скачать книгу бесплатно
Он так и не открыл рта. Лишь глаза Марка расширились от ужаса.
А потом монахи обступили его со всех сторон, сковав его сильными руками, и отец Яков задрал рясу Марка, обнажив плоть. Когда его коснулся нож, отсекая его мужское достоинство, Марк не издал ни звука, лишь забился в стальной хватке монахов. Боль окатила его обжигающей волной от низа живота к грудине, преобразовываясь в его сердце в крик, который он не посмел издать.
– Обет будет соблюден… – слышал он голос отца Якова сквозь пелену так и не наступившего для него обморока.
Он смутно ощутил, как холодное лезвие дотронулось до его языка… Больше он не чувствовал ничего. Так и не издав ни единого звука, Марк осознал, что замолчал навсегда, прежде чем Спаситель наградил его потерей сознания в этой камере пыток.
* * *
Проснулся он в своей келье, все его тело горело адской болью, его лихорадило. Так он и пролежал несколько дней, в смутные минуты бодрствования замечая, что кто-то приходит к нему сменить повязки и напоить его отваром горьких трав.
Когда ему стало немного лучше, Марк, наконец, увидел того монаха, что ухаживал за ним – долговязый молодой человек со светло-русыми волосами и безмерно печальными серо-голубыми глазами покорно менял повязки. И тогда Марк внезапно понял – он тоже прошел через эту пытку.
Пока он не мог вставать, Марк лежал на своей жесткой койке и молил Господа ниспослать ему ответ – почему в Храме Божьем творят подобное? Однако ответом ему служила тишина. Безграничное молчание, охватившее весь монастырь задолго до его появления здесь.
Марк понял, что монахи теперь привязаны к этому монастырю. Им некуда пойти, и они смирились со своим положением. А некоторые – истово уверовали в то, что став калеками они смогут познать Господа.
Поникнув от ужасной мысли, Марк решил оставить дальнейшие размышления на потом.
* * *
День за днем пролетали в тягостном молчании окружавших его мужчин. Он уже мог ходить, хотя боль иногда и доставляла ему неудобства. И он примерно исполнял свои обязанности – молча, спокойно. Потому что выжидал… И наблюдал. Там, где обычные монахи видели аскетизм, глава их монастыря видел чрезмерность. Он ел лучше и больше остальных, потреблял мясо и много вина. Кроме того, Марк не раз слышал из-за дверей кельи настоятеля женский смех…
Марк не понимал положений в монастыре и старался найти объяснение. Но не нашел. Он не хотел смиряться со своей участью, и непременно должен был предупредить всех о… но ведь он был лишен языка, и поэтому не мог бы передать людям о грозившей здесь опасности. И все же, он должен был что-то предпринять. Он не хотел видеть этот кошмар и быть его частью.
Он потихоньку собрал немного еды для долгой дороги, и выждал подходящую ночь, когда небо было тяжелым от туч, а землю орошал холодный дождь.
Марк умудрился втиснуться в узкое окно своей кельи, чтобы спрыгнуть на территорию достаточно обширного кладбища. Мрачные каменные плиты и кресты, некоторые из которых покосились от времени, встретили молодого беглеца безразличным молчанием.
Марк бежал между могилами, стараясь скрываться в тени, и ощутил себя в большей безопасности, ступив под полог леса. Там он пустился бежать настолько быстро, насколько позволяли еще не до конца зажившие раны.
В ближайшей деревне он украл чью-то одежду, беспечно оставленную на улице. Свою рясу монаха он не стал выбрасывать. Она могла еще пригодиться.
Он отомстит Ордену. И терять ему нечего…
* * *
Год спустя вся страна содрогнулась от волны ужасающих убийств, которые захлестнули монастыри одного единственного ордена. Убийца расправлялся с главами монастырей жестоким, кровавым способом. Он вырезал им языки и оскоплял их.
Жители страны знали лишь слухи об этих ужасных убийствах слуг Господа. Но на самом деле в монастырях каждый раз скрывали истину: настоятелей монастырей находили нередко в окружении продажных женщин, дорогих вещей, еды и вина. Некоторых из них находили рядом с растерзанными мальчиками. И только знающие монахи понимали – это не дело рук убийцы…
Долго собирал кровавую жатву неизвестный убийца, прежде чем его поймали.
Но на допросе и пытках он так и не открыл рта, так и не произнес ни звука.
Осужденный на сожжение, он лишь улыбался в суде.
* * *
Марк сидел в камере, смотря сквозь крошечное зарешеченное окошко на пока еще ясное голубое небо. Его месть была совершена. Он постарался избавить мир от как можно большего количества мерзавцев-настоятелей этого гнусного ордена, некогда лишившего его мужского достоинства и языка.
Недочеловек… недомужчина… Марк был никому не нужен. Его ничто не держало в мире смертных.
Скрипнула дверь, и в камеру вошел священник. Марк лишь мельком посмотрел на него.
– Не желаешь ли исповедаться? – спросил священник.
Молодой убийца молча улыбался небу, на котором медленно собирались легкие дождевые облака.
Долго священник пытался выудить из него признание в своих грехах, чтобы убийца ушел на небо прощенным Богом. Но так и ушел ни с чем.
А на следующее утро Марка возвели на подготовленную к костру площадь и привязали к столбу, обложенному хворостом.
Кто-то зачитал обвинения, и какой-то мужчина бросил факел. Огонь медленно пополз по влажным веткам.
Люди громогласно ревели, радуясь, что казнь не будет быстрой.
– Гори в Аду! – кричала толпа. – Убийца невинных! Убийца монахов! Губитель Слуг Господа нашего!
А Марк молча смотрел куда-то сквозь толпу, и торжествующе улыбался. Его тело медленно пожирал огонь, а убийца не издавал ни звука, чем еще сильнее распалял ненависть окружающей его толпы.
Его душа нашла покой. Он не чувствовал боли. И не видел уже людей на площади.
Перед его глазами растекалось яркое сияние, среди которого были ангелы. Печальные, плачущие, они простирали к нему свои руки и стремились принять его, истерзанного в земной жизни, в свои объятия…
Сказка о Дикарке
Голос старухи – скрипучий и старый:
– Топот копыт звучал подобно раскатам рычащего грома первой осенней грозы. Жеребец был огромным и мощным. Человек назвал бы его свирепым и злобным. Более чуткая душа назвала бы его… Дикий Гон.
Пыль взбивали копыта могучего жеребца, шкура блестела в лучах – будь то солнца, луны или звезд. Вороной, словно самая гуща мрака из Ночи Великой. Сильные, длинные ноги – он скачет, как ветер, и ему ни по чем расстояния. И раскатистым ржанием он встречает единственного своего седока – лишь ее он к себе подпускает. Благородное сердце бесстрашного жеребца падает ниц перед Всадницей. Рыжие волосы девы той дикой похожи на кровь и огонь, что в душе девы пылает. То – храбрость и сила, отвага и честь. То – страсть и любовь. Черт тех не счесть…
Сердца их сливаются вместе, и порождают нечто единое, устремленное ввысь. Они – защищают и помогают. Они – поднимают с колен, вдохновляют. И взамен ничего никогда и не просят. Они просто есть. Услышать про их приключения… кто здесь желает? – старуха с хитрой улыбкой на старых губах посмотрела на деток, собравшихся у ее ног, на толстом ковре.
– Мы! Мы! Мы желаем! – подали голос дети, наперебой, не смущаясь.
Старушка уселась удобней, вздохнула, и голос ее зазвучал вновь:
– То – Дикая Дева Даманта, хозяйка Салмарры. И ее верный конь – жеребец Дикий Гон. Вы думали – двое их, но вы ошибались. Прислушайтесь. Тени вокруг – что прячут? В листве и в лесу, среди скал, на болотах… этот волк затеряется там, где захочет. Ох, непростой это волк – крупный и сильный. В былые века таковых называли Королями. Крупнее любого, умнее, хитрее. Это был Воин, Вожак, истинный лидер. Когда было нужно – он воем созвать мог все стаи волков воедино. Да, это Великий Защитник. Под стать и Даманте и Дикому Гону. Хмм… может, мне кто-то подскажет… чем знамениты эти трое героев? – старуха вновь обратилась к ребятам, стараясь не просто увлечь своей сказкой.
Дети затихли, и, вдруг, дрогнула ручка. Девчонка, в обнимку с игрушкой, тихонько сказала:
– Ее слушались птицы… и змеи… и еще она пела.
– Верно, дитя. – старуха обвела всех внимательным взглядом. – Ох, как она пела… и эльфы и люди не могли оторваться. Ее песни лились из души – из глубин ее жаркого сердца. А голос… прекрасней, чем даже у эльфов. И песни ее опьяняли порой. Иногда ее песни воскрешали надежду и веру, а иной раз так вдохновляли, что за ней могли идти в бой целые армии. Она жила ради жизни и Чести. Не кровью Салмаррской гордилась она, а тем, что нашла на землях Салмарры свой дом, родные сердцу края. Там были: свобода дороги, и ветер, и песни в лучах солнца, луны… Она пела природе – животным и птицам, деревьям, растениям. Слушали все. Ведь она была другом, готовым на все. И ей отвечали все звери, готовые с честью помочь ей всегда.
Но славу им принесло не это. Война когда-то накрыла Салмарру, набросив волну Сирхановых тварей на стены Восточных Врат. Много гибло на поле, и, даже, случилось, когда Даманту несли прочь оттуда, еле спасли ее жизнь. Долго лежала она одиноко в шатре, раны не заживали. Но явились друзья Дикой Девы Салмаррской, и помогли ей вновь оказаться в бою. Долго сражались, и Даманта однажды вызвала подлого бога на бой. Но в ночь перед боем запела… – старуха на несколько мгновений затихла, осматривая детишек, ожидающих продолжение истории, и продолжила не менее мелодично складывая слова. – Ночь… серебрились лучи от луны, тихо пел что-то дрозд, и сова своим уханьем подпевала ему потихоньку. Мрак вступил в свои права, преображая все вокруг сгущающимися тенями.
Но не только песни птиц можно было услышать в ту пору. Тихо пела дева в ночи, пела о мраке, о скрытом тепле, об отдыхе тела, о мягкой постели-земле. То была песня без слов, на основах чувств и ощущений, вздохов и нот. Ветер сплетал их в полотна дороги, уносил за собой в поля и леса, к призракам прошлого. И каждый умерший когда-то зверюга явился певице взывавшей. Призраки быстро в волну сплотились – неистовый вал неизвестных материй. Выли, кричали, рычали все вместе – кошки и псы, олени с волками, дикие лошади, Салмаррские дикие кошки, орлы и голубки… и все эти призраки слились воедино, стремясь на помощь Дикарке Даманте. Количество призраков было несметным, и голоса их объединились в какое-то подобие дикого гневного воя. Они двигались ровно, единым клином огромным, сметая всех на пути – и орков суровых, морготов ужасных, гоблиноров клыкастых. К’архи сбегали, трусливые твари, а Салмаррцы их добивали. Долго стоял над полем боя эхом стенаний звук этой бойни, принесшей победу Салмарре. Сирхан был повержен, оставлен во мраке, гнить и погрязнуть в желании мести, строить планы и плести свои сети… Но есть Даманта – сияющий воин, дева-певица, защитник Салмарры. Она Вечным Стражем стоит на престоле нашего Королевства, и вновь выйдет в бой, если Бог этот сможет вернуться. – старуха нагнулась к каждому из детей, вглядываясь в их глаза. – Вот и все, что сегодня смогу рассказать.
– А теперь все в кровати и спать! – весело приказала детишкам их мать. Бабушка встала, и молча направилась прочь, а за спиной дети шептались о сказке.
Утро настало быстрее, чем вечер предыдущего дня. Дети резвились в саду, как внезапно девчонка из маленьких бросилась прочь – к дороге из замка.
Топот копыт раздавался оттуда. Ехал лишь всадник, но детям – удача. Ведь это – новости, дорожные песни, рассказы. Возможно, это странствующий бард, и они услышат несколько новых песен и сказаний.
Дети бежали, стремясь разглядеть гостя первыми, и им удалось – они увидели… Вороного жеребца с густой волнистой гривой – могучего, быстроногого, а на его спине – хрупкий всадник, рыжеволосая девушка. Именно девушка – красивая, нежная, с улыбкой на лице.
Всадница чуть откинулась назад, и ее конь начал замедляться, сокращая шаг и переходя в упругую высокую рысь. Доля мгновения, и они поравнялись. Дети и всадница – рядом, вместе. Жеребец тихо фыркнул, а девушка запела.
Дети бежали рядом, поспевая за рысящим конем, и слушали ее голос – прекрасный, и вызывающий восхищение. Было пропето лишь пару строк, но дети весело и звонко смеялись, как смеялась и дева, въезжая в ворота. А у дверей их уже встречали Матроны этого рода.
– Здравствуйте вы и ваш род, милые люди! – соскочив с седла, промолвила девушка, и склонилась в почтительном поклоне. – Не приютите ли вы меня на эту ночь?
– Проходи внутрь, дитя, мы примем миледи. Конь твой суровый уже знает, где его стойло. – старуха склонила голову, посмотрев на коня, и тот ответил ей тем же.
– Бабушка… – тихо позвал родителя ребенок.
Старуха посмотрела на внучку, подошедшую к ней, и улыбнулась:
– Да, внученька?
– Это – Даманта? – тихо, почти шепотом, спросила девочка, прижимая к груди игрушку.
– Даманта. Дикарка. – кивнула старуха в ответ, не переставая улыбаться.
– А это… – девочка перевела взгляд на жеребца, свободно идущего в конюшни.
– Да, это он. Вороной Жеребец Дикий Гон.
– А где же король всех волков? Где Ликсфен?
– А Ликсфен, детка, рядом… – девушка, слышавшая каждое слово, присела к ребенку с мягкой улыбкой. – Ты хочешь увидеть его?
– А мне можно? – красные щеки выдали девочку.
– Конечно. – тихо выдохнула рыжеволосая дева. Это был лишь шепот, но… девочка ахнула, когда та повернула голову и посмотрела в тень, царящую у стен конюшни. Ведь она увидела крупного серого волка, выдавшего себя тем, что он сел, став похожим на серую каменную статую с живыми горящими глазами.
– Не бойся. – дева вновь обернулась к девочке. – Он добрый.
Она улыбнулась и, потрепав девочку по голове, встала. Хозяева приглашали ее внутрь и заставлять их ждать не пристало. Стоило рыжеволосой скрыться за массивными дверями, как детская ручонка вновь потянула юбку старухи.
– Бабушка…
Старуха с улыбкой посмотрела на ребенка:
– Да, внученька?
– Но как же так? Ведь сказка… ведь прошло много лет!
– Эх, внученька… слушай, она – не простой человек. Она ведь сильфурия. Сродни эльфам из Высших Кровей, а они все, как один, почти бессмертны.
– И она… Королева?
– Да, дитя… – старуха взяла внучку за руку и направилась внутрь. – Она Королева…
Древний Идол
Крохотная дрожащая фигурка принадлежала ребенку. Кутаясь в меховую курточку, он испуганно озирался вокруг. Окруженный целой толпой соплеменников, он нервничал еще больше…
– То есть как – исчез? – переспросил его высокий мужчина, отмеченный пером Воина.
– Исчез… – шмыгнул носом перепуганный мальчишка. На вид ему нельзя было дать и десяти, но в деревне его все любили и знали как отменного следопыта. Поэтому с легкостью отпустили мальчугана в проводники чужеземца, приехавшего в эти края ради поиска каменного Идола.
Этот древний Идол, вырубленный из цельного камня столб, образовывающий фигуру бога-воина, был для этих людей священным. Его называли Сак?Тывкани, и приходили к нему, чтобы справлять праздники и принести жертвоприношения. Ему поклонялись, и верили, что он помогает им.
И не было в верованиях этого племени предостережений на счет того, показывать ли чужестранцам Идола или нет. Более того, уже не раз к ним приезжали люди со всего света – лишь бы прикоснуться к могучему и непобедимому Сак?Тывкани, и возложить у его ног свои дары.
Во времена праздников Идола обливали медом и винами, ублажая божество скромными земными дарами, и просили благословления и защиты. У его ног сочетались браком, рядом рожали детей, чтобы те росли сильными и крепкими…
Никогда еще не было случаев, чтобы кто-то исчезал в окрестностях Древнего Идола. А теперь…
Племя волновалось, гудело, перешептывались люди, выдвигая предположения.
– Мальчик мой, ну как он мог исчезнуть? – спросил все тот же воин.
– Исчез и все! Ни следов, ни капли крови не оставил! – в отчаянии закричал мальчик, и едкие слезы брызнули из его серо-голубых глаз. – Был он, и нету! Я сам могу показать! Идем со мной, Анучар, я покажу тебе! Снега не было, следы еще не замело! Сам увидишь!
Воин осмотрел соплеменников, и громко объявил:
– Я пойду с мальчиком и посмотрю куда ведут следы! Я узнаю что случилось с чужестранцем!
Толпа загудела, согласная с ним. Анучар слыл сильным воином, не раз сталкивавшимся с Хозяином Снега – белым медведем. И из всех стычек он выходил победителем, а богатые шкуры Белого теперь украшали его жилище.
Мужчина взял свое копье, длинный кинжал, и небольшую сумку с едой и водой на несколько дней. Его с детства приучили брать запас еды, ведь никто никогда не мог быть уверен насколько затянется охота…
– Идем, Кинчар. – сказал воин мальчику, все еще дрожавшему и с трудом удерживающему горькие слезы.
Ребенок дрогнул, услышав свое имя, и тут же бросился к тропе, ведущей к Сак?Тывкани. До Идола было всего полдня пути по снегу, и мальчик хотел добраться как можно быстрее. Мужчине, сопровождающем его, пришлось несколько раз осаживать мальчика, чтобы они не израсходовали силы. Ведь кто знает что их ждет там – у Идола?
Кроме того, Анучар следил за цепочкой следов, ведущих вдаль: одна из них принадлежала чужестранцу, чуть прихрамывающему на правую ногу, две других – мальчику-проводнику Кинчару: одна вела к Идолу, другая – к селению. Причем вторая говорила о том, что мальчик бежал большую часть пути.
Мужчина посмотрел на ребенка и с сожалением подумал, что тот, должно быть, не только сильно напуган, но и смертельно устал.
Но Анучар не стал ничего говорить по этому поводу, и они шли дальше в тишине. Однако чем ближе становился Идол, тем боязливее вел себя мальчик.
– Мы тут чуть дальше развели костер на ночлег… – мальчик ускорил шаг и они вскоре подошли к остаткам костра. Анучар внимательно изучал следы вокруг этого крохотного лагеря.
