
Полная версия:
Кроник
Как же меня раздражают такие разговоры, когда ты что-то слышал, но понятия не имеешь, что на самом деле было.
– И кто это твой кент, с которым она общалась?
– Валид.
– Серьёзно? Валид Хвастун? Он же балабол.
Валид Хвастун, или как его иногда называли, Трепач. Тот ещё фрукт, он мог нафантазировать такую историю, что многие действительно ему верили. Помню, однажды я дал ему подсечку – трепал всем, что я у него в шестёрках. Он сказал, что не оставит это так и меня ждёт расплата, но с тех пор прошло полтора года, а так ничего и не произошло.
– Он же трепач, Замид, он всей школе говорил, что является КМС, кандидатом в мастера спорта, а когда Амиль с голодной улицы ему предъявил, что он балабол и что у него нет этой корочки, а если есть пусть покажет, то он просто сглотнул и ушёл, ничего не сказав. Этот умник даже сказал, что поцеловал в щеку какую-то известную актрису, когда был в Москве.
– Уцы, я тоже это слышал, но насчёт Амиля, он сказал, когда они пересеклись один на один, то Валид пару раз леща ему дал.
– И поэтому Валид сейчас на глаза Амилю не хочет попадаться, он же знает, что ему будет за его болтливый язык. И вообще Лейла девушка-игнорщица, многие пытались с ней познакомиться, но так и не смогли, она всех отшила.
Тренер всё это время наблюдал, но взглядом он нас не тиранил, мы делали вид, что отжимаемся. Когда кое-как отжались сто раз, то мы подошли к тренеру и сказали, что уже всё, он посмотрел на нас хладнокровным взглядом и сказал:
– Уже всё?
После этого вопроса я понял, что нас ждёт тренерская взбучка.
– Да, – ответили мы тихим шёпотом с Замидом.
Нашего тренера звали Алдан Гаффарович по прозвищу Шкаф. Но мы его просто называли тренер. Широкоплечий, ростом метр 90, с большими руками-молотами, он имел большой опыт в боевых искусствах, всевозможные награды. Его многие ненавидели, но и уважали все.
Он громко хлопнул руками два раза, это означало, что все должны встать в строй.
Наш большой спортзал располагался в четырёхэтажном здании, на каждом этаже разные секции – футбола, баскетбола, боевого самбо, борьбы, плавания и волейбола. Кроме баскетбола и волейбола, я ходил на все секции, в разные дни, конечно. Я обожал спортивную жизнь. Спортзал был коммерческим образовательным детищем нашего директора филиала. Немногие могли таким похвастаться.
Когда мне было годиков шесть, прабабушка рассказывала, что Дагестан был областью, а не филиалом, и у нас были даже национальность и какая-то своя культура.
– Кто мне скажет, для чего мы тренируемся?
Тренер решил поделиться с нами философскими наставлениями, он обожал так делать.
– Чтобы мы были сильными, – крикнул пацан из дальнего ряда.
– А ещё?
– Давать сдачи, – снова ответил тот самый пацан из ряда.
Тренер продолжил «пытать» нас своим вопросом:
– А ещё?
Тут я не сдержался:
– Никогда не сдаваться.
– Именно! – ответил тренер. – Я тренирую вас не для того, чтоб вы выпендривались среди девушек или кого-нибудь побили на улице, не ради наград. Вся ваша тренировка – это подготовка ко взрослой жизни, вам предстоит борьба с самой жизнью, вам придётся каждый день сражаться за то, что вам дорого, во взрослой жизни вас никто не будет жалеть и лелеять. Вам придётся бороться со злейшим врагом, самим собой, я не просто так это говорю. – Тренер явно сегодня был на кураже. – А теперь к самому главному вопросу. Когда я говорю, что надо отжаться сто раз, это означает, что вы должны отжаться сто по сто раз. Имейте в виду.
Вот почему у него был такой странный взгляд, вот к чему была вся эта лекция.
В раздевалке после тренировки пацаны помладше начали подражать сегодняшнему выступлению тренера.
– Так, особи мужского пола, помните, борьба, как завещал дед моего деда, что я твой дед, и еще не будьте лошками, ведь в жизни главное борьба, а если не будете бороться, то станете лошарами.
– Нет, нет, братка, лучше вот так. Мои бездарные ученики, я ваш мудрый сенсей, будьте такими, как я, без семьи, неудачником, у которого вся жизнь – сплошная борьба.
Многие начали смеяться.
– А ему в лицо слабо сказать? В раздевалке такие смельчаки, – сказал я им, решив поумерить их остроумный пыл.
Пацан, что корчил рожу, подражая тренеру, подошёл ко мне, он был старше меня, из 11 класса.
– Если надо будет, тебя переверну вместе с твоим сенсеем. Пусть этот хрен сенсей тренирует, а не базарит, мне наставлений и дома хватает.
Два раза выходил один на один с ним, избил меня до полусмерти и даже глазом не моргнул.
Наш тренер был человеком нелёгкой судьбы, за плечами Ближний Восток, Африка. Награды и увольнение с армии. Он прошёл через многое, не имел семьи, снимал квартиру на окраине города.
Он позвал меня к себе в машину, когда я выходил из спортзала.
– Даниял, слушай, я уеду ненадолго, скоро соревнования, и я тебя включил в число участников, меня будет заменять другой тренер по боевому самбо, так что постарайся победить.
Когда тренер сказал об этом, то я чуть не всплакнул от счастья, я столько ждал, когда меня допустят до турнира.
– Хорошо, тренер, постараюсь вас не подвести.
С этой мыслью я не мог расстаться, соревнования по боевому самбо – да чего же это бомбово19, наконец-то смогу показать, на что я способен.
В школе сразу же рассказал своим кентам, что буду участвовать в соревнованиях в Махачкале.
– Ничё се, уцы, красавчик! Буду болеть за тебя, – сердечно сказал Дауд и обнял меня братскими обнимашками.
– Саул, саул,20 братка.
От такого счастья после звонка на перемену я вылетел из нашего класса и случайно задел девушку. Груда страниц, как снежный ком, разлетелась по коридору, создавая вокруг нас настоящий хаос. В руках она держала кучу расписанных листков, но все они упали на пол по моей вине. Я сразу же присел, стараясь собрать разбросанные листки, будто собирал осколки разбитого стекла. Поначалу не обратил внимания на неё, так как волосы закрывали лицо. Но когда девушка подняла свою голову, то мой мир стал куда красочнее, чем обычно: счастье вселенского масштаба, сталкивающиеся галактики между собой, чёрные дыры, засасывающие целые планеты, и девушка, которая тебе очень нравится, стоит прям перед тобой. Моя жизнь обрела ещё больше смысла, чем обычно.
Непроизвольно я сказал:
– Привет.
Она продолжала собирать листки и ничего не отвечала.
Мои кенты стояли возле подоконника у окна и наблюдали эту сцену. Они показывали жестами, типа, будь смелее.
Я ещё раз сказал:
– Привет.
Но она продолжала игнорировать меня.
Когда она собрала всё, то я понял, что упускаю момент. В то же время я ещё верил, что смогу что-то сделать.
– Эй, постой, ты мне нравишься, – пробормотал я признание в слух и после сказанного чуть не провалился со стыда под землю, – как такое могло вырваться наружу, это было не круто.
Она повернулась в мою сторону. Девушка, что целый год сводила меня с ума, девушка с красно-карими глазами, как у вампира, девушка, что часто дышит в мой затылок, и я покрываюсь мурашками. Она мой идеал, горянка, что воспета в стихах и песнях. Во мне столько чувств к ней, что я готов пойти на всё, лишь бы она стала моей.
Она нахмурилась, но в глазах на доли секунды промелькнула искорка смеха.
– Ясно, – ответила она, не проявив никаких эмоций.
Моя ответка долго себя не заставила ждать, и я сразу же ей нагрубил:
– Вай, ты чё гонишь?!
– Отвали, примитивщина. – В её голосе звучало нечто большее, чем простая высокомерность. Затем она развернулась и ушла, как тьма на рассвете. И даже не обернулась.
Oh my god, какая же она всё-таки очаровательная. Кенты мои от смеха животы рвали – моё первое знакомство, а я жёстко облажался. Но я не собирался сдаваться, если бороться, то до конца.
Глава 4. Дружбан-бан
Ранним утром больница находилась в движении. Я умылся и пошёл в столовую позавтракать. Взял поднос и подошёл к поварихе, тут её называли миссис Спач. Она была полненькая, маленького роста. Готовила не очень вкусно, а разнообразие меню вообще отсутствовало. Кормили постоянно кашами. Миссис Спач поставила мне кашу, похожую на бурду, с ужасным вкусом и запахом.
Серая и густая, как её жизнь, каша была липкая как мазут. Повара тут не гурманы. Они не были ценителями кулинарии, они просто расфасовывали эту жижу по тарелкам. В своей каше я обнаружил что-то чёрное и мелкое, думал, изюм, а оказался таракан. На моём лице сразу появилась эмоция отвращения.
– Извините, миссис Спач, но в моей каше что-то чёрное, по-моему, это таракан.
– И что? Мне теперь за тебя его съесть? Проваливай отсюда и кушай то, что дают!
Тогда меня это немного удивило, а сейчас удивление пропало, я привык к каше, которую мне давали в больнице. После меня пичкали лекарствами, от них у меня дурманились глаза и голова уходила в разнос, словно я на американских горках катаюсь.
Как я попал в больницу? Хороший вопрос, как раз будет о чём мне поведать вам в этой главе.
Первым уроком у нас была история. Её вела Наилья Валентиновна. Замужем, имела двух детей, в молодости служила в армии, она любила рассказывать истории о прохождении своей службы, была патриотом и очень эрудированным учителем. Многие не воспринимают историю всерьёз, и я говорю уже не о дисциплине. Есть два мнения насчёт истории, которые я знаю. Первое мнение: история – это учитель, который учит нас, как жить в настоящем и будущем, учитывая ошибки прошлого. Второе: история – это некий надзиратель, который наказывает довольно сильно за совершённые ошибки.
– Тема сегодняшнего урока – «Узурпация власти Российским императором Константином».
Я посмотрел на книгу, исписанную каракулями, а затем взмыл в небесную синеву.
– В 1998 году, когда Российская империя достигла развитого конституционного монархического строя, её парламент решил реорганизовать страну, трансформировать Россию в корпорацию. Это считалось эволюционным шагом в развитии цивилизации. Больше государство в привычном формате не должно было существовать, время не стояло на месте, нужно было идти дальше. Но император Константин не хотел отдавать остаток своей власти, он решил распустить парламент и узурпировать… Адам, вы меня слушаете? – прокричала Наилья Валентиновна, заметив, как я её игнорирую, летая в своих мыслях. – Адам! – снова прокричала Наилья Валентиновна и, не дождавшись ответа, подошла ко мне и захлопнула книгу, что лежала возле меня. – Адам, вы снова за своё, что с вами? Почему не слушаете мой урок?
– Простите, Наилья Валентиновна, больше не повторится.
– Ладно, садитесь и не отвлекайтесь, пожалуйста.
Последним пятым уроком у нас была анатомия. Молодая учительница по имени Анастасия Николаевна не особо рвалась нас просвещать. Она попросту приходила и работала ради денег. Для неё главное, чтобы в классе никто не издавал ни звука, все должны были сидеть, как мышки. Пока она строчила очередное сообщение своему бойфренду, я проводил в мыслях различные сравнения: интересно, кто сильнее – ГСБ или НОД? Лю-Канг или Саб-Зиро? Как же хочется порубиться в приставку.
– Санчелос, рубанёмся сегодня в приставку у меня? – прошептал я ему в ухо.
– Чел, у меня есть идея получше.
Он подмигнул, имея в виду, что сегодня скучно точно не будет.
– Я же сказала заткнуться, мрази! – проорала во весь голос Анастасия Николаевна.
И кинула мел со всей силой. Благо попала она в стену.
Когда закончились уроки, мы с Саней пошли сразу отрываться, как и планировали. Но на самом деле оказалось, что нам надо было убрать заросшее поле от кустов и сорняков и подготовить его к футболу, мы с пацанами собирались три раза в неделю и играли. Сентябрь, на дворе 36 градусов, бабье лето в разгаре. Дружбан-бан решил, что если мы проявим инициативу, то пацаны ещё больше нас зауважают. Рюкзаки спрятали на заброшенной стройке, у нас там был свой тайник, о котором никто не знал.
Заброшенная стройка находилась рядом с полем. Местные жители старались обходить её стороной, а нам хоть бы хны, мы ведь бесстрашные.
– Ну и жара, – промолвил Саня и умолк.
Солнце щедро разлило свои лучи, как нектар, напрягая ветви деревьев, устремлённые к небу.
– Ну и какого хрена мы притащились сюда, Санчелос?
– Я же уже сказал – облагородить наше поле. – Полунасмешливое выражение промелькнуло у него на лице.
– В такую жару?
– Спокуха, дружбан-бан, сейчас быстро всё сделаем, и нормуль.
С собой мы взяли грабли, серп и штыковую лопату и приступили к работе. Мы работали в тишине, лишь изредка нарушаемой пением птиц, которые заводили весёлые напевы, будто желая поддержать наш труд. Солнце пекло так, что моя задница, как гриль в духовке, покрывалась жареной корочкой.
Поле, которое мы старались почистить от травы, было достаточно большим, и двоим убрать его оказалось проблематично.
– Слушай Санчелос, у меня есть идея.
Идея возникла спонтанно, как молния, фраза «у меня есть идея» стала выражением, которое, образно говоря, как обухом по темени, наповал уничтожала всё, что окружало меня.
Саня готов был принять любую идею, лишь бы побыстрее закончить работу. Жара была настолько невыносимой, что мы опустошили две баклажки воды.
– Говори, бро, я готов.
– У тебя или у знакомых случайно нет садового триммера, чтобы одолжить?
– Это типа аналог газонокосилки?
– Да, только его можно использовать на неровной поверхности.
Саня сел и печально вздохнул:
– К сожалению, нет.
Три часа дня, а солнце пекло всё сильнее, при виде его у меня складывалось ощущение, что мы в полной заднице.
– У меня есть ещё одна идея.
– Надеюсь, она реализуемая.
Трава вокруг и за пределами поля была сухая. Наш город располагался в лесостепной зоне, что меня сподвигло на мысль, что можно просто взять и поджечь поле изнутри, а потом в нужный момент, когда вся трава станет пеплом, потушить. На первый взгляд было несложно.
– Идея проста, как дважды два. Просто поджигаем траву.
– Ты серьёзно? – испуганно замахал он рукой. – Если мы сделаем, как говоришь ты, то тут всё сгорит, учитывая, что рядом ещё есть гаражи, у которых есть хозяева.
– Думаю, проблем не возникнет. Быстро потушим. Просто не хочется застрять тут на весь день. – Затем я вытер пот с лица.
Мы на всякий случай подготовили две баклажки воды по полтора литра – вдруг придётся тушить. И купили спички. Неподалёку от нашего футбольного поля находились сараи, мини-огороды, мы посчитали, что им ничего грозить не будет и всё обойдётся.
Через несколько минут после того, как мы подожгли поле, огонь начал разрастаться, и поначалу пламя медленно окутывала сухую траву. Туда, где огонь разгорался сильнее всего, Саня бежал и начинал тушить, чтобы пламя не вышло за пределы поля. Костёр разгорелся достаточно большой, а искры от него стали отлетать, охватывая сухую траву, а её на поле было очень много.
– Хорошо идёт, – с улыбкой сказал Саня.
– Гори-гори ясно, чтобы не погасло, – торжественно ответил я.
Но буквально через минуту всё вышло из-под контроля: поднялся ветер, который начал метаться из стороны в сторону, те маленькие очаги пламени что были в центре поля, превратились в большую проблему. В воздухе тёмными снежинками кружил пепел, подгоняемый ветром. Повсюду был слышен треск огня, который сплошной стеной брёл по равнине. Раздуваемое ветром пламя жадно начало пожирать всё степное поле.
В степи, где находилось футбольное поле, помимо сухой травы, были и небольшие деревья, они тоже были сухими, и когда огонь добрался и до них, то они вспыхивали как спички.
Вся вода была израсходована, мы без устали бегали, пытаясь потушить огонь, но всё было тщетно, он нарастал всё интенсивнее и потихоньку двигался в сторону сараев и огородов. В воздухе пахло гарью. Через пару секунд, очнувшись от ужаса, мы начали паниковать и судорожно искать решение, как остановить пожар.
– Надо бежать отсюда! – с потерянным видом сказал я.
– И всё бросим?!
В голове промелькнула мысль: «Да, Саня, всё бросим, так как если скажем, что это мы подожгли, то у нас начнутся проблемы».
Паника охватила меня, руки дрожали, а дыхание сбивалось от последствий пожара, и от мысли о том, что Служба противопожарного контроля нас заметёт, как только узнает, кто это сделал.
Я дал дёру, вслед за мной Саня.
– Меня подожди! – всё время кричал он мне вслед, пытаясь меня обогнать.
Когда мы уже были в сотне метров от пожара, то на пути встретили пацанов, наших знакомых.
Самое интересное то, что в руке они держали мяч. Мой инстинкт подал мне очевидный сигнал, что бояться нам следует не только СПК (Службу противопожарного контроля). Саня начал рассказывать им о нашей «благородной идее» по очистке поля от травы и что вместо этого мы случайно спалили всю степь.
– Вы чё, шпана, совсем страх потеряли?!
– Мы не специально, – ответил Саня.
Здоровый пацан по кличке Кач ударил Саню ногой по солнечному сплетению, он согнулся от боли и начал мычать, как корова на пастбище. Меня же он ударил по лицу, я даже сопротивляться не стал, лёг и притворился, что без сознания.
Но это не помогло, нас продолжали избивать. Каждый удар приносил с собой не только физическую боль, но и глубокое ощущение унижения. Мы лежали, скованные страхом и чувством беззащитности, как овцы на заклании, ожидая завершения этого бесконечного торжества жестокости.
Дальше было хуже. Огонь всё-таки дошёл до сараев, и несколько из них даже сгорели, пацаны со двора, конечно же, рассказали обо всём СПК. Полгорода пацанов хотела нас разорвать, благо отделались испугом, выговором от СПК и выплатой материального ущерба хозяевам сараев, которые пострадали от пожара. Нашим родителям пришлось выплачивать компенсацию. Из-за этого случая меня три месяца не выпускали из дома.
А пацаны со двора никак не смогли нам простить за поле, поэтому нас избили ещё раз, даже не верится, что мы смогли такое начудить.
В школе даже тупое выражение придумали: «два сапога осла», было нелегко, но мы старались держаться и не обращать внимания на выпады со стороны сверстников. Мои хорошие знакомые и друзья обходили нас стороной из-за этого случая. Санчелос не выдержал постоянного прессинга и переехал в село к бабушке. А меня родители решили на время отправить в Устиновку, пока не устаканится ситуация с пожаром.
Глава 5. Школа жизни
После Первой мировой войны произошли большие перемены в Российской империи, она из абсолютной монархии стала конституционной, сословие уходило в прошлое. Часть полномочий была распределена между министерствами и парламентом, но централизованная система так и осталось.
Прадед смог отучиться в техническом вузе на строителя. После его направили в Дагестанскую область в Порт-Петровск. Россия одновременно вела мягкую русификацию во всех областях и губерниях огромной империи. На юг отправлялось большое количество специалистов разных профессии, учителя, строители, рабочие заводов, юристы, чиновники, которые должны были выстроить вертикаль власти. Прадед был участником строительства чуть ли не всего Порт-Петровска, там же он познакомился со своей будущей женой, она заканчивала педагогический вуз русского языка. В школах, университетах преподавание велось исключительно на русском языке, так же книги выпускались на русском, остальные языки потихоньку вытеснялись из общественного быта. Ассимиляция народов происходила потихоньку, делалось всё это через социальные проекты, на которые выделялись довольно большие финансы. Шло создание новой гражданской политической нации, было принято решение свести всю религию в единый кулак, создать новый тип религии, чтобы он мог объединить в себе все разношёрстные народности. Бог должен быть один, и точка, даже если придётся делать это силой.
Деизм должен возглавить новую религиозно-философское направление. Разные религиозные течения восприняли для себя эту идею, как угрозу, ведь конфессиональные течения воспринимали связь человека и бога как краеугольный камень всех их учений, а деизм, напротив, считал, что бог создал мир, человека, законы и устранился, оставив людям самим разбираться во всех своих проблемах. На общем собрании парламента было принято отказаться от всех конфессий и перейти на новый формат рационалистического религиозно-богословского направления, даже император не смог помешать этому. Были понятны опасения парламента: хотели устранить угрозу межнационального и религиозного характера, для этого нужно было создать единое и неделимое общество, готовое принять любой вызов, а вызовов было достаточно, в мире готовилась новая, более масштабная война.
Выдержка из дневника. «Катарсис»
Мама поднялась ко мне наверх в комнату, чтоб разбудить в школу. Она не любила, когда я опаздывал, и старалась привить мне дисциплину.
– Дорогой просыпайся, пора в школу.
Идти в школу после произошедшего? «Лучше провалиться сквозь пол и никогда не выбираться оттуда», – звучало звонким колоколом у меня в мыслях. Хотелось просто лежать и спать, чтобы забыть чёртов вчерашний день.
Мама снова из дальней комнаты выкрикнула:
– Дарко, вставай уже, а то в школу опоздаешь.
– Встаю мам, встаю, – ответил я, лёжа на кровати.
С утра ощущения ужасные, чувство, что тело за ночь было налито свинцом. Лениво и мешковатым движением приподнимая своё тело, я приходил в себя после сна.
У меня в комнате не пыльно, но присутствует маленький творческий бардак, на стене никаких плакатов с рэперами и поп-звёздами, как обычно бывает у школьников моего возраста. На стульчике весит школьная форма, чувствуется запах прокисшего молока. Настроение унылое. Неохотно снимая свою любимую пижаму, в которой мне спится сладко, я переодеваюсь в стандартную школьную униформу.
По дороге в ванную я встречаю маму, она выглядит уставшей, и цвет её кожи болезненный. Она снова говорит мне:
– Доброе утро, дорогой, как твои дела?
– Доброе, мам, всё нормально, не переживай.
Своими полусонными глазами я видел, как мама старалась прикрыть улыбкой свою грусть на лице.
– Ладно, милый, иди умойся и спускайся покушать.
– Хорошо, мам.
Умывшись, я спустился поесть. На кухне сидел мой отец и читал газету.
– Доброе утро, пап.
– Доброе.
– Как твои дела?
– Так себе, – ответил он, хладнокровно делая вид, что не замечает меня, и продолжая читать свою газету. В рубрике сегодняшнего дня очередные спортивные скандалы, бездушная политика и как сколотить очередное состояние, высасывая воздух из пальца.
– А что случилось, пап? И почему мама была расстроена?
– Дарко, много будешь знать – меньше будешь спать, кушай и иди в школу, – сказал он, продолжая читать серую газетёнку.
Так проходила с ним наша беседа, пресно и сухо, ни о какой отцовской любви не шло и речи, я не ощущал её.
Мои родители были юристами по недвижимости, поэтому и находились постоянно в разъездах, у них была своя частная контора, которую они вместе основали, предоставляя свои услуги по всему Сахалинскому филиалу. Но последние полгода дела у них шли не очень, неделю назад слышал разговор мамы и папы, и, судя по всему, они находились на стадии банкротства. Возможно, поэтому она и была сегодня расстроена.
Позавтракав, я оделся, положил свой дневник в рюкзак, без него я и шагу не делал, ведь как только всплывала животрепещущая мысль, я тут же хватался за ручку, чтобы записать её туда. Мысли как кислород, они беспрепятственно пробирались в черепушку, оседая в мозге на мгновение, и тут же могли выветрится, оставляя беспамятство. Перед уходом в школу мама дала мне мои любимые вкусные бутерброды. Она знала, что между перерывами в школе нужно подкрепиться, как того требует мозг. Я обнял свою маму как можно сильнее. Она тоже крепко обняла меня, чувствовалось, что она вот-вот заплачет. Что-то в маминой улыбке было не то, я увидел не просто грусть, спрятанную под улыбкой, а отчаяние и безнадёжность: неужели это банкротство так сильно эмоционально ломало мою маму изнутри?..
День, как всегда, был туманный, солнечные лучи с трудом проникали через густую пелену. Она как море охватило весь город. Дорогу перед собой едва было видно. В голове воспроизводилась картина из фильма, которую я смотрел недавно, о монстрах, что таились в густом тумане.
Мой шкафчик находился на втором этаже школы. Все свои школьные предметы я оставлял здесь. Я взял всё необходимое и пошёл в свой класс. Как только я переступил его порог, так тут же опустил глаза, пропуская все пристальные взгляды, которые были направлены на меня. Многие стали подтрунивать из-за моего недавнего чудачество. Сделав вид, что не замечаю насмешек, я невозмутимой сел на своё место на последнем ряду у окна.
Макс, сидевший рядом с Лизой, не сводил с меня глаз, он придумал очередную забаву, как бы поглумиться надо мной, чтобы в очередной раз выставить меня не в лучшем свете. Учитель ещё не пришёл, он частенько опаздывал к началу урока.