скачать книгу бесплатно
Мы стояли и молчали. Наши скафандры будут работать еще два часа. За это время мы успеем добраться до нашего «автобуса». На поверхности у нас будет дополнительный час за счет работы солнечных батарей.
– Они пошли вперед, значит там есть дополнительный выход. Они знают, проезжали мимо. Пойдем дальше? – я тронул Иштвана за плечо.
– А если выход далеко? У них запаса энергии в скафандрах больше. Еще час и мы отсюда не выберемся. Ты готов рискнуть?
– Готов.
– Спасибо. Я просто хотел это услышать. Мы сделаем так – ты вернешься к автобусу и вызовешь помощь с базы. Я же пойду вперед, найду их и скажу Кристине все, что о ней думаю.
– Разумно, но я пойду с тобой.
– Это приказ.
– Ты мне не начальник.
– Не послушаешься – погубишь себя и меня. А может и их.
– Я с тобой.
И мы опять побежали.
Зал огромен! Это даже не зал, а площадь формы латинской буквы «D». От стены до стены не меньше километра. От полукруглой стены уходили коридоры, точные копии того, по которому мы бежали. Их было не менее десяти. Прямая сторона площади обрывалась вниз огромными ступенями. Я посветил туда, но мне показалось, что это лестница в бездну. Метрах в ста от нас на краю этой лестницы сидели Кристина и Анри. Он обнимал ее за плечи, а она склонила к нему голову. Мы подошли, я осветил их фонарем. Кристина посмотрела на нас и отвернулась, Анри даже не повернул головы.
Иштван подошел к ним, встряхнул за плечи и жестом показал, чтобы они включили групповую локальную связь. Что-то щелкнуло, и я услышал, как Анри начал быстро говорить по-французски.
– Язык станции английский, – строго сказал Иштван. – Повтори, что сказал!
– Идите к черту! – раздалось в наушниках.
– Я уже к нему пришел, что-нибудь хочешь добавить?
– Иштван, – сказала Кристина, – ты хоть понимаешь, куда пришел?
– Сейчас я думаю, как отсюда выйти.
– Посмотри наверх. Стас, посвети на потолок, а ты посмотри в свой радар.
Потолок был другого цвета, чем стены. Плиты такого же размера, но более светлые. Я подошел к Иштваны и посмотрел на экран радара. Там явственно проглядывались круги, линии, многогранники, спрятанные за облицовкой.
– Механизм, чтобы раздвигать потолок?
– Не знаю, но посмотри в центре.
В центре потолка явно проступала схема Солнечной системы.
– А почему Марс тут самый большой?
– Не знаю.
– И что все это значит?
– Они отсюда улетели, – сказала Кристина. Буднично так сказала. – Они долго готовили Землю, чтобы там жить, и когда на Марсе закончились вода и кислород, то все улетели к нам. Они любили свою планету и жили тут до последнего. Но однажды в планету попал метеорит, она стала терять атмосферу, а потом испаряться вода. Я думала, что они решили красиво уйти в никуда, а они ушли к нам.
– Почему к нам? – спросил Иштван. – Это твоя гипотеза?
Кристина поднесла экран радара к его лицу, увеличила изображение. Я нагнулся и увидел тонкую линию, соединявшую Марс и Землю.
Мы лежим на песке, ждем турболет и смотрим на желтое небо, где светятся яркие звезды. Это совсем недалеко от подземной площади. Рядом глубокие следы от вездехода Кристины. Иштван поднимается на локте.
– Кристина, это твоя работа, – говорит он, показывая на огромные обломки скал у выхода из подземелья.
– Да, мы тут долго возились, расчищали вход. Методы прошлого века. Лебедка, тросы, крючья. Почти всю энергию вездехода здесь оставили.
– А Питера в пещеру ты положила?
Кристина молчит, смотрит на Анри, потом машет рукой.
– Да, я. Хотела, чтобы он был со мной и рядом с марсианами, а не в нашем морге.
– Он погиб из-за дефекта в забрале?
– Да, мы с ним искали входы в это подземелье, он сорвался со скалы и ударился лицом о камни. А это чертово забрало рассыпалось, как плохое оконное стекло!
– А почему так далеко?
– Я тебе сказала – в кратере С55 следы марсиан, их статуи. Мне хотелось, чтобы он был рядом.
– И давно ты эти статуи нашла?
– Давно, я там все облазила. Я предполагала, что там должен быть вход в туннель, но не нашла. Сегодня случайно выскочили. Есть еще много входов, все они завалены. Этот, где мы сейчас, самый чистый.
– Все знала и молчала?
– Стас тоже молчал. Да и ты там побывал.
Тут я не вытерпел:
– А почему следов не было видно?
– Я увидела твои знаки, камешки, приглаженный песок и поняла, что ты хочешь все сам исследовать. Не стала тебе мешать. И старалась следов не оставлять.
– А из квадрата 20—52 ты всех увела, когда увидела вход?
– Да, это было неожиданно для меня.
Я замолчал. Странный разговор, мы все прикоснулись к жутким тайнам, а болтаем о лебедке и камешках.
– Все-таки я не понимаю, – говорит Иштван. – Почему вы всё хранили в тайне?
– Но и ты молчал, зная про статуи.
– Наука – это не мое. Я отвечал только за вашу безопасность. А сейчас я думаю, как вас теперь перед начальством выгораживать? Смотрите, уже турболет показался!
Вторая встреча
– Отредактировал?
Я у Шефа в офисе. Загружаю файл в его планшет. Он читает.
– Надеюсь, в книгу ты вставил оригинальный вариант? Где ты взял такие длинные диалоги в подземном зале? Очень, конечно, торжественно, с кучей восклицательных знаков. Только воплей «Эврика!» не хватает.
– Там момент был ключевой, не каждый день такое можно увидеть.
– Ты со Стасом это уточнял?
– Нет, только получил разрешение на публикацию текста.
– Книгу пиши дальше, вставь туда оригинал, но вот отдельно рассказ опубликовать не получится. ВСБ против всего, что не похоже на официальное расследование.
– Сказали бы, что рассказ фантастический.
– Ты меня еще учить будешь? Скажи лучше, какие дальнейшие планы.
– Хочу Кристину увидеть. Послушать ее версию
– Я прочитал введение в твою книгу. Фархад правильно сказал – не надо к ней ехать.
– Он пошутил.
– Нет, он не пошутил. Езжай снова к Стасу. Ты ни слова не написал, чем занимается «марсианин» на Земле.
– Он не очень хочет об этом рассказывать.
– Это было при первой встрече. Теперь расскажет, доверяй начальству. И слушайся его.
Мы со Стасом сидим в его квартире. Стас еще больше похудел, лицо совсем серое – похоже, он почти не выходит на улицу. Мы сидим на диване, перед нами столик, где стоит бутылка коньяка и большой пузатый термос-кофейник. Я вынимаю телефон, переключаю его в режим диктофона, прошу Стаса рассказать, что было дальше. Он пьет кофе и говорит, глядя куда-то в сторону.
…Это хорошо, что ты все за мной записываешь. Я уже ничего писать не могу. Мало слов у нас в языке, не смогу я передать, что тогда в голове было. А ты можешь писать просто о том, как я встал, пошел, включил фонарь, выключил фонарь… А что мы тогда все чувствовали, ты не пишешь. Потому, как не знаешь.
Ты наливай себе, я пропущу. Я решил меньше пить. Вот Анри уже алкоголик, я тоже туда катился, но ко мне умная мысль пришла, и я притормозил. Давай я и тебе буду умные мысли формулировать. Мы там, на Марсе, все философами стали.
Ты знаешь, что значит быть никому не нужным? Вообще никому! Вот это про меня. Заплатили мне мало, почти все ушло на штрафы. Дали марсианскую пенсию, я снял квартирку в этой деревне, на жратву хватает, машина старенькая есть, так и живу. Я почему под Нью-Йорк переехал? В России цены кусались, да тут и к Майку поближе. Он парень добрый, иногда сюда приезжает. Он не пьет, но все равно поговорить любит.
Почему я не работаю? Потому что от меня все шарахаются, как от зачумленного. Во-первых, здоровье ни к черту. Ты можешь представить, чем мы там дышали, что мы там ели и что мы там пили? Плюс радиация со всех сторон. Плюс постоянное чувство, что ты уже почти умер и теперь путешествуешь по небесам. И еще много чего. И кому нужно такой пахучий букет держать на работе? Я биофизик, но тут за шесть лет все так ушло вперед, что я даже термины не понимаю. Пробовал нагнать, но в голове мысли о пыльных бурях и розовых восходах. Да что там говорить…
Все друзья куда-то сразу ушли. Да мне с ними и говорить не о чем. Они богаты и думают о том, как тратить деньги, а я думаю о своих анализах и о еде без искусственных белков и углеводов.
Короче, я остался один, никому не нужный. Телефон можно отключить, звонят только попрошайки и идиоты, которые не верят в жизнь на Марсе. А теперь умная мысль номер один. Если ты никому не нужен, то, чтобы не засунуть голову в петлю, надо срочно придумать себе цель. Вот этой цели ты уже нужен, у тебя появляется смысл в жизни.
Ну как, уловил? Это очень важная мысль, она меня спасла. Какая у меня теперь цель? Я хочу узнать, когда и куда прилетели марсиане на Землю. Я в библиотеку стал ходить, там информационная система бесплатная, много всего узнал, но об этом потом. Хочу поехать в Африку и на речку Тигр. Там массу интересной информации можно раскопать. Нужно только найти любопытного и богатого. Но пока только от меня каких-то денег все хотят.
А знаешь, что сейчас самое хреновое в моей жизни? Ты приготовься, я сейчас тебе вторую умную мысль сформулирую. Я тут прочитал, как ребята из Советского Союза и Америки делали атомные бомбы. Ну, каждый у себя, конечно. Так вот, делали они бомбы несколько лет, а потом долгие годы сравнивали свою жизнь с тем временем. Так у многих. Кто воевал, тот будет думать, что бы делали его новые знакомые тогда, в окопах. А мы можем думать только о Марсе. Мы отравлены его красной пылью. Какая умная мысль? У каждого есть свой Марс. У кого-то большой, у кого-то маленький. Это как стержень на долгие годы. А хреново то, что этот стержень слишком большой. Меня кроме Марса ничего не волнует. Вот смотрю в окно, там люди гуляют, на машинах катаются, а я думаю: ну как можно так время терять? Захожу в магазин и думаю: ну зачем столько всякой одежды, тут не надо систему жизнеобеспечения на себе таскать и можно без специальной вентиляции обойтись. А всех женщин я с Кристинкой сравниваю. Кто тут может лебедкой куски скалы растаскивать? Кто тут может труп любимого на себе тащить? Кто тут может со скоростью 100 км в час по лестницам в подземелье носиться?
Я понял, что мы все к таким тайнам прикоснулись, что наши мозги не выдержали. Кристина через неделю после прилета вышла замуж – у нее и правда в Польше жених был. Сейчас она сидит на огороде, укроп выращивает. Она свежим укропом просто бредила на Марсе. Никто не догадался взять семян на станцию. У нее укроп – спасение от мыслей. Анри спасается стаканом, Иштван начал работать инструктором в тире. Он сидит на работе с семи утра до десяти вечера – боится идти домой, боится оставаться один. Майк самый богатый из нас – у него штрафов почти не было. Он купил-таки себе дом и с утра до вечера что-то красит. И при этом жена должна стоять рядом. Он тоже не может быть один.
Мы все стали очень странными после того, как побывали в туннеле. Причем только мы четверо. После нас туда ринулись толпы, однако ни с кем не было ничего подобного. Ты даже представить не можешь, какой начался тогда ажиотаж. Все входы раскопали и поставили над ними металлические будки. Автоматизированная охрана, пропуска. Рисунок на потолке в центральном зале сфотографировали сотни раз, и сейчас все кому не лень его изучают. Это оказалась какая-то металлизированная краска или что-то подобное. Никаких механизмов внутри потолка не было. Это просто рисунок, Кристина тогда ошиблась. Там, кроме Солнечной системы, еще куча прямоугольников, кругов, шестигранников. Я сначала читал статьи по расшифровке смысла этого рисунка, но когда дошел до статьи, что там изображены все события, описанные в Ветхом Завете, то бросил. Я вообще в туннеле больше не был. Да там и делать нечего. Все приходят, смотрят и уходят.
Самая большая загадка – лестница, которая идет вниз из центрального зала. Иштван оказался прав, там был тупик. Идет лестница вниз и упирается в стену. А за стеной обычный грунт, как и за другими стенами. Хотя эта загадка не больше, чем загадка самого туннеля. Зачем вообще он был построен? Как он использовался? Что означают статуи в кратере? Я читал статью антрополога, он пишет, что все пропорции абсолютно человеческие. Только рост большой, хотя ведь статуи всякие бывают.
А с нашей четверкой начали происходить всякие чудеса. Нас всех тогда оштрафовали и отодвинули от изучения туннеля. Но это не чудо. Чудеса со мной и до туннеля происходили, я тебе намекнул в прошлый раз, но потом началось такое…
Во-первых, мне стало невозможно ночью находиться снаружи станции. Стоило мне посмотреть на звезды, как небо начинало раздваиваться. Как будто кто-то раздвигал створки у небесного купола. Одно небо уходит, появляется второе. Это второе было незнакомым, там я не нашел ни одного нашего созвездия.
А потом на какое-то время я перестал ездить по пустыне. Меня наказали, и в выходные я сидел на станции, но даже по делу мне ездить было трудно. Вдруг ни с того ни с сего перед моим «клопом» начинали вырастать «города». Это я их так называл. Это были светлые полусферы, стоящие в беспорядке прямо по курсу вездехода. Я тормозил, они не исчезали. На радаре пусто, а перед глазами за окном такая чертовщина. Выйдешь наружу – пусто. Зайдешь обратно – стоит «город». Хотя это было недолго – месяц или два, потом прошло.
Анри начал пить сразу после тех событий. Его хотели отправить на Землю, но он был классным специалистом, и все делали вид, что не замечают его пьянства. Хотя следили, конечно. Как-то раз он пришел ко мне утром, еле на ногах держится. Меня это удивило, обычно он после работы напивался. Пришел и говорит, что всю ночь беседовал с марсианкой. Дескать, она пришла к нему в комнату, села в кресло и начала расспрашивать про жизнь на Земле. Он ей рассказал, что мог, потом напился и пришел ко мне. Я сначала решил, что у него белая горячка. Я заходил к нему в комнату, там его полотенце лежало в кресле. Причем так лежало, что если бы кто-то сидел на нем, то оно было бы смято. Нет, там точно никого не было!
Я бы забыл об этом случае, но через несколько дней ко мне пришла Кристина и тоже рассказала про ночную беседу с марсианкой. Она была точная копия женщины-скульптуры и тоже расспрашивала Кристину про жизнь на Земле. Причем с Анри марсианка беседовала по-французски, а с Кристиной по-польски!
Я ждал, что и ко мне кто-нибудь придет, но все ночи были спокойные. Я даже дверь в коридор приоткрывал, но безрезультатно. Кристина говорила, что пыталась что-то спрашивать у марсианки, но она делала знаки, что все это будет потом, и продолжала расспросы о нашей жизни.
Кристина стала совсем другой. Она вообще перестала выезжать за пределы станции. Образцы пород ей привозили лаборанты, и она подолгу сидела с ними в стационарной лаборатории. Она полюбила ходить на верхний ярус станции, где было круговое панорамное обозрение окрестностей. Там она придвигала кресло к самому стеклу и подолгу сидела, смотря на север, где был кратер С55. Однажды я случайно зашел туда и увидел, что она плачет. Плакала она беззвучно. Просто слезы текли по щекам.
Я стал заниматься расчетами профилей возможных русел рек, которые тут текли миллионы лет назад. Нам надо было найти места, где возможны были скопления ила. Там мы надеялись найти какие-нибудь окаменелости. После открытия туннелей эта работа казалось бессмысленной, но она меня занимала и отвлекала от других мыслей.
Иштван часто заходил ко мне в лабораторию. Он просто так заходил, узнать последние научные новости и поболтать. Он продолжал оставаться на своем посту, но его заявление о продолжении контракта было отвергнуто. Иштван вздыхал и говорил, что он тут привык и не хочет так быстро улетать на Землю. Там, как я понял, ему было совершенно нечего делать.
Узнав о ночных гостях Кристины и Анри, Иштван очень обеспокоился. Он все это очень серьезно воспринял. Как-то раз он пришел ко мне с Майком и одним из наших инженеров-электронщиков. Нас с Майком посадили рядом, инженер приделал около наших голов какие-то антенны, потом нас несколько раз попросили поменяться местами. Оказалось, что около моей головы амплитуды электромагнитных полей были в два раза выше, чем у Майка.
– Я не понимаю, он притягивает волны или сам излучает, – сказал инженер и ушел.
На следующий день он принес большую металлическую клетку, куда нас с Майком заставляли залезать с набором антенн. Клетку переносили из комнаты в комнату, мы с Майком менялись антеннами, инженер смотрел на экраны приборов и удовлетворительно хмыкал. Потом меня сменил Иштван и тоже стал надевать на голову антенны и лазить в клетку. После нескольких часов работы инженер сказал, что мы с Иштваном притягиваем волны, и ушел.
– Что и требовалось доказать! – сказал Иштван и тоже ушел, оставив меня в полном недоумении.
Я не понимал, как человек может «притягивать» волны. Но все измерения происходили под моим контролем, и я им доверял. Единственное возможное объяснение – это мы с Иштваном подвергались направленному облучению. Но кто это мог делать? Да еще с такой точностью? Единственный плюс от этих экспериментов был в том, что так можно было объяснить мои галлюцинации.
Кристина выслушала мой рассказ про эти измерения и сказала, что это более, чем непонятно. Марс – абсолютно мертвая планета. Да, тут жили люди, похожие на нас, они построили систему туннелей, но сейчас все исчезли, и тут ничего нет и быть не может. Она надеялась увидеть в туннелях запасы воды, кислорода и органической пищи, но там оказалось такое же безжизненное каменное царство, как и на поверхности планеты. Только более организованное и загадочное. В общем, Иштван добавил нам еще одну загадку.
А потом наступила та самая ночь!
Я тогда проснулся от странных звуков. Мне показалось, что где-то рядом поют птицы и шумит ручей. Я открыл глаза, долго всматривался в темноту, пытаясь понять, что происходит в комнате. А там явно что-то происходило! Я увидел, как стена, около которой стоял мой стол, начала светиться, и на ней стали проступать оранжево-красные пятна, которые быстро превратились в аэрофотоснимок поверхности Марса. Я поразился качеству снимка, мог разглядеть мельчайшие детали поверхности, отдельные камни и неровности почвы. Присмотревшись, я понял, что это снимок места, где находился кратер С55. Я узнал параллелепипед, статую, вход в туннель, который сейчас был прикрыт большим металлическим колпаком.
Потом в комнате стало светлеть еще больше, и я различил в кресле обнаженную женщину – копию той, что стояла высеченной из камня в кратере С55. Ты, налей себе, я знаю, что ты мне не веришь, но я верю, и на нас двоих этой веры хватит. Все это дешевой фантастикой отдает, но это было. Считал, что мне привиделось, но ты запиши все, что я тебе расскажу. У меня сердце пошаливает, ты, может, последний, кому я рассказываю. Ну, в общем, была она передо мной. Красивая! Как вспомню, так в груди щемит.
– Стас, – сказала она по-русски. – Ты бы хотел узнать нашу историю?
– Да, – сказал я, а сердце стучит, прямо выпрыгнуть из груди хочет.
