Образ.ЕЦ. Часть 0.2. Король под горой

Словно открывая главу её новой жизни, дверь авто бесшумно отворилась, стоило едва потянуть за ручку. В бардачке поверх бумаг действительно лежала маленькая чёрно-серебряная рыбка пульта с кнопками. Светло-бежевый салон с перфорированной кожей и фиолетовой подсветкой навевал какие-то космические ассоциации. Щёлкнув круглую кнопку на приборной панели, Лена пробудила под капотом невообразимо огромный табун лошадей. Словно могучий зверь, спортивное купе взревело приятным приглушённым рокотом, призывая втопить педаль и напитать кровь адреналином. Ей, конечно, и раньше доводилось водить крутые машины – прежде, чем едва не потерять работу, Романов давал ей пару раз порулить крузаками и кайенами на трассе. Но теперь всё было по-взрослому, это была ЕЁ машина, пусть и служебная.

– Страховка открытая, документы в бардачке. Разберёшься, что к чему. Завтра к девяти утра жду на объекте. Запомни: время – деньги. Забудь слова «слабость» и «жалость».

Покинув дачный посёлок, они разъехались в разных направлениях. По навигатору Лена в первую очередь направилась к ближайшему банкомату. Пачка подъёмных красно-оранжевых купюр приятно грела карман, но ей не терпелось поскорее увидеть эти нолики на экране телефона, зафиксировать первый результат в списке ачивок. Электронная валюта всё глубже проникает в умы и опутывает кошельки обывателей виртуальными щупальцами нулей и единиц, спасая деревья и радуя Грету. Хранить сбережения в электрических банковских матрасах кажется и надёжнее (если не сильно погружаться в их судьбу), и удобнее. А удобнее – это всегда лучше. На часах было около пяти вечера, когда Лена подъехала к дому и не без труда приткнулась на свободное место во дворе. Тяжёлые и чувствительные педали в сочетании со смутными, почти призрачными границами автомобиля были пока непривычны.

На лавочке у подъезда в позе роденовского «Мыслителя» и в плаще сидел Рома Романов.

«Вот только драм сейчас не хватало. Тебе-то что здесь надо? Придётся ставить жирные точки и жечь мосты», – подумала Лена, замедлив шаг и подбирая убедительно-уничижительный тон для разговора.

– Всё кончено, Ром, – твёрдо сказала она, подойдя к лавочке.

– Почему? Объясни, – подняв на неё взгляд, спокойным и немного грустным голосом спросил Романов.

– У нас с тобой нет будущего. Больше не звони, не пиши и не ищи меня, – ответила Лена и, сделав над собой усилие, прошагала мимо.

– Но я люблю тебя, – тихо произнёс он ей вслед.

– И что мне делать с этой твоей любовью?! – обернулась Лена. – На хлеб намазывать? В магазине расплачиваться? Скажи мне, Ром! Где она, твоя любовь? Как мне увидеть её, чем почувствовать? Откуда мне знать, что ты опять просто не используешь меня?! Всё, хватит, остановись!

Она развернулась и уверенными шагами направилась к подъезду. Несмотря на показной холод, который изо всех сил старалась изобразить, подавленные чувства стучали комом в груди и рвались мокрыми каплями из глаз. «Жалость должна умереть», – твердила себе Лена, но самая непослушная слезинка уже бежала вниз по щеке. Дверь закрылась за спиной, она осталась совершенно одна в прохладной темноте подъезда перед ступенями лестницы к лифту.

«Все хотят готовой любви. Научиться любить не хочет никто. Бедные, бедные люди», – глядя в тёмное вечернее небо, разочарованно произнёс Рома. Он медленно поднялся со скамейки, отвернул ворот плаща и растворился среди серых безликих улиц.

Люди давно стали рабами изощрённых ловушек лабиринта разума. Они боятся и больше не видят. Они боятся и больше не чувствуют. Ни друг друга, ни самих себя. Лишь день за днём возбуждённо пережёвывают всё новые сорта информационной жвачки на бесконечном пути ко всеобщему облегчению.

Соседки дома не оказалось. Лена наполнила ванную и с наслаждением погрузила многострадальное тело в водную гладь, запустив по зеркальной поверхности каскад упругих волн. Уже через полчаса она в красках и с неизбежными дополнениями рассказывала подругам о приключениях прошедших двух дней.

Сутки пятнадцатые. Ночь

В бесконечности космической ночи сияла прекрасная звёздная система с восемью планетами. Преодолевая мрак, она неслась навстречу неизвестности. С момента рождения был пройден долгий путь, система встречала на своей траектории горячие туманности и астероидные пояса, подвергалась мощным электромагнитным воздействиям и странным энергетическим всплескам. Среди её планет были газовые и ледяные гиганты, скалистые планеты и планетарные карлики. Каждая из них была по-своему удивительна и прекрасна.

Утратив по пути одну из своих прекрасных спутниц, звезда смогла полностью переориентировать основной согревающий свет осознания на цветущую третью планету, приспособившуюся эффективно использовать максимальное его количество. Теперь о потере напоминал лишь холодный и безжизненный астероидный пояс, расстелившийся лентой острых осколков в самом сердце, между оставшимися в строю планетами. Зато теперь проникающий на поверхность третьей планеты свет звезды сиял и грел в полную силу, щедро даря каждому обитателю живительный огонь и энергию сотворения. Используя её вновь и вновь, жители планеты поколение за поколением стремительно преобразовывали свой зелёный дом, углубляясь в богатые недра и расширяя знания о Вселенной.

Но из-за отсутствия правильного баланса с каждым новым витком развития их жажда множилась и становилась всё более неуёмной. Едва достигнув необходимого уровня безопасности, они тут же начинали искать удобств. Обретая удобства – стремились к роскоши. Раскручивая бездонную спираль желаний, жители планеты стали забывать рациональное зерно, растрачивая впустую обретаемый ими свет. Заполучив обширные знания и возможности, они уже ни в чём не нуждались, но всё равно оставались вечноголодными. Разделённые умы страдали, разъедаемые вечной борьбой, бесконечной жаждой знаний и неразумной жаждой бесконечности.

Терзаемые неутолимым голодом, словно вечным паразитическим спутником, они приблизились к самому краю пропасти, к запретной красной черте. Заветной точке невозврата, за которой начиналось Великое Ничто – всепоглощающая бездна навек обречённых, проклятых, потерянных и отчаявшихся.

Звезда же, подчиняясь совершенно иным, абсолютным законам космической мудрости, продолжала наполнять и питать лучистым животворящим светом каждое величественное творческое и со-творческое начинание на планете, какие бы цели оно не преследовало. Она наконец полностью перестроилась и светила на совершенно новом уровне вибраций. Теперь её тонкие пронзительные лучи с лёгкостью проникали в самые далёкие уголки космоса, распространяя повсюду великолепный и могущественный свет созидания.

Тем не менее, даже такого уровня светимости было недостаточно, чтобы пролить свет на источник таинственных воздействий, продолжающих оказывать влияние откуда-то из далёких глубин непознанного космоса.

Сутки шестнадцатые. День

Следующим утром без пяти девять, только со второго раза найдя нужную просеку, Лена подъехала к высокому забору, где её уже ждал чёрный джип. Сегодня она предпочла минимальный макияж и скромно-практичный гардероб, подходящий сарайно-завхозной деятельности, – джинсы и тёмно-синий джемпер.

В ангаре в это время заканчивались последние приготовления к запуску конвейера: рабочие засыпали химикаты в ёмкости, Михаил с Кириллом закладывали картонные заготовки в упаковочную машину. Главный технолог Людмила, упитанная блондинка лет сорока с короткой стрижкой, ходила по залу и раздавала всем указания.

Как объяснил Паша, из конспиративных соображений фамилии среди работников были запрещены, все знали друг друга только по именам. Никаких дружеских отношений и общения за пределами ангара также не допускалось. Всё, что происходило под землёй, там и должно было оставаться. Лена запомнила с первого визита, что возле аппарата работали Женя, Марат и Алибек. За компьютерами сидели Людмила, Егор и то ли Роман, то ли Рустам. Маски на лицах мешали опознать, кто есть кто. Да и какая разница, в подобных условиях можно вообще друг друга хоть по номерам называть.

«На первый взгляд вроде несложно. Даже проще, чем в автомагазине. Во всяком случае, номенклатура существенно меньше, и по полкам со стремянкой не лазить. Разберусь как-нибудь», – самоуспокоилась Лена.

– Зарплата у нас тоже в конвертах? – поинтересовалась она.

– Ты что, аванс уже спустила? – усмехнулся Павел Петрович. – Рано про зарплату думать. Посмотрим, как в роль войдёшь. Приживёшься, тогда и будем обсуждать твою цену и бонусы.

Он аккуратно приобнял Лену за талию и проводил в «офис» в углу, где вручил небольшую синюю брошюрку.

– Это инструкция. В ней магические таинства по всем производственным этапам. Можно сказать, это твоя новая настольная Библия, – читай с упоением каждый день перед сном, – усмехнулся он.

Книжечка в полсотни страниц вызвала лёгкое раздражение, подобное списку литературы на лето, который вытесняет всю радость беспечного отдыха обязательством вечерних бдений у торшера возле окна аки старушка с пряжей. На первой странице красовалась цветная фотография этого самого агрегата с надписью «Дженезис-Омега» снизу. На второй страничке была разноцветная схема-алгоритм с кружками, треугольничками и стрелочками, смахивающая на картинку из школьной программы информатики.

«Значит, этот гудящий Нотр-Дам-де-Омега и есть основной актив моей новой фирмы. Придётся заняться его изучением. За триста тысяч в месяц я хоть всю Махабхарату выучу и спою под сенью сливы в позе лотоса», – решила Лена. Она довольно смутно представляла, что из себя представляет эта Махабхарата, но не раз слышала о ней от Маши и Марины.

– Чтобы выйти в свет, чтобы он признал тебя своей частью, за спиной нужно иметь приличный багаж. Клад из опыта и знаний, – сказал Павел Петрович, заметив покислевший вид спутницы. – В любом случае, блаженное неведение тебе уже не светит.

– Все твои намёки на «свет» у меня ассоциируются с толпой накуренных в хлам хиппи в обносках, медитирующих на ковриках перед голой стеной Ашана. Ты, случайно, не заманиваешь меня в грибной ашрам дядюшки Ошо?

Павел Петрович рассмеялся.

– Разум с радостью примет любое учение, которое сможет нажать на его заветные рычажки. Но маленькая иллюзия скоро растает, поскольку у любого разума есть одно волшебное свойство, заложенное производителем. Снова и снова этот инструмент будет заставлять уютно расположившийся на подушках удовольствия разум отрывать свой зад в поисках того, что будет жать на эти рычажки всё сильнее и сильнее. Пока, наконец…

– Пока, наконец, что?

– Пока, наконец… всё, – Павел Петрович развёл руки в стороны с загадочно-ехидной улыбкой буддистского гуру, который познал (или сделал вид, что познал) сразу всё везде и ничто нигде. – Учи матчасть, – ткнул он пальцем на брошюру.

– Ладно, выбора у меня всё равно нет, – согласилась Лена. – Будем познавать и жать на рычажки.

– Ошибаешься, – вмиг посерьёзнев, ответил собеседник. – Выбор был, есть и будет всегда. Парадокс лишь в том, что он уже сделан. Я уехал, часа в четыре ещё заеду. Если будут вопросы по технической части – Людмила поможет, но я не советую лишний раз беспокоить её понапрасну. И не забывай, у нас здесь полузакрытый режим. Выход из ангара – не больше тридцати минут в день, по графику. График у Михаила. Ты всё равно не куришь, лишний кислород не потребляешь, делать тебе снаружи нечего. Выход за пределы участка в рабочее время – только с моего разрешения и лишь в экстренных случаях. Никто не должен знать, что здесь творится. Даже твоя мама.

Павел Петрович покинул ангар, оставив Лену с синей брошюрой и размышлениями о неожиданно сузившейся «Вселенной». Прогулки по полчаса за высоким забором – это что-то новенькое, прям как на зоне. Впрочем, всё равно лучше, чем в автомагазине, – оттуда и выходить некуда.

Она заняла своё место, обозначила его любимой кружкой и маленьким красным зеркальцем, включила компьютер и открыла брошюру. Рабочий стол загрузился, незнакомый интерфейс ввёл в ступор. На экране высветились странные ярлыки и совершенно незнакомые пиктограммы, все привычные функции работали как-то по-другому или же вообще отсутствовали. Даже курсор мышки ползал как-то иначе. Михаил объяснил, что компьютеры в ангаре настроены исключительно под рабочие процессы, специальная программная оболочка давала доступ к управлению и внутренней системе производства, в которую были вшиты бухгалтерия и весь техпроцесс.

«Вот тебе и пасьянс-косынка… Ни интернета, ни чата с подружками», – продолжила огорчаться Лена. Сотовая сеть в ангаре не ловила.

Похоже, в этом бункере действительно придётся браться за ум и набивать рюкзак знаниями, опытом и деньгами, раз выбор уже сделан. С трудом осилив десяток страниц с непонятными словами, схемами и инструкциями, она заварила чай в пакетике и попросила вроде не слишком занятого Кирилла помочь с методическим гранитом науки. Тот нехотя встал с места и, опасливо косясь на потолок, подошёл. Взгляд Лены последовал в том же направлении и встретился с мигающим красным глазом камеры наблюдения в углу.

«И тут большой брат следит… В туалете тоже камеры? Впрочем, надо же забыть про слабость и жалость. Хотят – пусть смотрят, нам стесняться нечего».

Так, попеременно отрывая от работы то Кирилла, то Михаила, Лена управилась с брошюрой. Теперь она могла сказать, какое вещество в какой из бочек находится, как их надо хранить и куда засыпать. И даже примерно запомнила, какие кнопочки надо потом нажимать, чтобы эти вещества благополучно усвоились в механической утробе.

– Здесь у вас как будто тюрьма строгого режима… Всегда так было? – спросила Лена то ли Романа, то ли Рустама в короткий обеденный перерыв.

– Нет, не всегда. Я сам тут не так давно, но народ рассказывал, что когда-то здесь были чуть ли не райские условия: прямая маршрутка из города, бесплатные обеды привозили, даже корпоративы на улице устраивали. Шашлыки, музыка, коктейли… А потом кто-то попытался выкрасть какие-то секретные формулы из сейфов и с тех пор вот так… Действительно, как в тюрьме. Условия, конечно, не самые гуманные, но в трудовую инспекцию никто не жалуется. Деньги хорошие, у меня жена просто счастлива. Не переживай, скоро и ты привыкнешь.

«Скоро привыкнешь», – отзеркалилось эхом где-то в голове. «Интересно, можно ли за деньги продать всю свою жизнь? День за днём, каждую минуту, каждую секунду делать то, что тебе не хочется во имя того, что нужно кому-то другому. Отказаться от солнечного света, решать чужие проблемы, думать чужие мысли… Да не, глупость. Мы же не лохи какие-нибудь. К тем ли «истинам» ты свернула в этот раз, подруга?».

Тем временем Михаил подсунул ей на подпись первые платёжки. Бегло пробежав их глазами и спросив «на поверхности» одобрения у Паши по телефону, Лена поставила свою первую подпись и даже заверила её круглой синей печатью из верхнего сейфа. Всё, готовый натуральный гендиректор, пол женский, одна штука. Сам Павел Петрович заехал ближе к окончанию рабочего дня. Он забрал подписанные платёжки и предложил выйти проветриться наружу.

– Сколько ящиков будет готово к приезду транспорта? – спросил он наверху.

– Не знаю, но все вроде работают без перерывов, никто не отвлекается, – немного слукавила Лена.

– А что, так тяжело посчитать? У тебя тут не так много задач, Лен. Плохо! Должна контролировать процесс, иметь полную картину и держать руку на пульсе каждую секунду, по каждому работнику. Они ведь как дети малые – кто-то уснул на обеде, кто-то на забор залез… Должна всё заранее предугадывать, расталкивать первых и одёргивать вторых. В этом и есть роль руководителя – блюсти правильный баланс, дабы всё не скатилось к хаосу. Забудь оправдания, это никому не интересно. Партнёры, бизнесмены, даже сам губернатор – все ждут результат, так что быстрее встраивайся в рабочий процесс.

– А они-то тут каким боком?

– А как думаешь, для кого мы работаем? Но это опасная информация, тебе об этом пока рано знать. Твоя задача – смотреть, чтобы эти лентяи не стопорили производство, чтобы конвейер работал гладко.

С этими словами он взял её за подбородок и по-отечески ласково посмотрел сверху вниз.

– Хорошо, я поняла, – опустив глаза, покорно согласилась Лена.

– Вот и славно. Завтра на девять вечера у нас забронирован столик в Ривер-палас. Я заеду за тобой, – не спрашивая согласия, сказал он, сел в джип и уехал, а Лена спустилась обратно считать ящики и подгонять лентяев.

Ровно в шесть вечера конвейер «Омеги» остановился. Возле стены стояли тридцать запакованных ящиков, рядом с ними, довольная собой, ухмылялась Лена. Проследив за их бережной погрузкой, она отпустила всех по домам и, как настоящий капитан-гендиректор, погасила свет и покинула ангар последней.

На следующий день ознакомление с порядками и особенностями подземной жизни продолжилось. Она принялась усердно вгрызаться в суть работы каждого, попутно подгоняя и вживаясь в руководяще-балансирующую роль. Природа новой стези захватывала её всё больше.

– А что вообще за таблетки мы тут штампуем? – поинтересовалась Лена у Михаила на обеде.

– Передовой нейростимулятор, очень мощная вещь! – с гордостью ответил он. – Швейцарская разработка, может за один курс превратить мозг в совершенную вычислительную машину. Как искусственный интеллект будет работать!

– В смысле захочет человечество уничтожить?

– Ха-ха… В смысле соображать будет как компьютер, сложнейшие задачи сможет как семечки щёлкать. Эффект, конечно, не постоянный, но бонус к интеллекту даёт заметный.

– Ну-ка, сколько будет 28 умножить на 45? Быстро!

– Ты что, я сам «Атлантис» только один раз пробовал! И то, считай, случайно, Петрович в хорошем духе был и расщедрился. А так нам даже упавшую с конвейера таблетку запрещено брать под страхом увольнения! Как думаешь, для чего здесь камеры везде?

– Жесть. Кому тогда все эти ящики уходят?

– Кому-кому… Догадайся.

– Партнёрам, бизнесменам, даже самому губернатору… – задумчиво пробормотала Лена.

Второй день прошёл даже продуктивнее, по итогу тридцать один ящик был отгружен в перевозчик. Паша за целый день не появился. То ли Роман, то ли Рустам, оказавшийся на самом деле Русланом, угостил вкусным имбирным печеньем. Знает, чем брать даму…

В целом нравы в здешнем коллективе отличались от привычных ей отношений и были какие-то прохладные, натянутые и искусственные. Все смотрели друг на друга с подозрением, словно когда-то у кого-то пропал кошелёк, а виновного до сих пор не нашли. Особенный холод в её сторону дул со стороны главного технолога Людмилы, видимо, почуявшей угрозу своему положению главной самки в этом бункере. Что ж, война так война, потом не жалуйтесь, что имбирного печенья не досталось.

Паша подъехал к её дому в половине девятого. В этот раз он был на заднем сиденье удлинённого Мерседеса, водителем был какой-то бритоголовый здоровяк. Лена села в машину, и они покатили в Ривер-палас – шикарный ресторан на набережной реки, обустроенный на закрытой двухэтажной палубе круизного теплохода. Их столик был на верхней палубе, с видом на широкий центральный проспект, освещённый растянувшимся вдаль пунктиром ночных фонарей. Двухцветная река из жёлтых и красных огоньков автомобильных фар неспешно уносила мысли к самому горизонту, над которым царила звёздная ночь. Каждый из этих огоньков таил в себе как минимум одну человеческую душу, заключённую в четырёхколёсный железный каркас.

– Ты сегодня не заезжал. Чем ты вообще занимаешься? Наш бункер ведь не основное твоё детище? – спросила она Пашу, когда официант принёс меню в папке из чёрной крокодиловой кожи.

– Не основное, но любимое. Детей у меня много, за каждым нужен глаз да глаз. Чуть отвернёшься – тут же норовят либо всё разрушить, либо занять моё место. Нет, я-то ничего не имею против и всегда открыт для диалога, но только не по пути Николая Второго. А они по-другому не умеют.

– То есть, чисто гипотетически, я могу стать полноправной хозяйкой фирмы со всеми вытекающими?

– А что есть хозяйка в твоём понимании?

– Ну как… Та, кто собирает главный урожай, сливки снимает.

– Представь, что завтра у тебя появился урожай из тридцати тонн пшеницы. Он весь твой, хоть объешься. Это сделает тебя счастливой хозяйкой? Что ты с такой горой будешь делать?

Лена задумалась. Её съёмной комнаты, да даже целой отдельной квартиры едва ли хватит для размещения такого сомнительного сокровища.

– Сдам её на хранение, конвертирую, а сама буду пользоваться процентом с прибыли. Есть же зернохранилища, биржи всякие, ценные бумаги, активы… Любое хозяйство не должно лежать без дела.

– Ещё одна «предпринимателька»… Ты поразмышляй на досуге, что значит быть хозяйкой. Бажова почитай.

– Ты так и не ответил, чем вообще занимаешься, сказочник?

– Я, как и ты, генеральный директор. Только мой бункер надземный и побольше, да и сотрудников почти тысяча душ.

– Значит всё-таки бизнесмен… – глядя в окно, задумчиво произнесла Лена.

– Я бы сказал предприниматель. Люблю решать интересные задачки, творить, рисковать… Подталкивать людей делать то, на что они сами по себе никогда не решились бы. Мужчина ведь познаёт Вселенную через преодоление – острым умом, победой над страхами, риском и жертвой.

– Чё за сексизм, почему это только мужчина? А женщины что, недостаточно «острые» по-твоему?

– У женщины есть более эффективные инструменты.

– Это какие же?

– Женщине не нужно исследовать миры и пространства в телескопах и микроскопах. Ей достаточно просто заглянуть в себя. При достаточной мудрости она может постичь всю палитру красоты, всю глубину граней бесконечности, и тогда сможет до конца понять и природу любого мужчины.

– И зачем мне природа любого мужчины? Ты же говорил про Вселенную.

– Да? Действительно… Вижу, что забежал немного вперёд. Ну, ничего, у тебя ещё столько всего впереди.

– Чёрт с ней, с Вселенной и мужиками. Что за «Атлантис» мы производим? Для чего он? И для кого?

– Просто достойный мозгоправный препарат. Стимулятор. Очень полезен людям, которым приходится по долгу службы много и напряжённо думать, жить в мире больших решений и огромного стресса. Препарат направляет мысли в правильное русло, настраивает мозговые волны на нужные резонансные частоты.

– А почему тогда, раз он такой хороший и полезный, мы его под землёй производим?

– Конспирация. Я же говорил, что лицензии ещё не выдали, у нас это процесс небыстрый. Плюс серпентис – очень светобоязненный компонент.

– Серпентис? Это синий порошок в ящиках?

– Он самый.

– Интересное название. Его-то я и не обнаружила в методичке. Серпень – это же, кажется, август по-украински?

– Верно, август. Месяц серпа, время жатвы урожая.

– Ой, а интересно… Название «серпентарий» с этим как-то связано?

– Всё возможно, – слегка поморщившись, ответил Паша. – Но отвлекаться на посторонние размышления тебе сейчас точно не следует.

– А почему работникам не положено брать таблетки?

– Им разве нужно много думать? – рассмеялся Паша. – На самом деле у меня договор с большими людьми, я, по сути, связан по рукам и ногам. Каждый грамм взвешен, каждая таблетка на счету, препарат очень дорогой и сложный. Оборудование швейцарское, сто́ит как целый самолёт. Отсюда и зарплата такая.

Он отвернулся к окну. Там, на левой стороне уходящего вдаль проспекта возвышалась башня католического собора чего-то там святого и непорочного, с которой донёсся тревожный бой часов. Потемневшее от времени и осадков человеческой деятельности кирпичное здание в неоготическом стиле служило теперь музеем, куда водили на экскурсии начинающих задумываться о разного рода зачатиях школьников. Вокруг башни порхала стайка голубей, изредка выхватываемая из сумрака лучами декоративной подсветки от земли. Крылатые серые оккупанты регулярно устраивали курлыкающие слёты и заседания на чердаке башни, разместив в ней свои гнёзда.

– Красивый отсюда вид, правда? – произнёс Паша, заметив задумчиво-мечтательный взгляд спутницы, устремлённый куда-то в рассеянное пространство проспекта.

– Эти маленькие огоньки напоминают человеческие души, которые переправляются по реке Вечности… Наивные и полные энергии жёлтые приходят в наш мир, а красные уже отбыли свой срок, прогорели и уплывают обратно в сторону бесконечности.

– Вся наша жизнь – один большой Стикс. Старик Харон когда-то сопровождал эти огоньки, но в современном многобожно-безбожном мире он давно разочаровался и бросил вёсла. Теперь души сами прокладывают себе путь по волнам неизвестности.

Взглядом старого философа Паша смотрел в сторону потока ярких огней фар и разочарованно качал головой.

– Ты, случайно, не путаешь причину со следствием? Запретный плод ведь не боги стырили. Может, он бросил вёсла потому, что люди давно забили на правила, и каждый пытается переплыть самостоятельно? По-чапаевски.