
Полная версия:
Улыбка, изменившая мой мир…
Мэри очень любила книги, поэтому была развита совсем не по годам. Она достаточно хорошо излагала свои мысли, обладала тонким умом, и, если бы не была одиночкой, то, наверняка, стала бы выдающимся лидером. Однако, с этими же качествами она также могла бы стать и великим писателем. Как-то я поделился с ней этой мыслью, на что она, подумав, ответила, что могла бы попробовать написать книгу, но для начала ей необходимо поближе узнать окружающий мир, чтобы набраться больше опыта, а уже после можно будет приступать к её написанию. Немного погодя Мэри поинтересовалась, буду ли я ждать выхода её книги, если она всё же решит стать писательницей, на что я ответил, что непременно скуплю все экземпляры, которые попадутся мне на глаза. Она раскраснелась и убежала к книжному шкафу, попытавшись спрятать лицо за первой же попавшейся книжкой.
Наши же отношения с Мередит становились крепче с каждым днём. Мы по-прежнему не разговаривали в школе, хотя, она и настаивала на обратном. Но мне не хотелось оказаться в эпицентре суматохи, что непременно поднимется, увидь кто-нибудь нас вместе, мило беседующих друг с другом. Поэтому после школы и в самом приюте Мередит болтала без умолку, стремясь наверстать упущенное. Наверное. Во всяком случае, мне так казалось. Но я был вовсе не против.
Общение с ней доставляло мне радость, поэтому я с удовольствием слушал её рассказы. Из них я узнал, что этот приют является таковым только на бумагах. Воспитанники этого приюта – дети, которые, уже побывав в приёмных семьях, нередко сталкивались с насилием со стороны опекунов. Их перекидывали из одного дома в другой, из одной семьи в другую, потому что они нигде не могли прижиться. Лишь попав сюда, бедняжки, наконец-то, смогли обрести покой.
Вообще, это здание давно собирались снести, но в силу всех обстоятельств решили, что отложат снос, пока детей не заберут в семьи. Однако Маргарет была категорически против такого решения. Ведь эти дети и так уже достаточно пострадали от самодурства взрослых, что брали их исключительно ради выплаты пособий. Поэтому она настаивала на том, чтобы они оставались здесь до того момента, пока не повзрослеют и не смогут начать жить самостоятельной жизнью. Местную власть подобный расклад не устраивал, однако покойный муж Маргарет был очень влиятельным человеком, и даже после его смерти это влияние никуда не делось, поэтому у них не оставалось иного выбора.
Однако его смерть всё же значительно ухудшила положение дел. Власти не могли снести приют, но всеми силами пытались выжить из него всех обитателей, урезав выплаты, которых и так едва хватало на его содержание. Со временем приют растерял всех работников, потому что Маргарет нечего было им платить. Осталось только одна её близкая подруга Николь, та, что болела в первый день моего прихода сюда. Также я узнал, что это Мередит заразила её, пока она за ней ухаживала.
Позже Маргарет стала подрабатывать нянечкой, да и Мередит перевелась в нашу школу ради получения стипендии, полагающейся за высокие оценки и всевозможные достижения в тех мероприятиях, в которых школа принимала участие. Приняли её без проблем, так как переводные экзамены она сдала блестяще, не допустив ни единой ошибки. Таким образом финансовое положение более-менее стабилизировалось. Но, всё же ещё приходилось экономить, поэтому иногда Мередит пыталась привлечь внимание к приюту по средствам раздачи буклетов на улице. Как было и в тот день.
Слушая эти истории, я искренне восхищался стойкостью всех обитателей этого приюта. Каждый из них сталкивался с, казалось бы, непомерными трудностями, но, в отличие от меня, опустившего руки и винившего во всем окружающих, упрямо продолжал идти вперёд, шаг за шагом прокладывая себе путь. Мое желание измениться крепло с каждым днём.
И за это я был очень благодарен Мередит. За то, что не отвернулась, после тех моих грубостей; за то, что выслушала и пообещала помочь; и, наконец, за то, что познакомила со всеми этими людьми. Мередит была для меня словно маяк, что внезапно вспыхнул, освещая мне, блуждающему в темноте, путь, указывая верное направление.
Вообще, с течением времени моё отношение к ней стало меняться. Я часто ловить себя на мысли, что хочу проводить с ней больше времени, хочу узнать её лучше, хочу, чтобы она улыбалась только мне. Поэтому, я продолжал посещать приют, даже после выздоровления Николь. И мои чувства к ней крепли день ото дня, вплоть до конца года, когда всё и началось…
Глава 6
Было тридцать первое декабря – канун нового года. Учёба уже закончилась, и все наслаждались заслуженным отдыхом.
У меня не было никаких планов на каникулы, ровно до тех пор, пока Мередит не предложила встретить Новый год вместе. Она сообщила, что Маргарет планирует устроить грандиозный ужин в честь праздника и порадовать детей подарками. А какой же праздник без Санта Клауса, верно? Поэтому было решено, что им стану я. Мне эта идея показалась довольно занятной, потому что, во-первых, Маргарет очень вкусно готовит, во-вторых, это, несомненно, обрадует детишек и, наконец, в-третьих, это возможность побыть с Мередит, и я согласился. Мы договорились встретиться в шесть вечера возле приюта.
В назначенное время я уже стоял около ворот. Мередит пригласила меня пройти внутрь. В доме было пусто, так как Маргарет увела воспитанников на прогулку, предоставляя нам немного времени для переодевания. Закончив переодеваться и сложив все подарки в мешок, я поспешил спрятаться в холле за книжным шкафом. Мередит же отправилась на кухню начинать готовить ужин.
Спустя какое-то время в коридоре раздался топот детских ног, и послышались голоса. Как только зажегся свет, и они вошли в холл, я, издавая фирменное «хо-хо-хо», выпрыгнул из шкафа. Реакция детей была просто неописуемой.
Они со счастливыми криками: «Санта, Санта, это же Санта!» бросились ко мне. Я спросил их, стараясь как можно лучше спародировать голос Санта Клауса, хорошо ли они себя вели в этом году, на что все хором ответили звонкое «Да!», глядя на меня щенячьими глазками в ожидании подарков. «Верю, верю», – со смешком сказал я им в ответ, развязывая заветный мешок.
Для Мэтью был уготован большой металлический конструктор с подвижными деталями, из которого можно было собрать гоночную машинку; Элизабет и Мелисса получили по новому платью и набор игрушечного сервиза; близнецам достались два самолетика на радиоуправлении, а также пару игрушечных раций для игры в шпионов. «Отличные подарки для таких непосед», – отметил я про себя. Ну и наконец, Мэри пополнила свою коллекцию книг большой энциклопедией с говорящим названием "Всё и обо всём", которой она была несказанно счастлива.
Потеряв ко мне всяческий интерес, дети разбежались изучать свои подарки. Я встал, попрощался с ними до следующего года и покинул зал. После переоделся и снова вернулся. Почти никто из детей, поначалу, не обратил на меня внимания, будучи всё ещё поглощёнными своими подарками. Лишь Мэри на секунду оторвала глаза от энциклопедии, поприветствовала меня и вновь погрузилась в чтение.
Прошло некоторое количество времени, прежде чем меня всё-таки заметили остальные. Они стали хвастаться подарками, а я делал вид, что впервые их вижу. До ужина ещё оставалось немножко времени, поэтому я помог Мэтью с его машинкой, попил воображаемого чая с Элизабет и Мелиссой, похвалив их новый облик, притворился суперзлодеем, а Фред и Пит пытались меня остановить, и послушал несколько интересных фактов, которые Мэри успела вычитать. В общем, прекрасно проводил время. Немного погодя послышался голос Мередит, зовущий нас к столу.
Пройдя в столовую, нашим глазам предстал празднично накрытый швейцарский стол. Чего на нём только не было: запечённая индейка, начинённая каштанами, луковый суп, гоголь-моголь, кукурузная каша, пудинг и прочие вкусности. От такого зрелища у меня буквально потекли слюнки. Мы поскорее расселись за столом и не мешкая приступили к трапезе. Ничего вкуснее я в жизни не ел. Что Маргарет, что Мередит, обеим в готовке просто не было равных.
Расправившись с ужином, мы собрались около телевизора, ждать, когда диктор начнёт отсчёт. Все были возбуждены и взволнованы одновременно, в предвкушении гадая, что же принесёт им следующий год. Ровно за десять секунд до полуночи из телевизора донеслись заветные десять, девять, восемь, семь, шесть, пять, четыре, три, два… Единица утонула в оглушительной канонаде хлопков фейерверков, разразившейся на улице. Небо то и дело озаряли сотни красиво переливающихся разноцветных шаров, расходящихся в радиусе нескольких метров вокруг на мириады крошечных огоньков, быстро сгорающих в воздухе. Это могло означать только одно – новый год наступил.
И вот на часах уже давно за полночь. Маргарет увела детей спать. Я уже было собирался уходить, как меня перехватила Мередит, предложив немного посидеть на веранде и поболтать с кружкой горячего какао, укрывшись тёплым пледом. От такого предложения отказался бы лишь безумец, поэтому я, ощущая лёгкое волнение, без раздумий согласился. Взяв всё необходимое, мы вышли на веранду.
Фейерверки отгремели своё, и на улице снова воцарилась тишина. Было прохладно, поэтому мы поспешили закутаться в плед. Я старался сохранить дистанцию, но Мередит прижалась ко мне вплотную, пояснив, что так будет теплее. Мое сердце неистово забилось, готовое вот-вот выскочить из груди. Сквозь тонкую ткань рубашки я ощущал тепло её хрупкого тела. Локоны её волос касались моего плеча. От них исходил тонкий приятный аромат, отдалённо напоминающий запах сирени. Кровь начала приливать, куда только возможно. Я почувствовал, что ситуация начинает выходить из-под контроля. Неизвестно, чем всё это могло закончиться, если бы не вопрос, нарушивший затянувшееся молчание:
– У тебя есть мечта?
– Нет. А у тебя?
– Есть.
– И о чём же ты мечтаешь?
– Ты же знаешь, что приют снесут, как только все дети покинут его? – я кивнул. – Я хочу этому помешать.
– И как же ты это сделаешь?
– Я стану политическим деятелем, и тогда у меня будет достаточно власти и влияния, чтобы не только отменить снос приюта, но и вдохнуть в него новую жизнь.
– Но зачем? Маргарет получит новое жильё и компенсацию, и сможет жить спокойно.
Мередит печально вздохнула:
– Не всё в жизни можно измерить деньгами. Маргарет очень любит детей, но не может их иметь. В ранние годы, это её очень сильно печалило, поэтому она устроилась на работу в этот приют. Его владельцем был её покойный муж. Спустя какое-то время они поженились, и она обрела дом полный детей, о которых всегда мечтала. Если его снесут, Маргарет снова останется одна. Я не могу этого допустить.
Как я ни пытался понять её мотивацию, я всегда заходил в тупик. Поэтому решился спросить напрямую:
– Почему ты такая, Мередит?
– А разве для этого нужны причины? – на мгновение её лицо приобрело задумчивый вид. – Хотя, одна всё же есть. Я пообещала этой своей маме. Понимаешь, она была прекрасным человеком: добрая, чуткая и весёлая. Никогда не отказывала никому и никогда не требовала чего-либо взамен. Все её знакомые любили маму и всегда обращались к ней за помощью. Она тоже работала в этом приюте, и они с Маргарет были лучшими подругами. Но с самого детства у мамы было слабое здоровье. Когда мне было семь, болезнь приковала её к больничной койке. Прогнозы были неутешительными, однако, мама никогда не падала духом и всегда продолжала улыбаться, хотя, я и знала, что в те моменты, когда она оставалась одна, по её щекам стекали горькие слёзы. Люди, которым она помогала, почти не навещали ее, и я злилась на них, не понимая, почему они бросили её именно тогда, когда она больше всего нуждалась в поддержке. Однажды, не выдержав, я спросила маму: «Почему к тебе, кроме тетушки Маргарет, больше никто не приходит?», на что она ответила: «Мередит, понимаешь, все мы справляемся с горем так, как умеем. Возможно, им тяжело видеть меня в таком состоянии, и они просто не в силах заставить себя прийти. В любом случае, им необходимо время, чтобы это принять. Пообещай мне, что не потеряешь из-за этого веру в человечество и не перестанешь улыбаться, несмотря ни на что». И я пообещала, хоть и не до конца понимала истинный смысл этих слов. А спустя несколько дней мамы не стало. Никто, даже Маргарет, не пришёл на её похороны. Я осталась совсем одна. Ненависть бурлила внутри меня. Я уже была готова отречься от обещания, если бы на следующий день на пороге моего дома не появилась тетушка с бумагами на моё удочерение. Она рассказала мне, что незадолго до смерти, моя мама назначила её моим опекуном, как раз на такой случай. По иронии судьбы процесс удочерения выпал на день похорон, поэтому тетушка не смогла прийти и попрощаться, занятая бумажной волокитой. Она упала на колени и, крепко обняв, заплакала, извиняясь за то, что не оказалась рядом в такой трудный час и не поддержала меня, оставив совсем одну. Позже меня стали навещать и другие мамины знакомые. Все они много извинялись, корили себя за свою беспомощность и трусость. Ведомые виною перед мамой, они всеми силами пытались загладить свою виной перед ней, поэтому заботились обо мне и всегда были готовы предложить безвозмездную помощь. Они были хорошими людьми, просто им было тяжело смириться с этим. Всё так, как и говорила мама. Поэтому я твёрдо решила, что буду до конца верить в людей и помогать им по мере своих сил.
Мередит замолчала, а у меня просто не было слов. В глазах стояли слёзы. В очередной раз прозвучал столь знакомый мне треск, но в этот раз он отличался от предыдущих, словно был последним. С ним пришло облегчение и некая уверенность в том, что всё было не напрасно. А всё благодаря Мередит, и хоть я и был подавлен её историей, я не мог не восхищаться ей. Восхищался тем, какой она стала, несмотря на прошлое. Ведь являясь моей полной противоположностью, она стала той, кто не сдался. Той, кто не спрятался от мира. Той, кто протянула мне свою руку в попытке вытащить меня из кокона, в который я спрятался. Да, треск, что я слышал на протяжении последних месяцев, издавала пустая оболочка прошлого меня, рушившаяся под влиянием происходивших событий. Если бы не Мередит, я бы никогда не смог бы пробиться наружу. Конечно, Маргарет и дети также приложили к этому руки, но всё началось с Мередит, а именно с её улыбки. Наверное, ещё тогда, впервые увидев её, я сразу всё понял, но не хотел признаваться себе в этом. От переизбытка чувств в груди, наружу вырвались слова, которые я уже давно хотел сказать:
– Мередит, я люблю тебя!
Мередит посмотрела на меня. На лице была улыбка, но в её глазах я увидел сожаление. Повисло неловкое молчание, а затем прозвучали слова, услышать которые я оказался совершенно не готов:
– Я очень рада твоим словам, но не могу ответить на них взаимностью, – внутри всё сжалось. Я почувствовал себя абсолютно опустошённым. Клянусь, в том момент, я сильно пожалел, что моего кокона больше нет, так как мне очень хотелось забраться в него и больше никогда не высовываться. – Прости меня…
– Н-но почему?..
– Понимаешь, после окончания школы я уеду учиться в другой город. Мы не сможем видеться долгое время. Не хочу обременять тебя такими отношениями.
А вот эти слова поселили во мне робкий огонёк надежды.
– А если я тоже поеду учиться туда?
– А ты сможешь поступить? – недоверчиво спросила она. – В том вузе очень высокие требования. Далеко не каждый сможет сдать вступительные экзамены.
– А что насчёт тебя? Почему ты уверена, что сдашь?
– Наша школа тесно связана с тем институтом, и мне посчастливилось получить от неё грант на обучение. Так что с поступлением проблем у меня не возникнет.
– Значит, не возникнет и у меня.
– Вот как? – голос Мередит заметно оживился. – Тогда давай так: если ты поступишь, и твои чувства ко мне не остынут, я дам тебе свой ответ.
Она протянула руку и лукаво улыбнулась, а её глаза заблестели. Никогда ещё прежде мне не доводилось видеть такую сторону Мередит. Но это лишь означало, что мы с ней стали чуточку ближе, поэтому меня сие даже обрадовало. Я протянул ей руку в ответ, и наше маленькое пари вступило в силу…
Глава 7
После нового года я только и делал, что занимался. У меня, конечно, никогда не возникало сложностей с учебой, ну или мне так казалось до тех пор, пока я не раздобыл пробный вариант вступительных, который свёл на нет всю мою уверенность. Я осилил лишь половину заданий, а институт рассматривал кандидатов от восьмидесяти процентов и выше. Однако я твёрдо решил, что доведу дело до конца, поэтому пришлось торчать в библиотеке до поздней ночи, а в выходные дополнительно заниматься с репетитором.
Из-за этого у меня почти не было возможности помогать в приюте, но в те дни, когда я всё-таки навещал их, Маргарет настаивала на том, чтобы я не отвлекался от учебы, и они сами со всем справятся. С Мередит тоже не удавалось нормально поговорить. Она словно избегала меня. Ну, видимо на то у неё были свои причины, и я решил не заострять на этом внимание. Но, где-то глубоко внутри поселилась тревога, поэтому стремясь отогнать её, я с утроенной силой погрузился в учебу. За этим время пролетело незаметно, и наступил день Х.
Я был весь на нервах и не смог нормально выспаться. Волнение и страх преследовали меня на протяжении всего времени, что я собирался. В какой-то момент мне даже показалось, что я забыл все, к чему готовился. Ноги предательски подкосились, и я чуть было не потерял равновесие. Понадобилось несколько минут, чтобы мысли в голове прояснились, и я взял себя в руки.
Выйдя на улицу, я увидел Мередит. Пока я недоумевал, она подошла ко мне, взяла за руки и, глядя прямо в глаза, твёрдо сказала: «У тебя всё получится. Я в тебя верю!». А после на её лице появилась такая тёплая и искренняя улыбка, подобная той, что я видел при первой нашей встрече. Страх и волнение отступили, и на их место пришла уверенность, а мир заиграл новыми красками. Я поблагодарил Мередит и отправился сдавать экзамены.
А спустя какое-то время, я обнаружил в своём ящике письмо. Отправителем был указан институт. Непослушными от волнения руками я распечатал конверт и, достав письмо, принялся судорожно изучать его содержимое. В нём говорилось, что я отлично сдал вступительные, и институт будет рад видеть меня в числе своих студентов. Радость переполнила меня. Такой эйфории от достижения цели я не испытывал уже очень давно. Хотелось, и прыгать, и бегать, и кричать одновременно. Но больше всего хотелось увидеть её. Увидеть её улыбку; разделить с ней свою радость. Но самое главное – сказать ей о своих чувствах и услышать ответ. Поэтому немедля ни секунды, я быстро оделся и побежал в направлении приюта.
***
Она сидела на лавке заднего дворика, укрывшись в тени развесистого дерева. Тёплый летний ветерок играл с её тёмными вьющимися прядями, раскачивая их из стороны в сторону. Её взгляд был устремлён вверх, на бескрайнюю синеву послеобеденного неба. Я как можно тише подошёл к ней и сел рядом. Она посмотрела на меня и улыбнулась:
– Видимо ты пришёл сюда за ответом?
– Да, но как ты это поняла? – озадаченно спросил я.
– Помнишь тогда, в день сдачи экзаменов, я сказала, что верю в тебя? Так вот, это не было простыми словами поддержки. Я действительно ни на йоту не сомневалась в том, что ты сможешь это сделать. Я видела, сколько усилий ты прикладывал, чтобы сдержать своё обещание, поэтому просто не имела права сомневаться в тебе. Да и не хотела… – Мередит смущённо отвела взгляд и замолчала, но, видимо собравшись с силами, продолжила, спустя несколько секунд: – Прежде чем я дам тебе ответ, скажи мне – твои чувства ко мне изменились?
– Я всё ещё люблю тебя! – уверенно ответствовал я и, подумав, добавил: – И буду любить всегда!
Мередит придвинулась ближе, положила свою голову мне на плечо и радостно произнесла:
– Я тоже люблю тебя, Джонатан!
***
Закончив рассказ, Джонатан обвёл комнату взглядом. Элли, склонив голову к груди, тихо посапывала, облокотившись о стенку кресла и видя десятый сон, а в её ногах, свернувшись клубочком, спал Джордж. Он аккуратно, стараясь не разбудить, отнёс их в свои кроватки. После вернулся в зал, взял с полки фотографию своей жены и вышел на веранду. Глядя на ночное звездное небо, Джонатан думал только ней.
«Ах, Мередит, моя путеводная утренняя звезда, где бы ты ни была, надеюсь, что ты всё так же улыбаешься мне…»
Конец.