скачать книгу бесплатно
Гальер повернулся на крик и обомлел. Прямо на них из переулка между мэрией и таверной на мясистых лапах неслись жуткие существа с белоснежной шерстью. Их было шесть или семь, Гальер был слишком напуган, чтобы упражняться в счете. Городской плавиец моментально вытащил из ножен меч. Охранявший Гальера плавиец забыл про своего пленника и, тоже вытащив оружие, встал плечом к плечу со своим коллегой. Двое Хищников тут же пали замертво от взмахов мечей плавийцев, и их густая черная кровь лавой растеклась по белой шерсти. Сзади, со стороны каравеллы, послышался шум. Гальер обернулся и увидел, что остальные плавийцы, оставшиеся на корабле, вооружились мечами и приготовились дать отпор белоснежным демонам. Связанные пленники Песочных рукавов в ужасе попытались вскочить на ноги, но крепкие путы не позволяли им сделать ни шагу. Один из Хищников, набрав скорость, в мощном прыжке оторвался от земли и, перелетев над головой Гальера, очутился на борту каравеллы. Тем временем Хищников на улице становилось все больше – они, казалось, возникали из ниоткуда. Пока двое плавийцев старались остановить чудовищ, Гальер побежал в сторону ближайшего здания, похожего на кладовую. Ноги не слушались его, а связанные за спиной руки мешали бежать. Он споткнулся и упал, ударившись лицом о камни и разбив губы до крови. Жажда жизни взяла верх над страхом и болью, и он смог подняться. К тому времени Хищников на улице Сентры стало слишком много. Быстрого взгляда на их стадо было достаточно, чтобы понять: их двадцать, а может, и двадцать пять. Один из белоснежных монстров ринулся к Гальеру, который к тому моменту успел добежать до двери кладовой. На его счастье, дверь не была заперта. Он толкнул ее, проник в темное помещение и телом закрыл за собой дверь. Миг потребовался на то, чтобы увидеть хлипкий крючок с внутренней стороны двери. Он повернулся к двери спиной и связанными руками умудрился опустить крючок прямо в петлю. Это не помогло бы удержать Хищника, но сегодня удача явно была на стороне Гальера – один из плавийцев проткнул череп Хищника прямо на пороге кладовой. Гальер забился в дальний угол, спрятался за какими-то метлами и мотыгами и закрыл глаза. Он слышал рев Хищников, доносящийся с улицы, крики плавийцев, скрежет клинков по костям и хруст, с которым Хищники перекусывали тела воинов Сентры.
Городской плавиец пал, оставив свою голову в пасти одного из Хищников, продолжающих наводнять улицы Сентры. На помощь явились еще десять или двенадцать городских плавийцев, орудовавших мечами так лихо, что Хищники один за другим падали наземь, заливая мощеные дороги города черной вязкой кровью. Несколько Хищников, раззадорив аппетит, вскочили на прибывшую из Песочных рукавов каравеллу. Они с легкостью разрывали на мелкие куски связанных пленников из Песочных рукавов, обреченных на страшную смерть. Впрочем, едва ли заключенные могли бы спастись, даже не будучи привязанными к мачтам каравеллы. К тому моменту, как последний Хищник пал, разрубленный острым мечом на две половины, на каравелле из выживших осталось трое – один плавиец, Фрой Эрес и еще один заключенный. Черная кровь Хищников, перемешанная с кровью их жертв, густой рекой просачивалась сквозь расщелины палубы.
Крики стихли, и наступила тишина. Лишь редкие голоса доносились сквозь хлипкие стены кладовой до Гальера Аберуса, который все это время неистово тер веревками об острый край лопаты. Наконец путы его опали, и он не без наслаждения посмотрел на освободившиеся запястья рук. Слыша, как колотится его сердце, он с опаской подошел к двери. Через рассыхающиеся длинные доски, из которых она была сколочена, Гальер смог рассмотреть их каравеллу и гору тел рядом с ней. Хотя телами это было сложно назвать. То, что видели его глаза, скорее походило на кашу. Он разглядел нескольких выживших плавийцев в экипировке. Они проходили между растерзанными товарищами, и их неторопливая походка означала, что атака Хищников отражена. Каждый, кто учился в школе, знал, что плавиец жив до тех пор, пока голова его не отделена от плеч. Разодранные когтистыми лапами Хищников плавийцы лежали на земле и стонали. Кто-то отделался рваными ранами на ногах и животе, а значит, их можно передать в руки лекарей в надежде, что после лечения они смогут вернуться к службе. Животы других были выпотрошены. Товарищи подходили к ним, приседали перед ними, сочувственно, по-братски, брали их ладони в руки и, получив уверенный кивок, отсекали сослуживцам головы, лишая их мук, но даря благородную смерть.
Гальер откинул крючок и толкнул дверь кладовой. Она со скрипом отворилась, и он вышел на улицу. Ни разу за всю свою жизнь он не видел такой ужасной картины, такого количества мертвых тел. Но весь ужас того, на что сейчас смотрели его глаза, перебивала одна простая мысль. Он не видел ни одного из тех плавийцев, что сопровождали его на каравелле. И их героические смерти обернулись для него шансом на освобождение. Да, его, без сомнения, будут искать и, скорее всего, отыщут и вернут в Триарби или сошлют в Песочные рукава. Но это будет потом, а сейчас к нему не приставлено никого, кто знал бы его в лицо. И когда его найдет корона, она не сможет упрекнуть его в побеге, в уклонении от приговора Верховного судьи. И он, и плавийцы, и пленники Песочных рукавов, погибшие в пастях Хищников, были никем иным, как жертвами случая. Опасного, смертоносного, рокового для них – и невероятно удачного для него.
Глава 4
Простившись с Лерией, Эрви быстро долетел из Аладайских озер до Триарби, чтобы отыскать там Тайреса. На его счастье, в тот день в столицу из озер направлялась та самая каравелла, на которой он прилетел на Аладайские озера к Лерии. «Ты каждый день, что ли, из столицы мотаешься на озера и обратно? – усмехнувшись, спросил капитан каравеллы, когда увидел Эрви на причале. – Смотри, я до денег не жадный. Если часто будешь летать, дам тебе скидку. Клиентура в наши времена ценится побольше быстрого заработка». Эрви улыбнулся ему, но ничего не ответил, а лишь вручил капитану три монеты.
В этот раз столица отчего-то показалась ему недружелюбной. Возможно, дело было вовсе не в городе. Тяжелые мысли одолевали Эрви. Найти бы Тайреса поскорее и вернуться в Марьяни на разговор с матушкой. Если бы не друг, оставленный им в столице, из Аладайских озер Эрви отправился бы прямиком в Эр-Нерай. Но он помнил о том, что Ода пригрозила лишить Тайреса жизни, если ее сын, потерявший, по ее разумению, рассудок из-за любви к простой деквидке, не появится более на доньях Эр-Нерая. Впрочем, Эрви не мог знать, что его друг, гонимый неотвратимостью кары владычицы белого водоема, уже улетел в Гальтинг с Альварой Лаплари подальше от гнева леди Оды.
Свой первый день в столице Эрви безрезультатно потратил на то, чтобы попытаться отыскать Тайреса. Никто не мог дать ему сколь-нибудь маленькой зацепки, хотя бы призрачного следа, ведущего к другу. Он прочесал Живую площадь вдоль и поперек, переговорив, наверное, с сотней горожан, которые лишь отмахивались от его настойчивых расспросов. Он был в школе, где когда-то работала его любимая, он добрался даже до секретария Далонга, который лишь пожал плечами и выразил скупое сожаление из-за своей беспомощности в поисках Тайреса. В Морозную рощу, где рос Эксиль, величайшая и самая ценная реликвия Амплерикса, юношу не пустила стража – место то надежно охранялось от посторонних глаз и ног.
На исходе дня Эрви стоял на древесных берегах Парящих вод, с грустью всматриваясь в тихую гладь этого удивительного водоема, повисшего в ветвях Триарби тысячи лет назад в День воцарения династии Бальеросов. И если друга не было здесь, его не было в Триарби вовсе. Эрви вспоминал, как они с Тайресом, прибыв в столицу, завороженно глядели на Парящие воды, и как волны этого моря приветливо и игриво плескались, чувствуя близость своих владык. Сейчас прозрачные студеные воды тоже ласково льнули к ногам Эрви. Вода стала беспокойной, и массивные тяжелые капли выпрыгивали из зеркала Парящих вод и окропляли ступни Эрви.
Вдруг на его глазах водная гладь закружилась, и из воды приподнялся прозрачный, бестелесный силуэт. Эрви сразу понял, кто это. Водянистый силуэт понемногу обретал знакомые очертания: точеная совершенная фигура, острый вздернутый носик.
– Матушка? – Эрви удивленно обратился к обтекаемому силуэту. – Это ты? Или мой разум окончательно покинул меня?
– Он покинул тебя, – донесся до него приглушенный голос Оды, – но не потому, что ты видишь сейчас меня в воде. Он покинул тебя тогда, когда ты отдал сердце той девчонке.
– Матушка, не начинай.
– Я ли начала?
– Выслушай меня. Ведь ты одна в силах помочь мне.
– Стало быть, тебе мало того, что я подарила тебе жизнь когда-то?
– Мама, я молю тебя… Помоги мне! И, клянусь, больше ты не услышишь от меня ни одной просьбы.
– У нас с тобой был уговор, – тихо проговорила Ода. – Я отпустила тебя отыскать деквидку и попрощаться с ней.
– Я отыскал ее…
– Знаю. Я видела. И знаю, что ты не простился с ней. Вопреки слову, что дал мне.
– Как слово может быть сильнее любви? – воскликнул Эрви.
– Любви…
– Я люблю ее, мама. Я люблю ее больше, чем ты думаешь. И ты можешь лишить меня жизни, она все равно не нужна мне без Лерии.
– Мать, лишающая жизни своего сына из-за неподходящей женщины? Не смеши меня, Эрви. Я не лишу тебя жизни. Тайреса – да. Ибо он не смог исполнить мой наказ.
– Не говори так! Тайрес не должен отвечать за мои поступки. В Триарби я прибыл как раз за ним. Но не могу отыскать его. Кажется, его нет в этих краях.
– Его нет в Триарби. Это правда.
– Но где он? Тебе известно?
– Доподлинно – нет. Вода не позволяет мне обратить на него мой взор. Тайрес или мертв, или бежит от воды.
– Чего же тогда ты хочешь от меня, мама? Зачем предстала сейчас передо мной? В очередной раз заявить, что мне уготована судьба супруга Королевы? Идиотского андамита нет нигде. Иначе бы его уже нашли.
– Может быть, его и нет. Может быть, его просто не нашли. А может быть, и нашли. Кто знает…
– Нашли? Тебе что-то известно об этом? Если его кто-то отыскал, то не мне, а ему пристало просить руки Калирии.
– Мне ничего не известно об этом, сын.
– Скажи, что ты хочешь в обмен, мама?
– В обмен на что? – спросил голос силуэта.
– На то, чтобы больше не мучить меня этим клятым родством с династией Бальеросов! Этими мыслями обречь меня на страдание, заставить меня ложиться в постель с нелюбимой женщиной, если ей вообще суждено достичь возраста женского цветения. Этими мыслями не допустить моего счастья с Лерией.
– Ты никогда не будешь счастлив с ней, Эрви.
– Не тебе решать. Понимаю, что любой родитель желает счастья своему ребенку. Но погоня за этим желанием может лишь обречь ребенка на страдание. Я мужчина. И даже если союз с Лерией принесет мне боль и слезы, это будет моя боль. И мои слезы. Я хочу пролить их, наслаждаясь каждой каплей, чувствуя себя живым, настоящим.
– Мой мальчик… – Эрви показалось, что он может видеть грусть в полупрозрачных водянистых глазах матери. – Я отправила тебя на поиски андамита не для того, чтобы сделать тебя несчастным.
– Для чего же? Зачем ты так жадно жаждешь союза нашей семьи с Бальеросами?
– Просто я очень боюсь смерти, – ответил силуэт.
– Ты умираешь?
– Я не знаю, сын. Я живу дольше, чем кто-либо на этой планете. Ты знаешь, на какую сделку я пошла с Магами тысячи лет назад, когда получила от них дар бессмертия. Бессмертие в обмен на бесплодие. А когда душа моя и мои мысли оказались заняты твоим отцом, я добилась отмены сделки, лишь бы возыметь дитя, пусть даже ценой своего бессмертия. И, как только ты родился, каждую ночь я отхожу ко сну со страхом, что наутро мои глаза не откроются. Ведь ныне я смертна. Может быть, это случится через сотни лет. А может, и завтра. Но если бы мой сын встал вровень с первой ступенью, я смогла бы убедить Магов возвратить мне бессмертие.
– И что оно дало бы тебе?
– Уверенность. Отсутствие страха. Я устала от страха.
– А я думаю, что оно дало бы тебе еще больше страха. Ведь я-то смертен. Не страшно ли тебе через сотню лет в очередной раз открыть поутру глаза и узнать, что твой дряхлый сын, родивший Королеве дочь и давший жизнь ее дочерям и внучкам, не открыл глаза, а его душа упокоилась в Хранилище?
– Страшно.
– И какой из этих страхов сильнее?
– Я задаю себе этот вопрос с того самого дня, когда корона объявила о болезни Калирии и о поиске андамита. И ответ не приходит ко мне.
– Мама, я умру. Рано или поздно. Возможно, ты увидишь это. Возможно, нет. Но я умру. И свою смерть я хочу встретить не с Калирией, а со своей любимой. Хочу лежать в теплой кровати у себя дома и смотреть, как дрожит свеча на моем столе. Видеть лица своих детей и внуков, протирающих мой лоб тряпкой, смоченной в холодной воде. И лицо Лерии, а не Королевы.
– Лерии, которая призналась тебе там, на Аладайских озерах, что временами она исчезает и находит себя на другом конце планеты, не правда ли? Увидишь ли ты ее лицо за миг до того, как твое сердце перестанет биться? Будет ли она держать твою морщинистую, сухую ладонь?
– Я не знаю. Но надеюсь. И ради этой надежды я готов на все.
Силуэт Оды стоял перед ним без движения. Потоки воды струились по нему вниз, сливаясь с гладью Парящих вод. Эрви понял, что его слова заставили маму задуматься. Он затаил дыхание и ждал, что скажет ему мать, эта старейшая и одновременно юная дева, прожившая на Амплериксе тысячи лет и своими глазами видевшая то, о чем Маги могли лишь прочесть в атласах в Темном крыле Королевской библиотеки. Дева, которая существовала так необычайно долго, что, быть может, просто не успела привыкнуть к наличию сына за те ничтожные двадцать шесть лет, которые пролетели для нее быстрее, чем весь сегодняшний день для него. Силуэт дрогнул, и Ода заговорила вновь:
– В твоих словах есть правда, сын. Ты мое дитя. Я должна идти ради тебя на все, пусть ты и считаешь, что владычица белого водоема ценит свое бессмертие больше, чем счастье своего сына.
– Так больше ли?
– Помолчи. Если ты принял решение быть с этой девушкой, то ни мне, ни Магам, ни Верховному судье не дано тебя остановить. Сейчас я приняла решение и прошу тебя выслушать его. Я освобождаю тебя от поисков андамита. И я отдам свою душу Хранилищу, если так будет угодно черным небесам. И буду уповать лишь на то, чтобы день тот настал не так быстро, как я того опасаюсь.
– Матушка, любимая моя матушка, благодарю тебя за это! – Глаза Эрви намокли, пусть он и старался не расплакаться во время этой самой трогательной и нежной беседы из всех, что произошли между матерью и сыном за двадцать шесть лет. – Я буду молить небеса, чтобы они дали тебе тысячи лет жизни.
– Эрви, глупый мой маленький мальчик, – с горечью в прозрачных глазах улыбнулся силуэт. – О тысячах лет я и не смею мечтать. Еще немного, и может случиться ужасное.
– О чем ты, мама?
– Яблоня, что когда-то засохла, вновь заплодоносит. А ласточка вот-вот вернется в свое гнездо. И тогда конец.
– Тебе известно, что значит эта фраза? С детства, с самой школы она меня пугает. – Эрви поежился.
– Мне известно лишь то, что лучше бы ту яблоню побил град, пока она не дала свой урожай, а ласточку по пути к гнезду подстрелили бы ангалийцы. Но… Не думай об этом, сын. Нельзя изменить того, что написано на страницах будущего – ни мне, ни воде, никому. Ни даже Магам, пусть некоторые из них очень стараются.
– Что мне до птиц, деревьев и неведомых мужей в красных одеяниях? Я не нахожу покоя от других мыслей. Мама, как прервать тот страшный круг жизни Лерии? Что сделать, чтобы ее проклятье ушло?
– Кто о ласточках, а кто о Лерии, – покачала головой Ода, и капли полетели в разные стороны от силуэта. – Я не знаю, Эрви. Мне не дано это знать. И никому не дано, разве что Магам.
– Опять Маги… И как же мне выйти с ними на разговор?
– Ты хорошо образован. И знаешь, что Маги не открывают своих личностей. Мне дан дар предвидения, и порой я могу заглянуть за границу неведомого и увидеть чуть больше, чем видят другие. Но мне уже давно не под силу приоткрыть красные одеяния и узнать, кто есть Маги, что живут ныне на Амплериксе.
– И что же мне делать? Как разгадать, почему Лерия проклята на эти странные исчезновения?
– Пытайся найти ответы на свои вопросы. И найди свою любимую.
– Но я уже отыскал ее! Ты сама сказала, что видела нас с Лерией там, на Аладайских озерах.
– Девушка уже не там. Она покинула свой дом.
– Как? – вскрикнул Эрви. – Но где она сейчас? Опять проклятье? Ее опять унесли неведомые силы?
– Ее унесло желание не причинить тебе боль, сын. Она хочет, но отчаянно боится жизни с тобой. Боится, что в твой последний миг не она будет держать твою морщинистую, сухую ладонь и обтирать тебе лоб смоченной в студеной воде губкой.
– Где она, если не на Аладайских озерах, матушка? Умоляю, скажи мне!
– Вода пока не ответила мне на этот вопрос. Я не смогла увидеть этого. Быть может, ты еще раз хорошо подумаешь и решишь, готов ли потратить свою жизнь на то, чтобы искать ее каждый раз. А теперь позволь мне покинуть тебя. Я не уверена, смогу ли еще раз обнять тебя в своих покоях в Эр-Нерае. Но там, где есть вода, я буду смотреть на тебя.
– Не говори так, мама! Я вернусь в Марьяни. Обещаю. Мы еще увидимся, и не раз, слышишь?
– Ступай. Вода дала нам встречу, но теперь она требует покоя.
– А что с Тайресом? Ты не лишишь его жизни?
– Плох тот правитель, который отказывается от изданных приказов. Иначе его приказы ничего не стоят.
– Мама, молю, не лишай его жизни! Он не провинился ни в чем. Слышишь?
Но силуэт ничего не сказал в ответ, а только разбился в мелких брызгах, рассыпался на капли, и Эрви вновь мог видеть лишь тихую безропотную гладь Парящих вод, по которой пошла едва заметная рябь от разгулявшихся эрзальских ветров. «Мама! Мама!» – кричал Эрви, но голос его рассеивался и уносился далеко за кромку Парящих вод.
Он прислонил руки к лицу, затем завел их за шею и опустил вниз. Где была искренность в словах Оды, а где умалчивание? Ведомо ли ей, куда отправилась Лерия, покинув Аладайские озера? Видела ли она, владеющая силой предсказания, их будущую жизнь с Лерией? И неужели она действительно не отказалась от помыслов забрать у Тайреса жизнь? От этих мыслей кружилась голова. Слишком много мыслей. Слишком много вопросов, но ни единого ответа – только страх неведения больно сжимал голову Эрви в тиски. Его дальнейшее нахождение в столице не имеет больше никакого смысла.
Он развернулся спиной к Парящим водам и посмотрел на живописные пейзажи Триарби – отсюда, с этой высоты, весь город был точно нарисован на карте. Сын Оды смотрел на бесконечные переплетения окаменевших ветвей игура, на дороги и дома, на высящийся королевский замок, на нежно-розовый закат, свидетелем которого не могла быть никакая другая земля Амплерикса, даже великая Эрзальская долина. Эспир на Живой площади, где-то ниже, светился красноватой точкой, оповещая о позднем часе и о ночи, отвоевывающей свое законное место в сутках. Тут он увидел, что снизу в черное небо взмыл кроваво-красный яркий столб. То была пыльца, выброшенная Эксилем в небеса из Морозной рощи. Должно быть, Калирия только что совершила свой мучительный еженедельный ритуал, дав пищу Эксилю и позволив Амплериксу прожить еще неделю в безопасности от смертоносных мерсеби.
На столб кровавой пыльцы смотрел не только Эрви, который тихонько спускался с берегов Парящих вод обратно к центру города, но и остальные жители столицы. Они наблюдали эту картину каждую неделю и должны были давно привыкнуть к ней. Но всякий раз, когда Эксиль, досыта напившись королевской крови, извергал в небо пыльцу и питал защитный пояс орбиты, горожане и гости Триарби замирали и зачарованно смотрели на это действо, словно видели его впервые в жизни.
Смотрела на это и Залина, которая после длинного рабочего дня почти закончила убирать ткани с прилавка, чтобы завтра рано утром снова начать аккуратно раскладывать товар так, как учил хозяин лавки. Малыш в животе Залины, казалось, тоже чувствовал, что столица поглощена чарующей картиной, ибо он резво начал пинаться в животе, заставив будущую мать присесть на низкий деревянный стульчик и прислонить руку к своему лону. Она ласково поглаживала живот. Еще немного отдыха, и она поднимется со стула, чтобы протереть прилавок влажной тряпкой и убрать тент над торговым местом.
Владелец лавки, хотя и прикрикивал порой на Залину из-за ее нерасторопности, но все же старался войти в положение будущей матери. Ей, одиночке, нужна была работа, он хорошо это понимал. Иногда она неправильно развешивала ткани, отчего те сминались, но хозяин, привыкший к девушке, старался относиться к этому с отеческим снисхождением. Как бы там ни было, основная часть ее работы заключалась не в раскладывании товара, а в продаже. А с покупателями Залина общалась с большой охотой, советуя правильную расцветку или убеждая портного их лавки в том, что фасон, по которому тот собирался пошить платье покупателю, совсем не подходит клиенту. В вопросах вкуса хозяин смыслил меньше, чем в прибыли, а ведь с появлением Залины в его лавке объемы продаж тканей и услуг пошива увеличились почти вдвое. Так мог ли он после такого огрызаться на порой витающую в облаках юную девушку? Нет, напротив, он с испугом ждал того дня, когда Залина придет на работу и скажет, что бремя в ее животе стало слишком тяжелым и больше не позволяет ей зазывать и умасливать взыскательных покупателей.
Знакомство Залины с Миладой, торговкой постельными тканями из соседнего ряда, переросло в дружбу довольно быстро. Хозяин лавки, где работала Залина, отпускал ее днем, чтобы она могла пройтись по столичным площадям, перевести дух и подкрепиться. Это время Залина предпочитала проводить с Миладой. Девушки отдыхали в тени, на нижних ступенях королевской лестницы, или сидели на бортике одного из фонтанов, перекусывая дешевым, но вкусным обедом из семян. Залина сыпала вопросами о детях, и Милада, умиляясь, делилась знаниями и советами. Конечно же, Залина не поведала Миладе о том, что ей уже доводилось испытать на себе муки рождения. Милада рассказывала в основном именно об этом процессе, но Залина, как могла, переводила тему. На этот раз в чреве Залины – не ненавистная вдовья пустота, а ее любимый малыш, и девушка расспрашивала Миладу о кормлении, пеленании и купании.
Сейчас, переведя дух, Залина поднялась со стула, чтобы запереть кладовую с товаром на замок, дойти до дома хозяина и отдать ему ключ. Перед собой, буквально в трех метрах от пустого прилавка, в сумеречной тиши она увидела фигуру. Это был юноша, который медленно шел к лавке, но в темноте она не могла толком разглядеть его лица. Сердце ее заколотилось, она попятилась и, не чувствуя ног, уперлась спиной в дверь кладовой. Может быть, она бредит? Но нет, глаза ее не обманывали. Юноша, чье лицо она вспоминала безустанно, широко улыбнулся ей и, подойдя вплотную, распростер руки. «Баклий», – выдохнула Залина и, не совладав с объявшими ее чувствами, утратила и рассудок, и равновесие. Она, закатив глаза, медленно стала сползать по двери на мощенную камнями землю.
Когда она очнулась, то поняла, что это вовсе не видение. Баклий держал ее на руках, нежно убирал прохладными пальцами волосы с ее лица и улыбался. Она приподнялась, прислонила ладони к его щекам и разрыдалась.
– Ну будет тебе, – шептал ей Баклий.
– Мне сказали, тебя убили! Но ты жив. О небеса, ты жив! Жив, если только я не сошла с ума…
– Глупенькая. – Баклий наклонился и поцеловал ее в лоб.
– Апельгио солгал мне?
– Апельгио? Ты его видела?
– Да… Там, в Сентре. Раз. Он сказал, что тебя убили!
– Мы с Апельгио были в Хито. Кажется, на меня там напали. Я ничего не помню. Лишь то, как очнулся. А никого нет вокруг. Только мертвая старуха лежит рядом. Но это уже неважно. Я нашел тебя. Ты здесь!
– Мы здесь, с тобой, вдвоем. Ты и я. Это ли не чудо небес? В Земле Вдов я видела Верховного судью. Это ты меня вызволил, Баклий. Ты нашел красный огонь и послал его судье. И спас меня, мой любимый.
Баклий нежно, с волнением, прислонил руку к ее животу. Он ойкнул и хихикнул, когда его будущий ребенок пнул его ножкой.
– Значит, там не пустота? – с надеждой спросил он.
– Там наш малыш. – Залина положила ладонь на руку Баклия.
– И мы станем родителями? Я стану отцом?
– А я матерью, – улыбнулась девушка. – Как ты нашел меня, Баклий? Как узнал, что я в Триарби?
