скачать книгу бесплатно
Гибнуть в одной тебе бесконечно,
Без возможности надежду вдохнуть,
Я мог бы любить тебя вечно,
Снова и снова тонуть…
Глава 10
POV Стас
«В твоих волосах запуталось солнце. Я ему завидую».
Жму на «отправить» и поднимаю на нее глаза. Арина сидит через ряд, покусывает резиновый наконечник карандаша и меня это чертовски заводит. Сглатываю, отвожу глаза, но не выдерживаю и снова начинаю полировать ее взглядом: скрещенные тонкие щиколотки, белые носочки, локоны, что обрамляют ее лицо. Нереально красивая и за грудной клеткой все отчетливее ноет и свербит. Наверное, я все-таки окончательно и бесповоротно влюбился в нее.
Она снится мне. Она владеет всеми моими мыслями. Она, только она одна…
Сообщение читает, хмурится и убирает гаджет в рюкзак. На меня даже не косится, но и в черный список не кидает. Отвечать правда не торопится, хотя я и пишу ей тонны всевозможной ванильной чепухи вот уже неделю к ряду. Помимо этого, я умудрился запихнуть в ее рюкзак пару шоколадок и записку, понятного всем содержания:
За твоей улыбкой, за твоим взглядом,
Хоть на край вселенной, хоть на самое дно.
Ты стала моим персональным ядом -
Девчонка, которой все равно…
Все осталось без ответа.
Но, вопреки всему, мне кажется, что я что-то внутри нее расшевелил. И это что-то теперь заставляет ее отводить от меня взгляд не мстительно фырча, а будто бы смущенно. Конечно, может то плод моей больной и зацикленной на ней фантазии, но мысль, что я ей тоже не безразличен буквально доводит меня до точки кипения. Стоит только представить, что это так, что Арина Толмацкая тоже вздыхает обо мне по вечерам перед сном и после, когда просыпается утром, и все. Тушите свет! Тренера даже с меня балдеют, просят выступить на соревнованиях. А я что? Я ничего. Я вообще-то подрядился по вечерам китайскую еду разносить по району, да и платят неплохо. Не сегодня, завтра Арина даст согласие пойти со мной на свидание, а у меня и копейки за душой нет. Так не пойдет!
П-ф-ф, а еще же учиться надо. У меня в планах такого нет – менеджером среднего звена трудиться.
На последний урок опять идем в бассейн. Чертыхаюсь. Снова придется круги наматывать, чтобы скрыть свой стыд. Ой, как я ненавижу эту физру, кто бы знал! Ненавижу и люблю, потому что могу беспрепятственно любоваться длинными загорелыми ногами своей блонды. А там же еще кое-что есть, помимо ног, да-да!
Выхожу из раздевалки. Оглядываюсь и поправляю плавки. Рыжий из шайки Седых смотрит на мой пресс с завистью. Я ему только подмигиваю, получая в ответ средний палец. Смеюсь в голос и иду дальше туда, где стоит наш тренер. Навстречу дефилирует Рябова. Улыбается мне как акула, я ей сдержанно киваю, а в следующий момент она поскальзывается и падает, суматошно пытаясь схватиться за меня.
– О-у, осторожно! – подхватываю я ее за талию, а та быстро обнимает меня и словно лиана обвивает руками и ногами, сдавленно попискивая.
– Ах, спасибо тебе, Стас, – перепуганным шепотом шепчет Оля и зачем-то прикусывает нижнюю губу.
Опять двадцать пять!
– Да не за что, – пытаюсь максимально тактично отлепить ее от себя, но та только еще сильнее, словно пиявка, вцепляется в меня.
– Что-то голова закружилась, – и ее прохладный лоб упирается в мою обнаженную грудь.
– Так может тебе в медпункт? – оглядываясь по сторонам, предлагаю я.
– Ах, да, это то, что мне нужно, – а потом поворачивается и обращается страдальческим голосом к физруку, – Лев Давидович, мне что-то нехорошо. Можно меня Гордеев до медпункта доведет?
– Можно, – отмахивается учитель и снова углубляется в свой планшет.
Засада! Но иного выбора у меня нет, как бы не оставишь же девчонку на произвол судьбы…
– Только не разгуливайте по школе в таком виде, – догоняет нас голос физрука, – халаты накиньте.
И я согласно ему киваю, а потом и разворачиваюсь, утыкаясь взглядом в глаза цвета льда. Арина. И нечем дышать! Потому что на меня вновь смотрят как на мерзкое кровососущее насекомое, снова по-царски задирают подбородок и мстительно поджимают губы.
Вашу ж мать!
Рябову мне хочется оттолкнуть, но я не делаю этого. Я вообще ничего не делаю, потому что человеку плохо, и я просто веду его в медпункт. Я не пишу ей тонны сообщений, не бегаю за ней как одержимый или душевнобольной, не приглашаю ее на свидание. А Арину – да.
Только кому интересны мои измышления?
По пути в медкорпус Рябова без конца что-то трещит, улыбается, томно хлопает ресницами, облизывает губы и пытается вывести меня на разговор, а я в который раз ломаю голову как выйти из этого дерьма, не заляпавшись по самые уши. В голове каша, в душе полный раздрай.
Медик измеряет давление, уровень кислорода в крови, но не найдя ничего серьезного, отпускает Рябову, выдав ей на всякий пожарный освобождение. Оля рада, стреляет в меня глазками и просит посидеть с ней немного в холле, но я на выходе ловлю за руку какую-то незнакомую мне девчонку и прошу побыть ее с моей одноклассницей. А дальше – обратно в бассейн, чтобы ловить мстительные взгляды Толмацкой.
Все, опять обложилась пуленепробиваемой броней. Ну ничего, я так-то тоже бронебойный.
Поджидаю ее после занятия, трусь неподалеку от женской раздевалки, потом еще минут двадцать на крыльце школы. Вот же копуша! Но свершилась – явилась. Благо все разъехались, и никто поблизости не отсвечивает, хоть нормально поговорим. Может быть…
Выходит на крыльцо и замирает с телефоном у уха, смотря на меня перепуганными глазами, пока я не осознанно делаю в ее сторону несколько шагов. Тянет! Адски! А затем она вздрагивает, и режим меняется на «стерва в юбке».
– Ну и чего ты на меня опять так уставился, Гордеев? – замечает она мой ошалевший взгляд.
– А я не на тебя, вообще-то, Толмацкая, а на жучка, что сейчас ползет по твоим волосам, – вру я без зазрения совести и форменно балдею от вида ее округлившихся от страха глаз.
– Жучка? – бормочет она и прикусывает нижнюю губу.
– Ага, – киваю я, – ну ладно, бывай.
– Погоди! – тут же хватает меня за рукав толстовки, – Убери его. Ну же!
– Пожалуйста, – улыбаюсь я.
– Что?
– Ты забыла слово «пожалуйста».
– О! Гордеев, черт с тобой! Пожалуйста, убери с меня, к чертям собачьим, этого драного жука, подлый ты манипулятор! – шипит гневно, а я от чего-то наслаждаюсь видом румянца на ее высоких скулах.
– Ладно. Уговорила, – благосклонно киваю я и делаю еще шаг ближе.
Подушечками пальцев нежно прикасаюсь к ее подбородку, наклоняя голову чуть влево. Второй рукой веду по ее белокурым, шелковистым волосам. Вдыхаю ее запах.
Штырит.
– Ну что там? – почему-то шепотом спрашивает она.
– Засада, – обобщаю все, что со мной происходит по ее милости, а потом не выдерживаю и подаюсь ближе…
Глава 11
POV Стас
Увы, но поцеловать неприступную блондинку мне так и не свезло. На самом интересном месте, когда я уже зажал ее у перил и склонился к губам, мы оба вздрогнули от оглушительного сигнала автомобиля. А потом и повернули головы на источник шума. И то был ее водитель, что подъехал забрать Арину и увезти ее домой на роскошной иномарке. Да, она опять упорхнула, а я так и остался стоять на крыльце и смаковать воспоминания.
Боги! Она смотрела на меня так, как будто ждала, что я ее действительно поцелую. И я не мог себе это нафантазировать – я это точно видел. Глаза с поволокой, чуть приоткрытый манящий рот и румянец предвкушения на ее щеках. И да, это было лучшее, что я когда-либо видел!
Поэтому я пошел от слов к делу, да и удержать руки при себе уже был не в состоянии. И да, я в подробностях расписал ей, каков бы был наш поцелуй, если бы нам не помешали. О! Она даже прислала мне смайлик после этого, и плевать, что злобный. Но она ответила.
А дальше понеслось.
Я зажимал ее по углам, стискивал в своих объятиях где только мог. А потом опять упросил химичку посадить нас вместе на лабораторную. Мать моя женщина! Эта была лучшая лабораторная в моей жизни, отвечаю! Ее обалденная нога, моя наглая рука – что еще нужно, чтобы кайфовать весь урок, м-м? И плевать, что девчонка нет-нет, да скидывает мою конечность, зато Арина мило краснеет и так красноречиво сжимает коленки, что хочется схватить ее и зацеловать до умопомрачения!
– Пойдешь со мной сегодня в кино? – шепчу я ей, пока мои пальцы выписывают узоры на ее бедре.
– Нет!
– А в парк гулять?
– Нет!
– А кататься на велосипедах? Бабье лето, Ариш, можно же себе позволить.
– Нет!
– Ладно, уговорила. Тогда идем объедаться мороженным пока не простудимся и у нас не пропадет голос. Да и зачем он нам, правда? Будем лучше целоваться, – и я слегка дергаю в свою сторону ее за ногу. О, мне так хочется нарушать правила неприкосновенности!
Только вот Арина подскакивает на ноги, а потом и отпрашивается выйти из класса. Возвращается умытой и собранной, а потом пресекает мои поползновения, со всей силы наступив мне на ногу.
– Все, намек понят. Не наглею, – улыбаюсь я ей как шальной, а она только вновь ворчит и хмурится. Обожаю ее!
А еще я обожаю Марину Альбертовну, что просекла о моих нежных чувствах к Толмацкой и видимо поэтому попросила именно нас с ней вдвоем помочь ей убрать класс после лабораторной. И вот мы в тесном пространстве подсобного помещения. Одни! Арина так близко, и я не могу себе позволить не дотрагиваться до нее. Подошел со спины и обнял ее, зарываясь носом в шелковистые пряди.
– Боже, как же ты пахнешь! – почти застонал я.
– Ты совсем страх потерял, Гордеев? – резко развернулась и отскочила от меня королевишна моего сердца.
– И стыд?
– И стыд! – шипит, словно кобра.
– Сомнительно, что можно потерять то, чего у меня отродясь никогда не было, – прикусываю нижнюю губу, дурея от ее близости.
– Оно и видно. Я пожалуюсь на тебя!
– Папе? – смеюсь я и подаюсь ближе, сокращая расстояние, между нами, до минимума.
– И директору тоже! Пусть все узнают, что ты меня…меня…
– Что? Я тебя зажимаю по углам?
– Да!
– Потому что хочу пригласить на свидание? – наклоняюсь и томно шепчу в ее ухо, сходя с ума от ее запаха.
– Да! – упирает руки мне в грудь. М-м, как хорошо!
– А еще пишу тебе непристойные сообщения?
– Да! – тяжело дышит, грудь ходит ходуном. Хорошая…
– Потому что я на тебе помешался?
– Да! – а потом зависает, – Что?
Шаг от меня назад. А меня ведет вслед за ней. Попалась.
– Иди сюда, Ябеда.
– За…зачем? – дрожит ее голос.
– Чтобы действительно было на что жаловаться, – мои губы расползаются в дьявольской улыбке, а потом…
А потом нам помешала Марина Альбертовна! Так, что я там говорил, про обожание? Забудьте, я забираю свои слова обратно! Ну что за мир, уже девчонку любимую потискать не дают…
Только вот за это все мне пришлось здорово поплатиться. Занятия закончились и в пустой раздевалке позади меня хлопнула дверь, а потом и замок провернулся слишком громко в наступившей тишине. И не было слов, только метнувшиеся в мою сторону три тела: Седых, Тимашов и Шумов.
И я не дрищ, да и драться привыкший, поэтому, пока меня не умотали, успел смачно проехаться по самодовольной блондинистой роже.
– Тварь! Держите его! – заорал он своим шавкам.
Конечно, я сопротивлялся, правда, что я один мог противопоставить против троих? Но я не сломался и пощады не просил, даже когда Седых вопил как резанный:
– Проси прощения, шваль недобитая! Проси! И обещай, что свои поганые культяпки ты будешь держать от Арины подальше! – но в ответ только удар головой точно в цель по его аристократическому носу. Хлынула кровь, а я только надеялся, что что-нибудь там ему хорошенечко сломал.
Что было дальше мне не хочется вспоминать. Но да, я бы вытерпел это снова, чтобы показать – я не сдамся. Никогда! И плевать, что там об этом думают эти три долбанных мажора.
– Арина моя! Моя! И ты, нищеброд несчастный, не смеешь даже пальцем к ней прикасаться! Думаешь я не видел, как ты ее лапал на химии? Видел, мразь! И вот тебе за это!
Били виртуозно, чтобы не осталось синяков, но, в порыве, ярости, Седых все-таки не сдержался и саданул мне пару раз по морде. Когда они ушли, я еще долго сидел на скамейке и пытался отдышаться, а потом и просто встать на ноги. Когда получилось, натянул капюшон ниже глаз и, хромая, пошел до метро. Ныло все тело, во рту собралась кровь, еще немного сочилась из рассеченной брови. Работу пришлось отменить. Какая мне доставка? Я ходить еле мог.
И да, уже на следующий день мы оба, я и Седых, сидели у Сталина. Оказывается, я все-таки сломал однокласснику нос, да и сам, чего уж говорить, выглядел как Рокки Бальбоа. Дирик не тупой, сложил дважды два, да и камеры, скорее всего просмотрели.
Вызвали родителей. Вместо моего папаши явился Толмацкий.