Клешня

Сознание возвращалось постепенно, частями – сначала он услышал голоса, затем проявились фигуры стюарда и женщины, женщины с такими изгибами тела, что её одежда напоминала чехол для гигантской виолончели. Женщина воинственно помахивала сумочкой. Артур хрипло пробормотал.

– Сестра! Валерьянки!

– Я тебе паразит вообще башку отверну – не пожалею Луи Вюттона и во второй раз врежу , будешь руки распускать, я моих мальчиков в обиду не дам!

Артур медленно (как рекомендуют врачи после нокаута), сел.

– Так это вы меня осчастливили мадам?

– Я, а что ещё дать?

– Нет, спасибо, я и это не унесу.

Прохиндей, тяжело дыша, таращил на Артура мутные глаза, Артур поднялся, потрепал жертву асфиксии по сальной макушке и доковылял до своего места. Остаток полёта прошёл не так бодро, Артур тупо таращился в иллюминатор на море , горы , изрезанную бухтами береговую линию. На паспортный контроль подошли с прохиндеем одновременно, правда в разных очередях, когда подошла очередь прохиндея, тот весь изогнулся и вдруг улыбнувшись жалобно и заискивающе ( так улыбаются пленные на кадрах хроники) почему – то по-итальянски проскрипел: Бон Джорно.

Из автобуса предоставленного турфирмой Артур вышел один , остальные сограждане поехали дальше .Первые дни прошли в напряженном прислушивании – не раздастся ли родная речь? Нет, среди многоязычной разноголосицы русского языка не было. Артур расслабился и даже начал улыбаться всем прохожим, включая персонал отеля, наконец –то! Здесь можно жить: пршут, мешане месо и другие деликатесы скрашивали одиночество, и, конечно же – книги Терехова. «Каменный мост», «Немцы» – такого злого автора ещё не встречалось Артуру, жалко не начал читать в самолете, а то бы прохиндею несдобровать – такой прилив силы, злой самоуверенности вселили в него книги Терехова, остальная литература казалась пресной по сравнению с ним, это как людоеду предложить бутербродик со шпинатом взамен любимой человечинки. На четвертый день погода испортилась, море потемнело и возмущенно швыряло на берег здоровенные волны, спряталось солнце, подул сильный ветер. Артур плавал – его привлекала громада воды, был момент, когда вода отхлынула, на несколько секунд оставив его и даже затаскивая на глубину, он не успел набрать воздух, как следующая волна сбила с ног и швырнула к берегу. Вода была полна песчинок, при каждом ударе водяной массы рождалось ощущение кипятка, окатывавшего с ног до головы. Опустошенный от усталости Артур вышел на берег, усталость была приятной – она предвещала отдых. Развесив на балконе свои купальные шорты от Marks&Spenser , прилёг отдохнуть и незаметно уснул. Звон разбитого стекла вырвал из забытья, ветер продолжал буянить и играючи разбил балконную дверь. Подойдя к двери, Артур не обнаружил своих шортов ни на веревке, ни под ней,их просто не было, испытав лёгкий приступ паники, подбежал к краю балкона и, перегнувшись вниз увидел – они лежат на нижнем балконе в тесном контакте с чьим –то купальником бананово – апельсинового цвета (шорты Артура небесно – голубые, под цвет глаз). Быстро сбежав вниз по лестнице, Артур собрал в кулак весь свой наличный английский и постучал в дверь номера. Никакой реакции. Еще раз, только громче. Дверь отворил мужчина выше Артура на полторы головы (рост Артура метр девяносто). Мужик смотрел выжидающе, ничего не говоря. За спиной у « баскетболиста « громко орал телевизор, окруженный забором из пивных бутылок, половина из которых была пуста. Окна запотели, балконная дверь заперта, две женских ноги с ярко– красными ноготками лежали на краю кровати, хозяйка ногтей была не в кадре.

– Hello! I am your neighbor from upper floor.

–?

–It is very strong wind today – isn’t it?

–?!

– Mypantsis…

–Мааш, тут какой –то хорёк приперся, скрипит чего –то по иностранному – я ни хрена не понимаю – «баскетболист « неожиданно жалобно, фальцетом обратился внутрь комнаты к хозяйке ног.

– Скажи ему, что мы ничего покупать не будем –No money!

Давно, ещё в детстве Артур любил лазить по деревьям – однажды сорвался и упал на живот, то ощущение пустоты, абсолютно несправедливой, дикой какой – то боли он испытал сейчас. Земляки, сограждане мать их… Артур оттолкнул высоченного пискуна и быстро пошёл к балкону, не обращая внимания на возмущенный визг хозяйки ног, открыл дверь и, отшвырнув купальник, схватил свои шорты. Баба на кровати кричала вполне мужским голосом.

– Полиция! Я не одета!

Какая связь между этими словами Артур не понял, быстро посмотрев на женщину, скупо констатировал.

– Нечем хвастать.

«Баскетболист» пытался перегородить дорогу Артуру, тот (не останавливаясь), и вроде как играючи, шлепнул тыльной стороной ладони по содержимому тренировочных штанов – «баскетболиста», того согнуло дугой. В дверях Артур остановился и противным, менторским тоном произнёс.

– Номер граждане, проветривать надо, не в деревне находитесь.

Гадкое ощущение не отпускало, на лбу выступил пот, Артур вытер его шортами и побрел к лестнице. Из-за угла, бодренько цокая каблучками, вышли две дамочки с чемоданами, первая радостно окликнула Артура.

– Мущщина , ихде тут нумер семнадцатый ?

– Idontunderstand.

– Леен, хля – иностранец! По– нашему не шпрехает, ваще странный какой –то, рожу трусами вытирает, а по телику говорили, что они тут все культурные, телик всё врёт!

Артур ускорился : надо собирать вещи – Исландия ждёт.

Посев.

Я стоял у окна, измученный своими «естественными надобностями», так поэтично это называется на сухом языке армейских уставов. В уставе Гарнизонной и караульной службы, в частности сказано, что « военнослужащему запрещается отправлять свои естественные надобности», во время нахождения на посту. В том же уставе, военнослужащему « запрещается принимать и передавать, кому то ни было какие-либо предметы». Армейские остряки синтезировали две статьи, и в результате: « военнослужащему запрещается принимать и передавать, кому бы то ни было естественные надобности». Не знаю – чего такого я съел, но количество походов в туалет, для отправления тех самых надобностей приближалось к четвертому десятку, когда ко мне как-то бочком, с несвойственной ей робостью подошла моя маман.

– Сынок, ты бы одевался, машина уже приехала.

– Какая машина? Я через каждые пять минут в туалет бегаю, ты чего, ма?

– Правильно, вот я и вызвала скорую, это же очень опасно, происходит обезвоживание организма!

Если честно, я неоднократно представлял себе поездку на Скорой, но в моих мечтах это выглядело романтически: в схватке с преступниками я получаю не опасное для жизни ранение, и покрытый кровью ( большей частью чужой), я, мужественно улыбаясь, лежу на носилках под аплодисменты соседей. Покрытый кровью, а не тем, чем я мог покрыться, если в пределах досягаемости не окажется туалета. Моя маман (несмотря на невысокий рост) обладает стальным характером, спорить с ней – занятие абсолютно бесперспективное. Я кое-как зашнуровал свои Гриндерсы, накинул бомбер и не торопясь, стараясь широко не расставлять ноги, вышел из подъезда. Мне даже не дали лечь, а посадили на стульчик сбоку от каталки, дверь еще не успела захлопнуться, как машина рванула с места. Водитель явно считал свой «Рафик» гоночным болидом, меня швыряло на поворотах, когда я решил возмутиться, машина подскочила на кочке, и я прикусил себе язык. Доехали мы быстро, что неудивительно, я доковылял до водительской двери, и как можно ласковее спросил у Шумахера.

–Дядя, тебя как зовут?

–Виктор Петрович, а что?

–Вот если у меня когда-нибудь геморрой вырастет, я теперь знаю, как его назвать.

–Ты чего хамишь сынок, я ради тебя же старался, чтоб ты не окочурился по дороге.

–Старался он, дал бы я тебе в рыло, да диарея не позволяет

– Кто?

–Это божество такое у древних индийцев, запомни имя, желаю тебе влиться в ряды верующих.

–Ну, ты посмотри, всякий сморчок засраный права качает! Шевели булками, а то в штаны навалишь!

Водитель оказался человеком грубым и не способным поддерживать высокоинтеллектуальную беседу на нужном уровне. Я направился к приемному покою, который представлял собой несколько застекленных параллельных боксов, очень похоже на стойла, в которых держат лошадей перед началом заезда. Как только я зашел внутрь, раздался громкий стук закрывшейся за мной двери, такие же ощущения, наверное, испытывает попавшийся в капкан зверь. Не хватает только голоса ехидно произносящего: Попался засранец!.. Последовала рутинная процедура приема. Женщина – врач буднично сделала мне бак-анализ, и задала ряд обычных в такой ситуации вопросов. Я ответил; Владимир, 20, студент, вторая группа резус положительный, аллергии на препараты нет. Женщина сказала, что это хорошо и без всякого перехода заорала мне в ухо:

– П– Е– Т– Я!!!

– Я не Петя, я Володя…

Она не обратила на мой лепет никакого внимания, и я перестал сопротивляться – силы надо экономить.

Пока в левом ухе звенело, правым я услышал странные звуки, складывалось ощущение, что по коридору ползла гигантская ящерица или змея, звук был почти непрерывным ш-р-р, пауза ш-р-р. Я не успел испугаться, как в дверном проеме возник старик в халате такого дивного буро-серого цвета, какой достигается путем ежедневного опрокидывания граненых стаканов, опорожнения содержимого тарелок, вытирания об себя рук ну и … вы понимаете. Звук исходил от его диковинных тапочек – растоптанные до неприличия они давно потеряли форму, цвет и превратились в какие-то мокроступы с длинными, волочившимися по полу задниками. Волшебное шуршание, которое сопровождало каждое движение хозяина тапок, делало его похожим на гигантскую гремучую змею, поставленную стоймя. Обладатель гламурного халата махнул мне рукой и продолжил свой путь, не говоря ни слова. Я понял, что он меня куда-то зовет и поспешил за ним. Он ждал меня в лифте. Проехав три этажа, кабина со скрежетом остановилась, двери открылись и к нам из коридора ринулись ( по другому не скажешь), два упыря. Один с руками покрытыми язвами и таким лицом, что мог бы у Ромеро сниматься без грима – вылитый покойник, второй что –то постанывал при ходьбе, и лицо тоже имел синюшнее. Мой провожатый хмыкнул, что-то нажал на стене кабины и двери захлопнулись, прежде чем упыри отъели у меня жизненно важные части тела.

– Это – торчки, извини, этажи перепутал, засранцы на четвертом.

– А чего у них лица синие?

– Ночное освещение.

Двери опять открылись, но уже на четвертом этаже– вот я и среди своих. За стойкой напоминающей барную сидела девица и, что-то писала. Я хлопнул по стойке рукой и радостно, но неожиданно для себя, почему-то фальцетом взвизгнул:

– Две текилы и Бейлиз для дамы!

Девица не отреагировала на мои взвизги и, не поднимая от писанины глаз, прокричала кому-то мной невидимому:

– Ксения Петровна– еще один, куда его?

Из двери справа от стойки ей ответило солидное сопрано:

– В третью!

Девица мотнула головой в ту сторону, где находилась третья и я пошел навстречу новым соседям. Их оказалось четверо в шестиместной палате, увидев меня, все почему-то встали и по очереди подходили представляться, называя имя, а потом диагноз, будто фамилию.

–Боря – сальмонелла.

–Володя

–Виктор – дизентерия.

–Володя

–Петр Сергеевич – язва

Не представлялся только один. Старик, он так и остался сидеть на кровати, поглядывая на меня искоса. На мой невысказанный вопрос Боря-сальмонелла сказал

– Дед тут по другому поводу, скоро поймешь сам.

Сергеич-язва спросил:

– С тобой что Володя?

–Да не знаю, с толчка не слезаю целый день, вот мать скорую и вызвала.

– Дизентерия, сто пудов – Сказал Виктор.

–Не гони Витек, это сальмонелла – включился Борис

Дальше последовал обмен репликами, густо уснащенными медицинскими терминами, насколько я понял, каждый доказывал, что я –носитель именно его болезни, у меня возникло полное ощущение, что меня вербуют на работу, или призывают вступить в партию, объединяющую засранцев. Я поспешил прервать спор, объяснив, что с удовольствием присоединился бы к обоим, но до результатов анализов не могу этого сделать. Они заговорили все одновременно, и я понял, что каждый является горячим патриотом своего заболевания, и я поступаю, легкомысленно отказываясь признать, что у меня а)дизентерия, б) сальмонелла и В) язва. Я расстроенно взмахнул руками, давая понять как мне невыносимо тяжело от того, что у меня нет а)дизентерии, б)сальмонеллы и, конечно же, в)язвы и попытался сменить тему.

– Как тут жратва?

Они все замолчали, Петрович – язва обиженно засопел, и бросил деду через плечо.

– Это твой клиент, ещё один любитель пожрать.

Все трое разочарованно разошлись по своим кроватям, дед продолжал неприязненно смотреть на меня. Он явно не собирался разговаривать, я прошел к незанятой койке, и только собрался посмотреть вид из окна, как раздался голос девицы, ранее сидевшей за барной стойкой.

–Новенький? Пошли со мной.

–Зачем?

– Переоденем тебя, будешь на человека похож.

В тесной комнатке, где невозможно было развернуться, я сложил свою одежду в картонную коробку, и взамен получил чудный халатик, того же цвета, что и у лифтера, штанишки – судя по размерам и по запаху именно в них умер Геринг и фуфайку ( к ней у меня претензий нет).Девица удовлетворенно окинула меня взглядом, по нему я догадался, что теперь соответствую ее представлениям о «человеке» и про себя подумал, что представления эти очень странные. Я вернулся в палату и сразу подошел к Витьке-дизентерии (его койка была рядом с моей).

– Слушай, просвети меня, что тут за порядки?

–Да все просто, утром обход заведующего по отделению, потом процедуры, обед и свободное время –до ужина.

–А чем тут лечат?

–Мезимом.

–От дезинтерии?

–От всего.

–Чего даже от язвы?

–Ага.

–А чего дед такой надутый?

–С заведующим отделением поругался, теперь его в другую больницу переведут.

–Это почему?

–А он ничем не болен.

–Как это?

–Вот так, просто на коммунальных платежах экономит, как холодное время года наступает он ложится в больницу, а бабку к детям отправляет – они отдельно живут. Весной выписывается. С зимы до лета за квартиру он не платит. Он все московские больницы знает, всех зав отделениями по имени – отчеству, спроси его, где лучше кормят, он тебе все в подробностях распишет

– Так чего его тут держат?

– Жалеют, а еще он прикольный, сказочник, как начнет брехать, так хоть за задницу держись, чтоб в штаны от смеха не навалить.

–А понятно, спасибо.

–Да не за что, пару недель полежишь, сам все поймешь.

–Я тут так долго не задержусь– вот понос пройдет, и домой поеду.

Витя хмыкнул, затем издал какой-то писк (как сдувающийся шарик) и засмеялся, к нему присоединился Борис, Пётр Сергеевич смеялся, так, будто его тошнило: Гхы-гхы – гхы. Остальные просто хохотали, все кроме деда и меня. Когда отсмеялись, Витя сказал: Не надейся, здесь так быстро не выписывают– я уже три недели лежу, Боря– две, а Петя здесь вообще прописан.Мои посевы два раза приходили и оба раза-реакция положительная.

–Посевы?

–Твои анализы высевают на наличие инфекции, пока они не будут чистыми –тебя не выпишут, а делают они анализы очень медленно, так что на пару недель мы соседи.

Замотивировав меня таким нехитрым способом, Витя спокойно лег спиной ко мне. Я вышел из палаты осмотреться. Налево наискосок находилась столовая, возле нее стайкой, словно голодные грифы кружили три старухи, сходство усиливали голые морщинистые шеи, в некоторых местах покрытые пухом. Прямо напротив палаты была рекреация, кроме цветов в ней еще стояла кровать, на ней лежал парень, прикованный к батарее наручниками, по бокам от него на стульях спали сидя два огромных омоновца, Справа была барная стойка с девицей – знатоком моды, ну а дальше женская половина. Две недели в этом Диснейленде, это, пожалуй, чересчур. От переживаний я решил прилечь, и не заметил, как заснул. Меня разбудили громкие крики из рекреации, в палату радостно раскрасневшись, вернулся дед, даже моё присутствие не портило ему теперь настроения. Через некоторое время, возмущенно стуча каблучками в палату вбежала сестра, и, обращаясь к деду, возмущенно выпалила.

– Как вам не стыдно Виктор Петрович! Я не ожидала от Вас!

–Стыдно? Мне? За что? Я с молодежью всегда рад пообщаться.

–Не прикидывайтесь, вы меня прекрасно поняли!

–Я понял, что т ы деточка ничего не поняла, ну ладно сейчас оставь меня, заболтались мы с тобой, завтра заходи, у меня по распорядку сейчас партия в шахматы с товарищами.( никаких шахмат в палате не было).

– Я всё Анатолию Степанычев расскажу!

–Дело твоё, да только ему, наверное, интересно будет узнать куда кодеин и никотинат из твоего шкафчика исчезают, и чего к тебе с третьего наркоманского этажа гонцы постоянно бегают, и откуда у тебя денежки на новые сапожки и пальтишко появились?

Девица покраснела, причем как-то необычно: румянец поднимался снизу, с груди на шею, а оттуда пошел по лицу.

– Я-я ваших грязных намеков не понимаю, я…

–Так я и говорю, слухи-то разные ходят, и про тебя и про меня, какой– же умный человек все это всерьез воспримет, правильно?

–Вы просто, просто…

–Пожилой, усталый человек, ну так что? Мы договорились с тобой деточка – молчание– золото?

– Я подумаю.

–Думай, думай внучка.

–Я Вам не внучка.

–Вы мне все по– возрасту во внуки годитесь, ну пока, не держу я тебя больше, иди, тебя там больные ждут, а то вам молодым лишь бы поболтать, об обязанностях своих совсем не думаете.

Палата слушала разговор в напряженном молчании, девица ушла, дед шумно выдохнул и, не обращая на нас внимания, сосредоточенно стал рыться в тумбочке. Раздираемый любопытством Витя, понимая, что от деда сейчас не добьешься рассказа, быстро выскользнул в коридор. Вернулся минут через пять и загадочно улыбаясь сел на свою койку, взял с тумбочки книгу и стал делать вид, что читает .Первым не выдержал Боря

– Ну чего там, давай не томи, рассказывай!

Витя держал паузу, наслаждаясь общим вниманием. Петр Сергеевич неожиданно рявкнул

– Не молчи Витек! Не будь дерьмом!

Витя еще раз улыбнулся и заговорил. Пока я спал, дед вышел в коридор, побродил до стойки и увидел в коридоре паренька в наручниках. Старый мягонько, как на кошачьих лапах подошел к парню, сочувственно кивая головой, и окая, нараспев заговорил:

– И чего же с тобой –то приключилось?

–Инфекция какая-то, живот болит спасу нет.– сморщившись, отвечал парень

–Сильно болит?– сочувственно, по– родственному, дед

–Очень, две ночи не спал.

–Чего доктора говорят?

–Какие – то три буквы, я их не запомнил, короче инфекция.

– Бедненький, тебе хоть здесь нравится? Лучше чем в тюрьме?

–Ясный день, и места больше и жратва, и поспать нормально можно, а то в Матроске спят в три смены.

–А за что сидишь?

–Слышь старый, уважая твой возраст, скажу тебе, что такими вещами интересоваться не принято.

–А почему? Стесняешься что -ли?

–Просто по понятиям так положено.

–Можешь не говорить, только лицо твое мне знакомо, где-то я тебя видел?

–Нигде ты меня видеть не мог.

–Я человек пожилой, времени свободного много, люблю по телевизору передачи познавательные смотреть– Петровка 38, Чрезвычайное происшествие, а память на лица у меня профессиональная, еще с тех пор как я в НКВД служил, ты –то таких слов и не знаешь, поди.

–Не, не слыхал.

–Ну не важно, вспомнил я тебя, ты милок – сверкач, в Лосинооостровском парке голенький в одном плаще бегаешь, писюном сверкаешь, молодых мамок с колясками пугаешь.

– Старый, кончай гнать, за такие слова отвечать надо!

–Отвечают перед серьезными людьми, а ты шконарь, и инфекции у тебя желудочной нет, это тебя в Матроске СПИДом заразили, когда всей камерой в попу шарашили.

Парень так бился, чтобы добраться до деда, что чуть не сломал трубу, от его криков проснулись омоновцы, а дед спокойненько вернулся в палату, наслаждаясь произведенным эффектом. На крик прибежала сестра, а когда узнала, что произошло, примчалась в палату, призвать деда к ответу, что из этого вышло, мы уже знаем. Я попытался проанализировать ситуацию, и выводы мои были неутешительны. Во – первых: дед оказался хищником, энергетическим вампиром, и явно наслаждался содеянным. Во-вторых: я ему явно не нравился и, учитывая замкнутость пространства, столкновение наше было неизбежным. В – третьих: я– человек робкий, и перед людьми наглыми теряюсь, я уважаю, наглость в людях, а значит, дед сомнет меня, разжует и выплюнет как бультерьер пластиковую бутылку. Радоваться было нечему, но и погрустить не удалось – принесли лекарство. Это в западных фильмах больных под красивую музыку вызывают к сестринскому пульту, и каждого наделяют таблеткой в индивидуальном пластиковом стаканчике. У нас все намного лапидарнее – на прикроватную тумбочку швыряют целую пластинку Мезима, и сам больной дозирует количество и следит за временем приема. Все кроме деда проделали нехитрую процедуру приема лекарства, дед саркастически усмехнулся и впервые обратился непосредственно ко мне:

–Скушал таблеточку? А ты знаешь, что ты сейчас скушал? Ты знаешь, что эта дрянь из организма выводится в течение ста с лишним лет? Ты о побочных эффектах чего– нибудь слышал? Может, тебе уже диагноз поставили? Ты может на них– палец его эффектно указал на троих соседей –ориентируешься ?Так это зря, они засранцы со стажем, засранцы – ветераны, у них уже иммунитет против мезима выработался, пьют как аскорбинку – для тонуса, а тебе что собственное здоровье не жаль?

Я поймал себя на том, что стою посреди палаты с открытым ртом как имбецил – со мною случается, к сожалению, затем быстро побежал к раковине, на ходу засовывая пальцы в рот, чтобы избавиться от смертоносной таблетки, остановил меня дружный смех Витька, Бориса и Петра Сергеевича. Я недоуменно на них уставился, они поаплодировали деду, и показывали ему большие пальцы :Классно развел! До меня дошло, что это была проверка, которую я провалил. Ну, дед, ну седенький козлик, 1:0 в твою пользу. Вечерело, вместо ожидаемой мною тишины, становилось все более шумно – снизу с улицы доносились неясные вопли на нескольких языках, приглушенно долбили басы из открытого багажника машины стоявшей под окнами – это мода такая у нынешней гопоты, все должны наслаждаться безвкусным дерьмом которое слушают они. Я выглянул в окно – жители третьего этажа, те самые упыри, к которым меня завез лифтер наладили самую настоящую дорогу – от них спускались пакеты с деньгами, обратно поднимались увесистые свертки – витамины, догадался я, детоксикация идет полным ходом. Веселье продолжалось часов до трех ночи, потом я, наконец, заснул, и больше ничего не слышал. С утра довелось полакомиться в столовой – мне полагалась диета номер три– жиденькая, зеленоватая кашка и стакан какао( если долго варить кусок шинели, можно добиться похожего вкуса и запаха – армейские повара знают такой рецепт, во – всяком случае, в той части, в которой служил я ).После приема пищи все соседи по палате залегли по постелям со скорбными лицами, в ответ на мое недоумение Витя страшным голосом прошептал

–О-Б-Х-О-Д!

Минут через двадцать в палату вошел мужчина с живописной прической (на его голове громоздилось воронье гнездо из волос, прямо хотелось положить туда пару яиц), развевающимся халатом и очками такой толщины, что все мои попытки разглядеть за ними глаза окончились ничем.

–Здравствуйте, как самочувствие?

Услышав в ответ, что хорошо, доктор сказал:

– Витенька –посевы плохие, еще недельку, Боря тоже самое, Пётр Сергеич-капельницу сегодня ( и без перехода), новенький – как дела?

– Блестяще, как приехал, ни разу в туалет не сходил: мезим –сила!

–Ну-ну, не радуй…тьфу, то есть не отчаивайтесь– пока посевы не придут, выписать вас я не могу. Теперь с вами Виктор Петрович, вы у нас уже три недели, больше держать здесь я Вас не могу, выбирайте куда поедете?

–В полтиннике еда дерьмовая, в восемьдесят первой завотделением меня не любит – поеду к Боткину.

– Договорились, всем до свидания, Виктор Петрович – прощайте!

После ухода завотделением все занялись своими делами, в основном легли спать, ко мне чувствуя свою вину, приехала маман, привезла пару пакетов сока и киви ( они тогда только появились).Я не жлоб и не могу, трясясь от жадности жрать в одиночку под одеялом, поэтому сок в равных пропорциях разлил на пятерых, а киви было шесть штук– всем по одной, мне две. Неизвестный фрукт вызвал оживление: непонятно как его есть –с кожурой или без? Витя съел вместе со шкурой, остальные почистили. Дед спрятал свой фрукт в тумбочку, и деловито, как большая гончая, обнюхивал кожуру от Бориного киви.

–Борь, как оно на вкус, на что похоже?

–Сам попробуй, тебе же досталось!

–Не, пусть полежит до завтра, дозреет.