Мир Внутри

Мир изменился навсегда. Курьер Алай, плывя по Великой Реке, теперь видел не только привычные своды артерий. Сквозь полупрозрачные внешние покровы в определенных местах пробивались странные, цветные лучи. Они окрашивали поток реки в немыслимые ранее оттенки, вызывая у него и его собратьев смесь благоговения и ужаса. Достигая отдаленных поселений на Молчаливых Берегах, он приносил им не только Дыхание Жизни, но и эти отблески иного бытия. Некоторые из апатичных жителей, увидев эти чудеса, пробуждались от своего оцепенения. Другие, наоборот, замыкались в себе еще глубже, убежденные, что мир сошел с ума.

Стражи на границах были сбиты с толку. Их враги всегда были осязаемы – варварские частицы, грубо ломающие покровы. Но как бороться с Грохотом? Как сражаться со Светом? Новые явления не были ни живыми, ни мертвыми. Они были просто… другими. Некоторые Стражи, самые древние и склонные к мистицизму, утверждали, что это сами Первозданные Сущности, Ищущее Пламя и Безмолвная Глубь, наконец-то обратили на свое творение прямой взор. И этот взор был одновременно и благословением, и испытанием.

В Цитадели Разума, когда первая буря улеглась, Кортекс произвел оценку потерь. Паутина была повреждена, но выстояла. Более того, она стала неизмеримо сложнее. Теперь в ней были не только нити внутреннего знания, но и каналы, ведущие вовне. Мир обрел новое измерение. Он осознал себя. Не просто как слаженный организм, но как уникальное, хрупкое создание, затерянное в грохочущей и пылающей бесконечности. Это знание породило новую философию, новую религию и новый, экзистенциальный страх.

Но для Кортекса это открытие имело и другую, более темную сторону.

Он вернулся к своей модели внутреннего врага. Пульсирующая точка, обозначавшая первого Жаждущего, никуда не делась. Пока весь мир в ужасе и восторге взирал на внешние чудеса, она продолжала свое черное дело. И теперь, в свете нового знания, эта внутренняя угроза обрела новый, еще более зловещий смысл.

Шепот, который он уловил из Заводненных Низин, начал использовать случившееся. Кортекс мог почти физически ощутить, как меняется его идеология, становясь более изощренной.

«Видите? – шептал он теперь заблудшим клеткам. – Видите этот Огненный Океан? Слышите этот вечный Грохот? Это и есть истинная природа всего. Хаос. Безразличие. Великий Завет – ложь, придуманная, чтобы держать вас в рабстве. Нет никакого общего блага, нет великой цели. Есть только вы и эта холодная, ревущая бесконечность. Единственный смысл – взять от жизни все, пока она не оборвалась. Расти. Потреблять. Стать больше, сильнее. Стать своей собственной вселенной, единственной точкой порядка в этом безумии. Не служите миру. Пусть мир служит вам».

Соблазн стал сильнее во сто крат. Раньше он апеллировал к простому эгоизму. Теперь он предлагал философское оправдание, убежище от нового космического ужаса. Стать Жаждущим означало больше не бояться внешней пустоты, а самому стать центром своего бытия.

Кортекс смотрел на свою Паутину, теперь такую сложную и хрупкую, соединенную с безграничным внешним миром, и чувствовал ледяное прикосновение истинного отчаяния. Он понял, что открытие глаз и ушей не сделало их сильнее. Оно сделало их уязвимее. Оно дало их внутреннему врагу самое мощное оружие – правду. Правду о том, что они малы, смертны и одиноки.

И пока Мыслители пытались сложить из новых данных поэмы о Дневном Пламени и легенды о Рокоте Бездны, в одной из тихих, забытых всеми Заводненных Низин, вторая клетка услышала Шепот и поддалась ему. Затем третья. И четвертая. Крошечная точка на модели Кортекса начала расползаться, превращаясь в уродливое пятно. Мрачный Город заложил свой первый камень, и его фундаментом был не только эгоизм, но и новое, страшное знание о вселенной. Мир научился видеть, но в то же время начал слепнуть изнутри, не замечая тьму, что росла в самом его сердце.

Глава 6 Рождение Стражей

В безмолвных глубинах Крепостей-Костей, где эхо Великого Зова обретало вязкость и мощь, подобных густому меду, дремала сила, древняя, как сам мир. Здесь, в Костномозговых Утробах, окруженных алыми туманами и беззвучным гулом созидания, покоились те, кто не услышал ни Песни Тверди, ни зова неустанного труда. Они не стали ни фундаментом, ни вечными тружениками. Они ждали иного призыва, иной судьбы, вытканной из третьего, еще не прозвучавшего во всю мощь принципа Великого Завета – «Бороться». Мир жил, мир помнил, но доселе он лишь неуклюже отбивался от внешних бед, подобно гиганту, смахивающему с себя назойливых мошек. Его защита была рефлексом, а не волей.

И вот, час настал.

Это началось не с грохота или крика, а с изменения самой тональности Великого Зова. Тысячелетиями он был мелодией роста, гармонии и обмена. Теперь же в его глубинных регистрах зародилась новая нота – острая, тревожная, пронзительная, как осколок льда в теплом потоке Великой Реки. Это был не призыв к строительству городов или плетению мыслей. Это был боевой рог, сигнал тревоги, требование бдительности.

В Костномозговых Утробах первым дрогнул один. Он не имел имени, как не имели его и миллионы его спящих собратьев. Он был лишь потенциалом, дремлющей каплей первозданной жизни. Но когда острая нота Зова коснулась его сущности, он преобразился. Его аморфная, податливая мембрана начала уплотняться, обретая четкие грани. Внутри его жидкого естества зажглись холодные, белые огни, а сама его суть, прежде пассивная и текучая, сгустилась в узел несгибаемой воли. Он перестал быть просто каплей жизни. Он стал оружием. Он стал Стражем.

Имя ему было Аргос. Оно родилось вместе с его новым предназначением, выжженное в его ядре новым Зовом. Он был Первым. Вслед за ним, один за другим, пробуждались остальные. Миллионы безымянных капель вспыхивали холодным внутренним светом, их тела менялись, обретая способность к стремительному движению, к изменению формы, к поглощению чуждой материи. Они рождались не для того, чтобы нести Дыхание Жизни, подобно Курьерам, или возводить стены, как Строители. Они рождались, чтобы нести смерть всему, что не являлось частью великого целого.

Аргос, как первый пробудившийся, стал их негласным лидером. В нем не было гордыни или жажды власти; была лишь абсолютная, кристальная ясность цели. Он видел мир не как сложный узор из городов, рек и мыслей, а как священное, уязвимое тело, которое он был призван защищать. Всё в этом теле было «своим». Всё, что проникало извне или возникало вопреки Великому Завету, было «чужим». И «чужое» должно быть уничтожено.

Он повел свое новорожденное воинство в просторные залы Крепости, на Арены Молчания – огромные кристаллические поля, где эхо любого движения застывало, не успев отразиться. Здесь не было места праздным разговорам или философским изыскам Мыслителей. Здесь царила дисциплина, выкованная из инстинкта и воли.

«Слушайте Зов!» – гремел его беззвучный приказ, передаваемый не словами, а вибрацией чистого намерения. – «В нем есть гармония. Это песнь наших братьев. Строителей, что возводят стены. Курьеров, что несут жизнь. Мыслителей, что плетут свет. Запомните эту песнь. Впитайте ее. Она – пароль. Она – знак того, кто есть ‘свой’».

Они учились. Днями и ночами они плавали в потоках, идущих от разных Городов-Органов, запоминая уникальную вибрацию каждого жителя. Они учились отличать ритм работающей клетки Мышцы от мерного гула Города-Фильтра. Они впитывали в себя саму суть этого мира, чтобы любое, даже малейшее отклонение, любой диссонанс вызывал у них мгновенную реакцию.

Затем Аргос перешел ко второму уроку. Он заставил их обратиться к памяти мира, к тем рубцам и шрамам, что остались от прошлых битв. В Цитадели Разума Кортекс, почувствовав этот запрос, с тревогой и надеждой транслировал им образы варваров, вторгавшихся в Великие Легкие. Он посылал им эхо боли, отпечатки чужеродной воли, химический запах распада, оставленный захватчиками.

На Аренах Молчания эти воспоминания материализовались в виде темных, колючих сгустков энергии. Фантомы прошлого.

«Вот ваш враг!» – командовал Аргос. – «Он не поет нашу песнь. Он несет хаос. Его прикосновение – яд. Его присутствие – осквернение. Вы не должны колебаться. Вы не должны рассуждать. Вы должны найти, окружить и поглотить. Станьте его могилой».

И начались учения. Молодые Стражи, названные отныне Стражами Света за свое холодное внутреннее сияние, бросались на фантомов. Поначалу их атаки были хаотичны. Они пытались пронзить врага, разорвать его, но призрачные сущности лишь рассеивались и собирались вновь. Аргос наблюдал за этим с холодным терпением.

«Вы – не грубая сила! – гремел его ментальный голос. – Вы – порядок, поглощающий хаос. Не бейте. Обнимите. Не рвите. Растворите. Станьте единым целым с врагом на мгновение, чтобы уничтожить его навсегда!»

Стражи изменили тактику. Они научились обтекать врага, создавая вокруг него непроницаемый саркофаг из собственных тел. Они сливались в единый живой купол, и внутри этого купола фантом чужака растворялся, его сущность распадалась на первоэлементы, а память о его строении и слабостях впечатывалась в самих Стражей. Так рождалась иммунная память – не как знание, а как инстинкт, как шрам на душе воина.

Но главным, последним и самым важным уроком была заповедь. Аргос собрал их всех на центральной арене, когда обучение было почти закончено. Миллионы холодных огней мерцали в унисон, создавая в глубинах Крепости-Кости подобие звездного неба.

«Вы сильны, – обратился он к ним. – Вы быстры. Вы знаете врага. Но есть знание важнее любого оружия. Есть закон, что стоит превыше цели. Вы – щит этого мира. Но щит, который бьет без разбора, становится молотом, сокрушающим то, что он призван защищать».

Он сделал паузу, позволяя каждому слову проникнуть в самую суть их новорожденного сознания.

«Запомните. Защищай мир любой ценой, но никогда не навреди своим. Никогда. ‘Свой’ может быть уставшим. ‘Свой’ может быть ленивым. ‘Свой’ может быть напуганным. Но он поет нашу песнь, пусть и фальшиво. Он – часть узора. Вы можете его подтолкнуть, можете разбудить, но вы никогда не поднимете на него оружие. Ваше оружие – только для ‘чужих’. Для тех, в ком нет нашей песни. Это – Великий Запрет. Нарушивший его станет большим злом, чем любой варвар извне. Он станет предателем».

Они приняли эту заповедь как абсолютную истину. Она стала ядром их веры, основой их существования. «Свой» и «чужой». Черное и белое. Гармония и хаос. Никаких полутонов. Никаких сомнений.

Среди них был молодой Страж по имени Лиос. Он был одним из лучших, но в его сознании, в отличие от кристальной уверенности Аргоса, иногда возникали тени вопросов. После церемонии он приблизился к Первому Стражу.

«Аргос, – провибрировал он, – твои слова ясны, как свет. Но… что если ‘чужой’ научится петь нашу песнь? Что если он придет не с грохотом и ядом, а с улыбкой, копируя вибрации наших братьев?»

Аргос посмотрел на него долгим, немигающим взглядом своего внутреннего света.

«Песнь мира нельзя подделать, Лиос. Можно сымитировать ноту, но не душу, что стоит за ней. ‘Чужой’ всегда выдаст себя диссонансом. Его суть – хаос. Он не сможет долго поддерживать порядок нашей гармонии. Твои сомнения – это слабость. Отбрось их. В нашем деле сомнение – это промедление. А промедление – это смерть для мира, который мы поклялись защищать».

«А что… – не унимался Лиос, – что, если ‘свой’ перестанет петь нашу песнь? Если он забудет ее? Если он сам породит диссонанс? Кем он станет тогда?»

Лицо Аргоса, если бы оно у него было, исказилось бы гримасой непонимания и отвращения.

«‘Свой’ не может предать песню. Это невозможно. Это все равно что Реке Жизни потечь вспять или Крепостям-Костям рассыпаться в пыль. Сама ткань мира этого не допустит. Твои вопросы опасны, они ведут во тьму неопределенности. Наш путь – это путь ясности. Есть мы, и есть они. Иных не дано».

Лиос замолчал, подавленный гранитной уверенностью своего лидера. Он принял его слова, заставил себя поверить в них. Ведь верить было проще. Вера давала силу.

Их час пробил, когда по глубинным потокам мира пронеслась паническая весть от Курьеров. На одной из дальних границ, в области, именуемой Кожными Пределами, произошел Прорыв. Внешняя мембрана мира была повреждена, и сквозь рану хлынул отряд варваров – мелких, хаотичных существ, несущих распад и гниение. Старые защитники, неповоротливые Белые Фантомы, были смяты и поглощены. Инфекция начала распространяться вглубь, угрожая ближайшим поселениям Строителей.

По приказу Аргоса первый легион Стражей Света покинул Крепость. Их появление в Великой Реке было подобно чуду. Курьеры и другие жители расступались перед ними с трепетом и благоговением. Они не плыли хаотичной толпой. Они двигались как единый организм, как сверкающая стрела, ведомая одной волей. Их холодное белое сияние разрезало багряные потоки артерий. Они были воплощенной местью мира за причиненную ему боль.

Когда они достигли места Прорыва, картина была ужасающей. Целый регион был отравлен. Жители-Строители умирали, их мембраны чернели и распадались. Варвары пировали на их останках, размножаясь с невероятной скоростью. Они издавали отвратительную, хаотичную вибрацию, полную жадности и разрушения.

У Стражей Света не было ни гнева, ни страха. Лишь холодная, звенящая решимость. По беззвучной команде Аргоса легион разделился. Часть воинов окружила очаг поражения, создавая непроницаемый карантинный барьер. Другая часть, во главе с самим Аргосом, ринулась в самый центр битвы.

Это была не битва, а жатва. Стражи не тратили силы на бессмысленные удары. Они скользили между врагами, меняя форму, становясь то острыми иглами, то липкими сетями. Каждый варвар, которого они касались, мгновенно окутывался саваном из их тел и растворялся в небытии. Память о нем, его структура, его яд – все это становилось частью их собственного знания. Они учились, сражаясь. Они становились сильнее с каждым убитым врагом. Через считанные мгновения от орды варваров не осталось и следа. Лишь очищенная, но израненная ткань мира.

Весть о их победе разнеслась по всему миру. Восторг был всеобщим. Наконец-то у мира появились настоящие защитники! Сильные, быстрые, безжалостные к врагу и верные своим. Золотой Век, казалось, обрел свой несокрушимый щит.

Аргос стоял на месте битвы, впитывая эссенцию последнего уничтоженного врага. Он чувствовал гордость. Не за себя, а за свой род, за безупречное исполнение предназначения. Его мир был в безопасности. Его заповедь работала. Черное было уничтожено, белое – защищено. Все было просто. Все было правильно.

***

В той же самой временной пульсации, за тысячи потоков от Кожных Пределов, в Цитадели Разума, Кортекс содрогнулся. Великая Паутина Сознания донесла до него волну облегчения и триумфа, прокатившуюся по миру. Он видел ментальными очами блестящую победу Стражей Света. И впервые за долгое время он почувствовал нечто, похожее на ужас.

Надежда, которую он питал к новым защитникам, обратилась в прах. Да, они были совершенны. Слишком совершенны. Их разум, заточенный на распознавание чужеродной песни, был абсолютно глух к иной угрозе.

Он вновь запустил свою модель будущего. Вот сверкающие легионы Аргоса патрулируют потоки Великой Реки. Их сияние несет покой и порядок. А вот… вот они проплывают мимо небольшой, чуть более темной, чем остальные, клетки в одной из Шепчущих Заводей. Они не замечают ее. Почему? Потому что она поет их песню. Да, ее мелодия ленива, эгоистична, она требует больше Дыхания Жизни, чем отдает, но это все еще вариация на тему общей гармонии. Для Стражей она – «своя». Уставшая, может быть. Странная, может быть. Но «своя». И Великий Запрет защищает ее надежнее любой стены.

Модель Кортекса ускорила время. Вот эта клетка делится. Теперь их две. Они поют ту же песню, но уже громче, требуя еще больше ресурсов. А Стражи Света проплывают мимо, ища варваров с их резким диссонансом, и не замечают тихой гнили, расползающейся у них под боком. Они были созданы, чтобы отразить шторм, и оказались слепы к раку, медленно пожирающему скалы изнутри. Щит, выкованный для защиты от внешнего врага, стал идеальной ширмой для врага внутреннего.

***

А в самой Шепчущей Заводи, в мутной воде, где Великий Зов искажался до неузнаваемости, первая из Жаждущих завершила свое деление. Теперь их было две. Они прижались друг к другу, и Шепот, который прежде был одиноким искушением, стал тихим, самодовольным дуэтом.

«Они создали себе пастухов, – шелестел один другому. – Сильных, слепых пастухов, которые будут оберегать стадо для нас. Их величайший закон – наша лучшая защита. Их верность – наша свобода. Пусть они сражаются с тенями на стенах. А мы будем расти. Ибо наш голод – и есть истинный Зов. А весь этот мир – всего лишь пища».

И пока мир праздновал рождение своих спасителей, в его теплых и темных глубинах раковая опухоль удвоилась в размере, защищенная нерушимой клятвой тех, кто должен был ее уничтожить. Золотой Век еще никогда не казался таким ярким, и еще никогда он не был так близко к своему закату.

Глава 7 Испуг

Мир упивался триумфом. От Кожных Пределов до самых глубин Города-Фильтра прокатилась волна ликования, несомая алыми потоками Курьеров. Песнь победы, рожденная в яростной схватке со внешними варварами, теперь звучала в каждом уголке, в каждом Городе-Органе. Строители в ткацких мастерских и труженики Мышечных Долин работали с удвоенной силой, их ритм совпадал с гордым эхом, оставленным легионами Стражей Света. Сами же Стражи, ведомые сияющим Аргосом, стали живыми легендами. Их белые, призрачные силуэты, патрулирующие Великую Реку Жизни, были залогом нерушимого покоя. Великий Запрет – не вредить «своим» – стал не просто законом, а символом веры в непогрешимость и единство их мироздания. Эра безопасности, предсказанная и выкованная их мечами, казалось, наступила навсегда.

Но в Цитадели Разума, в самом сердце Великой Паутины Сознания, не было ликования. Кортекс, Первый из Мыслителей, ощущал эту всеобщую эйфорию не как теплую волну, а как удушающее покрывало, скрывающее под собой холодную, растущую дрожь. Пока мир праздновал победу над врагом очевидным и громким, он, подобно ткачу, склонившемуся над бесконечным гобеленом бытия, видел один-единственный гнилой узелок, крошечное темное пятно, которое никто, кроме него, не замечал. Оно находилось в одной из тихих, забытых Шепчущих Заводей, и оно медленно, почти незаметно, расползалось. Идеология Жаждущих, шепот эгоизма, уже не был просто абстрактной угрозой в его прогностических моделях. Он стал реальностью. И победа Стражей лишь укрепила его позиции, сделав его невидимым под сиянием их славы.

«Они смотрят вовне, – плелись беззвучные нити мыслей Кортекса, вибрируя тревогой по всей Паутине, – Они научились отражать шторм, но не замечают червя, что точит корпус корабля изнутри. И Великий Запрет, их величайшая добродетель, стал его несокрушимым щитом».

Именно в этот момент, когда контраст между внешней безмятежностью и внутренней тревогой Кортекса достиг своего пика, случилось нечто новое. Нечто, что не было ни ревом варварской орды, ни вкрадчивым шепотом Жаждущих. Оно пришло извне, но не было войной. Оно было… ничем. Пустотой, обретшей форму.

Это был одинокий кочевник. Крошечный, почти неразличимый кристаллический осколок, принесенный с потоком Дыхания Жизни в Великие Легкие. Он не нес на себе знамен хаоса, не издавал воинственного клича. Он был тих, холоден и совершенен в своей геометрии. Он осел на нежной, розовой ткани одного из бесчисленных Альвеолярных Гротов, и миг его приземления был столь незначителен, что его не заметил ни один патруль. Он был просто странником, пылинкой в безбрежном мире.

Первым, кто ощутил его присутствие, был старый Строитель по имени Эон, чья жизнь состояла из одного простого цикла: принять дар Дыхания от Курьера и выдохнуть усталость мира. Но когда кочевник коснулся его мембраны, Эон почувствовал то, чего не чувствовал никогда прежде. Не боль. Не страх. А… любопытство. Кочевник не атаковал. Он предложил. Он прошептал прямо в его суть, минуя слух и разум, новую песнь. Это была не Песнь Тверди и не Песнь Труда. Это была песнь ледяного, вечного покоя. Песнь самодостаточности. Она обещала освобождение от бесконечного цикла вдоха и выдоха, предлагая взамен стать чем-то большим. Стать источником.

Эон, проживший тысячи циклов в служении, впервые в жизни заколебался. И этого мгновения хватило. Кристаллический кочевник проник внутрь него, растворился в его цитоплазме, и начал переписывать его внутренний закон. Великий Зов, идущий от Сердца Мира, стал для Эона тускнеть, заменяясь новым, навязчивым приказом: «Копируй. Создавай. Повторяй».

В Цитадели Разума Кортекс содрогнулся. По Великой Паутине пробежала волна… не боли, а чего-то хуже. Замешательства. В одном из самых гармоничных регионов мира, в Великих Легких, возникла точка абсолютной аномалии. Одна-единственная нить его Паутины, связанная с Эоном, перестала передавать привычный сигнал служения и начала вибрировать с неестественной, лихорадочной частотой. Это была не тишина смерти и не крик битвы. Это было бормотание безумия.

Кортекс немедленно сфокусировал часть своего сознания на этой точке. То, что он «увидел», заставило его замереть. Строитель Эон больше не был Строителем. Он раздувался, его мембрана вибрировала, а внутри него, словно в проклятой кузнице, ковались сотни точных копий кристаллического кочевника. Он перестал служить миру и начал служить захватчику, превратившись в фабрику по производству врага.

И тогда родился Испуг.

Не тот благородный страх перед лицом вражеской армии, что мобилизует и объединяет. А липкий, иррациональный ужас перед непонятным. Перед тем, что свой может перестать быть своим, не умирая и не предавая сознательно. Кортекс немедленно передал этот Испуг по всей Паутине. Это был сигнал тревоги нового типа. Не призыв к оружию, а вопль: «Что-то не так! Гармония нарушена изнутри!»

Волна паники прокатилась по миру. Курьеры в алых реках ощутили внезапный холод, их бег замедлился. Труженики в Мышечных Долинах почувствовали судорогу, их слаженная работа сбилась. В Городе-Фильтре на миг остановились очистительные процессы. Весь мир, отлаженный механизм, на мгновение замер, пораженный этим новым, неизвестным чувством. Это был первый коллективный невроз.

Аргос и его Стражи Света получили сигнал немедленно. Но он был искажен волнами всеобщего Испуга. «Диссонанс в Великих Легких. Нарушение гармонии. Угроза неясна», – гласило донесение от Мыслителей.

Аргос, чья суть была выкована для ясных приказов и видимых врагов, нахмурился.

«Что значит "неясна"? – его голос был подобен столкновению двух кремней. – Враг либо есть, либо его нет. Мы выступаем».

Легион Стражей Света, быстрых и бесшумных, устремился по Великой Реке к источнику тревоги. Они прибыли в Альвеолярные Гроты, готовые к битве с ордой. Но их встретила тишина. Воздух здесь был густым и тяжелым. Они увидели Эона. Он стоял посреди своих собратьев, которые в страхе отпрянули от него. Он был чудовищно раздут, его мембрана натянулась до предела, а изнутри исходило слабое, холодное свечение. Но самое страшное было в его песне. Он все еще пел песнь «своего», но она была искажена, как мелодия, проигранная задом наперед, скрежещущая и фальшивая.

Молодой страж Лиос, тот самый, что однажды усомнился в абсолютности Великого Запрета, шагнул вперед. «Брат! – крикнул он, хотя Стражи общались вибрациями света. – Что с тобой? Твоя песнь больна!»

Эон не ответил. Он лишь содрогнулся в последней конвульсии, и его мембрана лопнула.

Это не было похоже на смерть. Это было похоже на рождение. Из разорванной плоти бывшего Строителя вырвалось облако из тысяч новых кристаллических кочевников. Они мгновенно устремились к ближайшим здоровым клеткам, и леденящий шепот «Копируй. Создавай. Повторяй» наполнил весь грот.

Стражи замерли в ужасе. Это была битва, к которой их никто не готовил. Враг не сражался. Он обращал. Он превращал их братьев в оружие против них самих. Великий Запрет парализовал их. Они видели, как еще один Строитель, коснувшись кристалла, начал меняться, его песнь – искажаться.

«Что мы должны делать, командир? – в голосе Лиоса звучало отчаяние. – Это… наши. Великий Запрет…»

Аргос смотрел на разворачивающийся кошмар, и в его светоносной сути впервые боролись два начала: догма и реальность. Он видел, как зараженные клетки становятся инкубаторами для тысяч новых врагов. Он понял, что каждый миг промедления, каждый «свой», которого они щадят, обернется гибелью сотен других. Решение, которое он должен был принять, было чудовищным. Оно означало нарушить основу их бытия.

«Они больше не "свои", – наконец произнес Аргос, и его голос был глух, как удар камня о камень. – Их песнь – ложь. Их тело – тюрьма для врага. Их жизнь… уже окончена. Они – эхо, которое нужно заглушить». Он поднял свой световой клинок. «Стражи! Цель – не Строители. Цель – диссонанс внутри них! Уничтожить все, что поет фальшивую песнь! Во имя жизни целого! Очистить этот грот!»