно, беспомощно вздрагивая. Девушка подавила рвущийся наружу крик и противный ком встал у нее в горле, который она никак не могла проглотить.

– Что случилось? – спросила она тихо у слуги.

Тот утер лоб, покрывшийся испариной:

– Ума не приложу. Вчера вечером ел и пил, как обычно. Я запер его и ушел спать, а утром обнаружил здесь. Он не вставал.

Морвен провела рукой по вздрагивающему черному телу:

– Ну что же ты, дружок, – произнесла она, пытаясь улыбаться. – Переел яблок? А как же наша прогулка?

Конь прикрыл глаза и устало вздохнул. Девушка не убрала руки, почувствовав что-то шершавое и колючее. Она посмотрела на пальцы и заметила, что они измазаны красным.

Морвен нахмурилась, подозвала слугу и попросила провести ладонью по блестящей шерсти коня:

– Чувствуешь? Будто у него под кожей мелкие колючки, а это, – она подняла ладонь, чтобы продемонстрировать красные отметины, – его кровь. Мидхар ранен. Надо обработать раны. Скорей неси чистую воду и настойку, которую я давала в прошлый раз.

Слуга бросился исполнять поручение. Девушка смочила мягкую ткань в воде и аккуратно провела ею по лошадиному боку: Мидхар тут же дернулся и застонал.

– Прости меня, дружочек, – пробормотала Морвен. – Знаю, что тебе больно. Потерпи.

Тряпка цеплялась за отростки под кожей, причиняя страдания животному.

– Что же это такое? – Морвен присматривалась к странным мелким зазубринам, вспоровшим шкуру коня, точно мелкие иглы изнутри. Их было очень много.

Рядом зашевелилась густая Тьма.

Она была тут и раньше, но девушка не обратила на нее внимание, как перестала наблюдать за ней в своих покоях и всюду, где бывала. Но тут черный сгусток потянулся к голове коня и тонкой струйкой затек ему в ухо.

Конь задрожал, дернулся всем телом:

– Нет, – зашептала Морвен. – Я не отдам тебе его. Он – мой. Убирайся!

Она знала, что это бесполезно. Потому что Тьма брала без спросу все, что пожелает. Все, что девушка могла, так это попробовать делиться собственной силой и частью Света, которой одарила умирающая мать. А теперь Морвен сама ощущала себя матерью, на руках которой умирал ребенок.

Она сидела так, положив голову Мидхара себе на колени, гладила его, поила настойкой и в десятый раз рассказывала легенду, которая подарила ему имя.

– Пожалуйста, – шептала она, роняя соленые капли ему на гриву, – не сдавайся. Не оставляй меня.

Конь обессиленно жмурил глаза, но от ее прикосновений и действия настойки, становился спокойнее.

Морвен пробыла с ним следующий день, и ночь. Отец даже перестал упоминать о помолвке, и судя по всему, нехотя велел перенести торжественный пир по этому случаю.

Морвен была благодарна отцу за понимание, ведь она не могла ни о чем думать. Липкий страх карабкался по ней и не желал отставать, словно гоблин, вцепившийся в случайно подвернувшегося ему путника.

Неужели прекрасное, гордое животное обречено на мучительную смерть?

Но смерть к нему так и не пришла.

Вскоре стало ясно, что Мидхар не будет прежним. Его тело менялось на глазах изумленных слуг и самой Морвен. Она поняла, что за мелкие зазубрины торчат из ребер коня, хотя не могла в это поверить. Они становились все длиннее, приобретая очертания, напоминавшее то, чего у обычных лошадей быть не могло.

И все же…

Разве боги когда-нибудь награждали их крыльями?

Она ощупывала мокрые, покрытые загустевшей кровью жесткие, будто железные, торчащие перья, и тут же отдергивала руку, когда раздавалось жалобное ржание Мидхара. Конь тянул шею, принюхивался к твердым шипам, которые торчали из его кожи и вопросительно смотрел на хозяйку.