Выживальщик

Кирилл снова взглянул на Артёма:

– Вода?

– Конечно. Какая норма потребления воды в сутки? От двух до трех литров, если точнее – тридцать миллилитров на килограмм массы тела в день. Физиологическая норма.

Увидев непонимание в глазах, пояснил:

– Это простое восполнение суточных потерь организма, меньше – будут проблемы.

Фёдорыч и Кирилл спросили хором:

– Какие? Как быстро?

– Сначала сухость и резь в глазах, потом появится чувство голода. Дальше хроническая усталость, потеря мышечной массы, боли в суставах, головная боль. Потеря двадцати процентов влаги – смерть.

Мужики переглянулись:

– Вот блин!

– Кстати, сейчас лето, дни жаркие, увеличивайте расход. А теперь задумайтесь, сколько у большинства воды дома? Думаю – полчайника и бачок унитаза, если еще не спускали. Может, кому-то повезло и в морозилке лед намерз, который сейчас активно тает.

Фёдорыч хлопнул себя по лбу:

– Вот ведь! Представляете, а моя заявила: «Ну и хорошо, я как раз морозилку разморожу!» Мелкий сейчас эти куски в ванну носит. Черт, вернуться, сказать, чтоб собрали куда?

– Да ладно, не надо, и так за водой идем. Я просто хотел обрисовать картину, чтоб понимали. В конце концов, у нас ручей под боком и до реки относительно недалеко. Не в пустыне – не пропадем.

– Ну что ж, – протянул Кирилл, – вот ты уже и помогаешь. Как видишь, это несложно. Значит, сейчас разведаем, где можно набирать воду, организуем доставку к домам. Эх, надо бы цистерну найти, но только небольшую, чтоб ее можно было врукопашную таскать.

– Скажите, Кирилл, – начал Артём, тот его перебил:

– Можно на «ты», не до церемоний, одно дело делаем.

– Хорошо. Скажи, Кирилл, вот ты организуешь доставку воды. Дело хорошее, народ, сидящий по своим норам, наверно, даже скажет тебе спасибо. Потом еще дрова…

Опять непонимающие взгляды, снова пришлось пояснять:

– Воду надо кипятить, пить сырую из ручья или реки я бы не советовал. Тем более сейчас. Но ты же, наверное, и централизованное распределение продуктов решишь организовать, ведь так?

– Придется.

– А как ты это представляешь? Вот смотри, привез ты бочку воды, тележку дров. Кстати, автомобильный прицеп вполне и под воду подойдет, если достаточное количество пустых пятилитровок найти. Народ выстроился в очередь, разобрал. Но как только ты заявишь, что наложишь лапу на продовольственные запасы, тебя тут же спросят: «На каком основании? Ты кто такой, чтоб решать, кому сколько еды?»

– Вот ты уже и правильные вопросы задаешь. Все же не ошиблись мы с тобой. Да, мозговали над этим. Придется общее собрание проводить и выбирать что-то вроде комитета. И чтоб все проголосовали. Тогда ни одна тварь не скажет: «Кто ты такой?» Но без этого никак!

И Кирилл рубанул воздух ребром ладони. Артём вздохнул. Собрания он не любил, считая пустой говорильней, в которой побеждает не тот, у кого лучше аргументы, а тот, кто глотку дерет громче. Но спросил другое:

– Ну, хорошо, предположим, провели вы собрание, угробили кучу нервов и времени, чтоб убедить всяких горлопанов, что вы – это то, что нужно. Организовали комитет, начали обеспечение водой и дровами, даже на контроль продуктовых запасов добро от людей получили… А буквально завтра-послезавтра появляется здесь колонна, присланная для помощи, вам говорят: «Спасибо, но теперь мы сами». Что делать будешь?

– Сдам полномочия, выдохну и встану в ту же очередь. Ты пойми, я не боюсь показаться глупым перестраховщиком, я не хочу оказаться мертвым… В общем, ты понял.

К воде пришлось продираться через кустарник, расширять бочажок, чтоб набрать в пятилитровку, ждать, пока смоет муть, и все равно Артём посоветовал воду перед кипячением профильтровать через ткань. Потом еще Кириллу приспичило найти место, где можно подкатить прицеп. В итоге экспедиция затянулась, и вернулись к дому весьма нескоро.

У подъезда Мишаня придержал приятеля за рукав.

– Ты какой-то смурной, – всмотрелся в лицо, – причем чем ближе к дому, тем мрачнее. Дома что-то?

– Да… – Артём мрачно поморщился, – Светке пришлось рассказать. Про остальной город. А там же ее родители! Короче…

Недоговорив, махнул рукой.

– И поперся с нами?! Ну ты даешь! Надо было послать меня с этой водой, я бы понял.

– Ну я же не просто так с вами гулял. Мы же делом занимались!

– Слушай, мы все вменяемые. Мужики так вообще – семейные, не то что я, балбес. Сходили бы одни, о делах поговорить и позже можно, за час-другой ничего не изменится. Это же жена! Мало того, что рассказал о смерти родителей, так и смылся вдобавок. – Миха покачал головой. – И я хорош! Вижу, что фигня какая-то, у тебя жена в слезах, нет чтоб спросить, что происходит!

– Да она, похоже, не верит. Может, так лучше, – стал оправдываться Артём.

Мишка положил Артёму руку на плечо.

– Нет, дружище, не лучше, правду надо рассказать. Да она у тебя и сама девочка умная, догадывается. Просто пока не может смириться. Но ты, – ощутимо ткнул его пальцем в грудь, – должен ее поддерживать.

– Да что я, не поддерживаю, что ль?

– Ага, я вижу, как. Давай, домой, и – к исполнению супружеского долга приступить.

Артём в изумлении уставился на приятеля.

– Поддерживать, выслушивать, успокаивать, подставлять плечо, чтоб было где всплакнуть. Являть собой зримую опору и стенку, за которой можно спрятаться от невзгод, – начал перечислять Мишка. Подмигнул. – А ты о чем подумал?

– Тебе-то откуда знать, – буркнул под нос Артём, уже отвернувшись и поднимаясь по лестнице. Мишкину усмешку вслед он уже не увидел.

– Милая, я дома. Теперь у нас есть чем умываться и посуду помыть. – Он сгрузил в коридоре принесенные баклажки.

– Я здесь, – раздалось из комнаты.

К его удивлению, за прошедшее время Светка, оказывается, весьма много успела сделать. Небольшие обломки мебели свалены в углу, платяной шкаф, освобожденный от содержимого, поднят вертикально. Валяющиеся вещи по большей части сложены в несколько стопок. Комната начинала снова приобретать уют.

Артём украдкой присмотрелся к жене. Она сновала по комнате, сортируя вещи, деловитая, вроде даже веселая, слез не видно. Ну и слава богу! Увидев входящего мужа, распрямилась, утерла лицо о плечо выпрямленной руки, дунула на лезущую в глаза прядь.

– Ты ополоснулся? – поинтересовалась заботливо.

– Просто умылся. Там берега сильно заболоченные, да и мужиков задерживать не хотел. Ты за меня не переживай, я в походе, бывало, неделями не мылся.

Светка прыснула.

– Вот успокоил! Я за себя переживаю! Неделю с немытым мужчиной! Бр-р-р!

– Ну, я принес воды, можем помыться.

Жена подошла, приподнявшись на носочках, чмокнула мужа.

Как-то за делами незаметно подкрался вечер. Перед ужином устроили романтическую помывку – при свечах, пристроенных на стены. Артём подогрел воды в широкой кастрюле, из которой и поливали друг друга походной кружкой, забравшись в ванну вдвоем. Романтика подзатянулась, ужинать пришлось при тех же свечах. На улице смеркалось, к тому же окно кухни пришлось затянуть запасной шторой от ванны, а батарейки в фонарях Артём предложил поберечь.

Наконец в дрожащем свете единственной свечки Светка сервировала столик. А потом, неожиданно для Артёма, подошла и присела к нему на колени. Мелькнула мысль, что супруга решила продолжить романтику, но она заглянула в глаза и спросила без нотки игривости:

– Скажи мне, муж, что с тобой происходит? Только не надо считать меня маленькой дурочкой. Конечно, очень приятно, что ты стараешься уберечь меня от всего. Но иногда лучше сказать правду. Ничего, я вообще-то уже большая девочка и выдержу. А сейчас ты как будто не со мной, не здесь. Тебя что-то гнетет, я вижу.

– Если честно, я в раздрае, – Артём тяжко вздохнул, – по всем планам, что разрабатывали с Владом, мы уже должны были уйти.

– Куда?

– У нас с Владом есть убежище. Помнишь, я рассказывал? Его начали оборудовать, когда мы с тобой еще не были знакомы.

Светка пожала плечами.

– Это какой-то ваш шалаш в лесу?

– Шалаш? – Артём даже усмехнулся. – Нет, родная, это далеко не шалаш. Дело в том, что Владов дед – лесник, его кордон в тридцати километрах отсюда, в стороне от дорог и деревенек, глухомань глухоманью. Так вот, километрах в десяти от его домика была заброшенная, полуразвалившаяся землянка. Чья – непонятно, Влад еще в детстве нашел. Место удобное: скрыта от случайного взгляда, рядом родник, в километре река. Мы ее расширили, углубили, отремонтировали. Выкопали второй этаж вниз. Запасов, конечно, натащили. Короче, сейчас это полноценный бункер, хорошо замаскированный и оборудованный.

– То есть ты предлагаешь уходить?

Артём надолго замолчал. Света терпеливо ждала, не теребя с ответом. Наконец выдохнул:

– Я не знаю, – сжав голову руками, как будто боясь, что она разорвется, как гнилая перезревшая тыква: – Не знаю!

Продолжил уже тише:

– Понимаешь, для меня, если честно, вся эта выживальщическая тема была как… – замялся, пытаясь подобрать слово, пощелкал пальцами, – ну не игра, конечно, скорее вот – хобби! Влад, тот на полном серьезе относился. И Вера, конечно. Они бы сейчас не сомневались ни минуты, а я… Раньше все казалось логично: бабах – ядерный взрыв! Или… – Он иронично улыбнулся: – Инопланетяне. Кругом паника, неразбериха; те, кто посильнее, топят слабых. В смысле отбирают у них еду, шмотки. Кругом разруха, в общем – апокалипсис, версия двадцать первого века. Тогда все просто и понятно: Влад на своем монструозном джипе заезжает за нами, мы все вместе едем, отстреливаясь от обезумевших толп, к дедову кордону, там маскируем машину, пешочком в бункер и закупориваемся. А сейчас?

В горле пересохло, он отпил чаю, продолжил:

– А сейчас бабах – и? Что это, ядерная война? Теракт? Просто безалаберность, приведшая к техногенной катастрофе? Как понять? Ни тебе паники, ни мародеров, от которых отстреливаться надо. Вдруг мы сейчас уйдем, запремся в бункере, запасов у нас там на год, это на четверых. А завтра или послезавтра – раз, и въезжает в город колонна спасателей, над головами вертушки летают, по мегафону просят сохранять спокойствие. Разворачиваются госпитали, пункты горячего питания, вода в цистернах.

Он даже явственно увидел, как это будет: на улицах люди в ярких комбинезонах, плачущие жители с наброшенными на плечи пледами – какая-то штампованная муть из телевизора.

– А теперь представь, – Артём даже хохотнул, правда, смех вышел нервным, – выходим мы такие через годик-другой из лесу. А тут уже и город отстроили, жизнь идет обычная. Нас из квартиры выселили, с работы уволили, вообще числимся среди мертвых. Документы восстанавливаем, и тут ко мне из банка: «Так вы живой? А у вас за ипотеку год просрочки!»

– Ага, – включилась Светка, – выходим мы заросшие, оборванные, у тебя борода до пояса, встречаем бабку: – Бабка, немцы в городе есть?

– Да не, ну какие немцы? Ты о чем? И борода за год так не отрастает.

– Ладно, – жена щелкнула его по носу, – проехали. А если не теракт? Если все-таки то, к чему вы готовились? И сегодня это только прелюдия. А завтра тебе и мародеры, и беспорядки, и что там у тебя по списку?

Артёма резануло, вспомнил. Ну конечно, было дело. Они как раз копали второй этаж в будущем бункере, и в перерыве зашел разговор. Что послужило поводом, он уже и вспомнить не мог. Когда Влад, развалившись на подстеленной пенке и задумчиво вертя в пальцах сорванный стебель, вдруг ни с того ни с сего спросил:

– Слушай, Тём, а что ты знаешь о Варшавском гетто?

– Это где немцы во время Второй мировой почти всех евреев уничтожили? – пожал плечами. – Да только это и знаю. Фильмы видел, «Список Шиндлера» и, по-моему, «Пианист» о том же. Ты к чему?

– А знаешь, что меня во всей этой истории больше всего вымораживает? Вот смотри. Война, как ты знаешь, началась первого сентября, операция «Вайс». Я сейчас не про то, вероломно или нет, были шансы у поляков или нет и тому подобное. Я о датах. Восьмого сентября немцы дошли до Варшавы, тогда началась ее оборона. Окружили город только четырнадцатого. Двадцать восьмого гарнизон капитулировал, немцы вступили в город. О том, какую политику немцы проводят в отношении евреев, уже всем известно. Уже восьмого было понятно, что ловить нечего и надо рвать когти куда подальше. Так какого лешего эти ребята сидели и ждали?

– Я думаю, гражданских не сильно-то и стремились информировать о том, что все плохо. Даже рядовой состав в армии, скорее всего, держали в неведении.

– Ну допустим. Знаешь, когда было образовано Варшавское гетто? Шестнадцатого октября. Представляешь? Даже если брать от вступления немцев в город, прошло семнадцать дней! Больше двух недель! О чем они думали? Что нас это не касается? Мы в стороне? Еще пятнадцатого можно было уехать, не знаю, уйти, может, бросив вещи, ценности, взяв только детей в охапку. Что их держало? Дома? Бизнесок? Наверное, были голоса про то, что надо бежать, да кто же слушал! Небось говорили: вот мол, две недели уже немцы в городе, а жизнь продолжается, – голос Влада понизился почти до шепота. – А шестнадцатого они все встали на эскалатор, с которого соскочить уже было нельзя и который довез их до крематориев Треблинки.

И вот сейчас Артём вспомнил тот случайный разговор, и он отозвался совсем другими мыслями, чем тогда.

– Знаешь, родная, хоть у нас сейчас по улицам не мечутся обезумевшие толпы и народ не дерется за кусок хлеба, но все же давай подготовимся, чтоб, если придется делать ноги, не пришлось бросать все и убегать в чем есть. Хорошо?

– Хорошо, любимый, – она кивнула с серьезным видом, – а теперь давай все же поедим, а то уже остыло.

Город. День второй

Первая ночь новой жизни прошла без приключений. Район как вымер, народ большей частью затворился по домам. Артём проверил дверь, запер на все запоры, скептически посмотрел на окна, но решил, что сегодня персонально его квартиру штурмовать при помощи приставных лестниц или спускаясь с крыши на веревках в лучших традициях спецназа никто не будет.

Все же достал из сейфа ружье, проверил, зарядил и положил под руку, накрыв брошенной курткой, чтоб в глаза, если что, не бросалось. Затем улегся все на тот же ворох из пенок, матрасов-самонадуваек, расстеленных спальников и сгреб жену в охапку. Так, обнявшись, они и проспали всю ночь.

Утром разбудил грохот в дверь. Покосился на куртку, но с лестничной площадки послышался Мишкин голос. Блин, да так он весь подъезд перебудит!

– Чего буянишь? – открыл дверь и посторонился. – Проходи.

– Я на минутку, извини, брат, дела. А вы спите, как сурки, не достучишься. Спать ночью надо, а не черт-те чем заниматься, – и подмигнул пошаркавшей мимо них в сторону кухни Светке. – Между прочим, пока некоторые дрыхнут чуть ли не до полудня, другие с рассвета уже о своих соседях думают. Короче, заходил Кирилл, просил прикинуть, где брать дрова, как централизованно организовать кипячение воды и, возможно, готовку горячей еды. Он опасается, что если все начнут готовить по своим норам, то район может запылать не хуже города.

– Ну да, логично, – Артём, хмурясь, поскреб затылок, – я об этом как-то не подумал. Сейчас закину что-нибудь в топку и пойду гляну, откуда лучше доставку топлива наладить. А по поводу готовки… Ладно, посмотрим.

В этот момент щелкнул замок соседской квартиры, и в приоткрывшейся щели показалась физиономия Александра.

– Ты чего шумишь ни свет ни заря?

– Заря, Саша, уже давным-давно отыграла. Все пчелки вылетели и трудятся во славу улья. Только трутни дрыхнут.

– А чего вскакивать спозаранку? На работу же не надо.

Тут Саня перевел взгляд на Артёма:

– Слушай, у тебя воды еще нет?

– Вы что, – Артём усмехнулся, – ребенку ванну устраивали?

Честно говоря, он подумал, что у семьи с маленьким ребенком расход воды, в общем-то, окажется выше как раз из-за гигиенических нужд. Это взрослый человек вполне может обойтись какое-то время без мытья. Ничего, запах пота, в отличие от обезвоживания, не убивает.

– Да понимаешь… – замялся сосед, – Зинаида Петровна со своей рассадой…

– Ч-о-о-о?! – взвился Артём. – Ты хочешь сказать, что вы воду, которую я оторвал от своей семьи, фактически вылили в землю?!

– Да там и было-то всего литр, может полтора…

– Саня, я тебе дал питьевую воду. Понимаешь – питьевую. Мы даже для умывания ее не используем.

– А как же?..

– А так же, – подключился Миха, – взял тару, и гоу ту ручей.

– Да ладно, что вы завелись? Будто свет клином на этой воде сошелся. Если тебе жалко, так и скажи. В конце концов, будет же она рано или поздно!

Ребята опять переглянулись, Миха покачал головой, Артём вздохнул.

– Кстати, забыл сказать. Тебя, Саня, тоже касается. В полдень общее собрание района. Будем решать, как жить дальше. Кто не придет, пусть потом пеняет на себя и не говорит – надо так или эдак. Есть предложения – приходи. Не придешь – делай, что решило большинство.

– Куда приходить-то?

– Традиционно, к школе.

Что-то буркнув, сосед скрылся за своей дверью, клацнул замок.

После завтрака Артём, дав задание жене собрать походные вещи, отправился выполнять поручение. Попутно решил пополнить запасы мытьевой воды, но в этот раз не стал таскать баклажки в руках, а набил ими свой огромный рюкзак. В приступе соседского расположения даже позвал с собой Сашку, но тот, прикрывшись какими-то невнятными отговорками, отказался. Не забыв, правда, попросить и на его долю захватить баклажку-другую.

Поход занял часа три. Сначала разведал дорогу, по которой можно будет подкатить прицеп. Неожиданно это оказалось не так просто: кратчайший путь к лесу, где можно напилить нормальных дров, а не ограничиваться ивовым хворостом, был пешеходным. Лишь на обратном пути зашел за водой.

Обратно шел нагруженный, как мул. Район словно вымер, люди на улицах почти не попадались. Усмехнулся про себя – антураж прямо для съемок постапокалиптических фильмов. Сейчас из-за угла ка-а-ак полезут зомби, а он с тяжеленным рюкзаком и без оружия. Грустно усмехнулся: похоже, их предположения сбывались, правда, пока без мародеров и мутантов, но лиха беда начало. Что там впереди?

Пустые провалы окон уже много где были закрыты. Местами, как и у него, шторами для ванн, местами парниковой пленкой. Попались один или два, забитые фанерой. Интересно, как там люди живут в полной темноте? И наконец в соседнем с ним доме три окна, сверкающие свежим остеклением. Ну да, для стекольщиков сейчас золотые денечки. Еще месяц, и зарядят дожди, за шторкой из ванны не отсидишься.

* * *

– Тём, а мы можем взять мои платьица?

Он вздохнул:

– Малыш, ну где ты собралась в них ходить? По лесу? Медведям показ мод устраивать?

– Но они совсем-совсем мало места займут, вот смотри, – она показала небольшой сверток. – Ты пойми, я же девочка, мне нужны платьишки.

Артёму показалось, или в уголке ее глаза мелькнула влага? А сверток действительно небольшой, ну как тут отказать! Внезапно он почувствовал сильный приступ нежности. Вот ради кого он должен быть сильным, у него есть ради кого выжить! Шагнул, сгреб в охапку и сжал в объятиях так сильно, будто стремился втиснуть ее внутрь себя, чтоб защитить, оградить от всего мира.

Из глубин объятий пискнуло:

– Артём, ты меня раздавишь.

Спохватившись, ослабил хватку, поцеловал в ушко.

– Ну, конечно, малыш. Кидай в стопку, что в мой рюкзак пойдет. И обязательно что-нибудь из косметики прихвати, будешь у меня самая красивая!

– Среди медведей? Поверь, это будет несложно. Я лучше гигиенических средств прихвачу.

Ближе к полудню Артём постучал в дверь соседа снизу. Тот сказал, что догонит. Догнал его уже на проспекте. Артём стоял, молча созерцая все еще горящий город.

– Ух ты! Да сколько же он гореть-то будет?

– Я читал, что Москва в восемьсот двенадцатом году горела четыре дня. И Гамбург во время так называемого великого пожара тоже, по-моему, четыре.

– Так Москва тогда была вся деревянная. А Гамбург? Это во время войны, когда бомбили?

– Нет, тоже в девятнадцатом веке. Но согласен, сейчас дерева в строительстве фактически нет. Хотя если прикинуть, мебели в домах много. Опять же центр был весь засажен деревьями. Короче, – Артём раздраженно махнул рукой, – что я, пожарный, что ли? Откуда мне знать, сколько он еще гореть будет!

Потом повернулся к приятелю:

– А у тебя прогресс?

– В смысле?

– Судя по тому, что ты меня снова не пустил в квартиру, та подруга все еще у тебя?

– Вот ты Шерлок Холмс доморощенный! Ну да. А куда я ее дену? Ей теперь идти некуда, – и кивнул на пожар.

– То есть она сейчас у тебя дома? Не боишься?

– Чего, что она хату обнесет? Артём, не смешите мои подковы, как говаривал конь в одном мультике. Что у меня брать?! Макбук? Домашний кинотеатр? Представляю, как она плазму от стены отвинчивает и, шатаясь с ней в обнимку, по лестнице спускается. Это теперь мусор никому не нужный!

Друзья повернулись спиной к горящим развалинам и неторопливо пошагали по проспекту. Артём усмехнулся:

– Может, тогда пришла пора знакомить с друзьями?

– Стесняется она.

– Стесняется? – пришла пора удивляться Артёму. – Что-то я вас с трудом понимаю. Поехать домой к парню, которого первый раз видишь, она, видите ли, не стесняется…

– Слушай, давай об этом не будем, – Мишка схватил соседа за руку, – по-братски прошу. Мне и самому во всей этой фигне тошно.

– Ладно, извини. Как думаешь, у Кирилла получится?

Мишка некоторое время помолчал, хмуро взглянул на приятеля, покачал головой.

– Мне бы этого очень хотелось, но… – вздохнул. – Кирилл мужик хороший и правильный, но он застрял в советском прошлом. Он верит в коллектив, в какое-то общественное сознание.

– А ты? Судя по всему, не веришь?

– Артём, я работаю в торговле, за день встречаю очень много людей. У нас, конечно, попадаются вменяемые люди, но очень много таких, как твой соседушка.

– Саня? – понимающе переспросил Артём.

– Ага. Потребитель как он есть. Сам ничего сделать не хочет, но все ему должны. Ты предлагал ему за водой вместе сходить? Так ведь нет, у него ребенок маленький, у него теща, жена, прочие отмазы. Но воды ты ему принеси. Почему? Так ведь ему все должны! Кто-то должен обеспечить его водой, потом кто-то будет должен ему продуктов. А ты что за голубая кровь такая, а? С какого-такого перепугу тебе все должны, а ты никому?

– Миха, не заводись, шут с ним, с Сашкой. Он безвредный…

– Да, безвредный, пока сидит в своей норе и теща с женой ему мозг выедают. Но попомни мое слово, когда их много… – махнул рукой. – Знаешь, как в Афинах поступили с Мильтиадом?

– Это кто?

– Вот те здрасте, чему тебя, двоечника, в школе учили?! Это тот, под чьим руководством греки персов под Марафоном разбили. Ты хоть в курсе, что это было сродни чуду? Персидская империя тогда была на подъеме, а Греция – разрозненные полисы. Персы высадились у Марафона – это город такой. Войско афинян и их союзников платейцев управлялось десятью стратегами. Короче, что делать – нападать в поле или отсидеться за стенами – эти стратеги договориться между собой не могли. Демократы фиговы. Тогда Мильтиад уговорил их все-таки биться здесь и сейчас. Ну а стратеги свалили на него всю ответственность: дескать, хочешь битвы, тогда давай, рули, инициатива, как известно, имеет инициатора. Тот порулил, да так, что персов вынесли на пиках, их военачальник погиб.

– Хм, честно говоря, я помню, что была какая-то битва и гонец пробежал расстояние в сорок два с хвостиком километра до Афин, чтоб рассказать о победе. Я тогда все удивлялся, почему нельзя было на коне доскакать. Лишь потом узнал, что на длинных дистанциях человек обгоняет лошадь. Прикинь?

– Да ладно, правда, что ль? Ну, тебе лучше знать. Я о другом. Знаешь, как народ отблагодарил Мильтиада, когда тот заикнулся, что ему как полководцу было бы неплохо какой-нибудь знак отличия, например масличный венок. Один из граждан в народном собрании встал и заявил: «Когда ты в одиночку побьешь варваров, вот тогда и требуй почестей для себя одного». Представляешь?! То, что чувак угадал с правильным моментом для битвы, фактически руководил боем – это все фигня. Типа того, что у нас любой гражданин от рождения на все способен, хоть стратегом, хоть кем. И вообще народ сам победил, без участия всяких мильтиадов и прочих примазывающихся.

– М-да, – протянул Артём, – это как раз знакомо. Если какой косяк на работе, ну там график погрузки-выгрузки сорвали, с накладными напутали – это ты как начальник смены облажался. И пофиг, что на электрокарах акумы год как менять надо было или зепе кладовщиков порезали и все грамотные разбежались, приходится набирать вчерашних школьниц. А если все о'кей, то при чем тут ты?

Мишка бросил на него взгляд, вздохнул:

– Ну да, где-то так.

Проспект в силу своей ширины оказался завален не сильно: мелкий хлам, кое-где поваленные столбы, кое-где вывороченные прямо с корнями деревья. Виднелись проплешины от огня, но район не из «зеленых», гореть особо нечему. По пути прошли громаду торгового центра «Звездный» – безвкусный бетонный куб. На удивление, здание пострадало мало. Его как будто заранее планировали к подобным катаклизмам. В сторону центра обращена глухая стена, перед которой располагалась открытая автостоянка. Еще одна парковка находилась непосредственно под «Звездным», во весь первый этаж. Стена, обращенная к проспекту, имела небольшие вытянутые в высоту окна-бойницы. Стекла в большинстве на удивление уцелели. Стеклянный фасад, обращенный в сторону небольшого палисадника, имел некоторый наклон наружу, нависая козырьком над высоким крыльцом в половину ширины здания. На фасаде также виднелось много целых стекол. Как минимум весь первый этаж их сохранил, видать, витринное стекло оказалось не по зубам ослабленной ударной волне. На крыльце прохаживалась пара охранников.