Уроки нежности

– Нет-нет, я не для этого…

Она грубо перебивает меня:

– В любом случае приглашения именные и не могут быть переданы другим людям. А ты вместо того, чтобы заискивать передо мной, пойми, что тебе выпал шанс, который не все получают в этих стенах! Рош ежегодно выбирает всего тридцать человек.

Ребекка стремительным шагом проходит мимо и хлопает дверью аудитории прямо перед моим носом. Кажется, впечатление, сложившееся у меня после ужина с ней, не было обманчивым.

– У кого-то неконтролируемые вспышки гнева, – слышу я за спиной ехидный голос Этьена. – Ты получила больше баллов, чем она?

Я оборачиваюсь и с недоверием поглядываю на него. Этьен сегодня опрятен, в выглаженной темно-серой рубашке, которая идеально подходит к полоскам на галстуке. Его темные глаза излучают доброту и спокойствие. Он никогда не кричал мне вслед ничего плохого. В отличие от придурка Шнайдера он всегда держался в стороне от всеобщего веселья, словно это его вовсе не интересует. В те редкие мгновения, когда я видела его, Гойар всегда был учтив и воспитан. Они с Уильямом такие разные, что невольно задаешься вопросом: Этьен Гойар действительно такой хороший, каким кажется, или притворяется? Так и хочется спросить: в чем подвох?

– Или тебя выбрали старостой потока? – предпринимает еще одну попытку Гойар.

– Нет, меня пригласил Рош в поездку в…

– Гштад, – заканчивает Этьен вместо меня. – Тогда Ребекка еще хорошо выдержала эту новость, – усмехается он. Темные глаза переливаются в свете коридорных ламп.

– Я еще не согласилась, – зачем-то озвучиваю я.

– Рошу никто не отказывает, – как-то отстраненно произносит парень. – Все знают, что его список составляет Мак-Тоули.

Мои глаза округляются в удивлении.

– Мак-Тоули? Но почему?

– Она очень многим заправляет в академии, при этом оставаясь в тени.

– Так она тоже там будет?

– Будет. Она главный зачинщик.

– А каким образом она составляет список?

– Ты либо ей нравишься, либо хорошего происхождения. Она довольно тщеславная и составляет список из учеников, опираясь на их фамилии. – Он проверяет время. – Пять минут до начала лекции, и я еще не дошел до своей аудитории, а опаздывать мне нельзя, у меня история и три пропуска.

Этьен проходит мимо меня.

– А как протекает поездка? – на лету спрашиваю я.

Он оборачивается и отвечает:

– Мы пьем много чая, гуляем на природе и делаем вид, что старушечий вид отдыха приносит нам удовольствие.

– Но это ведь правда звучит здорово. – Я пожимаю плечами.

Гойар оглядывает меня сверху вниз и, словно не веря в услышанное, спрашивает:

– Откуда ты такая?..

– Из Марселя. – От его ироничного взгляда мне становится неуютно.

– Это был риторический вопрос. – Он широко улыбается и возобновляет шаг.

Я тянусь за телефоном, но не успеваю достать его из сумки. Что-то с хлестким ударом прилетает мне по лицу. Я хвастаюсь за губу. Больно. Очень больно. Слезы из глаз. Что это было? Боже, как больно… Под ногами что-то валяется. Это был камень? Облизываю губы, на кончике языка железный привкус крови. Я смотрю по сторонам. Вокруг стоят люди, но неясно, кто виновник. Присаживаюсь на корточки и подбираю камень, к которому канцелярской резинкой прикреплена бумага. Распрямляю помятый, вырванный наспех из тетради листок. Послание состоит из неряшливых печатных букв: «Маленькая стипендиатка». Перед глазами все сливается… слезы. Жгучая обида застревает комом в горле.

– Ламботт? – Передо мной появляются черные идеально начищенные туфли.

Только его сейчас не хватало… Я медленно поднимаюсь, чувствуя, как вспухла нижняя губа.

– Хорошо, что не по зубам, – бормочу я; голова идет кругом.

Сталкиваюсь с угрюмым взглядом Маунтбеттена. Он изучает меня, глаза холодные и проницательные. Тонкие губы сжаты в прямую линию, в острых чертах лица скрывается раздражение или даже презрение.

– Кто это сделал?

Несколько раз моргаю:

– Что?

– Кто кинул в тебя камень? – Он делает шаг вперед и аккуратно берет меня рукой за подбородок. – Надо приложить лед.

Пожимаю плечами, силясь спрятать слезы. Вчера в моей тарелке супа оказалась жаба. Громче всех смеялась троица Тиффани, Стефани и Софи… Сегодня утром кто-то поставил подножку, и я упала, сильно ударившись коленками. Ссадину скрыла под гольфами, но ходить больно. Ощущение, что эти девушки не могут мне простить того факта, что в первый день я шла по тропинке с чертовым Маунтбеттеном… Как посмела Маленькая стипендиатка стоять рядом с его величеством или даже дышать с ним одним воздухом! Если бы я знала, что пять минут пути до администрации обернутся такой травлей, я бы ни за что не вышла с ним во двор академии.

Его касание мягкое, теплое и до скрежета в зубах раздражающее. Мне не нужна его жалость!

– Я не знаю… Это неважно, у меня лекция. – Я делаю шаг назад, и его рука повисает в воздухе.

Он без спроса забирает у меня из рук камень с посланием и бегло пробегается взглядом по написанному:

– Это происходит часто?

Молчу, смотрю куда угодно, только не на него.

– Отвечай, – требует Уильям.

– Тебе какая разница? – зло выпаливаю я. – Не делай вид, что тебе есть до меня дело. Все ведь из-за тебя!

Уильям замирает и, прищурившись, спрашивает:

– О чем ты?

– Только не надо притворяться, что ничего не знаешь, – бросаю я с раздражением. – Не удивлюсь, если вы с дружками ведете какой-нибудь счет: кто сделает больнее этой глупой Ламботт, тот получит новую бутылочку шампанского «Дом Периньон»!

– Тебе наверняка от удара голову отшибло! – чуть не рявкает он.

– Передавай привет своему лучшему другу Шнайдеру и сообщи, что этот удар на все десять из десяти! – Не дожидаясь ответа, я забегаю в аудиторию.

Студенты провожают меня взглядами, я чувствую их назойливое любопытство. Прячу губу, прикусив ее, и хмурюсь от боли. У меня нет возможности прогулять лекцию. Я не могу позволить себе подобную блажь. Сажусь в первом ряду и собираюсь с мыслями. Всего три года. Три жалких года. Помни о своей цели, Селин.

У меня так болит голова, что я начинаю вникать в предмет примерно через пятнадцать минут после начала лекции. Мадам Башер, та самая, что делала замечания в библиотеке, – грузная женщина лет пятидесяти, – не замолкая распинается о важности образования и о том, как оно влияет на экономику стран.

– Образование играет важную роль в формировании человеческого капитала, что, в свою очередь, способствует экономическому росту, – отскакивает от стен ее звонкий голос.

Я тру виски и мечтаю, чтобы она замолчала хоть на секунду. И она действительно останавливается, а вместе с ней и вся аудитория погружается в поистине блаженное молчание. Секунды три я наслаждаюсь странным отсутствием звука. А затем приподнимаю голову, чтобы посмотреть, что заставило ее прерваться. В проходе стоит Маунтбеттен и сканирует аудиторию.

– Могу ли я вам помочь, Уильям? – наконец находится Башер. Ее писклявый голос становится еще тоньше.

– Ламботт, – произносит он вслух.

Я готова провалиться сквозь землю. У меня перехватывает дыхание, слова застревают где-то в горле.

– Она за первой партой, – подсказывает ему кто-то.

Уильям наклоняет голову, и мы встречаемся взглядами. Уверенной походкой он направляется ко мне, а в руках у него… пакетик со льдом.

– Приложи. – Он протягивает мне ладонь.

Ощущение, что время вокруг остановилось и во всем мире остались только мы вдвоем.

– Приложи, – повторяет он, будто приказывая.

Дрожащей рукой я забираю маленький пакет, прикладываю к губе и кривлюсь от боли. Он смотрит на меня и молча достает из рюкзака железную бутылку с водой и блистер с таблетками.

– Обезболивающее, – поясняет он и, стиснув губы, идет к выходу.

– Уильям! – визжит Башер. – При всем уважении я попрошу вас больше никогда…

Она не успевает договорить – Маунтбеттен покидает аудиторию, громко хлопнув дверью. Недовольный взгляд профессора перемещается на меня.

– Ламботт, такое поведение непростительно! Еще одна подобная выходка, и я буду вынуждена жаловаться, – отчитывает она меня.

– Простите, – лепечу я.

Башер отмахивается от меня, как от назойливой мухи. Она не спрашивает, что с моей губой, напротив, демонстрирует абсолютное равнодушие. Профессор задумчиво трет подбородок:

– На чем я остановилась? Ах да! – Она набирает в грудь побольше воздуха и продолжает вещать своим дребезжащим голосом: – Образованные люди способны к инновациям. Высокий уровень образования стимулирует исследования и разработки, что, в свою очередь, приводит к новым технологиям, улучшению производства и, как следствие, экономическому росту.

Ее голос вновь отскакивает от стен, но я теряю нить. Смотрю на блистер, затем перевожу взгляд на бутылку. Серебристая, точеная, а посередине выгравирована эмблема академии: змея, обвивающая розу. Чуть ниже герба красуются инициалы WM.

Уильям Маунтбеттен.

Дневник Люси

Братство

Я завидовала их дружбе. Один за всех, и все за одного. Я знала, что они относятся ко мне так же, но все же не могла часами гонять с ними мяч, по-ребячески бороться, глупо шутить про маленький размер пениса и заглядываться на молоденьких работниц. Этьен, Уильям и Бенджамин. Это было больше чем дружба. Это было наследие, которое они переняли от своих семей. Истинное братство.

– Люси, давай ко мне! – Рыжие волосы Шнайдера были в грязи, а сам он, счастливый, сидел в багги, крепко обхватив руль. – Там такая грязюка!

Восторг в его бледно-голубых глазах веселил меня. Развлечение, которое устроил для нас отец Уильяма. Четыре новеньких багги и территория мануара Маунтбеттенов, включающая 50 гектаров леса и полей, обещали приключения.

Лес Маунтбеттенов был как мир таинственных загадок. Высокие деревья, усыпанные яркой листвой, создавали густую зеленую крышу, под которой царил полумрак. Лучи солнца проникали сквозь кривые ветви, расплываясь в мерцающей росе на земле. Шум листвы и щебет птиц – здесь я находилась вдали от всего мира, и я обожала это ощущение.

– Ты перевернешься с ней, придурок! – Гойар сидел за рулем другой машины. Темные глаза излучали сосредоточенность и строгость.

Корпус его автомобиля был не таким грязным, как у Шнайдера. Он водил аккуратно. Этьен вообще все делал не спеша, обдумывая каждый шаг.

Багги, окованные в крепкий металл. Их гладкие линии и яркие цвета, помню каждую полосу…

Я стояла, переводя взгляд с Этьена на Бена, и, скрестив руки на груди, напомнила:

– У меня вообще-то тоже есть машина!

– Но тебе за нами не угнаться, – хмыкнул Бен.

Это была чистая правда. Я не была столь безрассудна, как эти трое. Честно признаться, мне было страшно перевернуться, удариться, пораниться. Даже Этьен казался более отвязным в сравнении со мной. Скорость вызывала страх; тот факт, что у машины нет ни окон, ни лобового стекла, немного пугал. Хотя я понимала, это гораздо безопаснее, чем если бы все эти атрибуты были.

– Давай ко мне. – Уильям подхватил меня за талию до того, как я успела возмутиться и придумать ответ Шнайдеру.

Он всегда так делал. Принимал решение за всех. Даже за меня. Отчего-то спорить с ним никогда не хотелось. Ведь вместе с решением он брал на себя ответственность и нес это бремя сквозь всю нашу дружбу. Маунтбеттен молча посадил меня на кожаное, забрызганное грязью сиденье.

– Главное, пристегнись, – произнес он и запрыгнул на водительское местечко.

Трое парней переглянулись. В такие моменты я понимала, на чем строится их дружба. На взаимопонимании, которое обретаешь, только вырастая вместе. Они читали друг друга без слов. Серые глаза Маунтбеттена сверкали предвкушением. Несмотря на невозмутимый вид, страсть к приключениям кипела в его жилах сильнее, чем у безумца Шнайдера. И это их объединяло. Также в нем была холодная рассудительность, которая позволяла четко понимать ситуацию и свои возможности. Это было у него общим с Этьеном.

Парней связывала тонкая невидимая нить. Точнее, она была видимой, но только для меня.

– Кто первый до…

Этьен не успел договорить. Уильям рванул с места. Так резво, что мои волосы улетели назад.

– Держись! – перекричал он рев мотора и резко повернул вправо.

Грязь взлетела в воздух и приземлилась на нашем капоте, а после под порывами ветра залетела в салон, забрызгав нас обоих.

Я весело расхохоталась. Так ощущалась полная свобода. Только с ними я могла обмазаться в грязи и быть при этом абсолютно, искренне счастливой.

Глава 11

Селин

АВТОБУС В ГШТАД отправляется в восемь утра. Из того, что я поняла, ехать до альпийской деревни нам два с половиной часа. В письме, которое выслал мне профессор Рош, сказано, что необходимо собрать сумку на два дня и взять с собой теплые вещи – все же Гштад находится высоко в горах. Я беру жакет, теплые колготки и огромный вязаный шарф. Дресс-код свободный, но у меня нет других вещей, кроме двух юбок. Надеваю ту, что чуть выше колен, а поверх – черную обтягивающую водолазку. Заглядываю в зеркало и хмуро смотрю в отражение. Губа все же опухла, мне до сих пор больно есть, пить, разговаривать. Но с тех пор ничего подобного не повторялось. Были лишь выкрики из толпы. Но пусть кричат сколько хотят. Все их возгласы проходят мимо моих ушей. Юбка и водолазка… Боже, я словно собралась на уроки.

Я тянусь за телефоном, чтобы в последний раз перепроверить информацию в электронном письме от Роша. К сожалению, в нем нет списка тех, кого пригласили, и если я скажу, что меня не пугает эта неосведомленность, то нагло совру. Я выхожу из общежития в семь тридцать. Понимаю, что буду одной из первых, кто придет к автобусу, но ничего не могу с этим поделать. Тревожность. Я никогда не сплю перед важными экзаменами и событиями, и этой ночью не сомкнула глаз, размышляя, кто же эти тридцать студентов.

На улице зябко. В воздухе пахнет сырой травой и ранним утром. Прекрасный запах. Но холодно. Я кутаюсь в шарф и, утыкаясь в него носом, полностью прячу лицо. Шагаю по пустой тропинке. Вокруг стоит такая волшебная тишина, что я задаюсь вопросом, не сделать ли утренние прогулки по субботам традицией. Сегодня нет лекций, часть студентов еще вчера вечером уехала развлекаться на выходные. Возможно, уехали даже все сто семьдесят учеников. Вокруг так пусто, будто Делла Росса и вовсе закрыта.

Огромный автобус стоит у парковки при въезде в академию, там же автомобили некоторых учеников, однако практически все парковочные места пусты. Может, и правда здесь не принято проводить выходные в кампусе? Я этого не замечала, так как провела прошлые в своей комнате и не высовывала из нее носа, питаясь печеньем.

Двигатель автобуса выключен, но профессор Рош стоит перед дверьми и курит на пару с водителем.

– Селин, доброе утро! – Он улыбается. – Как настроение? Готова к приключениям?

Я смущенно качаю головой:

– Если честно, не очень.

Рош усмехается и открывает механическую дверь:

– Я уверен, что жажда проснется! А пока проходи в тепло. – Он указывает рукой на ступеньки. – Энрике, включай двигатель, пусть автобус прогреется.

Энрике – водитель – тушит сигарету и аккуратно прячет бычок в нагрудный карман.

– Доброе утро, – здоровается он и нехотя садится на водительское место, явно проклиная меня за столь ранний приход.

Я сажусь на кресло в первом ряду, и Рош, увидев это, кивает:

– Остаешься верной себе?

Не знаю, что ответить.

– На задних рядах меня все равно не ждут.

Рош машет рукой:

– Твое место в первом! А они пусть сидят где-то там позади. – Профессор подмигивает мне и затягивается сигаретой.

Салон быстро заполняется теплым воздухом. Я распутываю шарф, снимаю жакет и решаю заплести косу, чтобы волосы не лезли в лицо.

Первыми приходят Тиффани, Стефани, Софи. Черт! Чувствую, уик-энд будет долгим. У них в ушах нечто похожее на наушники, а на ногах угги одинакового коричневого цвета; все кутаются в блестящие пуховики. Как на подбор.

– Доброе утро, – произносит Рош, – вы на удивление вовремя.

– А мы пунктуальные особы. – Тиффани – королева Би этой компашки – соблазнительно улыбается.

Профессор Рош заходится в кашле.

– Прошу, дамы, – хрипит он. – Займите места.

Девочки переглядываются, будто рады подобной реакции, и проскальзывают внутрь. Но при виде меня замирают в проходе.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Сноски

1

Вымышленный город. Здесь и далее – примечания редактора.

2

A-level – академическая квалификация в системе образования Великобритании, обычно получаемая студентами в возрасте 16–18 лет по результатам экзаменов в старших классах школы.

3

Эдиты – короткие видеоролики, созданные из нескольких фотографий или секундных вырезок из других видео.

4

«Такова жизнь, мой дорогой друг» (фр.).

5

«Целую» (фр.).