Черно-белое кино

Дело принимало серьезный оборот.

Колесо Сансары, вращаясь, приближалось ко мне с самыми серьезными намерениями, а Шива-монтаж закрылся на обед.

…четвертая версия была простой.

Не пробовали ли вы, мадам, использовать надежные качественные дюбеля и современные технологии?

Снова в точку.

Муж зовет меня термитом.

Когда миленькая фоторамочка просится на стену, я беру саморез, вкручиваю его (в этом месте мужчины морщатся, как от пенопласта по стеклу) прямо в штукатурку и вешаю фотографию.

Так быстрее, правда.

Однажды мы убили целый вечер. Вечер с заходом на ночь.

На разметку стены под фото и развеску фотографий.

Энергии, с которой мы в три личности договаривались, что в каком порядке и на какой высоте висит, а потом сверлили, держали, подавали и вешали, наверное, хватило бы на небольшую электростанцию.

Пресловутые часы я вешала сама. Своим варварским способом…

Какая из версий понравилась вам?

Подружка тогда меня высмеяла со своей глубоко практичной колокольни.

Ее все эти чудеса нисколько не впечатлили.

И она имеет полное право на свое мнение. Как и я.

…Мой любимый вопрос из детства – а чем все кончилось?

У истории есть продолжение.

Вселенная разговаривает с каждым из нас.

Она говорит на том языке, который мы понимаем.

Я перевесила часы, сделала генеральную уборку и сходила на тренинг личностного роста, куда давно звала меня подруга.

Там не было войн и домовых, как и волшебных палочек, гипноза и сверхлюдей.

Я вдруг поняла, как много лишнего в моей жизни, и что я себя вообще не знаю.

Вспомнила, как здорово радоваться и жить на все сто.

Встретила удивительных людей. И много еще чего изменилось.

А если бы часы не шмякнулись на комод, может быть, и не было бы этого яркого куска моей жизни.

Я же говорю – нам говорят на том языке, который мы понимаем…

МУЖСКОЙ ПОСТУПОК

С чего начинаются мужчины? И когда это происходит?

В моем классе был туристический кружок.

Его вёл папа нашей одноклассницы, учитель химии, замечательный дядька.

Мы бегали по парку с картами и глицериновыми компасами, соревнуясь в ориентировании.

Сходили в несколько походов.

После походов была полоса препятствий.  Она запомнилась как самое трудное.

Надо было соревноваться с другими командами: взбираться по отвесному берегу, держась за верёвку. Перепрыгивать яму, вися на канате как Тарзан.

Зажигать костёр на время.

Таких заданий был целый комплект, они выполнялись командой, команды соревновались, кто быстрее и круче, и конечно же, мы все психовали.

Каждому хотелось всех уделать и стать первыми.

Ловкость, спортивность и выносливость никогда не были моими сильными сторонами, так что по канату на обрыв я залезла легко, а во всех остальных препятствиях благополучно позорилась, вызывая крики пацанов:

– Нуууу, Лукьяшка, зачем мы тебя взяли!!?

Перед самым финишем тропа, по которой мы, потные и пыльные, неслись из последних сил, круто пошла вверх.

И тут я лично поняла, что умру вот прям счас и не надо мне никакого первого места.

И нас таких оказалось двое девчух и дальше бежать мы не могли, а могли только сопеть на весь лес....

И тут Димка, хапнув каждую их нас за руку, понесся вперёд как локомотив, а трудная тропа исчезла под ногами за три секунды.

Мы только успевали переставлять уставшие конечности…

Первое место мы не заняли, оно досталось бывалым, старше нас.

Поворчали, потрындели в своей кучке, что мы все равно сила, а уж в следующий раз всем покажем (слышь, Лукьянова, чтобы готовилась!)

Но это было такое моё личное открытие! Вот ведь они как мужики – совершают свои подвиги! Это Ж как надо.... Вообще! Офигеть…

Я всю свою жизнь знаю, что настоящие мужчины – есть, и всю свою жизнь вижу этому подтверждение. Это был очень яркий и, наверное, первый такой случай.

А самое главное – не последний.

ПАПА

Папа не ходил как все люди.

Он летел над землёй семимильными шагами и сзади развевался плащ.

Плащ не поспевал за папой.

Его никто не мог догнать.

И я в том числе.

Остановка завязать шнурок равнялась полной потере объекта.

Порой я бежала как на физкультуре, но даже поравняться с ним не получалось.

Он мог еще и запеть на ходу.

Неукротимый, всегда минимум на трех работах, вскакивающий в пять и засыпающий под моё пианино рядом с пособием по внутренним болезням.

Любящий сладости и пирожки, как ребёнок.

Упрямый и ранимый.

Его обожали бабушки нашего района и окрестных деревень. Ведь он не просто выписывал им лекарства, а находил минутку поговорить.

Он всех лечил с энтузиазмом и не только в рабочее время.

Например, вылечил соседа по подъезду от бесплодия, и у того родилась дочка…

Постепенно я научилась ходить так же быстро, даже не задыхаясь при этом.

Кавалеры на свиданиях хватали меня за рукав, тщетно пытаясь замедлить мою целеустремленную рысь

Чтобы со мной познакомиться, надо было ещё меня догнать

Да и сейчас, на пятом десятке -

Я лечу над асфальтом и кайфую. А иногда и пою.

Недавно, совершая очередной марш-бросок с собакой, погрузившись в свои мысли, я случайно обернулась.

Мой пёс пИсал на ходу, подпрыгивая на одной задней без единого слова упрека

Папе уже за 70. Инвалидность. Домашняя размеренная жизнь.

Быстрый шаг остался позади. Но он все так же безусловно любит своих близких и дорогих.

А бегать… Папа, я приняла у тебя эстафету.

Надеюсь, получится так же сильно и безусловно любить....

А дальше – ты знаешь. Я люблю тебя, папочка.

ПЕРВЫЕ СТИХИ

Я увидела у Люды блокнот.

Стихи, написанные от руки.

Картинки нарисованные.Чёрные слезы на девушке, топленая свечка на столе, проволока колючая…

Тогда модно было собирать песни, интересные стихотворения, цитаты. Украшать – рамочки, цветочки…

Но Люда просто ответила:

– Я сама написала. – И дала почитать.

Меня от впечатлений буквально разорвало пополам.  Моя ровесница!!

По урокам литературы я представляла, как великие дарования выращиваются матушками, нянюшками, гувернерами, высокоинтеллигентной средой где-нибудь в Питере.

Их тетешкают гениальные художники или композиторы. Катают на ноге драматурги.

Немножко после пелёнок дарования начинают печататься и тут же получают оглушительный успех.

В ауре славы и известности, в пене драматических страстей и трагических событий они курсируют между Парижем, Веной и Петербургом, пишут письма на французском и даже умирают как-то особенно, не как обыватели.

Все это было из других эпох и очень, очень далеко от перестроечного Ульяновска и наших 15-16 лет.

Стихи в основном были про любовь. Нет, а что вы хотите?..

Поскольку все мы немножко обезьянки, я тоже решила пробовать.

В своих первых опусах, как водится, поездила по "свечи-плечи, очи-ночи", "любовь-кровь", куда ж без них…

Не думала тогда, что мы тоже живём среди драматических событий. А они были, так сказать, онлайн. Перестройка проехала по всем тяжёлым катком. Да и не только она.

Мы давно выросли. За плечами десятилетия. Дети. Разные города.

Люда, как мне кажется, мало меняется. Добрая, женственная, гостеприимная. Не знаю, пишет ли сейчас.

А мои стихи всегда со мной.

НА НЕВЕДОМУЮ ЗЕМЛЮ…

Баба Даша была неграмотной.

Не могла ни прочитать, ни написать ни одного слова.

Но она молилась.

Утром, вечером, перед едой, после еды, на сон грядущий…

Глупый ребёнок брежневского застоя, я с любопытством спрашивала:

– Бабуль, зачем ты это делаешь? Ведь Бога же нет.

Бабушка непонятно смотрела на меня и молчала.

И снова молилась.

Бабушка жила на Урале.

Там у неё были и коровы, и поросята, и куры. Дом, хозяйство, восемь детей.

И если бы выжили все рождённые, было бы четырнадцать…

Бабушка никогда и никому не жаловалась.

Редко я слышала от неё какие-то детали типа катания с гор на навозных лепешках. Потом мы с упоением обсуждали это с подружками в школе.

-Вы поняли, да? На коровьих какашках! Водой их поливали! Ехали на них с горы высокой!

– Так они разваливались же, наверное!

-И колготок никто не носил! Зимой, с голыми ногами!

– А у меня бабушка тоже так ходила!

Моя бабушка была строгой, никогда не сюсюкала с нами, внучками.

Не задаривала, не закармливала.

Но я была закутана в её любовь, как в тёплый платок.

Когда она умерла, я была школьницей. Шёл учебный и рабочий год.

На похороны ездил только папа…

Мне кажется, что где-то очень далеко, куда невозможно доехать земным транспортом, лежит земля, не обозначенная ни на каких картах.

Туда переезжают, как будто поближе к морю.

А на самом деле поближе к Богу.

Там ушедшие близкие, любящие и тёплые, ждут нескорой встречи с нами. И молятся за нас, чтобы подольше ждать, и чтобы мы не переехали слишком поспешно.

Я сильно выросла и поменялась.

Кажется, ничто не напоминает ту первоклашку.

Уж сейчас я бы сказала:

– Бабуль, Бог есть. Я теперь знаю.

И, хотя я, да и весь мир вокруг изменились до неузнаваемости, бабушкина любовь как тёплый платок по-прежнему греет меня.

И моя любовь тоже никуда не делась.

Она, как телеграмма, летает туда, на неведомую землю....

УХОДЯЩАЯ ЭПОХА

Моей бабушке – 95.

Как она говорит про себя, – остался только один нормально функционирующий орган. Это мозг.

Всю жизнь она собирает и записывает стихи, и читает их на всех семейных собраниях.

Наизусть. Пачками. До сих пор.

Так что не рассказывайте мне про возрастные изменения, склероз и маразм, хорошо?

Только она может сказать:

– Было давление, не могла встать. Перечитала всего Тургенева.

Бабушка передвигается с трудом, но сама.

Прошлым летом я спалила ее на лавочке у подъезда, где она тусовалась с бабушками помладше.

Лет в девяносто, когда мы боялись на нее дыхнуть, бабушка умчалась на такси с ветеранами праздновать очередную годовщину Великой Победы.

И мы поняли, что бояться бесполезно.

Как-то на бабушкиной кухне мама с удивлением обнаружила невесть как оказавшихся там школьников.

Бабушка поила их чаем, рассказывала о войне и задавала каверзные вопросы типа: какая столица у Грузии и куда все-таки впадает Волга.

Непостижимым образом школьники и бабушка нашли друг друга и стали дружить.

Без рекламы, сетей, телефонных звонков, чисто сарафанное радио.

Так тоже можно, как выяснилось! Респект моей бабушке.

Ее отца, моего прадеда, расстреляли по доносу в сталинские времена. Сосед позарился на их дом…

Из большой семьи только бабушка получила высшее образование.

На следующее утро после ее школьного выпускного началась война.

Она копала окопы в тридцатиградусный мороз в легких сатиновых штанах и обморозила ноги.

Ела хлеб из травы. Ждала с фронта любимого.

До сих пор дружит с его ветеранами. С теми, кто еще жив.

Его ветераны – это дедушкины друзья, воевавшие, как и он, живущие в Ульяновске.

Бабушка пережила несколько исторических эпох.

Она жила при Сталине, при Хрущеве, при Брежневе.

Жила с перестройку при Горбачеве и Ельцине, Живет сейчас при Путине.

Господи, сколько лидеров сменилось!

А бабушка не меняется.

Ее ласковые руки, ее доброе сердце, золотой характер и глубокая мудрость – вот настоящие сокровища семьи!

Ни грамма озлобленности, ни тени жалобы – она живет и любит жизнь.

Современные «о Боже, все пропало, он не купил мне айфон, меня не любят» бабушка никогда не поймет.

Ей отсутствие практически всех жизненных благ и комфортов не помешало вырастить троих детей и во всем поддерживать мужа.

Работать, работать, работать – и любить, любить, любить!

Она все про всех нас знает и молится за всех нас.

Моя бабушка. Прабабушка моих детей. Уходящая эпоха…

ДЕДУНЬ.

Каждый год 9 мая я обливаюсь слезами во время парада.

Потому что в рядах бравых солдат я вижу его.

Он живой, молодой, полный сил и патриотизма.

Он прошёл всю эту страшную дорогу войны и вернулся – победителем!

Но война останется жить в нем всю жизнь.

Как клеймо, выжженое огнём.

Всю жизнь. До самой смерти.

Как основной лейтмотив всех воспоминаний.

Много лет спустя, при встречах с боевыми товарищами, уже старичками – тем же бесстрашием и задором будут гореть их глаза.

Так же не властен будет над ними возраст.

Он ещё будет поднимать страну, вырастит детей и дождётся внуков и правнучку.

Он перенесёт много ударов судьбы и не сломается.

Ни когда по хрущевской реформе будет уволен из войск и лишён дела жизни.

Когда он будет пить, а потом остановится – слышите? без кодирования и психологов скажет себе «стоп».

И больше никогда. Ни капли.

И начнёт все заново.

Ни когда на его глазах распадется страна и загнется любимая партия.

Ни в смутные времена перемены веков, игры в капитализм.

Он будет жить и идти вперёд.

Заботиться о жене, о детях, о внуках.

И в его жизни каждый год будет один день.

Важнее Нового года.

Важнее дня рождения.

День Победы.

В этот день, красивый, подтянутый, во всех наградах, он будет на параде.

За орденами и медалями не будет видно кителя.

Цветы.

Телевизор, весь день транслирующий праздничное шествие.

Песня Лещенко.

Старые фильмы о войне.

Все эти сегодняшние наклейки на машинах, гимнастерки и пилотки, муляжовые автоматы, флаги в размер билборда, крики и бибиканья – все это не имеет к нему никакого отношения.

Этот мир уже не имеет к нему отношения.

Он успел уйти до появления войны на Украине, до возвращения фашизма, против которого сражался.

Но есть место, где мой любимый дед всегда будет жив. Это – парад 9 мая.

И пока мы помним – они все Живы…

ДЕНЬ ВЛЮБЛЕННЫХ

Давным-давно на день всех влюбленных мы пошли в кино.

Ночной показ «Ромео и Джульетты», где играл Ди Каприо.

Помню, сидела в полутемном зале и думала – как будто нарочно выковываются прямо из воздуха эти острые моменты, эти каждоминутные драмы.

Как прям пишет кто-то, невидимый небесный сценарист.

Как юношеский максимализм бьет из всех щелей.

Оно конечно: было ей 13 годиков, было 14 ему.

Но ведь препятствия и испытания никто не отменял, скидок на возраст нет, ни в одном возрасте причем.

Может, поэтому так трудно оставаться влюбленным долгое время, годы и целую жизнь.

Трудно от слова труд.

Последнее время я начала спокойно относиться к февральскому празднику.

Он как напоминалка – эй, ты влюблена в этого человека!

Как уведомление в контакте о мероприятии: сегодня состоится встреча любителей ежиков, медитация в кругу боксеров…

Сегодня у тебя день влюбленных, дресс-код как полагается. Сердечки попками, романтические идеи, распахнутые глаза и обнимающие руки…

Завтра можно снова скучать и ворчать, в халате хмуриться над раковиной. Перепираться и вредничать.

Это как 23 февраля вдруг осеняет мысль, что давненько не дарила мужу носков, ибо он защитник отечества, а делать это без носков негоже.

Или 8 марта – день чтобы вспомнить о том, что существо рядом – женщина, и ее срочно надо задобрить мимозой, а лучше бриллиантами, чтобы стихия не разбушевалась и не снесла все на своем пути.

Так что почему-то день влюбленных настигает меня в другие дни.

Например, в будний понедельник, когда я пробиваю колесо.

И через десять минут мой хмурый принц на забрызганном реагентами коне, бросив все рабочие неотложные дела, прилетает и, выразительно посмотрев на меня сложносочиненным взглядом (так смотрят на Венеру – красивая, но ей бы еще руки отбить), буксирует в сервиз мою ласточку, и уже через полчаса я лечу дальше.

Или когда мой законный Колумб возвращается из командировки, открыв все Анадыреамерики.

И я, толком не спящая несколько ночей, ходящая по сумеркам дозором с двустволкой под мышкой и временно исполняющая обязанности вожака стаи, радуюсь и засыпаю в надежном и безопасном пространстве.

Или когда, вот прям абсолютно без повода, звучит «Я люблю тебя».

А я ненакрашенная и в халате. И вместо романтического трека за кадром дерутся дети.

В одном интервью с Лолитой я прочитала, что для нее любовь – это когда люди вместе, потому что они приняли такое решение, выбрали друг друга.

И тогда ни трудности, ни болезни, ни искушения не способны им навредить.

Такое влюблен по собственному желанию.

Люди, я желаю всем любви! Говорят, это – просто…

Только сердце активировать.

КЛАРА

Есть люди, которые проносятся по твоей жизни кометой и исчезают в соседней галактике.

Но они оставляют в сердце яркий свет, и этот кометный хвост может согревать и освещать путь еще долго-долго.

Нет, вы не видитесь, не звонитесь, не стремитесь к общению.

Живя в разных мирах, не соприкасаетесь днями и жизнями.

Но этот кометный хвост – так ярок!…

Эта женщина для меня – произведение искусства.

Воплощённое Вдохновение. Муза.

Такое чувство, что в какой-то миг открылась дверь из параллельной вселенной – и вошла она…

Те, кто хоть раз попал в её поле, хоть раз слышал, как она живочитает стихи, хоть раз читал стихи с ней, сейчас хором кричат :"Дааааа!"

Это необыкновенно острое ощущение волшебства. Гипноз. Музыка поэзии.

Как крыса при звуках дудочки, я завороженно застывала на месте и готова была слушать, слушать, слушать…

Клара не вела пары, как другие преподаватели.

Она читала курсы.

И это были не всеобязательные умнящие дисциплины, а сценическое действо со всеми вытекающими.

Клара Борисовна заходила в кабинет и приносила с собой атмосферу.

Атмосфера неспешно растекалась по помещению и обволакивала каждого студента, даже если он ещё не успел проснуться.

Погруженная в невидимый нам мир, сосредоточенная и одухотворенная, шурша длинной юбкой, Клара начинала таинственные приготовления.

Завешивала окна, настраивала проектор.

Стелила на обычную парту простую скатерть.

Глиняная чашка. Свеча. Яблоко.

И, неуловимо похожая сразу на всех женщин Грузии, начинала рассказывать о Нико Пиросмани.

Казалось, сам Нико в этот миг неслышно проникал сквозь стены, присаживался за свободную парту и внимательно слушал Клару…

… В тот день в кабинет неожиданно ввалился наш легендарный Владимир Михайлович (вы его знаете, а я ещё о нем напишу).

Он окинул кабинет взглядом полководца, оценивающего численность и боевой дух войск и отверз уста.

Наравне с былиной об Илье Муромце я поставила бы повествование о наших гнилушках, которые светятся в педе на музфаке.

Мы слышали его каждый божий год со всех возможных сцен, и знали наизусть.

Длиться сие повествование могло и 20, и 40 минут. Главное, чтобы не пошло на второй круг.

Не подумайте, мы любили декана и тепло вспоминаем его до сих пор.

Это была всего лишь маленькая фишка мощного талантливого человека.

Обычно все дослушивали до конца, улыбаясь и переглядываясь.

Гнилушки, если хотите, стали некой визиткой музфака.

В тот день, первый и единственный на моей памяти раз, все пошло не так.

Диссонанс исказил намоленное пространство. Вспугнутый Пиросмани еле успел укрыться за шторой. Мы дружно вздохнули и приготовились к неизбежному.

Клара Борисовна не произнесла ни слова. Только черты лица как будто заострились.

Молча начала она разбирать экспозицию.

Легко и стремительно сгребла чашку, яблоко и свечку в скатерть. Сняла затемнение.

Бесшумно скользя по кабинету, она не уронила ни слова, ни взгляда.

Только юбка на поворотах свистела, как пуля, не успевая за хозяйкой.

Это было удивительно. Потому что наш грозный декан вдруг начал сбиваться с мысли, забывать слова и в конце концов бочком вышел из кабинета и плотно закрыл за собой дверь. Всё явление заняло минут пять, не больше.

В свистящей тишине мы смущённо потянулись к выходу, произнося традиционное "до свидания, Клара Борисовна" почему-то шёпотом, оставляя в кабинете Клару вдвоём с Нико…

Прошло два десятилетия, а картинка такая же яркая.

И все так же я люблю и восхищаюсь.

АУФТАКТ

Как же здорово быть студентом!

Оно согревает потом всю жизнь – веселье и тепло тех лет.

Каждый год на студенческих собраниях звучала тема гнилушек.

Все мы до поступления сюда успели переслушать много разной музыки.

Известно, что в любом музыкальном произведении есть тема. Основная, побочная, заключительная.

В операх, балетах так вообще этих тем много.

Тема любви, тема вражды, тема Родины…

Тема гнилушек на наших собраниях звучала неизменно.

Что-то вроде: да, мы живём в гнилушках. Но гнилушки наши светятся!

Вроде того: наш музфак обветшал, но все равно крут.

Тема обрамлялась патриотическими спичами о расцвете Самары и величии России.

Солировал наш декан, Владимир Михайлович.

Человек небывалого масштаба и темперамента, с неперечислимым количеством регалий.

Личность с большой буквы с десятью восклицательными знаками.

Мы слушали, улыбались и некоторым образом светились отраженным от гнилушек светом.

Наизусть знали запев , припев и коду.

Были в курсе, что все может пойти на второй круг, что означало плюс 20 минут.

Прогульщики спрашивали потом – ну что, гнилушки все светятся? —на что получали благодушный ответ:

– Светятся, а что им будет.

Каждый год в филармонии мы пели "Крылатые качели".

Со всего города собирали хоры.

Хористы в концертной форме торчали во всех проходах, на всех галерках под присмотром хормейстеров

Когда наступал момент икс, в сотни ртов на сотни голосов мы выдавали на гора песню Крылатова.

Дирижировал нами всеми Владимир Михайлович.

Он, казалось, держал в своих дирижерских объятиях весь город, небо, Землю… Масштабными жестами отправлял он нам флюиды музыки и порыкивал в особенно важных значимых местах.

Он сразу всех предупреждал, что молча дирижировать не умеет.

На всякий случай мы пели погромче, чтобы не палить декана.

На третьем курсе я пошла работать концертмейстером в родном институте.

Нигде после не было мне так тепло и по-домашнему, как здесь.

Довелось попасть в класс дирижирования к Владимиру Михайловичу.

Здесь каждому надо было пройти боевое крещение ауфтактом.

Радостный благоговеющий первокурсник робко топтался перед самим громовержцем.