Рецидивист 3. Амулет демона

Deadnoser

Рецидивист 3. Амулет демона

Пролог

… И озлился Исконный Враг, наблюдая, как хорошо живется на земле людям. И истек Он Ядом, из которого сотворил два диска, подобных Солнцу. И вложил Исконный Враг в эти диски всю свою силу… И запылали леса, закипели моря, реки и озера, земля спеклась и потрескалась от жара… И взмолились люди Хадо-Прародителю, и пришел он, чтобы спасти детей своих…

Долго камлал Хадо и нашел способ, как спасти потомков своих от Беды… Три стрелы изготовил Прародитель, их заклял Он особым образом: две – для Дисков Солнечных, и еще одну – для Исконного Врага, чтобы не творил Он больше на земле Зла… И сбил Хадо стрелами Диски Злокозненные… И упали они каплями расплавленного металла на землю…

Но не исчез тот металл – в нем была собрана вся сила Исконного Врага… Сам же Враг скрылся, забился, лишенный сил, в какую-то потайную щель, и не смог отыскать его Хадо-Прародитель, чтобы совершить Возмездие… Из металла, проклятого Врагом, выковал Хадо два амулета, для защиты потомков его от происков Исконного Врага… И завещал Хадо детям своим беречь амулеты, ведь в них собрана вся сила Врага… И рано или поздно захочет он вернуть её…

Песнь о Прародителе Хадо и трех солнцах.

1872 г. Россия.

Южно-Уссурийский край.

с. Никольское[1].

Старенькая лопата с основательно поеденным ржой лезвием, попав в щель меж камней, прятавшихся под скудным слоем почвы, скрежетнула, да так, что мурашки по коже, и переломилась аккурат посредине штыка.

– Вот судьбинушка моя горемычная! – обиженно воскликнул молодой паренек лет шестнадцати, разглядывая загубленный инструмент.

День у Антипки Филинова не задался с самого утра: еще не рассвело, а он уже умудрился нагоняй от старосты получить. Ну, подумаешь, не успел человек с вечера ограду на огороде поправить, так чего же, кажному теперь за такую малость ухи отрывать? О том, что сельское стадо потравило у старосты весь посев редиса, Антипка старался не думать. Но староста эту оказию ему еще обязательно припомнит, он, сволочь такая, злопамятный. До сих забыть не может, что весной ему Антипка борону слегка испортил…

– Всего-то пара зубцов-то и вылетела! – оправдывался тогда перед хозяином парнишка, виновато разводя руками.

– Пара зубцов? – староста едва дар речи не потерял, увидев изувеченную борону. – Что ж ты с ней, прости Господи, проходимец ты этакий, сотворил?

Что-что? Замечтался Антипка, разомлел под теплым весенним солнышком, после долгой зимы-то… Ну и не заметил, стал быть, как струмент-то за камни зацепился. А он, Антипка, стал быть, коника хлестанул, чтоб, значит, тянул веселей! Вот и дохлестался – борону в дугу скрутило, ну и зубьев, стал быть, недосчитал…

Пару. Не больше! Вот так-то оно! Ну, разве виноват Антипка, что у них в Никольском земля такая? Вот и дяденька Лопатин[2] ему так же говорил. Земля, говорил, здесь, Антипка, дюже интересная и замечательная! Такую землю, говорил, изучать надо со всем старанием и прилежанием. А все почему? Потому, что жили, Антипка, на этой земле племена неведомые, о которых истории нашей ничегошеньки неизвестно…

Жили-то жили, это ладно, но зачем поля-то портить? Когда посредь поля, али огорода, куча камней из земли выпрыгнет, это хорошо, по-вашему? А Иннокентий Лопатин-то и отвечал, что дом, Антипка, ихний, на энтом самом месте и стоял. А сам в тетрадку все чего-то записывал, рисунки там всякие, буковки… Да какой же это дом? Так, камней кучка, что он, Антипка, домов, по-вашему, не видел, что ль?

Усмехнулся тогда дяденька Лопатин, и в сторону пригорка, что в полуверсте от села, рукой махнул. А пригорок тот дюже замечательный: вроде бугорок, как бугорок, но на самой макухе того бугорка штуковина лежит, животина неведомая, из цельного большого куска камня выдолбленная[3]. Таких зверей Антипка и не встречал никогда, но говорили ему, что тот зверь чудной черепахом зовется. В панцыр, навроде богатыря былинного, упрятан.

Только панцыр у него дюже тяжел, и черепах тот, только ползать и могёт. Да еще у черепаха этого в спине дырка, в которой раньше другая каменюка торчала – плоская, что доска половая, широкая. Она около черепаха того валяется… А мож, и забрал уже кто по нужде.

Раньше, когда только-только село разбили, в округе много всякого такого добра и фигурок антиресных было: люди какие-то узкоглазые, скуластые, на хунхузов поганых похожие; собаки с мордами страшенными; Змей Горынычи зубастые… Даже целые попадались, не битые! Да, добра хватало, не у каждого помещика, как дядь Иннокентий говорил, такие спульпурные пампазиции в парках перед особняками наличествуют.

Антипка помнил, как он меж статуй с друганами своими в салочки играл. Многие фигурки исчезли давно – селяне растащили для стройки… Дюже сподручные каменюки для фундаменту – вон в церквушку каку ладную плиту, всю сплошь закорючками фигурными расписанную, приспособили. Батька тож, пока жив был, камни с бусурманского городища таскал. Жалко батьку – тигр в тайге подрал…

При воспоминании о погибшем отце навернулись у парнишки слезы. Антипка шмыгнул носом и вытер слезинки грязным рукавом рубахи.

– Антипка! – окликнул паренька Василий Пухарев[4], проходивший мимо. – Чего сопли распустил? Опять чего натворил?

– Не, дядь Вась, все хорошо! – ответил Антип. – Это я так, батьку вспомнил.

– Батьку это хорошо! – согласно кивнул Пухарев, доставая из кармана кисет с табаком. – У, – присвистнул он, увидев сломанную лопату, – а со струментом чего?

– Сломалась. – Пожал плечами Антипка.

– Ага, – усмехнулся Василий, с наслаждением затягиваясь, – вот так сама взялась и сломалась? Тебе староста все ухи за нее оторвет! А у тебя, как я погляжу, они еще с утренней не отошли. Как же ты, балбес, о заборе-то забыл?

– Так получилось, дядь Вась, – опять пожал плечами Филинов, потирая оттопыренные уши. – Сам видишь, земля какая! – Антипка ковырнул обломком лопаты землю. – Каменюки сплошные… На кой здесь господину начальнику округа понадобилось общественный сад разбивать?

– Антипка, наше дело маленькое – сказали копать – ко… – Василий не договорил – внимание крестьянина привлекло облако пыли, висевшее над перелеском.

Из-за деревьев, скрывающих дорогу, показался отряд всадников, сопровождающий две большие крытые телеги.

– Кто это? – озадаченно почесал затылок Пухарев.

– Китайцы! – побледнев, всполошился Антипка, разглядев узкоглазые лица всадников.

– Неужто опять хунхузы[5]? – спокойно произнес Василий. – Беги, Антипка, к начальнику округа… Да побыстрее!

Парнишка, бросив на землю поломанную лопату, со всех ног кинулся к селу. Отряд стремительно приближался. Василий уже без труда мог разглядеть раскосые физиономии незваных гостей.

– Не похожи они на хунхузов, – оценив добротную одежку китайцев, буркнул себе под нос Пухарев. – Какого только лешего им здесь понадобилось?

Тем временем передовой отряд всадников поравнялся с крестьянином. Китаец, одетый в дорогой халат, видимо, командир отряда, резко натянул удила. Конь недовольно заржал, встал на дыбы и остановился. Успокоив недовольное таким обращением животное, китаец отрывисто бросил Василию:

– Шуанченцзы[6]?

– А? – не понял Пухарев. – Какой, к собакам, шуан? – После многочисленных нападений на село хунхузов в былые годы, страх к китайцам у Василия слегка поистерся.

– Никольска? – произнес китаец, недовольно дернув щекой, изуродованной рваным шрамом.

– А-а-а, понял! – кивнул Василий. – Никольское. Это у нас. Вот оно! – махнул рукой Пухарев в сторону ближайших домов. – А вы к нам откуда, люди добрые? – в свою очередь поинтересовался крестьянин. – По всему видно – издалека.

– Нингута[7], – ответил китаец, спрыгивая на землю.

– За какой надобностью в такую даль тащились? – удивился Василий. – У нас сейчас и купить-то нечего – только-только отсеялись.

– Сталсый кто? – произнес китаец, игнорируя вопрос мужика.

– Старший? Это вам к господину начальнику округа надо… Или, на худой конец, к старосте…

– Где насяльника? – нетерпеливо перебил Василия китаеза.

– Да вон он, – указал на толпу, бегущую к ним от села, – в спинжаке.

Китаец что-то брякнул по-своему и отошел от Василия к подъехавшему отряду.

– Мы на месте, господин, – с полупоклоном произнес он по-китайски, обращаясь к надменному всаднику, восседающему на огромном вороном жеребце. – Можно моим людям немного отдохнуть, владыка Юншен[8]?

Всадник зыркнул глазами по сторонам и утвердительно кивнул. Командир отряда нервно потер шрам и, не разгибаясь, попятился. Василий, ставший невольным свидетелем этого разговора, хоть и ничего из него не понявший, с удивлением отметил, что командир отряда – умудренный боевым опытом ветеран, а это было заметно даже невооруженным взглядом, панически боится этого надменного седока. Да и остальные члены отряда стараются держаться подальше от этого господина. И не зря – было в нем что-то этакое, недоброе… От него прямо-таки веяло холодом.

Василий поежился, когда по нему просто мельком прошелся рассеянный взгляд седока. Как морозным ветром обдало. Да и вообще, как заметил Пухарев, внешность этого китайца разительно отличалась от его спутников: когда он величественно спрыгнул с коня, стало заметно, что господин, по крайней мере, на целую голову выше своих бойцов, дорогой халат обтягивал широкие мощные плечи, которым позавидовал бы и Степка-кузнец.

Толстая коса, небрежно брошена на выпуклую грудь, двумя мощными плитами натягивающую ткань стеганого халата. Пока командир отряда сопровождения о чем-то договаривался с жителями Никольского, высокий господин неспешно пошел в сторону пригорка, на котором покоилась исполинская каменная черепаха. Китаец остановился подле истукана и вновь оглядел окрестности с высоты пригорка. Так и есть – пусть и с трудом, но сквозь окружающую лесную поросль еще угадывались останки некогда большого древнего города – вотчины проклятых князей Ваньянь[9]. Как же долго они водили его за нос! А ведь ему тогда казалось, что он держит под контролем ненавистное племя.

Воспоминания о былом всколыхнули в Юншене давнюю ненависть: его лицо посерело, исказилось жуткой гримасой – из-под человеческой личины на мгновение проглянула его истинная демоническая суть. Даже по прошествии веков Владыка не мог забыть вероломства дунчжэней[10]. Это он возвысил их над другими племенами, только с его помощью эти сучьи выродки смогли основать свою Золотую Империю, заставив целовать пыль на своих сапогах бывших правителей Поднебесной – Сунских[11] государей.

И за все это Юншен требовал от них такую малость – отыскать пару жалких древних амулетов… Они не смогли сделать для него даже этой малости… Вернее смогли, но скрыли, спрятали реликвию от своего благодетеля! За что и поплатились! Он уничтожил их руками моголов, стер с лица земли империю Цзинь, разрушил до основания процветающие города, предал забвению даже упоминания о некогда великом народе…

Они знали, на что шли – история Бальхэ должна была стать для них хорошим уроком. Но, не стала… Неужели после бесконечной череды поколений из них до сих пор не выветрился дух прародителя Хадо? Как смогли они пронести сквозь тьму веков его наказы и заветы? Ведь поначалу правители Бальхэ[12] тоже клялись ему в верности. Их эмиссары рыскали по всему свету в поисках утерянных артефактов. И при втором короле Бальхэ Да Уи один из артефактов был найден. Его везли в Верхнюю Столицу, но не довезли. Большой отряд сопровождения пропал в таежных дебрях на территории будущей провинции империи – Шуайбинь[13]. А вместе с отрядом пропал и сам артефакт.

Именно тогда по настоянию Юншена Да Уи расшил границы молодого государства за счет племен хэйшуй-мохэ. Расширившиеся владения Да Уи прочесал «мелким гребнем», но амулет не «всплыл» – он как сквозь землю провалился. Его не удалось обнаружить, несмотря ни на какие усилия. А с годами зажравшиеся правители Бальхэ забыли о том, кому обязаны высоким положением, и вовсе прекратили поиски. Они считали, что сами теперь в состоянии диктовать условия кому бы то ни было! Даже ему! Истинному Владыке Буни[14]! Глупцы! Он уничтожил их мечами киданей. Точно так же, как позже уничтожил дунчжэней с помощью моголов.

И лишь по прошествии стольких лет он, наконец-то, смог «взять след». Оказывается, один из амулетов все время был практически под самым его носом! Проклятый Ваньянь Джун[15], больше известный под именем Эсыкуя, спрятал артефакт в гробнице своего бывшего врага – последнего императора династии Сун, Чжао Цзи, низложенного дунчжэнями. Плененного владыку привезли на крестьянской повозке в Пекин, доставили в Храм Предков и провели над ним обряд снятия сана Владыки Поднебесной. Но, почему-то, не казнили. После этого сверженного императора отравили в ссылку – тайно привезли в Суйпинь, в одну из бывших провинциальных столиц Бальхэ округа Шуайбинь, под именем Ваньяньского князя.

Когда бывший император почил, покойнику устроили пышные похороны как дунчжэньскому лицу первого ранга, возвели погребальный комплекс с мавзолеем, храмом для жертвоприношений, аллеей каменных изваяний, колоннами и торжественными вратами. Над мавзолеем была установлена скульптура черепахи, несущая на спине стелу, с перечислением заслуг усопшего.

Такой посмертной чести в Суйпине удостоился позже лишь сам Эсыкуй. Но стела Сунского императора, в отличие от стелы Ваньянь Джуна, была пустой, как будто покойник не совершил в жизни ничего выдающегося. На самом деле так оно и было: что сделал Сунский император для дунчжэней, кроме того, что освободил для них трон Владыки Поднебесной? Гробница неизвестного Ваньяского князя должна была служить лишь одной цели – скрывать вожделенный амулет. Жаль, что понимание этого пришло так поздно… Но – лучше поздно, чем никогда!

Китаец вновь пробежался взглядом по окрестностям: как неумолимо время! А ведь когда-то это был цветущий край: мощеные камнем дороги, высокие стены городов Суйпиня и Кайюаня, роскошные дворцы окружных владык, вспаханные поля, ухоженные вишневые и персиковые сады, чьи одичавшие деревья до сей поры дают цвет…

– Мой господин, – к владыке Юншену вновь подобострастно приблизился командир отряда охраны, – все готово. Местные крестьяне нам помогут.

– Хорошо, – не глядя на ссутулившего воина, холодно ответил Юншен. – Неси свиток и веревку.

– Слушаюсь, владыка!

Отойдя на значительное расстояние, командир отряда выпрямился, и со всех ног кинулся к одной из повозок. Не доверяя никому, он отомкнул серебряным ключиком инкрустированный золотом маленький ларец. В обшитом красным бархатом чреве ларца лежал древний манускрипт и веревка, на которой через равные расстояния были навязаны узелки. Вынув свиток, командир отряда бережно прижал его к груди, взял веревку, после чего вновь запер шкатулку и вернулся к высокому господину.

– Повелитель…

Юншен взял свиток, развернул его и погрузился в чтение вычурных китайских иероглифов. Местные жители, сообразившие, что пришлые китайцы им не страшны, с любопытством наблюдали за действиями высокого господина.

– Спроси у них, – презрительно процедил сквозь зубы владыка, обращаясь к начальнику охраны, склонившемуся в почтительном поклоне, – черепаха стоит на том же самом месте?

– Слусай, урус, мой господина хозет знать, никто эта камень не двигать? – перевел слова Юншена воин.

– Что мы, болезные, что ли? – рассмеялся староста. – В этой каменюке пудов сто будет, а то и поболе. Кто ж в здравом уме будет живот себе рвать? Мелочь, то да – растащили на хозяйство. А каменюка ваша, уж будьте покойны – на своем месте стоит.

– Они говорят, черепаха стоит на своем месте, господин!

– Я слышал… – снизошел до ответа Юншен. – Веревку! – он требовательно протянул руку.

Местные жители с изумлением наблюдали за действиями чужаков, которые, по всей видимости, искали какое-то определенное место. Когда оно было найдено, китайцы наняли рабочих, хорошо им заплатили и заставили рыть землю. К вечеру крестьяне откопали каменный склеп, почему-то оказавшийся в стороне от черепахи. По приказу высокого господина могилу вскрыли. В темном чреве склепа обнаружился старый прогнивший гроб. Когда домовину подняли на поверхность и открыли, в гробу обнаружился скелет воина в доспехах и в вооружении.

– Я так и знал – это Джао Цзи! – довольно воскликнул владыка, разглядев узорчатые пластины доспеха и меч. – Все назад!

Воины кинулись выполнять распоряжение владыки, оттесняя толпу крестьян, сгрудившуюся у гроба. Юншен не испытывая отвращения залез рукой под доспех мертвеца в районе груди. Так и есть, еще не коснувшись амулета, владыка почувствовал легкое покалывание в подушечках пальцев – тень былой Силы узнала Повелителя и льнула к нему, как соскучившаяся за время долгого отсутствия хозяина собачонка! Однако, что-то было не так – Силы, содержащейся в амулете, было настолько мало…

Выдернув амулет из-под доспеха, Юншен, не сдержал разочарованный рев, от которого попадали на колени смертные, закрывая руками уши:

– Подделка! Опять подделка!

Возвращение былого величия опять отодвигалось на неизвестный срок.

[1] с. Никольское – основано в 1866 году (в честь св. Николая Чудотворца) переселенцами, прибывшими из Астраханской губернии. Ныне – город Уссурийск.

[2] Лопатин, Иннокентий Александрович (1839-1909) – горный инженер и географ, археолог и этнограф, исследователь Восточной Сибири, Дальнего Востока и Сахалина.

[3] Каменная черепаха – памятник эпохи средневековья (XII век). Остатки погребального комплекса чжурчжэньского полководца Эсыкуя (1080—1148 гг.), принадлежавшего к клану Ваньянь, основавшему династию Цзинь.

Когда место было найдено, китайцы наняли рабочих и заставили их рыть землю. Скоро был отрыт каменный склеп и в нем гроб. В гробу оказался воин в доспехах и в вооружении. Китайцы заровняли место раскопок и на другой день увезли находку с собой".[4] Василий Пухарев – крестьянин села Никольское. Сохранился его рассказ о приезде в село Никольское китайцев из Нингуты: "Это было в 1872 году. Китайцы приехали из Нингуты и привезли с собой план и какие – то рукописи. Они читали их и делали измерения около каменной черепахи". [5] Хунхузы – банды китайских налётчиков на Дальнем Востоке России и в Маньчжурии и в северных провинциях собственно Китая, которые занимались грабежом, захватом в рабство и таким образом терроризировали местное население. Состояли в основном из беглых китайских солдат, крестьян, деклассированных и ссыльных.

[6] Шуанченцзы – в переводе с китайского – двуградие, поселения, обозначенные на старых китайских картах в районе современного Уссурийска (Шуайбиньфу и Шуанченцзы).

[7] Нингута – Нинъань, в прошлом более известный под маньчжурским названием Нингута – город в провинции Хэйлунцзян Китайской Народной Республики. Будучи одним из самых южных городов в бассейне Амура, в XVII в. Нингута являлась самым значимым городом цинских властей в этом огромном регионе. В 1650-ых гг. Нингута стала на некоторое время главной базой маньчжуров в их войнах с русскими землепроходцами, пытавшимися колонизовать бассейн Амура.

[8] Юншен – вечноживущий (кит.)

[9] Ваньянь – один из многочисленных чжурчжэньских кланов, объединивших на рубеже ХI-ХII вв. всех чжурчжэней в единое государство. Правящая чжурчжэньская династия империи Цзинь. Основателем Династии Цзинь был племенной вождь Агуда из клана Ваньянь.

[10] Дунчжэни – чжурчжэни.

[11] Сун – империя Сун – государство в Китае, существовавшее с 960по 1279годы. Переломным пунктом в истории династии является 1127 год, когда войска чжурчжэньского государства Цзинь захватили столицу империи Сун, Кайфэн. Императорский дом был уведен в плен в Маньчжурию, но одному из сыновей отрекшегося монарха удалось бежать на юг, в Цзяннань. Он перенес столицу в Линьань (современный Ханчжоу), а его военачальник Юэ Фэй остановил дальнейшее продвижение чжурчжэней на юг.

[12] Бальхэ (Бохай, Пархэ) – первое государство тунгусо-маньчжуров, существовавшее с 698 по 926 годы, располагавшееся на территории Маньчжурии, Приморского края и в северной части Корейского полуострова. В 926-ом годуБохай было завоёвано киданями.

[13] Шуайбинь – ныне Южно-Уссурийское городище, предположительно основанное тунгусо-маньчжурскими племенами мохэ. Поскольку данное городище отождествляется с летописным городом Шуайбинь, предполагается, что в это время Суйфун (Раздольная) вошёл в состав Бохая. На Суйфуне была образована одноименная область Шуайбинь, состоящая из округов Хуачжоу, Ичжоу и Цзяньчжоу. Бохайцы тщательно подходили к выбору места под центр области. Построенный город должен был контролировать мохэское население на покорённой местности. Место оказалось удачным, и Шуайбинь вырос в крупнейший город на территории современного Приморья и мог быть центром для всего региона.

[14] Буни – мир мертвых в тунгусо-маньчжурской мифологии. Муу – Владыка Буни.

[15] Ваньянь Джун, Эсыкуй – Летописные материалы утверждают, что в 1124 г. в район Уссурийска из Елани переселяются еланьские ваньянь, вождь которых известный чжурчжэньский полководец Ваньянь Чжун (Эсыкуй) был погребён на территории современного города в 1148 г. Останки его мавзолейного комплекса, возведённого в 1193 г., были разрушены в XIX в.

Глава 1

Наши дни.

Владивосток.

Впервые о любителях металлопоиска Вован услышал год назад, прошедшей осенью, от своего коллеги-приятеля Толяна, с которым он уже несколько лет «протирал штаны» в одной конторе. Нет, он и раньше натыкался в сети на рассказы и статейки о чудаках, бегающих по лесам и полям с металлодетекторами в поисках старых монеток и древних артефактов исчезнувших цивилизаций Приморья, но лично знаком не был. Историей Вован особо не увлекался, но знал, что на территории Приморского края некогда существовали государства Бохай1 и Цзинь2, оставившие после себя целую кучу археологических памятников. Так вот, однажды Толян приперся на работу в несколько возбужденном состоянии, и принялся рассказывать о своем двоюродном брате – Тимохе, с полгода как подсевшего на эту хрень. Ну, на металлопоиск. Если честно сказать, особого интереса в тот день Вован к его рассказу не испытал – мало ли кто как с ума сходит. В наше время у любого чела должна быть отдушина, хобби, любимое занятие, чтобы не зацикливаться на повседневке. Кому-то в кайф охота и рыбалка, кто-то тащится от экстремального отдыха, кого-то прет от обычного туризма, кто-то может часами гробить время на спортплощадке… Есть люди готовые продать душу за редкую марку или монетку, есть рисующие, поющие, графоманящие… А один известный Вовану знакомый знакомого, довольно-таки солидный и обеспеченный дядька, избрал себе и вовсе необычное хобби – уход за обувью: крема, щеточки и остальная сопутствующая хрень; какой пастой, какую кожу чистить, шоб блестела… И так бывает. Так что в увлечении Толянова брательника не было ничего необычного. Настораживало Вована лишь одно – что Тимоха, прежде заядлый рыболов, легко забыл о своем предыдущем интересе.

Вован, в конце концов, тоже успешно забыл о рассказе Толяна до весны. А весной Толянова родственничка призвали в доблестные вооруженные силы, и он оставил металлодетектор брату. На следующий день Толик притараканил прибор на работу.

– Во, видел, какая штукенция, – похвалился он, махая собранной «клюшкой».

– Прибор, как прибор, – равнодушно пожал Вован плечами, не разделяя радости Толика. – Какой от него прок?

– Ничего-то ты, Вован, не понимаешь! – с авторитетным видом заявил Толик. – С помощью этой штуки можно прикоснуться к истории…

– К какой, к чертям собачьим, истории? – Вован явно не разделял энтузиазма коллеги по работе.

– К истории нашего края… Да и вообще: интересно все это…

– Ловко тебе братуха мозги промыл! Ты ж никогда раньше историей не увлекался.

– Вован, сам в шоке! Тимоха обо всем так интересно рассказывал, что я тоже подсел. Ты представляешь, что на территории Приморья существовали настоящие средневековые государства…

– Слышал-слышал. Это ты о Бохай и Золотой Империи?

– Ага. Значит слышал?

– Так, краем уха.

– А ты, например, в курсе, что чжурчжэней3 уничтожили войска Чингис-хана4?

– Серьезно? Чингис-хан? У нас в Приморье? Тот самый, который татаро-монгольское иго? – Вован время от времени полистывал от скуки историческую литературу, случайно попадающую ему в руки, в основном посвященную истории Древней Руси, но такого факта явно не знал.

– Он самый! Который, как ты говоришь, татаро-монгольское… Интересно? – риторически спросил Толик и сам же тут же ответил:

– Конечно, интересно! А еще братуха небольшую историческую коллекцию дома собрал: наконечники стрел, монетки… Да я тебе ща фотки покажу.

Он вынул из кармана флешку и воткнул её в гнездо системника.