Седьмой круг

Столб находился в самом центре площади на небольшом выступе. Вскользь Лиз заметила маленькие деревянные дощечки, прибитые к широкому толстому стволу и засохшие цветы, оказавшиеся у нее под ногами, когда ее привязали к месту пытки. Руки и ноги девушки перетянули толстой веревкой, расположив ее лицом к столбу. Люди, пришедшие поглазеть, в предвкушении зашумели. Элизабет задержала дыхание, услышав свист хлыста, ударившегося о землю. Ее мучитель решил размять руку. Следующий удар, ослепил ее и лишил возможности дышать. Боль была обжигающей, проникающей в самые глубины тела, продирая до костей. После третьего удара она перестала чувствовать, а на шестом потеряла сознание, но ни разу не закричала, с прокушенных зубами губ, тонким ручейком стекала кровь. Разочарованная толпа разошлась, как только высокий мужчина с рыжими бакенбардами, бросил на землю хлыст.

Ричард, сдвинув брови, отошел от окна. То, что он увидел, ему не понравилось, очень не понравилось. Даже мужчины кричат, при наказании хлыстом, а эта девка словно из камня. И что-то подсказывало ему, что, когда ее притащат к нему утром, еле живую от боли и жажды, она повторит все то, что сказала накануне.

– Вот сука, – выругался Мельбурн. – Надо же быть такой упрямой. Флетчер выбрал невесту по себе.

Стоявший рядом с графом Дэвид Купер тоже не скрывал своего разочарования.

– Может, и правда, отправить ее в темницу? Посадим на цепь, не будем кормить. А там крысы, тараканы.... Долго она не протянет, – предложил Купер.

– Послушал бы нас Роберт. Он ее рьяный защитник. Я снова отправил его шпионить за Прадхо. Меня сводит с ума, что Беатрис Флетчер до сих пор не с нами, – криво улыбнулся Ричард. – Что-то мне подсказывает, что Ридсдейл сильно дорожит сестренкой, раз так хорошо спрятал от нас. О жене он так не пекся.

– Он не думал, что так быстро узнаем о его намерениях обременить себя узами брака. К тому же он оставил ее в родительском доме, под защитой барона и графа Нортумберлендских.

– Это так. Меня смущает еще кое-что. Элизабет племянница графа Уэстморленда. Конечно, она незаконнорождённая и все такое, а Уэстморленд и Нортумберленд поддерживают разные стороны баррикад, – Ричард задумчиво смотрел на обмякшую фигуру девушки, повисшей на столбе. Спина ее была окровавлена, хлыст разорвал одежду, и ветер раздувал красные лоскутки вокруг нее. Словно языки пламени…, – подумалось Ричарду.

– Что ты имеешь в виду, говоря о баррикадах?

– Это политика, Дэвид. Не вникай. Уэстморленд поддерживает политику короля и его реформы, а отец Элизабет Невилл готовит восстание против оных.

– Но, подожди, разве Генри Перси, Граф Нортумберленд не друг королевы и Генриха?

– Королеву скоро казнят. А Генри очень болен. Им сейчас легко управлять. Однако, он, если тоже не хочет пойти на плаху за своей возлюбленной, должен будет поддержать короля.

– А она красивая? – спросил Купер. Мельбурн отвел взгляд от столба.

– Кто? – не понял Ричард.

– Королева Анна.

– Да, сущая ведьма. Такая же сука, как эта, – Мельбурн кивнул в сторону окна. – Лицо ангела, а душа демоницы. Но я не о королеве говорю. Ее казнь дело времени. Я не хочу проблем с королем. Маловероятно, что Томас Перси обратиться к Уэстморленду, но чем черт не шутит.

– А граф Нортумберленд?

– Он сам висит на волоске. Я думаю, ему нет дела до пропавшей незаконнорождённой дочери брата. – А, если все же всплывет, что она у нас? Придется ее или спрятать, или убить, – холодно ответил Мельбурн.

***

Сознание возвращалось очень медленно. Сначала глаза заволокла красная дымка, девушка чувствовала биение своего сердца, но совершенно не ощущала рук и ног, потом туман рассеялся, и она поняла, что на улице все еще день. С крупицами сознания возвращалась и боль. Рядом никого не было, и девушка позволила себе застонать. Кожа спины и мышцы под ней онемели, но пульсировали так, что боль отдавалась в другие части тела, сводя с ума.

Палящее солнце обжигало плечи и руки, невыносимо хотелось пить. И впервые за время пребывания в аду, Элизабет задалась вопросом, что же такого ужасного сделал Алекс? Почему ее мучают с такой звериной жесткостью? И почему он не приходит за ней? Неужели не может найти, догадаться, где она? Элизабет знала, что у ее мужа много врагов, но разве нескольких месяцев недостаточно, чтобы проверить всех? Почему он медлит? От горя, обиды и боли у нее сдавило грудь, опустив голову, Элизабет запретила себе плакать, хотя слезы уже были близко. "Помоги, мне. Спаси меня. – шептала она, отправляя свою мольбу тому, кто не мог ее услышать. – Ты же обещал. Обещал, что вернешься за мной? Где же ты? Где? Я совсем одна. Я умираю". Ее глаза устало смотрели вниз, сфокусировавшись на одной из дощечек, оказавшейся прямо перед ее лицом. "Ванесса и Стефан Додд, Томи Додд, Кларисса и Кассандра Робсон, Стефания Рид, Билли Батл, Катрин Купер.", – прочитала она. Что за имена? И тут до нее дошло. Дощечки с именами, сухие цветы, да это что-то вроде мемориального столба, памятника умершим. Боже, что же здесь произошло? Десятки дощечек, сотни имен. Она знала, что на пограничные замки часто нападают, как свои, так и шотландские разбойники, убивая всех без разбора. Теперь понятно, почему все люди в замке такие ожесточенные. У Мельбурна была огромная армия, но, видимо, даже она не смогла предупредить трагедии, разыгравшейся здесь. Привязанная к памятнику по погибшим, Элизабет вдруг поняла, что скорбит, что ей жаль тех, чьи имена аккуратно и старательно вырезаны на дощечках. Подняв голову, Элизабет посмотрела на окна смотровой башни. Она была уверена, что разглядела силуэт графа Мельбурна. Только чудовище способно сделать с женщиной то, что он сделал с ней. Он нисколько не лучше, чем, те, кто убил людей, чьи имена на века запечатлены в дереве.

– Я придумал тебе новую работу! – заявил граф Мельбурн на следующий день, когда девушку привели в его покои, которые почему-то находились в северной башне, а не в жилом крыле. Несмотря на адскую боль, которую она испытывала при каждом шаге, Элизабет успела заметить, что обстановка в покоях графа грубая и скудная, стены покрыты деревянными панелями неприятного серого цвета, камин без резьбы и обычных украшений, мебель массивная, тяжелая и некрасивая. Исключение не оставляла и кровать на резных столбах с лестницей и черным балдахином, застеленная кровавого цвета бельем. Настоящее обиталище злых духов. Мельбурн восседал на огромном стуле из красного дерева, больше похожем на трон, руки, унизанные перстнями, лежали на подлокотниках. Одет почти парадно. Черный, украшенный вышивкой и драгоценными камнями камзол, белоснежная рубашка, и черные узкие штаны, волосы цвета воронова крыла зачесаны назад и схвачены черной шелковой лентой.

Воины графа, державшие Элизабет под руки, внезапно отпустили ее, и девушка чуть не упала. После окончания пытки, ей позволили помыться, поесть, одна из служанок, самая сердобольная, смазала спину вонючей мазью, перебинтовала и принесла чистое платье и рубашку. Больше всего на свете, измученной еле живой от усталости и боли, Элизабет хотелось упасть на свою кровать и уснуть, но этого ей не позволили.

Превозмогая отчаянную боль, девушка попыталась выпрямиться, и почувствовала, как кровь снова засочилась по спине. Она с тоской подумала, что и это платье испорчено, а другого у нее нет.

– Ты все еще отказываешься приносить хоть какую-то пользу, пока находишься в этом доме? – приподняв бровь, спросил Ричард Чарлтон.

– Я не напрашивалась в гости, – холодно ответила Лиз, голос ее звучал глухо и измождённо. Мельбурн долго смотрел на нее выжидающим пронзительным взглядом синих глаз, которые совсем не шли ему. У демона должны быть черные глаза, или золотистые, как у волка, но только не такой небесной синевы.

– Значит, нет? – с обманчивой мягкостью спросил граф.

– Нет, – Элизабет опустила голову, держать которую больше не было сил.

Ричард изучающе смотрел на сломленную хрупкую фигуру стоявшей перед ним девушки. Сделал ли он достаточно? Узнала ли она, что такое ад – изнутри? Внешне это был совсем другой человек. Тусклая кожа, прокушенные и разбитые губы, высушенное тело, безжизненные глаза, в глубине которых все еще горит ярость, поникшие плечи и выражение отрешенности на бледном, обескровленном лице. Он знал, что на спине ее останутся шрамы, и она пройдет с ними всю жизнь, и еще один шрам на щеке, от его кольца, когда он ударил ее в первый раз, придя в ярость от того, что на ней было надето платье его жены. Каждый раз, глядя в зеркало, она будет вспоминать о нем, как о самом страшном кошмаре в своей жизни. И все же ее воинственный дух не давал ему покоя.

– Скажи, Элизабет, на что ты надеешься? – спросил он, – Может, ты сама хочешь, чтобы я убил тебя?

– Нет, милорд. Я не хочу смерти, – покачала головой Элизабет.

– Тогда, что? Ты действительно веришь, что твой муж на белоснежном коне прискачет за тобой? Или твой отец, подумает, что граф Мельбурн мог похитить его дочь? Он не станет искать тебя здесь, Томас Перси прочесал все разбойничьи укрепления, предлагая выкуп за девушку, которую никто никогда не видел. Через месяц-другой, он смирится, у барона есть дела и поважнее. Кто знает, что могло случиться с сумасбродной Элизабет Невилл? Может, она свалилась в болото и утонула, может, убили разбойники и закопали в лесу. Да, и кто она такая, Элизабет Невилл? Всего лишь – незаконнорожденная дочь не самого умного барона. Такая же беспутная, как ее мать.

Глаза Элизабет сверкнули испепеляющей ненавистью. Ричард расхохотался, наблюдая, как красные пятна ярости выступают на бледном лице.

– А твой любезный супруг? Где он, милая? Ведь Флетчер знает, где ты. Я открою тебе тайну, чтобы у тебя не оставалось иллюзий на его счет. Алекс Флетчер точно знает, что ты здесь, и не только не спешит забрать тебя, но и умалчивает правду от твоего дорогого папаши. Сейчас он прохлаждается в Дареме, наслаждаясь благами, полученными от твоего приданного. Зачем ему нужна порядком попорченная жена, а ведь он прекрасно понимает, что мы с тобой сделали.

– Это неправда! – воскликнула Элизабет, не в силах больше слушать жестокие, жалящие в самое сердце слова. – Алекс любит меня. Он убьет вас всех. Вот увидите.

– Любит? – Мельбурн снова рассмеялся грубым неприятным смехом. – Да, тебя тут пол отряда полюбило.

– Я не хотела этого, – яростно ответила Элизабет. Глаза ее полыхнули. – Любой нормальный мужчина проявит сочувствие и любовь к своей женщине, которая подверглась насилию и пыткам.

– А с чего ты взяла, что он нормальный мужчина?

– Потому что я слишком хорошо теперь знакома с ненормальными, милорд, – вздернув подбородок ответила Лиз. Челюсти графа стиснулись, на четко очерченных высоких скулах заиграли желваки, а глаза стали похожи на предгрозовое небо. Она опустила ресницы, внутренне готовая к тому, что последует дальше. Пощечина откинула ее в сторону. Граф бил сильнее, чем его приближенные.

«Откуда в одном человеке столько ярости?» – думала девушка, лежа на покрытом ковром полу. Правая щека пылала, но эта боль была ничем, по сравнению с той, что сжигала душу.

– Она хочет в темницу, – встав на ноги, сказал Мельбурн. – Желание леди для меня закон. Унесите отсюда этот мешок с костями. Он дурно пахнет.

Глава 4

Она не знала, сколько прошло времени, с тех пор, как ее бросили на холодный, усыпанный соломой каменный пол темницы, располагающейся в подземелье замка. Здесь не было окон, и девушка была лишена возможности считать рассветы. Несколько недель, может, даже месяц, но судя по ночной стуже, февральская прохлада уже ворвалась в эти суровые края. Ей не приносили свечей, и кромешная тьма окружала Элизабет постоянно, за исключением кратких минут, когда ей приносили еду. Но даже нескольких мгновений в тусклом освещении ей хватало, чтобы душа ее наполнилась ужасом от страшного и омерзительного вида своей обители.

С момента ее заключения солома в крохотном, пропахшем мочой и экскрементами, помещении не менялась, иногда ей бросали пучок свежей, но она вся шла на импровизированное ложе, так как спальное место в тюрьме не было предусмотрено. Ведро, в которое ей приходилось справлять нужду, не выносили по нескольку дней, и поэтому вонь в темнице стояла жуткая, но Элизабет уже ничего не чувствовала. Волосы девушки, не мытые и непричесанные, кишели вшами, кожа чесалась и зудела от грязи и укусов блох. Но больше всего ее пугали крысы, чей писк она слышала постоянно. Все вокруг было в помете этих отвратительных существ, и Элизабет приходилось оставлять им часть своей скудной пищи из боязни, что, оголодав, мохнатые чудовища набросятся на нее. Днем в темнице стояла гробовая тишина, за исключением шороха и писка крыс, но ночью она слышала стоны и завывания пленников из других темниц. Кто-то проклинал судьбу, кто-то призывал смерть и молил Бога о спасении или покаянии, но большинство просто по-звериному выли, потеряв рассудок от нечеловеческих условий, в которых их содержали. Определить время суток в кромешной тьме было сложно, но Элизабет понимала, что именно ночью на человека накатывает особенное отчаянье и безысходность. Для нее все смешалось, время словно совершило скачок и замерло в одном мгновении. Неумолимые боль, ужас, страх, одиночество, холод, зловоние, человеческое отчаянье и вопли сумасшедших за стеной и никакого выхода из них, ни единого луча надежды. Элизабет почти перестала верить, что ее, вообще, кто-то ищет.

Она умрет здесь, и ее похоронят в безымянной могиле за воротами замка, или выбросят в ров, словно мусор. И девушка так никогда и не узнает, почему? За что судьба так жестоко разбила ее жизнь. Самое ужасное заключалось в том, что скоро, совсем скоро она перестанет задавать себе подобные вопросы, ее мысли уже принимали странный, пугающий оборот, улетали куда-то далеко, и Элизабет не могла с уверенностью припомнить, о чем думала несколько секунд назад. Ее разум отключался, засыпал, погружаясь в пучину безумия, закрываясь стеной безмолвия от ужасов, поджидающих ее в реальной жизни. Прижимаясь спиной к холодной влажной стене, она часами сидела без движения, испытывая непреодолимое желание биться головой о стену, пока не настанет конец ее мучениям. И только католические убеждения удерживали ее от самоубийства. Ад и по ту сторону жизни страшил ее. Смерть должна была принести долгожданное освобождение, а не новую боль. Иногда она произносила слова, чтобы вспомнить, как звучит ее голос, но не узнавала его в хриплых сиплых звуках, вырывающихся из простуженных легких.

Два раза в день ей приносили еду. Скудную похлебку из ячменя и кусок чёрствого хлеба. Тюремщики никогда не разговаривали с ней, просовывая тарелку и сверток с хлебом через узкое окошко на толстой двери. Дверь открывали крайне редко, чтобы вынести ведро.

Несколько раз приходила горничная Луизы, скорее всего, по наитию своей сердобольной хозяйки и без ведома графа. Девушку звали Мэри Бренон. Закрывая нос белым кружевным платком, она просила стражников передать Элизабет емкость с водой, чистые тряпки, мазь для втирания в раны на спине, бинты, иногда свежее платье или одеяло. Два или три раза Мэри приносила курицу и соленую свинину. Эти редкие визиты стали для Элизабет Невилл настоящим праздником, и, несмотря на прежнее презрение к Луизе Чарлтон, девушка была ей безмерно благодарна. Воды едва хватало, чтобы обтереть лицо и тело, перед тем, как надеть чистое платье, но даже такая малость на какой-то миг наполняла Элизабет желанием жить и бороться. Она складывала свои грязные старые платья в углу, делая между ними прослойку из сена, а сверху застилала чистыми тряпками. Эта груда тряпья служила ей кроватью, а одеяла спасали от холодных ночей. Дни тянулись один за другим в ожидании прихода Мэри Бренон, которая никогда лично к ней не обращалась. Элизабет могла видеть только ее брезгливо сморщенное лицо сквозь зарешеченное окошко на двери.

Элизабет встрепенулась, испуганно поджав под себя ноги в изношенных деревянных башмаках, почувствовав чужеродное прикосновение. Крысы совсем распустились. Даже во сне Лиз чувствовала, как они бегают прямо по ней, и боялась шелохнуться, дабы не вызвать их агрессии. Это был кромешный ад, и ее хрупкое тело сдавалось, становясь с каждым днем слабее. Закрыв уши руками, девушка принялась раскачиваться из стороны в сторону, напевая хриплым голосом колыбельную, которую ей пела няня, когда она была совсем маленькой. Мысли о мести и расправе над своими обидчиками теперь занимали все ее время, иногда они казались такими яркими и четкими, что девушке казалось, что все происходит наяву, а не в ее воспаленном воображении. Даже если отец и Алекс не спасут ее, она сама уничтожит графа Мельбурна. Если выживет....

Ричард скакал во весь опор по болотистой долине, между холмами Чевиота. Вязкая, поросшая вереском земля не позволяла его огромному породистому жеребцу двигаться максимально быстро, но и убегающий сквозь кустарники красный олень тоже увязал в грязи своими тонкими ногами. Веселая гурьба гончих псов, с не меньшим азартом, преследовала потенциальную добычу. Следом за графом мчалась его свита.

Псы окружили несчастное животное, отрезав пути к отступлению. Судьба оленя была решена. Ричард пустил стрелу, которая пронзила горло его добычи. Какое-то время жертва еще держалась на ногах, глядя темными глазами сквозь расползающуюся кровавую пелену в лицо своего убийцы. Дернувшись, животное упало навзничь. Граф издал победный крик, и развернул жеребца в сторону приближающейся свиты.

– Вы не превзойденный охотник, милорд, – сказал Томас Рид, местный сквайр, и верный соратник графа во всех военных действиях. Он поравнялся со своим предводителем, и бросил одобряющий взгляд на убитого оленя. – Отличная добыча.

– Да, мой друг, – улыбнулся Мельбурн.

– Попируем сегодня. У меня хорошее настроение. С утра я получил обнадеживающее послание. Нашего врага видели в Камберленде. Надеюсь, что совсем скоро он будет готов нанести нам визит.

– Я тоже, милорд. Мы готовы к встрече. У нас достаточно людей и оружия. А наши лошади самые быстрые и сильные во всем северном пограничье.

– Пора возвращаться в замок. Поварам понадобиться время, чтобы приготовить оленину так, как мы любим. Завтра устроим соколиную охоту. Давно не ел дичи и зайчатины.

– Отличная идея, милорд, – согласился Томас Рид. Ричард откинул со лба непокорную черную прядь волос и натянул поводья. В кожаных штанах и куртке, с мечом на поясе и арбалетом, он больше походил на знаменитых разбойников Севера, чем на аристократа. Здесь, вдали от Лондона и королевской власти, вдали от господствующих и соперничающих между собой влиятельных феодалов Персей и Невиллей, границы между разбойником с большой дороги, джентльменом, рыцарем и графом стирались. Все эти люди, которые закрывали спину Мельбурна в бою, несмотря на свое не самое благородное происхождение, давно стали для него братьями. Он знал, что они будут с ним до конца, чтобы не случилось, отдадут свою жизнь за него. А это дорогого стоило. Окинув взглядом своих верных подданных, он подумал, что прав был Роберт Холл. Период безумия подходил к концу. Ричард снова чувствовал, что жизнь начинает кипеть в его жилах, и утро больше не наполняет душу ощущением безнадежной злобы и холодной ярости. Скоро, очень скоро его месть осуществиться, и он снова сможет начать полноценную жизнь.

– Мэри, ты вырвешь мне все волосы, – с мягкой укоризной, обратилась к горничной Луиза Чарлтон. Девушка опустила голову, и стала гораздо медленнее водить щеткой по волосам хозяйки. Она не так давно работала в замке. Луиза выбрала ее сама, когда объезжала соседние деревни. Ее прежняя прислуга, как и все остальные обитатели замка, были безжалостно убиты Алексом Флетчером и его воинами. У Мэри не было опыта работы в господских домах, и она понятия не имела, как причесывать леди. Но сестра графа обладала ангельским характером и проявляла завидное терпение с нерасторопной горничной.

– Я думаю, мисс Чарлтон, вам стоит подыскать еще одну служанку. И вам и мне было бы удобнее, – набравшись смелости, предложила Мэри.

– Я давно об этом думаю, – задумчиво произнесла Луиза, глядя на свое отражение.

– Ричард собирается следующей осенью отвезти меня в Лондон. Одна ты точно не справишься. У меня будет огромное количество платьев, шляпок и украшений, и мне придётся в день посещать не менее трех мест.

– О, мисс! Это же здорово! – воскликнула Мэри, не скрывая своего восторга. – Я увижу Лондон. Мои подруги с ума сойдут от зависти, а вы, леди Луиза, будете самой красивой дебютанткой. Все кавалеры упадут к вашим ногам.

– Да, – печально протянула Луиза, опуская глаза. – Честно говоря, мне совсем не хочется уезжать. Лондон пугает меня. Граф одержим идеей выдать меня замуж за достойного человека, но я больше склоняюсь к мысли....

– Что, мисс? – изумленно глядя на красивую юную леди, спросила Мэри.

– Я хочу посвятить свою жизнь Богу, Мэри.

– Монастырь? Для такой красавицы? Вы сошли с ума! Простите мне мою наглость, но это так.

– Брат не позволит мне уйти в монастырь, Мэри. Он говорит, что король скоро распустит всех священников и настоятелей, а монастыри отойдут короне. Это ужасно. Его величество покусилось на самое священное.

– Я слышала, что в близлежащих к монастырям владениях уже начались огораживания. Крестьян сгоняют со священных земель и превращают пахотные земли в пастбища.

– Ах, Мэри. Мой брат делает тоже самое. Король отдал ему земли монастыря Святой Терезы. И он хочет разводить там овец и добывать уголь.

– Перемены необходимы, мадам. Вы станете еще богаче.

– Деньги не имеют для меня значения, – горько сказала Луиза. – Я боюсь за душу Ричарда. Он отвернулся от Бога.

– А, может, Бог отвернулся от него? Пережить такое…. Я нисколько не осуждаю его сиятельство.

– Ты была сегодня у Элизабет? – встрепенувшись, Луиза встретила в зеркале взгляд горничной, которая брезгливо сморщила носик.

– Да. Ненавижу туда ходить. Ужасное место. Миледи, эта девушка не стоит вашего участия. И боюсь, что ей уже все безразлично. Она тронулась умом.

– Ну, почему Ричард так категоричен, – вздохнула Луиза. – Я никак не могу повлиять на него. Мои уговоры только злят брата. Элизабет не заслужила подобной участи. Она не самый хороший человек на свете, но она женщина, и она леди. Если бы Элизабет меня послушала. Покорность и смирение – вот чему учит нас Господь. Но она словно специально призывает на свою голову несчастья. Я чуть не умерла, когда смотрела, как ее секут.

– Да, миледи, я тоже наблюдала за пыткой. Эта женщина – настоящий демон в юбке. Искусала губы, но не закричала. Только Дьявол может дать такую силу духа. Держались бы вы от нее подальше.

– Она – сильная, Мэри. Очень сильная. Хотела бы я быть такой. Она никогда не смириться с ролью безропотной жертвы, а ведь именно в этом ее спасение. Граф не терпит неподчинения. Его жена была такой мягкой. Она прощала ему все, и он ни разу не поднял на нее руки. Неудивительно, что брат так горюет по Марии.

– Вы думаете, миледи, что любовь заключается во всепрощении и покорности? – с сомнением в голосе спросила Мэри. Луиза посмотрела на нее с искренним недоумением.

– А разве нет?

– Будь я леди, я бы никогда не вышла замуж за вашего брата, – выдохнула горничная. Луиза неожиданно рассмеялась.

– Но это не мешает тебе бегать по ночам в его покои. О, не смущайся. Похождения графа никогда и не для кого не были секретом.

– Ну, что ж, тогда вы понимаете, что я не просто так сказала. У его сиятельства ужасный характер.

– Все хватит! Я не собираюсь сплетничать за спиной брата, – строгим тоном оборвала служанку Луиза. – Лучше давай придумаем, как нам вызволить Элизабет.

Но придумывать ничего не пришлось. Граф согласился на освобождение из темницы своей пленницы сам. Запланированная соколиная охота на следующее утро не состоялась. С границы прибыл гонец и сообщил о набеге разбойников из банды Генри Робсона на земли Мельбурнов в районе северного Тайна. Отдав распоряжение своим приближенным собрать армию и подготовить к походу, Ричард зашел в покои сестры, чтобы попрощаться.

– Мне придется покинуть тебя на несколько дней, Луиза. На нас снова напали. Боюсь, что это никогда не прекратится, – сказал он с досадой. Сестра мягко улыбнулась графу, облаченному с ног до головы в доспехи.

– Шотландцы?

– Нет. Местные. Клан Робсона снова решил угнать наш скот. Я найду все укрепления этих разбойников и подожгу, а потом вернусь. Ты не должна волноваться. Со мной ничего не случиться.

– Я знаю, – кивнула Луиза.

– Им не пробить своими стрелами твою броню. И с тобой лучшие рыцари севера. Я бы хотела попросить.... Перед тем, как ты уедешь…– девушка подняла на брата полные мольбы глаза. Провел пальцами в толстых кожаных перчатках по ее щеке, улыбка его смягчилась.

– Я знаю, маленькая проказница. Ты снова проявила непослушание. Но твоя доброта отогревает мое сердце. Я велю освободить Элизабет Невилл. Но, если ты упустишь ее! Если ей удастся бежать! – брови Ричарда сошлись на переносице.