
Полная версия:
Две полоски. Двойная ошибка
Берта вылила в себя остатки коктейля, снова щелкнула пальцами, парень без слов освежил.
– Ой, мать, ну ты, ей-богу, как в первый раз, ну трахнули, ну что случилось-то? Мир не треснул, небесное светило не упало на земную твердь.
Вообще-то, меня не каждый день трахают одновременно двое мужичков. Групповушка как бы не мой конек.
– А ты вообще откуда?
Стали так интересны ее сравнения с земной твердью.
– А откуда мы все? У нас с тобой одна необъятная родина.
– А как стала… ну…
– «Мамкой»?
– Да. – Было неудобно спрашивать.
– Повысили меня, до этого топталась «в поле».
– Нравится?
– Конечно, вот таким, как ты, сопли вытирать после первого раза и мозги вправлять дурехам.
Снова появляется «Секс на пляже», но теперь женщина смотрит не на меня, а поверх головы, неприязненно морщится.
Хочу обернуться, но Берта останавливает:
– Полиция, они сейчас уйдут.
Не хватало еще загреметь в участок за проституцию, а на мне даже нет трусов.
– Кстати, классная рубашка, дорогая.
– Трофейная.
– Ты мне нравишься. Люблю здоровый цинизм.
– Ты их связная?
Берта громко смеется, обнажая белоснежный ряд зубов, делает глоток коктейля:
– Все мы тут связные.
– Почему ты работаешь на них?
– Деточка, ты как с луны упала, мир – он гораздо сложнее, и тут рука моет руку, слышала такое выражение? Меня прикрывают от местной власти, давая той же власти нужные сведения об интересующих людях. Мои пташки много кого обслуживают, разговорят немого, поднимут мертвого.
– Звучит как девиз. У вас нет профсоюза?
– Все у нас есть, я девочек не обижаю и никому не даю в обиду.
– Почему тогда они не послали профессионалку?
– Это палево, они бы поняли.
– А так я, типа, пришла пианино настраивать? Или продавать кексы от кружка скаутов?
– Ты определенно мне нравишься, оставайся. Устрою тебя шикарно, зуб даю.
А вот мне все это не нравится и не нравилось с самого начала.
Но как же я была счастлива, что меня наняли переводчиком, что я первый раз в жизни могу наконец воспользоваться своим загранпаспортом, который три года пылился в шкафу. Что я могу показать себя как профессионал, как квалифицированный переводчик, но оказалось, что все, кроме Эмиратов, пустышка.
Миронова, конечно, удружила. Сучка. От нее хорошего и ждать не стоило. Подкинула двух «крутых бизнесменов», которые на деле оказались предателями родины. Приехали продавать под видом перспективного проекта какие-то чертежи, схемы, бумаги.
Ими потом тряс перед моим лицом один из двух серых костюмов, орал об измене родине, о политическом преступлении, о том, что за пособничество меня в лучшем случае сгноят на зонах Воркуты.
Кромешный ад.
– Так ты все сделала?
Жучок и зеркальце остались в том номере, как и разорванное платье и стринги. К этому списку можно прибавить мой моральный облик шалавы, которой я все-таки стала, и недостойное приличной девушки поведение, так бы сказал отчим.
Я намеренно не спрашивала, что внутри круглого металлического футляра, знала, мне это не понравится.
– Да.
– Твоя свобода.
Берта скользит по барной стойке белым конвертом, царапает его края красным ногтем.
– А может, останешься? – Она вновь пододвигает конверт к себе. – Я тебе таких клиентов найду, в шоколаде будешь. А можно и на содержание пойти, на примете есть один до неприличия богатый шейх.
– Нет, я уж как-нибудь без шоколада и шейхов.
Выдергиваю конверт из ее цепких лапок, внутри мой паспорт, немного наличных денег, электронный ключ от номера этого отеля и билет на вечерний рейс в Москву.
Сука, так на родину захотелось, в слякоть, грязь, в промозглую серую столицу, в свою студию на Теплом Стане с вечно лающей под окном собакой и соседкой с тремя детьми.
– Зря, ты перспективная.
– Не думаю, что для без пяти минут выпускницы вуза с красным дипломом и знанием трех языков это единственный стоящий вариант.
– Да, у нас язык важен, но в другом месте.
– Смешно.
– Ну, тогда удачи, подруга.
– Служу России, – вырвалось как-то не по-доброму, но как уж смогла.
Кое-как спустившись со стула, медленно иду через холл, благо народу никого, лишь на ресепшене девушка и заселяющийся мужик. В лифте сняла туфли, а когда подняла голову и посмотрела на себя в зеркало, захотелось заплакать.
Прижав ладонь к губам, чтоб не сорваться в бабскую истерику, зашла в номер. Прямо посередине стоял мой чемодан, рядом – сумка. Наконец, содрала с себя мужскую рубашку, которую я прихватила, убегая засветло. Сейчас горячий душ, успокаивающий чай, крепкий сон, а вечером домой.
Что было, то прошло.
Где та тонкая грань между «сама виновата» и «стечением обстоятельств»? Ее нет, будем считать, что это все моя ошибка. Двойная ошибка.
Но как только оказалась под горячими потоками воды, на меня обрушились фантомные боли воспоминаний. Я все помню: касания, ласки, голоса, жесткие толчки внутри своего тела, вкус спермы во рту. Язык и пальцы мужчины, доводящего меня до не помню какого по счету оргазма.
Что есть порок и где его границы?
Между ног влажно, воспаленно, провожу пальцами между ягодиц, вздрагиваю, касаясь тугого колечка ануса.
Я взрослая девочка, я пошла на все сама и получила незабываемый опыт и ни с чем не сравнимое до этого дня удовольствие, приправленное страхом. Когда обострены все чувства, когда твое тело как натянутая струна, нервы лопаются, обрушиваясь незнакомыми эмоциями.
Правой ладонью накрываю крест на ребрах.
– Прости меня, – без звука, одними губами, – я знаю, ты простишь. Ты всегда прощал.
Не хочу, но плечи уже вздрагивают, прошло столько лет, но почему так кроет именно сейчас? Именно здесь, после того, что случилось?
Боль скручивает нутро, сводит мышцы, мое тело сегодня жило своей жизнью, оно как будто очнулось от долгой спячки, взяло все, что упустило за эти годы.
Но это все ошибка.
Ошибка, которую нужно забыть.
Клим и Марк.
Марк и Клим.
Шах и Марк.
Шах и Мат.
Эти имена забыть будет трудно.
Глава 5
– Неужели такая скромница?
– Ты что-то имеешь против скромниц?
– Нет, но с ее профессией это странно.
Лежу голая, на меня пялятся двое практически обнаженных мужиков, при этом комментируя, бросая шуточки, словно я резиновая кукла и ничего не слышу.
– Вообще-то, я не проститутка.
– Да это уже неважно, Мила, или как там тебя?
Меня снова дергают за ногу, до боли сжимая лодыжку. Марк оказывается рядом, как раз между моих широко разведенных коленей, ведет другой рукой по бедру.
– Смотри мне в глаза, смотри, дыши, да, вот так, умница. Не сопротивляйся, ты ведь неглупая девочка, знаешь, что бывает, когда даешь отпор.
Это что, гипноз?
– Мы не хотим, чтоб тебе было больно и ты ушла с плохими воспоминаниями.
– Мне по хуй, с какими она уйдет, трясла титьками, завела, теперь пусть будет послушной и уже опустошит мои яйца.
– Шах, ты не джентльмен.
– Я даже слова такого не знаю.
– Нет-нет, вы не понимаете…
– Когда я вижу красивую девушку, я вообще перестаю что-либо понимать.
– Аверин, хорош уже петь дифирамбы шлюхе, у меня сперма кипит, дай уже навалить ей в рот.
– Твое плохое воспитание сведет меня в могилу.
Меня касаются сразу везде две пары рук – внутренней стороны бедра, половых губ. Этот Марк, он словно знает, на что и как давить, чтоб я не могла дать отпор, а мой здравый смысл не начал бороться с реакцией тела.
Второй мужчина уже голый, он шире в плечах, на его груди густая растительность, большая татуировка, уходящая в пах, а там внизу внушительных размеров половой орган.
– Вы знаете…
– А давай ты свой сладкий ротик применишь по назначению? Завязывай уже трепаться, так тебе понятно?
Ступор, перед моими глазами раздутая головка члена, мужчина оттягивает крайнюю плоть, сжимает ее, тыча в лицо.
– Шах, не пугай девочку, она все сделает сама, без всех этих истерик, так ведь, мышка-малышка?
Оля, беги!
Возникает единственная правильная мысль, но тело не реагирует, потому что Марк припадает к груди, нежно втягивая сосок в рот, при этом стимулируя клитор, проникая в меня пальцем.
У меня не было секса давно.
Очень давно.
Я безбожно теку, низ живота наливается тяжелым горячим свинцом, а он все продолжает играть с грудью, прикусывая, дразня распухшую плоть, которой так давно не касался мужчина.
– Шах, потрогай, какая мышка мокрая, а еще голодная, да, девочка?
– Голодная шлюха? Вот это нам повезло.
Во рту пересохло, я не в силах ничего сказать, смотрю в глаза своего соблазнителя, сейчас они стали еще темнее, как моя порочная, грешная душа.
Трогают снова, теперь двое мужчин натирают эпицентр моего возбуждения, приподнимая под ягодицы, размазывая мои собственные выделения по половым губам и анусу.
Вот же черт! Черт! Черт!
Твою же мать!
– Господи…
С губ сорвалось совсем не то слово, вторую грудь мнет другой мужчина, он плохой, злой, так мой мозг воспринимает его. Но я выгибаюсь дугой, когда вижу, что теперь они одновременно ласкают грудь, проникая в меня, натирая, дразня клитор и попку.
Я забыла, как это – сгорать от страсти.
Скоро будет два года как.
Я похоронила себя вместе с Чехом, никого не подпускала, шарахалась от любого намека на секс или флирт. Но стоило оказаться в полном дерьме, как организм отключил все барьеры и снял запреты.
– Открой ротик, давай-давай, девочка, не заставляй меня делать тебе больно и спрячь зубки. Это по-джентльменски, Аверин?
Это точно не транс?
Как я так быстро сдалась?
Пальцы Марка проникают неглубоко, но этого достаточно, чтоб по телу прошла первая судорога, предшественница оргазма. Моего голодного, он правильно сказал, такого необходимого оргазма.
Смотрю в его глаза, облизываю и кусаю губы, веду бедрами, ловлю в зрачках мужчины всполохи пламени. Но мне не дают долгожданной и такой желанной разрядки. Меняют позу, переворачивая на живот, упираюсь локтями в кровать.
– Ебать, Аверин, завязывай с этими сексуальными играми.
– Клим, ты животное, дай девочке кончить. Смотри, как ее трясет.
– Я голодное животное, обо мне подумать некому.
Меня немного приподнимают, небольшая заминка, шорох фольги, пальцы снова массируют клитор, а потом Марк входит в меня одним плавным, но глубоким движением. Я сжимаю пальцами покрывало, кричу, задыхаясь от эмоций.
– Давай… давай открой рот, возьми его.
Это точно все сейчас происходит со мной? Или это кадры какого-то очень, сука, откровенного порноролика, как растлевают непутевую проститутку?
Я слушаюсь его, прикрываю глаза, отпуская себя, отдаюсь двум незнакомым мужчинам. Моя «Смерть в полдень» наступает именно сейчас, голова идет кругом, они двигаются во мне одновременно, Марк гладит по спине; тот, кого он называет странным прозвищем Шах, наматывает мои волосы на кулак. Он наклоняет мою голову, проникая очень глубоко.
Солоноватый вкус, гладкая кожа, член проникает до самой гортани, с трудом помещаясь во мне наполовину. Внутри все горит, мышцы выворачивает, толчки внутри меня становятся более яростными. Меня сейчас именно трахают, как это делают голодные мужики. Но боль сменяется удовольствием, не понимаю, в какой момент срываюсь на крик, хочу соскочить с него, но мне не дают, удерживая, прижимая плотнее.
Я задыхаюсь, но уже от слез и эмоций, тело колотит в параличе удовольствия, не могу разобрать ни слова, хочу оттолкнуть Марка, но получается, что прижимаюсь к груди Шаха, царапая его кожу. А он, опустив руку, трогает меня между ног, ухватив и передавив шею пальцами.
– Какая хорошая девочка, да, мышка, сожми меня сильнее.
– Не могу… не могу больше… не надо.
– Надо, надо, мы ведь только начали.
Это Шахов, он говорит в губы, хватка на шее слабеет, теперь он проникает в рот пальцем. В полумраке спальни я вижу, как пульсирует вена на его виске, как он плотно сжимает челюсти, а мне становится страшно.
Нет, не потому, что меня могут убить или покалечить, не потому, что мой обман откроется, этим мужикам все это не нужно. В его глазах голод, голод зверя, и его надо утолить. А я боюсь, что все, что будет в следующие несколько часов, может мне понравиться.
– Я… я…
– Да, а потом ты нам все расскажешь, зачем пришла и кто тебя подослал. Кому мне ломать хребет. Расскажешь все по списку и назовешь фамилии по алфавиту.
Не могу ничего ответить, во мне все еще член Марка, он начинает двигаться снова, входить глубоко, до боли, насаживая на всю свою длину. Он, обняв за талию, покусывает плечо, я перестаю дышать, чувствуя силу, власть, что исходит от мужчины, смотрящего в мои глаза.
Так не бывает.
Так не должно быть.
Это все происходит не со мной.
Но все дальнейшее сопровождается моими криками, стонами, всхлипами. Меня берут, имеют, грубо, жестко, терзая плоть и растлевая душу, меняя позы, растягивая рот и влагалище членами. Тело горит, принимает все, что ему дают, в какой-то момент кто-то из мужчин растягивает попку, проникая в нее пальцами.
Сквозь помутневшее сознание вижу, как Шахов раскатывает по члену презерватив, развернув меня к себе спиной, шлепает по попке, заставляя прогнуться, оседлать Марка. Сама насаживаюсь киской на его член, позволяя войти другому в анус.
Сфинктер начал гореть огнем, меня разрывало на части, он пульсировал, мышцы делали попытку вытолкнуть член. Но вот Шахов замер, давая привыкнуть, Марк что-то пошлое шептал на ухо, я старалась привыкнуть к новым ощущениям.
– Да, мышка, да, прими нас двоих, у тебя такая мокрая и голодная киска.
– Сука… да расслабь все… больно будет… расслабь… – Шлепок по ягодицам, вздрагиваю.
Медленные толчки, под ладонями горячая кожа, между ног действительно очень влажно, меня разрывает изнутри на части, вызывая невероятные эмоции.
Я не знаю, сколько прошло времени, не могу сказать, сколько раз и сколько поз мы поменяли и который по счету раз я сейчас готова кончить. Это была чистая вакханалия, мое падение на дно разврата и вознесение к незабываемому удовольствию.
Стою в душе, колени дрожат, между ног все натерто, а попка саднит. Провожу рукой, неуверенно касаясь нежной плоти, там липко, влажно.
Вот именно так наверняка чувствует себя проститутка после ментовского «субботника» в сауне.
Начинаю вспоминать, сколько раз они меняли презервативы, и не могу сосчитать. Но они точно были, в моей попке члены были в них, а вот в остальном я не уверена. Надо найти аптеку и купить таблетку, а лучше вообще после всего, что случилось, сходить к гинекологу и сдать анализы.
И забыть, забыть все как страшный, дурной, порочный сон.
Но не вышло.
Глава 6
Апрель, 2023 год
– Мама, мама, смотри, что у меня есть. Мам! Мама!
Сын дергает за руку, останавливаюсь, опускаю на него взгляд, машинально поправляя шапку на его голове. Я никудышная мать, вот иду и не слушаю, что он мне говорит.
– Да, Ванечка, что ты хотел мне сказать? – Я сажусь на корточки прямо в стороне от входа в метро.
– У меня Бэтмен, смотри, какой красивый. А еще Гера обещал подарить Супермена – нового, с красным плащом. У меня такого еще нет. Круто, правда?
Убрав волосы с лица, смотрю на очередную, наверное, пятидесятую фигурку Бэтмена. Нам бы надо идти, еще ехать на метро, потом до дома минут десять ходьбы, но я разглядываю игрушку, проявляя интерес к увлечению сына.
– Очень красивый, но я просила тебя не брать подарки у Геры.
– Почему?
Да, вопрос верный, а почему, собственно, почти шестилетнему пацану не брать подарки от соседа? Это надо соседу мозги вправлять, чтобы он так не делал и не привязывал мальчика к себе.
– Потому что слишком часто – это дурной тон, можно на Новый год или день рождения. Пойдем, в метро поговорим, пока едем.
Тащу ребенка за собой, крепко сжимая его маленькую ладонь, ненавижу метро за его суету, у меня какая-то паранойя, боюсь отпустить его руку и потерять в этом потоке людей. Я вообще все время за него боюсь.
Пока ждем на перроне, сын снова задает вопросы. Он вообще очень развит для своих лет, даже не знаю, в кого такой умный. Ваня быстро запоминает слова и их определение, может сам сформулировать вопросы, которыми ставит взрослых в тупик. Он уже читает по слогам, предпочитает слушать определенную музыку и имеет свое мнение.
И эта его увлеченность супергероями тоже странная. Но тут во всем виноват Гера, наш сосед, айтишник. Гере тридцать пять, у него ненормированный рабочий график, в перерывах между написанием новой проги или приложения он играет в игры и зарабатывает даже на этом.
Гера – большой ребенок, я уже делала ему несколько внушений по поводу дорогих подарков Ваньке, но, как видно, без толку. Потому что все эти как бы игрушки стоят немалых денег, я как-то заглянула в Интернет. Все фигурки коллекционные и имеют ограниченный выпуск.
Час пик, народу полно, все едут с работы домой, Ваня по-деловому достает из своего рюкзака – кстати, с ручной росписью столкновения Бэтмена и Супермена – комикс. Мальчик листает яркие страницы, а я зависаю на его темных пушистых ресницах.
У Марка были такие.
Нет, я не забыла.
Сколько прошло лет?
Шесть?
Там тоже было два, я бы сказала, «супергероя». Кто из них был Бэтменом, а кто Суперменом, хрен знает.
Да, точно, почти годовщина, но меня иногда кроет и без знаменательных дат. Я помню все – до мелочей, до запахов и вкуса крови во рту от агрессивных поцелуев Шахова. От яростных толчков членов до парализующей нежности после этого.
Я помню, как убегала из той страны ночным рейсом, пряча лицо, словно за мной гонятся и вот-вот схватят за руку. Я сделала нехорошую вещь, и это даже не секс, там было другое. Подло, короче, я поступила.
– Мам, мам, мама!
Сын снова дергает за руку, теперь на меня смотрят его глаза цвета крепкого чая с черными лучиками от зрачка.
– А кто сильнее – Супермен или Бэтмен?
Вопрос, заданный в миллионный раз, уже даже не раздражает.
– Не знаю, ты как сам думаешь?
– Я вот тоже не знаю. Но когда я вырасту, я обязательно буду кем-то из них.
Он забавный, хмурит брови, думает, вытягивая губы. Не знаю, что бы я без него делала, хотя нет, знаю, но стараюсь об этом не думать.
– Пошли, наша станция. Сейчас зайдем в магазин, а потом ты погостишь пару часов у Лары, поиграешь с Жориком.
– Жорик тупой.
– Нельзя говорить Жорику, что он тупой.
– Но если от тупой!
– Все равно нельзя говорить людям, что они тупые.
– Почему? Взрослые учат никогда не обманывать. Но как понять, что можно говорить, а что нельзя?
– Если ты не хочешь обидеть друга, то не говори ему обидные слова.
Ваня вздыхает, выходим на улицу, до нашей милой квартирки на пятом этаже идти еще прилично, но хорошо хоть, не трястись в автобусе. Мечтаю купить машину, у меня даже есть права, еще на первом курсе универа отучилась. Но до этой мечты еще пахать и пахать, а я уже просто валюсь с ног от того графика, в котором живу шесть лет.
– Хорошо, я не буду говорить Жорику, что он тупой, но можно я посижу у Геры?
Гера – персонаж забавный, не будь ему тридцать пять лет, а хотя бы тринадцать, я бы разрешила Ване с ним посидеть. Но взрослый дядька, который периодически устраивает у себя тематические вечеринки в стиле «Марвел», «Гарри Поттер» и «Звездные войны», не вызывает доверия у тридцатилетней тетки, которой я скоро стану.
Как бы сказал мой отчим – и снова здравствуйте, Федор Петрович, за сегодня я уже вспоминаю его третий раз, – так вот, он бы сказал: «Все это ебана ересь от нечего делать, шел бы работать на завод». Первый раз за свою жизнь я солидарна с отчимом, но все равно гори он в аду.
– Нет, с Герой нельзя, он взрослый, у него могут быть свои дела.
– Гера меня звал в любое время.
Скотина этот Гера, надо будет при встрече дать подзатыльник. Я прекрасно понимаю, для чего он это все делает – такой техничный подкат ко мне. И вот уже третий год у него ничего не получается, только мозги ребенку забил Бэтменом и Суперменом.
– Нет, идем к Ларе и Жоре.
– А ты надолго?
Надолго ли я?
Сама не знаю, но меня уже начинает трясти от того, куда и кто меня позвал. Кто – пока не знаю, но какому-то крутому мужику срочно понадобился переводчик на крутую вечеринку, где обычно решаются крутые дела.
Милана Миронова… снова сучка-одногруппница всплыла в моей жизни, как и шесть лет назад, тогда я тоже, как дура, полетела с якобы крутыми коммерсантами в Эмираты. А там попала на серые костюмы спецслужб, холодные взгляды, угрозы и двух мужиков, которые мне достались в качестве искупления вины перед Родиной.
Вину искупила, мужиков подставила, убежала, поджав хвост, а потом сидела как пришибленная в съемной конуре на Теплом Стане неделю, приходила в себя. Вот я совсем не из робкого десятка, но это было третье событие в моей жизни, которое почти поломало.
Первое вспоминать не хочу. Потом был Ваня Чехов, моя первая – шальная, до боли в сердце! – любовь. Я бы могла об этом написать роман, но занимаюсь тем, что перевожу чужие.
Сильный ветер чуть не сдул с головы берет, плотнее затянула пояс на пальто, под ногами лужи покрылись тонкой коркой льда, держу сына за руку, он уверенно шагает по этой корке, ломая ее.
– Не знаю, милый, думаю, что нет, но ты, если что, сильно не жди, ложись спать у Лары.
Милана позвонила неожиданно, я даже не поняла, кто это. Разговор начался, как всегда, в излюбленной манере Мироновой – превосходства над другими. А я уже и забыла, как звучит ее голос, при котором хочется лопатой с ее белобрысой головы сбить корону.
У нас с ней старая «любовь», точнее, любовь была одна на двоих, и звали ее Ваня Чех. Тихий, но в его спокойствии было столько уверенности, гордости и наглости, что порой это удивляло даже отбитых мажоров.
Синие глаза, острые скулы, черный «Блэк» в зубах, татуировки по телу, черные чернила, как и сигареты так шли его образу бунтаря. Я рассматривала их часами, трогая пальцами, задавая вопросы, откуда взялась та или иная татуировка, отравляя крепким никотином легкие.
Чех выбрал меня.
Одним взглядом.
Тем самым, о который разбиваются девичьи сердца, а их осколки стираются в пыль подошвами «Найков».
Странно, почему я именно сегодня вспомнила его? И отчима, и Эмираты?
Нервно начала кусать губы, возникло желание не идти никуда, я даже почти согласна смотреть с Ванькой Бэтмена. Но все упирается в деньги, а они нам с сыном не помешают.
Глава 7
– Нет, Сева, я сегодня не смогу, работаю. Ну, это у тебя пятница, у меня график ненормированный. Да, конечно, я позвоню и напишу. Нет, я буду поздно, за Ваней присмотрят. Пока.
– Господи, как ты его терпишь? Он такой нудный.
Лара театрально закатила глаза, приставила два пальца к виску, изображая выстрел в голову. Всеволод, по меркам Лары, не тянет на моего мужчину, мы встречаемся год, он первый, кого я к себе подпустила, страшно подумать, но это так.
И с чего это молодой, здоровой, в меру привлекательной девушке давать кому-то обет воздержания от секса? Я его и не давала, само так вышло.
– Он нормальный, не блатной, не крутой, без понтов и выебонов.
– Тоска.
– Зато работает в прокуратуре.
– Толку, я смотрю, никакого, что он там работает. А если он такой хороший, чего с женой развелся?
У Лары все мужики, что развелись, в чем-то дефективные. А ей и мне – по ее же определению – такие не нужны.
– Я не знаю, не сошлись характерами.
– Может, у него член маленький? Кстати, это немаловажный фактор в отношениях, я тут читала…
– Лара, не начинай, нормальный у него член.
– Как-то после ваших встреч я на твоем лице не вижу радости. Помнишь, когда-то я встречалась с Колей, ну тот, что дальнобойщик якобы, а на самом деле барыгой был?
Лара страсть как любит ворошить прошлое и вспоминать своих бывших «дефективных», потому что, не будь они такими, она бы давно уже с кем-то из них жила на Рублевке.
Да, у Ларисы большие амбиции, она не отчаивается, не унывает, пилит ногти на дому, зарабатывает, кстати, больше, чем я, которая ночами портит зрение, корпя над мелким текстом переводов.
– И что с ним? С Колей? – Я слышала эту историю несколько раз, но лучше пусть она говорит о своих бывших, чем о моем настоящем.
– У него нехилый был агрегат, в рот едва влезал.
– Лар, в доме дети.
Вдвоем оборачиваемся в сторону детской, Лариса прикусывает губу. Она красивая, такая знойная, рыжая. Прямое каре чуть выше плеч, полные губы, выразительные зеленые глаза, фигура ближе так к «плюс-сайз», но все органично: грудь, красивые ноги. Неудивительно, что она, как сексуальный магнит, притягивает к себе всех не имеющих комплексов и моральных принципов мужиков.