Полная версия:
Блокноты-3
– Эх! – сказала она, – вчера была в компании, там парень пел под гитару. Не отличишь от Высоцкого. Я сразу в него влюбилась!
– И зачем ты нам об этом рассказываешь?
– Вы не дослушали. Потом он нажрался водки, и я его разлюбила.
– Ну, это совсем другое дело, – сказали мы и хотели ее поцеловать.
Но Татьяна сказала, что пока нас любить не за что, и ушла.
Срезал
Еду в лифте с молодой женщиной и ее коллегой. Она увлеченно рассказывает, какие чудеса произошли с ней вчера вечером. Где-то скидки были 80% и т. п.
– А потом ты проснулась? – уточняет мужчина.
Женщина смеется и бьет кулаком ему в плечо.
В переводе на русский это означает «срезал».
На плоскости
В десятом классе друг-физик придумал и доказал новую теорему о свойствах многоугольников на плоскости. Показал знакомому математику.
– Все новое в эвклидовой геометрии закончилось две тысячи лет назад, – сказал математик. – Остались только задачки, которые сводятся к преобразованию системы координат.
Прошли годы…
– У меня потерялся интерес к быту, любви и отношениям между людьми, – сказал друг-физик. – Все уже ясно. Как в эвклидовой геометрии. Только координаты и время меняются.
Морщины
– Бросил курить, жду улучшения самочувствия, пока кроме полного отупения ничего не чувствую.
– Так это замечательно! Чем меньше извилин в голове, тем меньше морщин на лице!
Париж
– Ты в Париже был?
– Практически да! Там была моя жена и все мне рассказала.
Зимняя графика
Смотрю на фотографию, где темные сухие стебли на фоне снежной белизны.
– Зима – это время, когда вокруг ничего лишнего, – говорю я. – Остается только то, что нужно для выживания, чтобы возродиться весной.
– Чушь, – возражает друг-биолог. – Сухие стебли лишние. Важны только живые корни.
– Вот ты взял и испортил романтический настрой фотографии.
– Ладно, – соглашается друг-биолог, – сухие стебли нужны зайцам, чтобы дожить до весны. Так что они не совсем лишние.
Коллекционер
– Ты что-нибудь собираешь, коллекционируешь?
– Нет, я раздаю.
Авторучка
Авторучку подарил Алексею приятель, вернувшийся из Китая.
– Золотое перо, – сказал он. – Можно писать с нажимом, как раньше мы в школе писали.
Ручка черная, открытое перо сверкало на солнечном свете.
– Вот еще банка специальных чернил, – добавил приятель, протягивая небольшую коробку. – Не вздумай портить ручку всякой дрянью из наших магазинов.
Алексей поблагодарил и положил сокровища в ящик письменного стола. Чернил было немного, и он решил их беречь. Один раз заправил, убедился, что ручкой и правда можно писать каллиграфически, но вернулся к своей старой, шариковой. Ее можно не жалеть, на словах не экономить. Алексей писал роман по старинке – исписывал листы бумаги и складывал в папку.
– Так лучше чувствуешь текст, – говорил он. – Записываешь только то, что многократно проговорил про себя. Уже потом можно начисто перепечатать на компьютере. Так Довлатов работал – посмотри на его тексты, каждое слово на месте.
А китайская ручка с высохшими чернилами лежала в ящике.
Моменты
Дождь ночной
Разбудил меня.
Опять мне с ним вместе встречать рассвет.
***
Каждое утро
Машина, дорога.
Сел, приехал… А что было между?
***
В кафе пред тобою
Ноутбук открытый.
И нет вопросов, почему ты один.
***
Утром клерки
С кофе в руках,
Примеряют маски корпоративной бодрости.
***
Когда ты устал,
То тянется время,
Заполненное серой бессмысленностью.
***
Весна не спеши!
Дай мне запомнить
Недолговечную нежность цветов.
Весна или осень?
Теплый мартовский день. Мы с приятелем идём по Москве. Прохожие расстегнули курки, улыбаются. Я насуплено пытаюсь придумать что-нибудь умное, не относящееся к физике.
– Слушай, – говорю, – представь, что машина времени перенесла тебя на эту улицу. И ты хочешь понять – сейчас весна или осень? Снега нет, деревьев не видно. Только асфальт, дома и прохожие. Как ты это сделаешь?
– Элементарно, – отвечает приятель. – Люди инерционны. Если куртки зимние – значит, недавно была зима. Если лёгкие – значит, сейчас осень Теплые куртки еще не достали.
Я вздыхаю. Задачка оказалась легкой. Пытаюсь придумать что-нибудь позаковыристей.
Цветы
– Цветы и девушки красивы, но у цветов есть одно преимущество.
– ??
– Цветы молчат, поэтому в них нельзя разочароваться.
Прошлое и будущее
Мы сидели на лекции по уравнениям матфизики и говорили, что если бы не будущий экзамен по этому предмету, то сейчас бы пили пиво в березовой роще, а не писали формулы в тетрадки. Так будущее влияет на настоящее.
– А можно пример, как будущее влияет на прошлое?
– Прошлое – это наша память, в зависимости от будущего мы решаем, что помнить, а что забыть.
– Хочешь сказать, что мы помним формулу лапласиана только потому, что придется сдавать экзамен по уравнениям матфизики?
– Ну да, если бы вместо экзамена было бы свидание с девушкой-художницей, то из прошлого ты бы помнил не лапласиан, а чем Ван Гог отличается от Гогена.
Высокие надои
– Хочу новости про высокие надои и рекордную выплавку стали.
– Ишь, куда тебя понесло! Ты забыл, что такие новости идут вместе с новостями о реваншизме, военщине, ревизионизме, расизме и мировой жандармерии.
Телевизор
Говорят, что сейчас смотреть телевизор неприлично. Но жена, пренебрегая приличиями, смотрит канал Home&Garden (дом и сад). Мастер, который нам все чинит, вдруг заинтересовался политикой. Узнав про этот канал, он спросил:
– А это республиканский или демократический канал?
И лицо у него было такое серьезное, и, на всякий случай, – осуждающее.
Старость
– Меня сейчас интересуют только те женщины, с которыми есть, о чем поговорить.
– Да… вот так незаметно подкрадывается старость.
Закрытая дверь
Нет ничего страшнее закрытой двери. – Альфред Хичкок.
Олег прочел слова Хичкока
Про ужас запертой двери.
Решил открыть он дверь квартиры,
Чтобы не страшно было спать.
Диалог с уроженцем Тбилиси
– Много лет назад я был в Тбилиси и на вокзальной площади видел плакат: «Пейте пиво, оно полезно для здоровья».
– У тебя плохая память. На плакате было «Пейте пиво, оно полезно и питательно». А еще у нас у проходной одного завода висел более интересный плакат.
– Неужели интереснее, чем про пиво?
– Да. На плакате было написано: «Лучше работать завтра, чем сегодня».
По дороге
Идешь с холма на холм по сельской дороге, думаешь, что впереди что-то загадочное. И вот самый высокий холм. С него видишь, что дорога сливается с большой, асфальтовой, где много быстрых машин. Садишься в одну из них, едешь и думаешь о новых приключениях. Приезжает машина в город на берегу моря. Суета в том городе, толкотня, никаких приключений. Садишься на белый пароход, плывешь в другой город – вдруг там лучше? Нет, не лучше. Садишься в машину, едешь, выходишь у проселочной дороги. Идешь по ней и вдруг понимаешь, что это та самая дорога, с которой ты начинал.
– И какой философский вывод из этого рассказа? Никуда не надо дергаться? Просто сесть у дороги, свесить ноги в придорожную канаву и смотреть, как прыгают в траве кузнечики?
– Да, но при условии, что ты уже проделал описанный в рассказе путь.
Рабочий еженедельник
Понедельник – не приставайте, у меня депрессия, надо прийти в себя после выходных.
Вторник – подождите, я прихожу в себя после вчерашней депрессии.
Среда – не надоедайте, мне надо разгрести незаконченные дела с прошлой недели.
Четверг – ну кто начинает что-то новое в конце недели?
Пятница – давайте уже в начале следующей недели.
Суббота – вы смеетесь, кто работает в субботу?
Воскресенье – ну вы сами понимаете, впереди сложная неделя, хоть сегодня надо расслабиться.
Единомышленники
Лондон, на вокзале покупаем кофе. У баристы рука в гипсе. Я показываю ему свою сломанную руку с фиксатором. Мгновенно становимся друзьями, узнаю много деталей его биографии. Вспоминаю рассказ О’Генри.
Простыня
Двое мужчин наблюдают, как женщина хочет натянуть маленькую простынь с резинками на кровать размера «кинг».
– И не пытайся, не получится.
– Надо попробовать, вы лучше помогите!
Мужчины помогают. Простыня трещит.
– Мы попробовали.
– Да, но только я не поняла, зачем вы простынь порвали?
Фото
– У тебя морщины, мешки под глазами – зачем ты ставишь в блог свои фотографии?
– Это я для себя ставлю. Лет через десять вернусь к старым записям и буду восхищаться – ах, какой я был красивый!
Возвращение
– Я с новой девушкой решил пожить в деревне, где был счастлив с другой женщиной десять лет назад.
– И что, новое счастье?
– Что, что… Магазин там закрыли, вот что!
Пить или не пить?
Я не встречал непьющих приличных людей. – Сергей Шнуров.
Нормальный человек в нашей стране откликается на окружающее только одним – он пьет. Поэтому непьющий все-таки сволочь. – М. Жванецкий.
Если человек не пьет и не курит, поневоле задумываешься, уж не сволочь ли он? – А. П. Чехов.
Он прочитал мудрые мысли, бросил пить, курить, и задумался: что бы ему такое отчебучить, чтобы в сволочи не записали?
Грибы
– А почему эти грибы сыроежки?
– Они сыр едят!
Абстрактное
Мы выпивали около озера. По серому небу ползли еще более серые тучи. Мертвое дерево на берегу мрачно топорщилось сухими ветвями. На одной из них сидел орел и высматривал в воде крупную рыбу на ужин. Мы говорили о высоком и о литературе.
– Нет у Чехова положительных героев, – сказал кто-то.
Все задумались.
– А шкаф? – спросил я.
– Точно! Многоуважаемый шкаф. У него не было ни одного недостатка.
Мы пригубили и продолжили разговор о классиках.
– «Анна Каренина – лучший роман, который я прочел в последнее время, – сказал я.
– А я анекдот знаю, – сказал кто-то. – Едет машина вдоль железной дороги. Проносится поезд. «Ты „Анну Каренину“ читал?» – спрашивает шофер у попутчика. «Нет, а что?» – отвечает попутчик. «Нет, ничего, – говорит шофер, – уже проехали».
– Гы-гы-гы!
Орел захлопал крыльями, улетел. Стало тихо. Пошел странный дождь. Капли падали из тучи, но до земли не долетали, зависали в воздухе.
– Надо выпить за здоровье, – предложил кто-то.
– Этот тост с каждым годом становится все актуальнее, – заметил друг-физик.
И тут мы выпили до дна.
Из дневников
Каннибил
Зачем убивать людей, если ты их не ешь?
Робинзон
Жду корабль. Без него мое имя не сделается нарицательным.
Робин Гуд
С печалью смотрю в будущее: чем я буду заниматься, когда не станет богатых?
Всадник без головы
Одна у меня радость – не надо плакать по волосам.
Дон Кихот
Зря я пошутил с мельницами. Глупцы запомнят только это.
Воланд
Какой сейчас выбор недвижимости в Москве! Можно обойтись без трамвая.
Спящая царевна
Проснулась, почитала новости. Приняла снотворное.
Дом в тысячу комнат
Да, хочу дом в тысячу комнат!
Чтобы утром в теплом халате я выходил в коридор, неслышно шел босиком по толстому ковру, тихонько открывая двери и разглядывая в сером свете еще молодого дня застывшее время, хранящее далекое прошлое.
Под Одессой
Маленькая кухня с высокими потолками. Стены побелены и пачкаются, если к ним прислониться. За столом над тарелкой, надув губы, сидит брат. Я пальцем попробовал, насколько горяч его суп, и теперь он отказывается есть. А за окном весна, цветет черемуха, а вечером будут жужжать майские жуки.
Вышний Волочек
Бревенчатый дом, два окна большой комнаты выходят на оживленное шоссе Москва-Ленинград. Подоконники заставлены горшками с геранью, на полу стоят кадки, в которых растут гигантские фикусы. Я притаился между фикусами и представляю себя в джунглях. В кресле сидит дедушка и на аккордеоне играет вальс «Амурские волны». Ничего другого он играть не умеет, и вообще аккордеон он берет в руки только когда выпьет.
Столовая – она же одновременно и дедушкина спальня. Железная кровать с панцирной сеткой застелена грубым синим одеялом. За столом еле уместилась наша большая семья. Дядя Миша поднимает рюмку и долго всем объясняет, что водка чище и полезнее, чем вино. Я его слушаю, раскрыв рот.
Сибирь
Тайга на севере от Байкала. Щитовой дом посреди соснового леса. Предновогодняя ночь. Я пальцем оттаял дырочку в замерзшем окне и смотрю, как качающийся фонарь освещает снежные вихри, танцующие между деревьев.
Казахстан
Барак среди солончаков Балхаша. В комнате самое ценное – это холодильник ЗИЛ. На его белой дверце удобно показывать диафильмы. Днем можно смотреть в окно. Там горячий ветер гоняет по улице поселка круглые перекати-поле.
Белый одноэтажный дом на четыре квартиры. Поселок среди солончаков вырос и стал называться городом. В моей комнате стол, покрытый черно-желтой скатертью. Передо мной лежит тетрадка с фантастической повестью о далеких девяностых годах двадцатого века. Я сижу в ракете и в данный момент пролетаю мимо Сатурна. За спиной учительница – она пришла проверить условия для занятий. «Условия идеальные!» – говорит учительница маме и уходит.
На обрывистом берегу Балхаша стоят пять домов. Это место считается самым лучшим в городке. Я сижу в большой комнате и смотрю через окно, как большие серые волны разбиваются о скалы. Рядом на стуле сидит трехцветный кот Мурзик. Я пытаюсь его погладить, но он соскакивает на пол и направляется в угол комнаты, где лучше всего слышно, как внутри перегородки скребутся мыши.
Пушкино
Городок под Москвой. Улицы засыпаны желтыми листьями кленов. Четырехэтажный кирпичный дом, большие подоконники. Я расставил на подоконнике оловянных солдатиков и вдруг понял, что это в последний раз. Больше они мне неинтересны. Я смахиваю солдатиков в коробку и раскладываю железные рубли, подаренные отцом.
Подмосковье, поселок Строитель
Дачный поселок около Мытищ. Я сижу на диване в маленькой комнате и переписываю конспект лекции по химии. Этим можно было заняться и дома, но тут, рядом с автором конспекта, приятнее. Автор сидит и ровняет ногти маленькой пилкой. От автора пахнет духами, и от этого запаха у меня кружится голова.
Подмосковье, Долгопрудный
Долгопрудный, комната в общежитии. За окном слышно, как проносятся электрички. Четыре кровати, стол у окна, заставленный грязными тарелками и стопками книг. У моей кровати второй стол, покрытый белой скатертью. На нем уютная лампа с зеленым абажуром, рядом книги по теории поля и квантовой механике. Я стою перед столом и смотрю на огромное красное пятно от вина. «Главное, что мы книги не залили!» – утешают меня соседи по комнате.
Подмосковье, Долгопрудный
Маленькая комната в лабораторном корпусе. Мы с приятелем паяем установку для изучения плазменного разряда под высоким напряжением. Серый металлический каркас, стеклянные колбы, провода, насосы. Наш куратор прикатил на тележке огромный трансформатор в деревянном ящике. «Через месяц попробуем шаровую молнию получить!» – говорит он, разламывая доски огромным гвоздодером.
Москва
Прокуренная комната теоретиков в Институте атомной энергии. Мне выделили обшарпанный стол, которым я могу пользоваться четыре часа в неделю. У доски стоит шеф, пишет длинное уравнение и громко разговаривает сам с собой. Он цитирует какие-то немецкие пословицы и очень доволен своей образованностью.
Сочи
Санаторий в Сочи. Я лежу на кровати и читаю книгу по уравнениям матфизики. В комнате темно – деревья растут прямо под окнами. Сосед сидит на своей кровати, смотрит на меня и вздыхает. Он из Норильска, на руке у него татуировка: кинжал и змея. Я знаю, что это означает, и стараюсь его не задевать.
Домбай
Небольшая хижина высоко в горах над альплагерем Алибек. За окном ночь, вьюга. Кто-то играет на гитаре. Мы сидим около печки. Той самой печки, где
Лыжи у печки стоят,
Гаснет закат над горой…
– Какой дурак ставит лыжи у печки! – возмущается наш инструктор.
Петрозаводск
Комната на турбазе в Петрозаводске. Четверо мужиков играют в преферанс. Нас учит Колька – брат моей девушки. «Скатерть и женщины – главные враги преферансиста!» – говорит он. Из окна доносится музыка – это начались танцы на веранде.
Подмосковье, Чкаловская
Станция Чкаловская, рядом Звездный городок. Большой желтый дом, построенный пленными немцами. В комнате три кровати, но мы с друзьями сидим на полу и смотрим фильм о нашем сплаве по Чусовой. Трещит кинопроектор, в его луче видны летающие пылинки. В комнате темно, я пытаюсь погладить колено моей девушки. Мою руку отталкивают и объясняют, что надо сидеть спокойно.
Москва
Ленинский проспект, лаборатория ядерного магнитного резонанса. Подвал, жарко, пахнет ацетоном. Я сижу за спектрометром и смотрю на экран осциллографа. Под рукой двадцать ручек, которыми надо настроить однородность магнитного поля. Рядом стоит аспирантка и тоже смотрит на экран. «Ты бы хоть обнял девушку!» – говорит наш инженер, пытаясь запихнуть огромный звуковой генератор на полку.
Москва
Студенческое общежитие на Стромынке. Меня пригласили отметить самый короткий день в году. Стол накрыт новенькой клеенкой, на нем бутылка вина, салаты, жареная картошка. Две девушки нарядны и красивы. Я достаю из портфеля бутылку коньяка и коробку конфет. «Ну, я пойду соседей проведаю!» – говорит одна из них и уходит. Со мной остается чуть полноватая брюнетка с большими черными глазами.
– Скажи что-нибудь! – говорит она.
– Пусть у тебя все будет хорошо! – говорю я, поднимая стакан с вином.
Она делает глоток, отворачивается и смотрит в окно, за которым падают большие хлопья снега.
– Хоть бы из вежливости сказал, что не у меня, а у нас будет все хорошо! – говорит девушка и уходит звать подружку обратно.
Москва
Комната моего шефа-теоретика. Если бы не кусты, то было бы видно Москву-реку и стадион в Лужниках. Шеф возится с картотекой, я сижу за соседним столом и вывожу уравнение, чтобы описать свои экспериментальные данные. Проходит полчаса, шеф встает и смотрит мне через плечо. Я перечеркиваю всю страницу и говорю, что без ошибок я могу выводить формулы только в ночной тиши. Шеф кивает и снова садится перебирать карточки.
Москва
Ленинский проспект. Окна моей комнаты выходят на гостиницу «Спутник». Я сижу за столом, покрытым той самой черно-желтой скатертью, на которой я много лет назад писал фантастическую повесть. Передо мной толстая тетрадь в клеточку. Золотой свет от лампы, синий зимний вечер за окном. Перо авторучки аккуратно выводит строчки:
То ли с ветром холодным, резким,
То ль со снегом, летящим комьями,
Птица мокрая, будто в клетку,
Залетела ко мне в комнату…
…Проходит час, второй… Телефон молчит.
Москва
Маленькая комната в белом панельном доме у метро «Текстильщики». Табачный дым, много бутылок.
Чужие лица, чужие глаза… Кто они? Расплылись, смешались. Я хочу остаться наедине с хозяйкой, но меня учит жизни какой-то пьяный качок:
– Парики носят только педики и те, кого я соплей перешибу! Нормальные пацаны стригутся коротко, и им плевать на красоту морды.
Я киваю. Меня тошнит, теперь я хочу быстрее на улицу.
Москва
Квартира около метро «Коломенское». Самодельная мебель хозяина. Дверца шкафа не хочет открываться – ее надо сильно дергать, упираясь ногой в соседнюю. На столе стоит пишущая машинка. Надо печатать диссертацию, но хочется спать и есть. На кухне в кастрюле остатки плова от вчерашних гостей. Я сажусь на табуретку, закуриваю и думаю о походе в Карпаты.
Москва
Кухня в старом деревянном доме на берегу Москвы-реки. Я сижу за столом и готовлю салат из укропа с зеленым луком. В духовке доходит мясо с луком, сыром и майонезом. У окна мужчины пьют разведенный спирт. Рядом со мной две девицы без стеснения обсуждают, что крепкий слесарь гораздо лучше, чем замороченный ученый. Я пытаюсь возразить, что крепкий ученый лучше, чем замороченный слесарь, но на меня машут рукой и говорят, чтобы не умничал.
Москва
Ленинский проспект, высотный дом с золотыми балконами. Первая своя квартира. Лифты с зеркалами, вахтер, много машин на парковке. Рядом живут Лев Лещенко, Валентина Толкунова… Я стою посреди большой комнаты и с недоумением оглядываюсь. Грязный паркет с пузырем посредине, обои отклеиваются, из угла комнаты дует, перекошенные бетонные балки, дверцы шкафов не закрываются, ванная комната заляпана цементом… такое чувство, что в квартире нет параллельных и перпендикулярных линий.
– Фиг с ней, с геометрией! – говорю я и иду на кухню курить.
Спички я забыл, но электрическая плита работает. Я прикуриваю от раскаленной конфорки и смотрю через мутное окно на пруд, лес и убегающий к горизонту проспект.
Москва
Садовое кольцо, рядом МИД. Квартира приятеля-художника. На кухне красный потолок, на стенах нарисованный кирпич, в комнате много картин, в углу прислонились еще штук двадцать. На картинах ужас на крыльях ночи, боль, страх, безвременье… Нам всем наливают по стакану, становится легче.
– Я вам такое же нарисую, – говорит художник. – Только скажите, на какой стенке.
Москва
Соседи по дому. Дорогие мебельные гарнитуры, все вылизано, по комнатам ходишь, как по музею. Сажусь на краешек стула и слушаю рассказ, как «там» хорошо и как «тут» плохо.
Подмосковье
Знакомый живет в сельском доме под Москвой. Заходя в дом, ударился головой о притолоку, споткнулся о высокий порог. В комнате пахнет дымом и кислой капустой. Стол, лавка, стулья… В углу иконы, под ними телевизор, накрытый белой кружевной салфеткой. Чтобы салфетка не съезжала, на ней стоит хрустальная ваза.
– Зиму обещают холодную, – говорит знакомый. – Надо загон для козы как-то утеплять.
Подмосковье, Внуково
Снимаем дачу во Внуково. Если ветер со стороны аэропорта, то трудно дышать от выхлопа самолетов. Две крошечные комнатки. В них место только для кроватей, стульев и шкафа с одеждой. Вся жизнь на веранде. Вечером туда слетаются комары. Замечаю, что после рюмки водки то ли комаров становится меньше, то ли они начинают меня бояться.
Подмосковье, Сушкинская
Построили свою дачу около Голицино. Июль, ночь, я сижу в большой комнате, обитой вагонкой, печатаю рассказ и прислушиваюсь к ночным звукам. Гудят электрички, где-то под полом шуршат мыши. Непонятно, откуда они взялись. Мы везде, где могли, запихали стекловату. Такое чувство, что появились мыши-мутанты, которым стекловата не страшна.
Москва
Огромная квартира на набережной. Раньше тут жил известный маршал. В стенных шкафах остались коробки. С волнением распечатываю, надеясь прикоснуться к истории. Но там старые тряпки, дешевая посуда… По кухне бегают тараканы. Они залезают под потолок и с высоты четырех метров нагло на меня смотрят. Все окна выходят на реку, по которой ночью проходят груженые баржи. Буксиры пыхтят: «Бу-бу-бу…». Пройдет немало времени, пока я перестану по ночам обращать на них внимание.
Москва
Много комнат, где отмечали дни рождения. Большой стол, стулья, табуретки… на столе оливье, селедка под шубой, салат из огурцов с помидорами, пирог с капустой, жареная курица с вареной картошкой, яблочный сок с мякотью, грузинские вина и водка. Мужчины курят на лестничных площадках и обсуждают футбол. Женщины остаются за столом, они говорят о детях и магазинах.