скачать книгу бесплатно
Марсиане
Владимир Дараган
Марсиане – миф или реальность? С чем столкнулись сотрудники марсианской станции? Почему вся информация о марсианах исчезла из Всемирной Сети? Есть ли избранные земляне, каково их предназначение? Что ждет нас в будущем?Все это предстоит узнать журналисту, попавшему в круговерть странных и загадочных событий.
Марсиане
Владимир Дараган
© Владимир Дараган, 2023
ISBN 978-5-4498-8600-2
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
От автора
Автор назвал эти заметки фантастической повестью по просьбе своего Шефа. Если среди читателей окажутся сотрудники Всемирной Службы Безопасности, то они согласятся с таким определением. Ведь все прекрасно знают, что никаких марсиан не было, а странные марсианские находки – это легенды. Вы не найдете в Сети и в Информационных Центрах ни слова о событиях, которые описаны в этих заметках.
Да, пропало несколько человек в горах на юге Америки – это бывает. Осень в горах – период сильных ветров, проливных дождей, оползней… Всякое случается в такое время.
А рассказ Стаса Гурова в «Марсианских Хрониках» – это тоже выдумка автора. Откройте вебсайт журнала и сделайте поиск, чтобы в этом убедиться. Да и как мог быть опубликован рассказ, в котором почти на каждой странице описано несколько нарушений инструкции работы сотрудников марсианской станции.
Лингвисты тоже легко поймут, что все это выдумка. Рассказы Стаса Гурова, письма Кристины, Веры и авторский текст явно написаны одним человеком. Автору и в голову не пришло привести тексты оригинальных документов.
Тогда зачем написаны эти заметки? Автору говорили, что не надо лишний раз будоражить читателей и заставлять их верить слухам о странных событиях, происшедших в последние годы. Это, наверное, правильно! Но соблазн рассказать о нашем возможном прошлом и возможном будущем был настолько велик, что автор не смог удержаться.
Впрочем, тут автор не совсем прав. Ему сначала и в голову не приходило написать повесть о «марсианах» (так все звали ребят, поработавших на станции и вернувшихся на Землю), но однажды в его офис пришел Шеф.
Приказы надо выполнять
Шеф пришел, когда я писал очередную статью о генетиках. Это было время, когда генетики объявили, что могут с гарантией 100% безопасно редактировать геном человеческого плода. Какая мама не хочет, чтобы ее сын вырос высоким, красивым, сильным. И еще чтобы он был добрым, умным и веселым.
Против вмешательства в геном выступили математики. На конференциях они демонстрировали графики, доказывающие, что это приведет к вырождению человечества. «Разнообразие – вот что нам надо, чтобы развиваться», – говорили они. В ответ им показывали фотографии уродливых младенцев и злобных карликов, спрашивая, что они думают по этому поводу. Математики огрызались и говорили о статистике и трендах. В общем, шум на земном шаре стоял большой, и работы мне хватало – я брал интервью, строчил статьи и обзоры, стараясь описать все аргументы воюющих сторон.
Мой Шеф – главный редактор нашего журнала. Сколько ему лет не знал никто. Выглядел он на пятьдесят, плотный, немного даже круглый. Говорил мало, считая, что мы должны угадывать его мысли. Или придумывать таковые, если у него их не было.
– Андрей, – сказал он, – ты журналист?
Вопрос был риторическим, и я в ответ просто поздоровался.
– У каждого журналиста должна быть мечта – написать книгу. И это ужас для начальства, ибо будет отвлекать от выполнения моих приказов.
– Возразить нечем, – кивнул я.
– Тогда слушай приказ. Я начальство необычное и приказываю тебе написать книгу о «марсианах». Передай генетику Кильянову и займись книгой прямо завтра. Найди «марсиан», которые недавно вернулись со станции, поговори и принеси мне план книги.
– Шеф, – начал я, – я же в этом разбираюсь, как свинья в жемчуге. У нас есть Вера, она у нас по космосу. Профессионал, между прочим.
– Вот поэтому я и прошу об этом тебя. Мне не нужен профессионал. Он будет красоваться своей эрудицией, а мне нужна психология и истории. Короче, через неделю план книги на стол. Меня особенно интересуют люди, имевшие дело с кратером С55. Слышал о таком?
Конечно я слышал. Года полтора назад об это кратере говорил весь мир. Сейчас страсти утихли, и в Сети стали больше обсуждать земные проблемы.
– Шеф, я понял. Ваши приказы не обсуждаются.
– И ещё. Книгу ты пишешь кратко и емко. Поменьше лирики, описаний природы и кровавых закатов. Начни текст с моего приказа, но не описывай наш офис, мой свитер и свой рабочий стол. Это никому не интересно. Больше динамики и реалий. И не вздумай писать всю правду. У меня все. Выполняй.
Я листал свою телефонную книгу. Из всех моих знакомых «марсианином» числился один – Фархад Алимерзоев. Весельчак. Умница, но тщательно это скрывающий. Генетик, вернулся со станции два месяца назад. Что делал на станции генетик?
– Фархад, – спросил я его неделю назад, когда он рассказывал о своей ненависти к математикам, – что делал генетик на Марсе, ведь там нет жизни?
– Да, – сказал Фархад, – на Марсе жизни нет. Там есть скука и желание оттуда выбраться. Зато в оранжерее космическое излучение и много генетических мутаций.
Позвонил. Фархад сидел в ресторане, держал в руке бокал с вином и был счастлив.
– Привет, дорогой! Что могу еще рассказать? А пока познакомься с Галей.
На экране появилась брюнетка с большими глазами и красивыми губами. Тоже с бокалом. Она кивнула и подняла бокал в мою честь. Я тоже кивнул.
– Фархад, мне дали задание написать книгу о «марсианах», об их жизни после станции.
– Отлично! – обрадовался Фархад. – Приезжай в Баку, я новый дом купил. Все покажу, посидим, вина выпьем, все расскажу.
– Спасибо друг, обязательно попробую выбраться! Но мне нужны ребята, связанные с историей кратера С55. Кстати, а что это за кратер?
– Э-ээ… – Фархад задумался, – про кратер ничего сказать не могу. Тебе надо связаться со Стасом или Кристиной. Впрочем, с Кристиной не связывайся. Она красивая, ты влюбишься, поглупеешь, неправильно напишешь.
– Они на Земле?
– Да, около года назад их со станции отправили. Они там правила нарушали, но я бы им памятник на Марсе поставил. Стас Гуров, запомни. Адреса не знаю, сам найди.
Стас Гуров. Биофизик, окончил МГУ, работал в Институте биохимии, пять лет на марсианской станции, отбыл на Землю раньше срока за нарушение инструкций.
Это все, что я нашел в сети. Ни адреса, ни телефона.
– Фархад, – позвонил я приятелю. – Подскажи, как найти Стаса?
Фархад сидел за компьютером, был строг и деловит.
– Попробуй найти Майка Коллинса. Он тоже на Земле, работал у нас в службе безопасности. Должен сейчас быть в Америке. Он что-то про Атланту говорил.
Майка я нашел по телефонному справочнику. Жизнерадостный чернокожий, уверенный во всем, что говорит. Он долго выспрашивал, кто я и зачем мне понадобился Стас. Услышав про книгу, он поморщился, но, узнав фамилию Шефа, смягчился и сообщил, что Стас живет в маленьком городке под Нью-Йорком, мечтает о новых исследованиях, пытается найти деньги, и, если я напишу про него, то будет рад такой рекламе.
– Только не пиши, что он болен, – попросил Майк. – После Марса мы все немного больны, и писать про это не надо. А впрочем…
Впрочем, все на Земле знали, что ребята после нескольких лет работы на Марсе становятся инвалидами. Я решил писать обо всем как есть, пусть наши чиновники лишний раз вспомнят, кто реально отдал свое здоровье, чтобы нам открылись тайны истории.
Стас встретил меня спокойно, Майк его предупредил. Среднего роста, худощавый, с открытой улыбкой, но его глаза оставались неподвижными, когда он улыбался. Было видно, что мысли его далеко от неухоженной квартирки, где мы встретились, от меня и от нашей беседы. Одет он был в толстый шерстяной свитер, шея обмотана шарфом, голос тихий, безразличный. Он не верил, что я могу ему помочь, неохотно рассказывал о своих планах, но потом махнул рукой и достал из ящика стопку бумаг.
– Я тут рассказ написал о том дне. О том, который тебя интересует. Извини, что на бумаге – привык на Марсе дневник так писать. Из рассказа поймешь, почему. Ты текст отредактируй, попробуй опубликовать. В «Марсианских хрониках» мне отказали. Если заплатят, переведи гонорар сюда. Этим ты мне поможешь. Денежки мне сейчас очень нужны.
Он протянул карточку с номером банковского счета.
– А про мою жизнь не пиши. Не хочу, чтобы меня жалели.
Шеф выслушал рассказ о моих поисках, прочитал рассказ Стаса, хмыкнул и задумался.
– Ладно, – сказал он через минуту. – У меня связи в «Марсианских хрониках», поможем парню. Ты редактируй, но не переусердствуй. Написано неплохо, но напоминает сочинение девочки-отличницы: охи, вздохи, поучения. Я, кстати, читал докладные записки Стаса, Кристины, официальное заключение комиссии – были у меня такие возможности. Рассказ Стаса не совсем совпадает с официальной версией. Но это важный документ. Сохрани оригинал и попроси у Стаса разрешение включить его текст в книгу. Неплохое начало получится.
Рассказ Стаса Гурова
Тук, тук, тук-тук, тук…
Спасибо ребятам, придумавшим этого «клопа»! Шесть колес прыгают вверх и вниз, а кабина плавно плывет над бурым песком с бесчисленными булыжниками, рассыпанными до самого горизонта. Умная автоматика приподнимает колесо, если на его пути встречается камень, и аккуратно ставит обод на его вершину. Без этого шум был бы как от камнедробилки. А так вроде ничего – сидишь, смотришь на далекие холмы и через час перестаешь обращать на «тук-тук» внимание.
У меня выходной. Я свои выходные использую на полную катушку. Почти все другие сотрудники станции в такие дни после завтрака тяжело вздыхают и уныло бредут к мониторам. Список возможных развлечений все выучили наизусть, и он уже мало кого вдохновляет. Мое увлечение поездками к кратеру С55 сначала всех удивляло, но сейчас даже перестали спрашивать, что нового я сфотографировал во время очередного вояжа.
До кратера около ста километров – это меньше двух часов езды. Аккумуляторы «клопа» заряжены на двадцать четыре часа непрерывного движения, и я мог бы накручивать сотни километров, но по нашим правилам никто в одиночку не может удаляться от станции больше, чем на двести километров. Дальше связь становится неустойчивой, от греха подальше начальники запретили такие поездки.
Я сижу в скафандре – это тоже по правилам. Сзади меня видеокамера, которая фиксирует все мои действия. Чип памяти у нее в «черном ящике», и, пока связь хорошая, изображение передается на станцию. Сегодня дежурит Майк. Вряд ли он неотрывно смотрит на экраны, но кто знает, на что он способен от скуки. Штрафы за любое нарушение большие, мне могут запретить поездки – вот это будет полной катастрофой. Хорошо хоть внутри «клопа» можно сидеть с открытым забралом. Скафандр с микроклиматом, очень мягкий и удобный. В первые дни он мне очень нравился, а сейчас я его не люблю. В нем чувствуешь себя совсем чужим среди рыжих холмов и темного неба, где даже днем сверкают звезды.
А я хочу тут быть своим!
Только бы не написать об этом в официальном дневнике. Мы должны ежедневно писать по нескольку фраз в специальных журналах, которые сразу пересылаются на Землю. Даже мои начальники не имеют доступа к этим записям. Там можно описывать свою работу, развлечения, отношения с коллегами и особенно с руководителями. Не знаю, кто это читал, но я неожиданно обогатился на своих заметках. Мои фото, приложенные к официальному дневнику, стали публиковаться в «Марсианских Хрониках». А потом там стали появляться мои заметки о марсианской погоде. Платили немного, но зато я после этих публикаций смог объяснить, почему я каждую неделю мотаюсь к своему кратеру. Мне повезло – неподалеку я нашел скалы с полосками белого и розового кварца. Теперь в каждую поездку я неустанно фотографирую эти полоски на фоне уродливых пиков кратера, а тысячи любителей марсианской экзотики любуются моими снимками. У меня даже появились поклонницы, и я иногда жалею, что между нами черт знает сколько миллионов километров.
Все, приехали! На экране навигатора замигала красная точка, скорость стала автоматически снижаться. В ста метрах отсюда находится стена кратера, неприступная для моего «клопа». Я опускаю забрало, отключаю питание всех камер наблюдения, беру два фотоаппарата, перелезаю в переходный отсек, минуты две слушаю шипение воздуха, меня облучают ультрафиолетом, загорается зеленая лампа. Можно открывать дверь!
На всякий случай я смотрю на объектив внешней камеры и делаю десяток уверенных шагов в зоне наблюдения. Эту камеру, в случае чрезвычайной ситуации, можно дистанционно снова включить из станции, и я демонстрирую полную невинность моих намерений. Около большого камня, освещенного солнцем, я опускаюсь на колени и долго прицеливаюсь основным фотоаппаратом. Цифровой снимок сразу уходит на большой компьютер и будет ждать там моего возвращения. Я осторожно трогаю карман скафандра, где лежит старенькая небольшая фотокамера, неизвестно каким образом попавшая на станцию. Я нашел ее в углу нашего склада и очень обрадовался, когда оказалось, что у нее нет автоматической передачи снимков в мой официальный блок памяти и снимки можно хранить в самой камере. У меня появилась возможность сделать около ста тысяч фотографий без всякого контроля станционных и земных начальников.
Да… я пишу этот секретные записки, а что если кто-нибудь до него доберется раньше времени? Самое легкое наказание – это отправка на Землю с первым грузовиком. Ну и, конечно, мой счет в банке сразу уполовинят.
Но писать надо! А вдруг со мной что-нибудь случится? Так хоть будет понятно, почему я всем этим занимаюсь. Место хранения фотографий и записей я описал в «смертном» медальоне. На всякий случай надо писать быстрее, а то странные события, которые начали происходить вокруг меня, разворачиваются с нарастающей скоростью. Только бы случайно не написать лишнего в официальном дневнике.
Ну ладно, это я отвлекся. Сейчас я уже перелез через груду огромных камней и спрыгнул вниз с высокой отвесной стенки. Хорошо, что сила тяжести тут в три раза меньше, чем на Земле.
– Стас, у тебя все в порядке? – раздается в шлеме скафандра.
Это Майк, ему стало скучно смотреть на черный экран, и он решил поболтать. Он учит русский, и я поражаюсь его способностям.
– Майк, у меня все окей! Расслабься и поставь себе фильм с красивыми девочками.
– Я на дежурстве. Тут на девочек смотреть нельзя. Тут только на тебя можно смотреть, а ты пропал. Кроме тебя все сидят на станции, и ты у меня единственная телезвезда. Да и то пропащая!
– Ты хотел сказать пропавшая?
– Ну да! Стас, включи камеру у тебя на голове. Я хочу посмотреть, что ты увидел.
– Не буду, Майк. Она с передатчиком жрет много энергии, а я парень экономный. Все, конец связи, отключайся! Успеха тебе!
– Бай, бай!
Майк больше не позвонит. Про экономию энергии нам талдычат каждый день, а он парень понятливый.
Пока мы болтали, я подошел к метке номер один. Тут я положил восемь круглых камней. Каждая четверка образует прямую линию, а пересечение линий дает мой «первый номер». Я внимательно смотрю на камни, они все лежат на своих местах, за прошедшую неделю никто не проходил. Даже маленькие камешки, которые я положил на самый край больших, как им и полагается, находятся на пересечении еле заметных линий, которые я нацарапал геологическим молотком. Ветра тут почти не бывает, стенки кратера весьма высоки, и только мощные ураганы могут тут немного похозяйничать.
Все в порядке, теперь можно проверить, что находится в маленькой пещерке, прикрытой большим красным камнем.
Это моя самая грустная метка. Я отодвигаю камень и долго смотрю на белый жесткий скафандр старого образца, на разбитое забрало, на сморщенное высохшее лицо искателя марсианских приключений. В медальоне я прочитал, что это Питер Хендерсон, известный нарушитель всех марсианских правил, пропавший без вести три года назад во время предыдущей смены на станции.
Питера искали несколько месяцев. Его вездеход, на котором он отправился изучать легендарный замерзший ручей, стоял пустой и исправный в нескольких километрах к востоку от этого кратера. Нашли первые шаги Питера. Он направлялся на север и бежал, как он делал обычно во время подобных прогулок. Бежать по Марсу – сплошное удовольствие. Получаются прыжки длиной до пяти метров. Полное ощущение полета, твоей всесильности и превосходства над унылой пустыней.
Следы от прыжков Питера исчезли через километр – кончился песок и начались скалы. Специалисты получили фотографии с орбитальной станции, где можно было рассмотреть даже пропавший карандаш. В радиусе пятидесяти километров от вездехода компьютер просмотрел каждый квадратный сантиметр, но не нашел даже мельчайших признаков присутствия Питера. Были отправлены отряды, состоящие из роботов и людей, которые прочесали все уголки, заглянули под все большие камни в радиусе тридцати километров от вездехода. Через шесть месяцев поиски прекратились, Питера внесли в списки погибших и его родственникам выплатили огромную страховую сумму.
А Питер все это время лежал в пещере в кратере С55. Я его увидел случайно три месяца назад, когда забрел сюда в поисках удачного кадра заходящего солнца. Меня поразило разбитое забрало. Это металлопластик, выдерживающий попадание пистолетной пули. А было чувство, что по нему просто стукнули камнем – и он рассыпался. Питер погиб мгновенно. Его кровь закипела при низком давлении, сосуды просто взорвались. Он даже не мучился. Его лицо как бы выражало недоумение от того, что случилось.
Все остальное было цело. На чистом скафандре ни одной царапины. Питер лежал на спине, и было ясно, что кто-то аккуратно принес его сюда и положил в пещеру, явно пытаясь спрятать от объективов орбитальной станции. Камень к входу в пещеру уже был, я только подвинул его, чтобы плотнее закрыть пещеру, чтобы уберечь Питера от дальнейших приключений и понять, ходит ли кто-нибудь сюда, и кто этот «кто-нибудь».
Я не стал докладывать о своей находке. Вернее, я это собирался сделать немедленно, но мой взгляд тогда упал на «метку номер два», и я не стал нажимать кнопку экстренной связи с диспетчером.
«Метка номер два» сверкнула перед моими глазами точно так же, как она сверкнула три месяца назад. Она находилась в пятидесяти метрах от пещеры Питера. Это был каменный параллелепипед размером 1 х 1 х 4 метра. Параллелепипед был отполирован так, что я увидел в нем свое отражение. Материал, из которого он был сделан, напоминал по структуре гранит, но я не смог отколоть кусочек для анализа. Ребра очень острые, я легко мог разбивать о них камни, лежащие вокруг, не оставляя ни малейших следов скола на странном параллелепипеде. Он был ориентирован с севера на юг, его большая грань была идеально параллельна поверхности Марса. По температуре он ничем не отличался от окружающих камней, было такое чувство, что эту штуковину положили сюда много лет назад и забыли про нее.
Я тогда натаскал песка и насыпал «пограничную полосу» вокруг параллелепипеда в ожидании, что со временем увижу там какие-нибудь следы. Все напрасно. Песок оставался нетронутым, я ни на шаг не продвинулся в понимании того, что такое «метка номер два». Месяц назад я прикрыл параллелепипед мелкими камнями, чтобы он не бросался в глаза, и чтобы его нельзя было рассмотреть с орбитальной станции. Это была моя тайна, я хотел во всем разобраться самостоятельно.
Тогда, три месяца назад, когда я стоял около параллелепипеда, гладил его отполированные грани и смотрел на свое отражение, я впервые почувствовал себя причастным к великим мировым тайнам. Был тихий марсианский вечер, солнце начало скрываться за скалами, в небе сверкала большая яркая точка – наша родная планета. Температура стремительно падала, но от параллелепипеда исходило тепло и умиротворение. Миллионы лет вдруг стали для меня не пустой абстракцией, не цифрами на экране компьютера, а реальностью, которую можно потрогать.
Почему я не позвонил диспетчеру? Тогда я отчетливо представил, что смогу сам понять тайну кратера С55, а толпы ученых с лаборантами только помешают во всем разобраться. Да еще пещера, где лежит Питер. Это означало, что мы все будем постоянно перетаскивать видеокамеры с места на место, делать бесчисленные анализы и отвечать на вопросы экспертов с Земли, что, учитывая десятиминутную задержку сигнала, превратилось бы в пытку.
В современную жизнь на Марсе я не верил. Кроме нашей станции и еще нескольких пунктов наблюдения, на Марсе никого не было. Об этом с уверенностью говорили ребята, жившие на орбитальной станции, которые делали бесчисленные фотографии и потом исследовали малейшие изменения на отдельных кусках поверхности. Тут жили ураганы, сюда падали метеориты, сюда лился поток частиц из космоса, но белковой жизни тут нет. И никто до меня не находил каких-либо следов разумной деятельности. А в кратере С55…
Я бросаю последний взгляд на параллелепипед и иду от него на север. Там моя «метка номер три». Это то, что потрясло меня, что заставило меня продлить контракт, который закончился два месяца назад, что влечет меня сюда каждую неделю и что будет мировой сенсацией, когда я решусь рассказать.
Вот они, мои родные! Они красивы, стремительны. Взявшись за руки, они делают шаг вперед, как будто хотят выйти из камня, куда их заточили. Они высоки, стройны, их лица совершенны. Они так похожи на нас. Только лучше. Но почему их лица так грустны? Почему нельзя долго на них смотреть? Почему сердце начинает разрываться, когда видишь их глаза? Куда они идут? Что они видят впереди? Где остальные?
Это барельеф. Высокие мужчина и женщина сделали шаг вперед, и казалось, что они вот-вот пойдут по каменистой почве мимо угрюмых скал, к солнцу, угасающему на фиолетовом небе. Я тогда долго смотрел на них, и казалось, что это не работа скульптора, а живые люди, которые хотели выйти из скалы, но что-то их остановило, и они миллионы лет неподвижно смотрят на россыпи камней и уродливые стенки кратера.
Я смотрю вперед, куда устремлен их взгляд. Но там ничего необычного. Те же камни и скалы, что и вокруг. И тайна, к которой я прикоснулся, остается неразгаданной и сегодня.
На планшете электронная карта кратера. Там проведены линии моих маршрутов – кратер исхожен вдоль и поперек. Тут нет больше укромных уголков, секретов, я знаю каждый заметный камень и скалу. Разгадка тайны где-то в другом месте.
«Клоп» несет меня по вечерней пустыне. Солнце почти село, розовые краски неба слепят глаза, я закрываю жалюзи и полностью отдаюсь в руки автопилота. Он прекрасно знает дорогу домой, можно расслабиться и спокойно подумать. Странно как-то… Мне сегодня показалось, что те двое немного дальше вышли из скалы и глаза у них уже не такие грустные. Потом, в своей комнате, я буду сравнивать сегодняшние и старые фотографии. Скорее всего, ничего нового я не увижу, но тогда откуда взялось такое чувство?
– Стас, ты скоро?
Это Майк. Он, бедняга, совсем заскучал. Я приеду как раз к концу его смены, и нам надо вместе сходить в бар. Ему еще торчать тут год или два. Майк мне будет рассказывать, какой дом он купит в своей Алабаме и какая красивая у него будет жена.
А я буду думать о космической радиации, которая пронизывает нас, несмотря на защиту, и о том, как опасно нам будет иметь детей. Конечно, можно отслеживать развитие плода с первых дней и ремонтировать ДНК, если будут проблемы, но это не совсем то, о чем мечтаешь, лежа на узкой кровати и глядя в окно, за которым сияет звездное марсианское небо, так похожее на наше, земное.
– Стас, ты почему молчишь? У нас проблема!
Я включаю микрофон.
