Свидетель Пустоты

Большинство записей были мрачными, но предсказуемыми: обвалы в цехах, пожары, эксплуатация, самоубийства от безысходности.

Духи упоминались часто – вонгви погибших, доккаэби, насылающие поломки станков, призраки детей, работавших на фабриках. Но ни слова о «Ткачихе Теней» или о девушке с красным шарфом.

Разочарование начало сжимать грудь. Он листал страницы, ускоряясь, рискуя порвать хрупкую бумагу. И почти в конце тетради, на странице, где угол был надорван, он нашёл запись, обведённую дрожащими чернилами в рамочку. Заголовок: «Лисья Милость? Странная История со Старой Фабрики «Чхоллим».

«…старик Ким, бывший надсмотрщик, ныне доживающий век в лачуге у реки, клянётся, что видел это своими глазами.

Прошёл год после Войны, фабрика еле дышит. Хозяин, некий господин Ли, человек жестокий и алчный, доводил работниц до ручки. Особенно одну – молоденькую, по имени Сохэ.

Говорят, руки у неё были золотые, узоры ткала такие, что казались живыми. Но господин Ли приставал к ней, грозился, а потом обвинил в воровстве дорогих ниток. Выпорол публично и вышвырнул на улицу зимой.

Девчонка, говорят, пропала. А через неделю… На фабрике началось.

Станки ломались сами по себе, нитки путались в жуткие узлы, похожие на паутину, а то и на петли. Рабочие слышали плач и смех одновременно. А потом… Пришла Она.

Старик Ким описывает её как неземную красавицу в одеждах цвета заката. Но глаза… Глаза светились, как два золотых уголька. Она прошла сквозь запертые двери прямо в кабинет хозяина.

Что там было – не знает никто.

Но наутро господина Ли нашли мёртвым. Лицо застыло в немом крике ужаса, а на шее… Красная нить, туго затянутая, впившаяся в кожу.

И больше на фабрике не ломалось ничего. А старик Ким клянётся, что позже видел ту красавицу снова – она шла по руинам сгоревшего квартала, а рядом с ней, как тень, шла девушка в синих штанах и с красным шарфом на шее…

Исчезли обе, словно туман.

Люди шептали: кумихо отомстила за невинную душу. Но старик божится: это была не кумихо. В её глазах не было злобы. Была… Печаль. И справедливость.

А нить на шее Ли была не простой. Она блестела, как шёлк, но была холодной, как сталь. И пахла… Дикой малиной и лисьей шерстью. Странно, да?»

Джехён замер.

Воздух в подвальной комнате перестал поступать в лёгкие. Сердце бешено колотилось, стуча кровью в висках и в ледяной Метке. «Красавица с золотыми глазами… Не кумихо… Печаль и справедливость… Красная нить… Девушка с красным шарфом…» Имя. Сохэ. Девушка. И… Она. Кицунэ.

Упоминание запаха – дикая малина и лисья шерсть – било точно в цель. Это была её история. Или легенда, сплетённая вокруг неё.

Но связь с Потерянной Душой, с девушкой в шарфе… Она была здесь! Наяву! В хрупких страницах дневника полувековой давности!

Он жадно перечитал абзац снова и снова. «Исчезли обе, словно туман». Что это значило? Куда они исчезли? Почему девушка Сохэ теперь звала его? И почему Кицунэ, если это была она, спасшая девушку тогда, не помогла ей снова? Столько вопросов! Но главное – имя. У девушки было имя. Сохэ. Не «???». Живое имя из прошлого. И Кицунэ… В записи её имя не названо. Но она была реальна. Она действовала. Не просто хищница, играющая с добычей. Она… Отомстила. За невинную. Со странной печалью.

EXP +25 (За обнаружение Значимой Исторической Записи, Связывающей Кицунэ и Потерянную Душу «Сохэ») | Уровень: 2 (50/200 EXP) | Состояние: Вдохновлённый Ужасом, Глубокая Задумчивость (Бонус к Мудрости Активен) | Квест «Потерянная Душа» обновлён: Имя Цели установлено: «Сохэ» | Квест «Загадка Золотых Глаз»: Прогресс! Получен ключевой фрагмент истории.

Система отреагировала мгновенно. Опыт. Имя. Прогресс. Это был прорыв. Мелкий, в пыльном подвале, но прорыв.

Он осторожно, как величайшую драгоценность, сфотографировал страницу на телефон. Скрыл коробку с лоскутом глубже в рюкзак. Ему нужно было думать. Анализировать. Эта информация меняла… Всё? Не всё. Но многое.

Кицунэ не была однозначным врагом. Возможно. Она была сложной. Загадочной. И её связь с Сохэ была глубокой и давней.

Он вернул книгу на полку, стараясь положить её точно так же. Выходя из комнаты, отдал пропуск вахтеру, который хмуро кивнул.

Выйдя на улицу, Джехён почувствовал, как его «Восприятие» снова напряглось. Вечерний Инчхон погружался в сумерки, тени становились длиннее, гуще. И в них что-то шевелилось. Ощущение слежки вернулось с удвоенной силой. Метка на виске горела ледяным огнём.

Он не пошёл прямо домой.

Инстинкт гнал его подальше от привычных маршрутов. Он свернул в сеть узких переулков старого квартала, где дома липли друг к другу, создавая каньоны из кирпича и вывесок с дешёвой едой.

Воздух здесь был гуще, насыщенным запахами жареной пищи, человеческого пота и… Духовной активности.

Мелкой, но назойливой.

Он двигался быстро, но не бежал, стараясь слиться с редкими прохожими.

Именно здесь, у входа в тупиковый проулок, заваленный мусорными баками, его «Восприятие» взревело тревогой. Не просто наблюдение. Опасность! Резкая, острая волна Холодной Жестокости и Служения Тёмной Силе. Знакомое сочетание. Пульгасари? Или его подручные?

Джехён прижался к шершавой стене, затаив дыхание. Сердце колотилось, как барабан. SP: 18/20. Хватит ли на «Щит»? На «Импульс»?

Он мысленно сжал холодную нить духовной энергии, готовясь. Из тени между баками выплыла фигура. Но не та пульгасари, о которой он подумал.

Меньше.

Человекоподобная, но искажённая – одна рука неестественно длинная, заканчивающаяся клешней, вместо лица – бледная, безглазая маска из ссохшейся кожи.

Обнаружено: Пульгасари Неофит (Уровень 5) | Эмоциональный Отпечаток: Фанатичная Преданность, Холодная Жестокость | Угроза: Высокая! 

Существо повернуло безликую маску в его сторону. Оно знало. Чуяло лоскут? Метку? Или просто живую душу, достойную уничтожения?

Неофит издал скрежещущий звук, похожий на лязг ржавых шестерёнок, и шагнул вперёд.

Клешня сжалась.

Джехён приготовился к прыжку, к крику, к выбросу «Импульса», зная, что после него он останется пустой оболочкой.

Но в этот момент случилось нечто, перевернувшее всё с ног на голову.

Сверху, с крыши двухэтажного дома, сорвалась тень. Не падала – снизошла. Легко, грациозно, как падающий лист, но с невероятной скоростью.

Она приземлилась между Джехёном и Неофитом пульгасари, бесшумно, лишь подняв облачко пыли.

Высокая, стройная, в тёмном, облегающем одеянии, напоминающем современный костюм для боевых искусств, но сшитом из чего-то, что поглощало свет. Волосы цвета воронова крыла были собраны в тугой хвост. И когда она медленно повернула голову, профиль осветил тусклый свет фонаря из соседнего переулка – острый подбородок, и… Уголок глаза, светящегося ядовитым, хищным золотом.

Кицунэ.

Но не в маске изысканной светской львицы. Это была воительница. Хищница в момент атаки. От неё исходила волна такой концентрированной ярости и древней силы, что Джехён отшатнулся к стене, едва удерживаясь на ногах.

Даже Неофит пульгасари замер на мгновение, его клешня дрогнула.

Она не произнесла ни слова. Её движение было молниеносным. Не размах, не удар – точный выпад рукой. Пальцы, казавшиеся хрупкими, с длинными, острыми ногтями, вонзились в грудь Неофита, туда, где у духов-пульгасари обычно светилась багровая искра их жизненной силы.

Раздался не крик, а резкий, разрывающий звук – как рвётся толстый холст. Неофит вздрогнул, его маска исказилась немым воплем, тело начало распадаться на клубы вонючего, тёмного дыма.

Кицунэ отдёрнула руку, на её ногтях не было ни крови, ни слизи – лишь струйки рассеивающейся тьмы. Она смотрела на дымящиеся останки с холодным презрением.

Затем её золотые глаза, яркие, как прожекторы в сумерках, медленно повернулись к Джехёну.

В них не было игры. Не было снисходительности. Была холодная ярость и… Что-то ещё. Усталость? Напряжение?

Она сделала шаг в его сторону.

Джехён вжался в стену, парализованный страхом и неожиданностью. SP сжалось внутри него, готовое к всплеску бессмысленной защиты.

Но она не напала.

Она остановилась в двух шагах. Её взгляд скользнул по его лицу, задержавшись на Метке на виске, затем упал на его рюкзак – туда, где лежала жестяная коробка с лоскутом Сохэ. Её губы, почему-то бледные, чуть дрогнули.

–Глупец! – Её голос был низким, хрипловатым, лишённым прежнего бархата. Как наждачная бумага. – Носиться с этим… Как с флагом на поле боя. Ты зовёшь их всех на пир. – Она говорила на корейском, но с едва уловимым, чуждым акцентом, который теперь, зная правду, Джехён опознал как японский оттенок.

Он открыл рот, чтобы что-то сказать – оправдаться, спросить, крикнуть от страха. Но слова застряли в горле. Он только смотрел в её золотые глаза, видя в них не просто хищный блеск, а глубину веков и… Странную, непонятную боль.

Внезапно её тело напряглось, как у кошки, почуявшей собаку. Голова резко повернулась в сторону выхода из переулка.

Золотые зрачки сузились в щёлочки. На её безупречном лице мелькнуло выражение не ожидания игры, а… Настоящей тревоги.

–Спрячься. Сейчас. Глубже в тень! – Её приказ прозвучал резко, без прежних игривых интонаций. – И не дыши.

Джехён, повинуясь инстинкту выживания, сильнее разума, шарахнулся вглубь тупика, за груду старых ящиков. Он присел на корточки, затаив дыхание, сердце колотилось так, что, казалось, его слышно на улице. Кицунэ не стала прятаться. Она осталась стоять посреди переулка, среди дымящихся останков Неофита, её силуэт чётко вырисовывался на фоне тусклого света.

Она смотрела на вход в переулок, и вся её поза излучала готовность к бою. Но Джехён, прижавшись к холодным ящикам, видел нечто, чего не видел раньше: лёгкую дрожь в её сжатых кулаках. Тень усталости под золотыми глазами. И едва заметное… Мерцание её формы. Как будто маска могущества дала трещину.

Что шло? Что могло заставить древнюю кицунэ, только что разорвавшую пульгасари как тряпку, дрожать? Ответ пришёл не из разума, а из его «Призрачного восприятия».

Волна. Не просто угрозы. Абсолютной, парализующей Тьмы. Холода глубже космического вакуума. Древней, безличной ненависти ко всему живому.

Это была не сущность.

Это было приближение Принципа.

Приближение Тени.

Двери ада открывались прямо здесь, в вонючем переулке Инчхона. И Кицунэ, его загадка, его возможный ключ или палач, стояла на пути. Одна. И, впервые, Джехён увидел её не всемогущей лисой, а… Возможной жертвой.

Воздух в переулке перестал существовать. Вернее, он превратился в чёрную, тягучую смолу, от которой Джехён, спрятавшийся за ящиками, чуть не задохнулся.

Свет из соседнего проулка погас, его будто съели.

Наступила не просто темнота, а абсолютная, всепоглощающая Пустота, в которой даже тени казались бледными призраками.

И из этой Пустоты, из самого мрака между мирами, шагнул Он.

Тень.

Это было не тело. Не форма. Это было воплощённое отсутствие света.

Идея Тьмы, обрётшая плотность.

Его контуры плыли и мерцали, как мираж в пустыне, но ощущение мощи было осязаемым, физически давящим на грудь.

Джехён почувствовал, как его разум сковал ледяной ужас, парализующий и первобытный. Даже метка Кумихо на виске замерла, подавленная этой нечеловеческой силой.

Предупреждение: Критическая Угроза! Обнаружена Сущность Категории «Тень»! Уровень: НЕИЗМЕРИМ. Угроза: АБСОЛЮТНАЯ. Рекомендация: НЕ ДВИГАТЬСЯ. НЕ ДЫШАТЬ. НЕ МЫСЛИТЬ. 

Синие буквы пылали в его зрении кровавым алым, но он и так понимал – одно неверное движение, и он перестанет существовать. Навсегда.

Тень не смотрела на Джехёна. Её внимание – если это можно было назвать вниманием – было всецело поглощено Кицунэ. Вернее, тем местом, где она стояла. Золотые глаза лисы все ещё светили в темноте, но теперь это был не хищный блеск, а отчаянный вызов, брошенный в бездну. Её фигура казалась до смешного маленькой и хрупкой перед этим нависающим Принципом Тьмы.

Тень медленно «осмотрелась».

Не глазами – глаза были лишь двумя точками абсолютной черноты, глубже самой ночи, в капюшоне из сплетённых теней, – а всем своим существом. Воздух заскрипел, как натянутая струна. Его «взгляд» скользнул по дымящимся останкам пульгасари-Неофита. Прах духа завихрился, будто втянутый в невидимую воронку, и исчез без следа.

Голос Тени прозвучал не в ушах, а прямо в костях, в самой основе бытия. Это был не звук, а сейсмический толчок мысли, ледяной и не терпящий возражений. Он не спрашивал. Он констатировал. Каждое слово было гвоздём, вбиваемым в реальность:

–Мой слуга. Мёртв. Ты убила его.

Не вопрос. Обвинение. Приговор.

Кицунэ выпрямилась, собрав остатки гордости. Её золотые глаза вспыхнули ярче, но Джехён, затаив дыхание, увидел мельчайшую дрожь в уголках её губ, в сжатых кулаках. Страх. Настоящий, глубинный страх. Когда она заговорила, её голос, обычно бархатистый или насмешливый, звучал неестественно ровно, вымученно-спокойно, как у актёра, играющего роль:

–Он напал на меня, Владыка. Нарушил мои границы. Я… Была вынуждена защищаться. Он не оставил мне выбора…

Ложь. Голая, отчаянная ложь.

Она висела в тяжёлом воздухе, звенящая и хрупкая, как стекло. Тень не шевелился. Он просто… Был. Его чернота казалась глубже, холоднее. Джехён почувствовал, как его собственное сердце замирает. Он знает. Он знает, что она лжёт.

Тень промолчал несколько секунд, но каждая казалась вечностью. Давление нарастало, грозя раздавить не только Кицунэ, но и само пространство переулка.

Стены старых домов застонали под невидимой тяжестью. Затем тот же леденящий душу «голос», лишённый интонаций, снова прорезал тишину:

–Мальчишка. Где он?

Вопрос прозвучал так, будто Тень спрашивал о пылинке. О чём-то абсолютно незначительном, но почему-то попавшем в поле зрения.

Кицунэ сделала едва заметный шаг влево, чуть дальше от того места, где прятался Джехён. Её золотые глаза не дрогнули, но в них мелькнуло что-то – расчёт? Отчаяние?

–Он ищет Сохэ, Владыка… – Её голос звучал почти подобострастно, с оттенком презрительной снисходительности к «мальчишке». – Как и предписано. Но он… Слаб. Глуп. Я направляю его по ложному следу. Он бродит по кругу, как слепой щенок. Скоро он устанет. Убедится, что всё это – лишь кошмар его больного разума. И сдастся. Вернётся в свою серую клетку. Забудет. Он – ничто. Игрушка. Зачем тратить на него силы?

Она говорила убедительно, с нужной долей пренебрежения. Джехён, прижатый к холодным ящикам, почувствовал укол стыда и злости, но тут же подавил его. Она спасала его. Ценой собственной шкуры. Играя в унизительную роль перед тем, кого боялась по-настоящему.

Тень слушал.

Его чернота пульсировала, словно живая. Джехён почувствовал незримое прикосновение – ледяное, исследующее – скользнувшее по его укрытию, по его спине, по его виску, где пылала метка Кицунэ. Оно длилось мгновение. Тень, казалось, понюхал его страх, его ничтожную духовную энергию. SP: 18/20 казалось каплей в океане перед этой мощью. Но… Он проигнорировал. Как человек игнорирует муравья под ногами.

Состояние: Сканирование Тьмой! Эффект: Кратковременный Паралич (Ментальный/Физический), Глубокий Ужас.

–Слабость. Глупость. Смертность. – Голос Тени был равнодушным констатацией фактов о Джехёне. – Пусть играет в свои игры. Пока не надоест. Тогда… Сотрёшь. – Последнее слово прозвучало как приговор, вынесенный заранее. – Ты же… Хитрая лисица. Слишком хитрая.

Пауза. Воздух сгустился до предела. Кицунэ замерла, как изваяние, лишь золотые глаза горели в темноте, отражая бездну перед ней.

–Ты лжёшь мне. – Просто. Без гнева. Без эмоций. Как констатация погоды. Но от этих слов Джехёна бросило в ледяной пот. «Он знал».

Прежде чем Кицунэ успела хоть что-то промолвить, запротестовать, Тень двинулся. Не шаг. Скорее, пространство перед ним сжалось. Одна из его «рук» – сгусток чистейшей, леденящей Пустоты, окантованный когтями из сгущённой ночи – метнулась вперёд с нечеловеческой скоростью.

Не для удара…

Для проникновения…

Кицунэ вскрикнула – коротко, резко, нечеловечески высоко. Не от боли в привычном смысле, а от оскверняющего вторжения. Когти Тени пронзили её эфирную плоть в районе живота, словно не встречая сопротивления.

Не было крови, как у смертного. Из раны хлынул поток мерцающего золотого света, смешанного с искрами чёрной энергии и… Каплями густой, почти чёрной субстанции, похожей на смолу. Её жизненная сила. Её сущность.

–Мне не нужны слуги, которые лгут. – Голос Тени оставался ледяным, бесстрастным. – Хитрая лисица. Ты сыграла свою роль.

Он не выдернул когти. Он просто… Растворил их. И руку. И само своё присутствие. Как будто выключил проектор. Давление исчезло. Свет из соседнего переулка вернулся, тусклый и мерцающий. Воздух снова стал просто холодным и вонючим, а не смоляным удушливым кошмаром. Тень ушла так же внезапно, как появилась. Оставив после себя только леденящее эхо всепоглощающей Пустоты и… Хриплые, прерывистые всхлипы Кицунэ.

Джехён оттаял последним. Паралич страха медленно отпускал его, сменяясь другой волной ужаса – за неё.

Он видел, как она стоит, согнувшись пополам, обеими руками прижимая к животу светящуюся, ужасную рану, из которой сочилось золото и чернота.

Её рот был открыт в беззвучном стоне, из уголков губ стекали струйки той же тёмной субстанции. Её золотые глаза, обычно столь уверенные и насмешливые, были полны страха, боли и… Немого изумления от предательства и жестокости.

Она сделала шаг, пошатнулась и рухнула на колени, а затем на бок, в грязь и мусор переулка, свернувшись калачиком вокруг своей смертельной раны. Её аура начала терять чёткость, мерцать, как гаснущая лампочка.

Обнаружено: Кицунэ (Девятихвостая) | Состояние: Критическое! Духовная Сущность Разрушается! | Угроза: Нулевая (Неспособна к действию).

Ужас сковал Джехёна. Леденящий, сковывающий. Его разум кричал: Беги! Она монстр! Она тебя хотела съесть! Тень ушла, но может вернуться! Беги!

Но другой голос, глубже, примитивнее, кричал громче. Она защищала его. Она приняла удар, который был предназначен ему или стал следствием его присутствия. Она солгала Тени, чтобы спасти его. И сейчас она умирала. Здесь. В грязи. Одна.

Инстинкт говорил бежать. Но не прочь. К ней.

Он выскочил из-за ящиков, не думая о скрытности, о Системе, о метке. Он упал на колени рядом с ней в липкую грязь. Запах – дикой малины, лисьего меха, озона и теперь – чего-то горького, как палёная резина, смешанного с медью, – ударил ему в нос.

–Эй! – Его голос сорвался на хрип. – Эй, слушай! Держись!

Её золотые глаза, тусклые и затуманенные болью, медленно сфокусировались на нём. В них мелькнуло недоумение, потом – слабая искра старой насмешки, искажённая страданием.

–Ще… щеночек… – Прошептала она, и изо рта снова выступила черная капля. – У…бегай… Пока… Можешь… Она… Может… вернуться…

–Заткнись! – Грубо сказал Джехён, сам удивляясь своей резкости.

Страх сменился адреналиновой яростью от беспомощности. Он не мог оставить её здесь. Не мог. Он видел рану. Она не была физической в обычном смысле. Это была рваная дыра в её духовной плоти, из которой утекала сама её суть.

Золотой свет пульсировал слабее с каждым ударом её невидимого сердца. SP: 18/20. Он сжал нить своей духовной энергии, отчаянно пытаясь представить щит, барьер, что-то, чтобы заткнуть эту дыру. Но его навыки были для свидетеля, для слабой защиты, не для исцеления древней лисы.

Щит (Стоимость: 5 SP) вспыхнул слабым синим сиянием вокруг его руки, когда он попытался прижать её к ране, но он тут же погас, не оказав никакого эффекты, кроме жалкого шипения при контакте с истекающим золотом и тьмой. SP: 13/20. Пустая трата.

– Глу…пый… – Простонала Кицунэ, закрывая глаза. Её дыхание стало прерывистым, поверхностным.

«Нет!» – мысль ударила как молот. Он не знал, как её спасти. Но он знал, кого попросить о помощи. Только один человек во всём этом кошмарном городе мог знать что-то о духах, о ранах, нанесённых Тенью.

Словно подхваченный невидимым порывом, Джехён действовал. Он поправил свой рюкзак, расстегнул ветровку. Осторожно, боясь причинить ещё больше боли, он подсунул руки под её плечи и колени.

Она была невесомой и одновременно невероятно тяжёлой – как будто он поднимал не тело, а сгусток энергии, готовый рассыпаться.

Холод от её тела пробивал его одежду, смешанный с жаром, исходящим от раны. Он прижал её к себе, стараясь не давить на живот. Её голова бессильно упала ему на грудь, чёрные волосы пахли дымом и малиной. Она не сопротивлялась, лишь слабо застонала.

–Держись! – Прошептал он сквозь стиснутые зубы, поднимаясь. Его ноги дрожали не только от её странной тяжести, но и от адреналина и остаточного ужаса. Сила: 4. Он чувствовал каждую единицу этого атрибута, каждое напряженное волокно мышц.

Состояние: Перегрузка (Физическая/Духовная), Экстремальный Стресс.

Он вынес её из переулка. Каждый шаг был пыткой. Его «Глаза Пустоты» сканировали округу в панике – любая тень, любой шорох казались возвращением Тени или её слуг.

Он чувствовал, как её сущность слабеет, как золотой свет раны меркнет. Он шёл не домой. Он шёл к старому дубу. К Мадам Мун.

Дорога слилась в кошмарное пятно. Он бежал, затем шёл, спотыкался и снова бежал, прижимая к себе хрупкое, умирающее тело древней лисы.

Люди на улицах оглядывались на него – парня, несущего на руках безжизненную девушку, для них она выглядела просто избитой девушкой в странной одежде, но их взгляды были лишь далёким фоном. Он видел духов – мелких, испуганных, разбегающихся при его приближении, почуяв остатки энергии Тени или агонию Кицунэ.

Он не обращал внимания.

SP: 11/20 (Постепенное истощение от стресса и контакта с повреждённой сущностью).

Будка гадалки была закрыта. Занавеска опущена. Джехён, не раздумывая, пнул хлипкую дверь ногой.

–Мадам Мун! Откройте! Срочно! Ради всего святого!

Внутри послышалось ворчание, шарканье. Занавеска отдёрнулась. Глаза старухи, острые и недовольные, метнулись к нему, затем к ноше в его руках. Её лицо, покрытое морщинами, как старая карта, исказилось в гримасе отвращения и… Непонимания.

–Ты?! И… Она?! – Мадам Мун плюнула на землю перед порогом. – Неси свою беду отсюда, мальчишка! Не накликай на меня!

–Она умирает! – Хрипло выкрикнул Джехён, шагнув вперёд. – Тень… Тень ранила её! Из-за меня! Она защищала меня! Помоги!

–Защищала? – Старуха язвительно фыркнула, но её глаза пристально изучали мерцающую рану на животе Кицунэ, чёрные капли у рта. – Хитрая лиса защищала закуску? Чтобы съесть самой потом? Не верю! Неси её прочь! Пусть издохнет, как и всё её проклятое племя!

Отчаяние охватило Джехёна. Он видел, как тускнеют золотые глаза Кицунэ, как её дыхание становится нитевидным.

–Она не кумихо! – Выдохнул он, понимая, что нарушает, возможно, все правила, но другого выхода нет. – Она Кицунэ! Японская лиса! И она… Она знала девушку из видения! Чуть больше пятидесяти лет назад! Она пыталась спасти её тогда! И сейчас… Сейчас она пыталась спасти меня! Прошу! Мне больше не к кому пойти! Я… Я заплачу! Отдам всё, что у меня есть!

Слова о Сохэ и Кицунэ заставили Мадам Мун нахмуриться. Её взгляд стал пристальным, изучающим. Она молчала, словно взвешивая что-то очень тяжёлое. Внутри будки пахло полынью, травами и старой бедой. Наконец, она резко махнула рукой.

–Заноси. Только быстро! И чтобы никто не видел! – Она отступила, пропуская его в тесное, заставленное полками с банками и пучками трав пространство. – Клади её… Сюда. – Она указала на узкую, жёсткую кушетку, застеленную потёртым пледом.