Две стороны. Часть 3. Чечня

Днем каждый занимал себя, как мог. Почистили всё вооружение, кроме пушки. Щербаков здесь же, на высоте, нашел напечатанную на русском языке брошюру, в ней описывались основные исламские обычаи: сколько раз в день нужно молиться, что есть, что не есть, как и куда мусульманину ходить в туалет и что при этом использовать. Вероятно, данное пособие предназначалось для боевиков, мало знакомых с исламом, но воюющих под знаменами его радикального направления. Бойцы чаще всего развлекались игрой в карты или спали, контрактник-пехотинец, ездивший за дровами в избушку, нашел там кучу катушек с разноцветными нитками и теперь вышивал знаки «Гвардия» для солдат «на дембель» или звезды на самодельных погончиках, надеясь потом их обменять на что-нибудь у офицеров.

Изучив брошюру, Александр еще сильнее почувствовал разницу менталитетов. Другой литературы на высоте не имелось, и Щербаков, чтобы хоть чем-то себя занять, сделал из пули 5,45 кулон на шею. Долго полировал пулю о кусок шерстяной ткани, пока она не стала зеркально-гладкой. Решил, как вернётся домой, подарит её Ивану – сыну своего товарища Кости Акчурина. Больше в голову ничего не приходило. Оставалось только спать днем в землянке, чтобы хоть как-то убить время и не засыпать ночью в карауле, или сидеть на башне танка и смотреть вдаль на тоскливые серые холмы Сунженского хребта.

Через несколько дней, 12 февраля, по приказу командира 6 МСР Андрея Дегтярева, Щербаков поехал на высоту 319 за БТРом. Прошла почти неделя, а от контрактников, оставшихся чинить БТР, никаких вестей, на связь они не выходили. Прибыв на высоту, Щербаков увидел, что БТР так и не отремонтирован, потому что все эти дни контрактники находились в запое. Следить за ними было некому, а водку они покупали, спустившись с высоты в поселок Подгорный. Омоновцы, ставшие друзьями танкистам за время пребывания в прошлые дни на высоте, надавали им «ништяков» – консервы, сок, сигареты. К вечеру контрактники протрезвели и 157-й, зацепив «мертвый» бронетранспортер, утащил его в расположение 6-й мотострелковой роты.

На следующий день поступил приказ о передислокации, и 157-й вместе с 3-м мотострелковым взводом, проехав по подмерзшей горной дороге около трех километров, занял оборону на высоте 378,0. После обеда за Щербаковым на МТЛБ приехал замполит Олег Сергеев.

– Собирайся, Щербаков, – сказал капитан Сергеев. – Поедем в штаб батальона.

– Зачем? – привыкший за несколько дней к вольной жизни без командиров, спросил лейтенант.

– К параду будем готовиться. Скоро 23 февраля.

– А экипаж как же без меня?

– За экипажем Сан Саныч присмотрит, – замполит кивнул в сторону коренастого контрактника с большими рыжими усами в виде подковы.

Парад

Командование 2 МСБ базировалось на окраине Заводского района города Грозный, в восьми километрах от места, куда за Щербаковым приехал замполит Сергеев. Вершина, с которой открывался вид на промзону Заводского района и начало Старопромысловского района, обозначалась на карте как высота 283,8. Круговую оборону заняла 4 МСР со вторым танковым взводом, охранявшим штаб батальона. По периметру расположения подразделений вырыли траншейную сеть и еще одно кольцо из окопов на самой верхней точке холма – наблюдательном пункте, туда забраться можно только по крутой тропинке.

Сюда же прибыла с хребта артиллерийская батарея на своих самоходных установках. Остальные две мотострелковые роты – 5-я и 6-я с минометными взводами и двумя танковыми взводами растянулись по вершине Сунженского хребта, защищая город с южного направления.

Штаб 2-го МСБ располагался в большой ротной палатке, офицеры штаба жили в притащенных из промзоны строительных вагончиках, в один из них временно поселили Щербакова. Вагончик был разделен на две части маленьким «предбанником» посередине. В одной стороне вагона жили начальник штаба майор Станкевич и его замначштаба капитан Золотарев, в другой Щербаков делил комнатушку с комбатом танкового батальона Купцовым и старлеем Игорем Сенчиным, назначенным командиром 1ТР взамен лежавшего в госпитале Абдулова. Замполит Сергеев жил в отдельном вагончике с командиром батальона Бельским. У медиков стояла своя большая палатка, артиллеристы, как в Шелковской, вырыли огромную землянку на всю артбатарею. Солдаты мотострелковых отделений ютились в землянках более скромных размеров. Чтобы как-то уберечься от сырости, холода и осыпалающейся земли, их стены завешивали брезентом или коврами, за которыми по ночам шебуршали мыши. Руководство полка не одобряло такие настенные «украшения», притащенные из разрушенных и покинутых жителями домов, но ковры оставались висеть в землянках.

Из приятного здесь имелась столовая, находившаяся в большом строительном вагоне на колесах. Завтрак, обед и ужин – всё горячее, вкусное, приготовленное двумя поварихами-контрактницами. Особенно вкусны щи из консервированной кильки в томатном соусе.

По прибытии Щербакова отвели в горячий душ, организованный в палатке, а затем зампотыл Газарян выдал лейтенанту полностью новое обмундирование, всё, от трусов до зимнего камуфлированного комбинезона. Апофеозом были новые берцы 40-го размера, прямо по ноге! Всё это предназначалось, во-первых – для парада, а во-вторых – в батальоне усиленно боролись с замучившими всех за время нахождения в долгой командировке платяными вшами. Офицерам, принимавшим участие в параде, меняли форму на новую, остальным всю одежду прожаривали в автоклаве, затем обрабатывали какой-то мутно-белой жидкостью. Всё это успешно позволяло уничтожать «бэтэров» и в конце концов избавиться от них, по крайней мере, пока в 4-й МСР и штабе батальона. На хребте в 5-ю и 6-ю мотострелковые роты с жидкостью от «бэтэров» на своем МТЛБ регулярно выезжали медики, взвод за взводом избавляя батальон от «врага № 2».

Аэродром Северный, где должен был проходить парад и куда ездили тренироваться маршировать солдаты и офицеры 2-го МСБ, находился в одиннадцати километрах от места дислокации штаба батальона. После раннего завтрака военнослужащие грузились в «ЗИЛы» и «шишарики», затем колонной ехали через несколько районов Грозного до аэродрома. У каждого с собой автомат и подсумок на пять магазинов, один из магазинов пустой – его пристегивали на аэродроме при тренировках к маршу, чтобы никто никого случайно не подстрелил.

На всех больших перекрестках города стояли бетонные блокпосты с дежурившими на них командированными омоновцами, реже совместно с чеченскими милиционерами-гантамировцами. По дороге, за недолгое «мирное» время, успели образоваться стихийные мини-рынки, на них постепенно возвращающиеся в город местные жители торговали всем подряд, но в основном едой, спиртным и сигаретами, привезенными из Дагестана и Ставрополья. Порой колонна останавливалась на таких рынках, но подаренные омоновцем Олегом деньги Щербаков берёг на свой день рождения и лишь изредка покупал себе сигареты с фильтром. Постоянными покупателями являлись или недавно прибывшие с деньгами из отпуска офицеры, или «намутившие» на продаже бензина «прошаренные» дембеля и контрактники.

Помимо солдат и офицеров 2 МСБ, на аэродроме Северный готовились к параду военнослужащие других федеральных и внутренних войск, находящихся сейчас в Грозном. Торжественным маршем должны были пройти лучшие солдаты и офицеры, отличившиеся в боях за город. В их число попал и лейтенант Щербаков.

В первый день тренировки, когда военнослужащие 2 МСБ вышли на территорию аэропорта через разгромленный терминал, Щербаков уже не увидел золотых букв DGOXAR CALA на его стенах, их сбили. Осталась только пробитая пулями и осколками ржаво-синяя надпись «АЭРОПОРТ».

С момента прибытия и далеко за полдень отобранные к параду солдаты и офицеры, пристегнув пустые магазины к своим АК-74, вспоминали строевую подготовку, забытую за время долгого боевого похода. Маршировали из одной стороны огромного бетонного поля в другую, учились выходить из строя по команде, хором кричать «Ура!» и «Здравия желаем, товарищ министр обороны!» или «Здравия желаем, товарищ Верховный Главнокомандующий!», в зависимости от того, кто приедет – министр обороны маршал Сергеев или исполняющий обязанности президента РФ Путин. Тренировка часов до двух, потом вновь на «базу», затем поздний обед. И так каждый день.

16 февраля – день рождения Александра Щербакова. С утра вновь приехали на аэродром маршировать.

– Щербаков, с днем рождения! Ну ты проставляться будешь? – хлопнул по плечу лейтенанта комбат Купцов.

– Так точно, товарищ майор. На обратном пути хотел на рынке купить что-нибудь.

– Ты не «что-нибудь», а пива и водки купи. Вон бери ЗИЛ с водилой и езжайте на рынок, чего время терять! – комбат ткнул в сторону ЗИЛ-131 с тентованным кузовом.

– Есть, товарищ майор!

Радостный от того, что ему не надо полдня вышагивать по бетонным плитам аэродрома, лейтенант направился к грузовику с дремлющим за рулем водителем-срочником.

«Алё, просыпаемся! – запрыгнув на пассажирское сиденье, сказал Щербаков. – Музыка есть?»

Сначала Щербаков заехал на ближайший мини-рынок, но там из спиртного было только пиво, в основном «Балтика» и «Оболонь». Пригодились деньги, подаренные омоновцем Олегом, на их часть Александр купил несколько полторашек «Оболони» и сигареты «Донской табак» с фильтром. Оставалось найти еще водки и, может, чего-нибудь закусить, если деньги останутся.

«Поехали водку искать, – сказал Щербаков солдату-водителю, отхлебнув пива из полторашки. – В Старопромысловском районе большой рынок, сказали».

Почти на каждом блокпосту ЗИЛ останавливали омоновцы, но, проверив пустой кузов, разрешали ехать дальше. Однако на одном из перекрестков командированные милиционеры стали требовать маршрутный лист.

«Где вы были, когда тут жопа была?! – стал возмущаться лейтенант. – Приехали на всё готовое, блокпостов тут наставили и своих не пускают!» Но менты категорически отказывались пропустить машину. «Хрен с ними! Давай разворачивай и по дворам поедем!» – хлопнув дверью, сказал Щербаков.

Машина развернулась и, попетляв по дворам, выехала на Старопромысловское шоссе, стрелой протянувшееся по Старопромысловскому району Грозного. Этот район не так сильно пострадал от войны, и по обеим сторонам дороги мелькали почти не тронутые осколками пяти и трехэтажные дома. Вскоре слева от шоссе увидели большой рынок. Товаров здесь гораздо больше, в том числе продавалась водка «Пристань» производства Северная Осетия. Лейтенант, не торгуясь, купил несколько бутылок, сложив их в черный полиэтиленовый пакет. «Совсем недавно в такой же пакет наших по кусочкам собирали. – мелькнула мысль в голове лейтенанта. – А сейчас водку складываем».

– Так, бензин еще есть? – Щербаков посмотрел на водителя, явно хотевшего что-то «намутить» с бензином, но маршрут получался слишком длинный.

– Ну есть еще чуть, – обреченно сказал солдат, поняв, что излишки бензина «чехам» продать не удастся.

– Тогда еще в одно место съездим, тут недалеко. Поехали прямо.

Но «недалеко» оказалось не так уж и близко. Машина еще минут двадцать ехала по шоссе на выезд из Грозного, наконец показались окраины города с промзоной. Слева высилась знакомая высота 319 и темнели крыши поселка Подгорный. ЗИЛ подъехал к железным воротам базы, за их железными прутьями маячил часовой в бронежилете.

«Здорово, брат! – открыв дверь, закричал Щербаков. – Ты майора Павлова можешь позвать? Скажи лейтенант Щербаков приехал! Танкист. Мы вместе на 319-й высоте стояли!»

Минут через пятнадцать в проеме ворот появился хмурый Павлов.

– Олег! Привет! – Щербаков кинулся к омоновцу. – У меня день рождения сегодня. Решил вот к тебе по случаю заехать.

– Привет, Саша, – Олег протянул руку лейтенанту, – поздравляю.

– А ты чего такой? У меня вон водка, пиво с собой! Давай по пятьдесят граммов, за встречу.

– Нет, Саша, спасибо. У нас сегодня на разминировании товарищ погиб. Так что ты уж извини, в другой раз.

Небо затянуто низкими серыми облаками. Всю обратную дорогу Щербаков задумчиво курил и пил пиво, настроения никакого. На часах далеко за полдень, когда приехали на аэродром, вскоре возвращаться в расположение батальона.

– Товарищ майор, задание выполнено. Водка и пиво в машине, – доложил он Купцову.

– Щербаков, ты за водкой в Волгоград ездил? Чего так долго?

– Нет, товарищ майор. Машина просто сломалась, чинили…

– Эх, если бы не день рождения у тебя! Иди вон в БТР спи, чтобы тебя никто не видел!

Вечером в вагончике начальник штаба Станкевич и его зам Золотарев вежливо отказались от празднования, видимо, соблюдая субординацию. Комбат Купцов тоже ушел куда-то, забрав всё пиво. В скромном праздновании дня рождения Щербакова поддержал только старший лейтенант Сенчин. Лейтенанты просидели до полуночи за бутылкой водки, вспоминая мирную жизнь и всякие смешные случаи из неё. Затем, не раздеваясь, легли спать.

Ночью случилась боевая тревога – сработали «сигналки» в лесопосадке, почти вплотную примыкающей к занявшему оборону батальону. Батальон подняли по команде «К бою!», и по данному участку лесополосы был нанесен массированный огонь, включая минометный. Щербаков проснулся от треска автоматных очередей и взрывов, гремящих поблизости. Схватив автомат, он вместе с Сенчиным выскочил из вагончика в ночную темень. С самой высокой точки холма, где находился главный наблюдательный пункт, в сторону Заводского района Грозного стреляли из всего, чего только можно. Очереди трассирующих пуль летели вниз, пропадая за склоном. За холмом тоже гремели выстрелы, свист и разрывы мин.

– Игорь, что делать? – еще не проснувшись, сквозь грохот прокричал Щербаков.

– Ты всё равно без танка. Оставайся здесь! Я на танк! – и Игорь побежал в сторону своего Т-72, растворившись в темноте. Щербаков залёг рядом с вагончиком за грудой поленьев, нацелив автомат в сторону, откуда раздавалась канонада. Сердце бешено колотилось – нападение боевиков? Но вроде город полностью под контролем федеральных и внутренних войск. Может, диверсионная группа? Щербаков напряженно всматривался в темноту. Ничего не видно, лишь порой от вспышек взрывов высвечивался контур холма.

Вскоре стало понятно, что в ответ не раздается ни единого выстрела – скорее всего какой-нибудь лесной зверек зацепил натянутую проволоку сигнальной ракеты. Поступила команда «Прекратить огонь», и наступила тишина, лишь вдали слышался рокот приведенных в боевую готовность танков. Потом замолчали и они.

Количество наблюдателей увеличили, но до утра всё то же безмолвие, лишь редкие окрики часовых.

Утром не выспавшиеся из-за ночной стрельбы Сенчин и Щербаков направились в вагончик-столовую. Гречневая каша с тушенкой не лезла, «сушняки» давали о себе знать. Вспоминая ночной инцидент и подшучивая друг над другом, они пили чай, как где-то недалеко раздался одиночный выстрел.

– Это что за нафиг? – Игорь отхлебнул из железной кружки.

– Не знаю. Голова болит после вчерашнего, а тут еще опять на аэродром маршировать, – ответил Александр.

Лейтенанты уже собирались уходить из столовой, как туда вбежал запыхавшийся командир 152-го танка сержант Чернов.

– Товарищ старший лейтенант, – закричал он, глядя на Сенчина, – там Везенёва убили!

– Как убили?! – Сенчин вскочил со стула. – Где?

– В вагончике, где мы с пехотой живем!

Лейтенанты и Чернов выскочили из столовой и побежали по раскисшей грязи в сторону 152-го танка. Подбегая к голубому строительному вагончику со стоящим рядом в окопе 152-м, они увидели лежащего на высоких деревянных «козлах» механика-водителя Везенёва. Над ним суетился старший прапорщик медицинского взвода Слава Румянцев. Козлы были накрыты серебряной пленкой-фольгой, сверкающей на солнце. Подойдя ближе, Щербаков рассмотрел начавшее желтеть бледное лицо механика Женьки Везенёва. Чуть выше его правого глаза чернело маленькое входное отверстие от пули. Румянцев пытался ввести иглу шприца в вену Женьки, качнув «козлы», отчего голова механика слегка повернулась, открыв взгляду огромную дыру, величиной с большое яблоко, в черепе сзади.

– Слава, да что ты его колешь, он же мертвый уже, – сказал Щербаков прапорщику, поймав себя на мысли, что мертвое тело не вызвало у него никаких чувств: ни страха, ни жалости, ни отвращения. Никаких.

– Инструкция, Санёк, – всё-таки сделав укол, ответил Румянцев.

– Да заворачивай его уже! Всё!

Стали выяснять, кто и как убил механика-водителя Весенёва по кличке Бокс, прошедшего всю войну, от боёв в Кадарской зоне Дагестана до сражений в Грозном, в недавнем прошлом спортсмена-боксера. И вновь сказалось отсутствие страха перед оружием и нарушение техники безопасности при обращении с ним. Во время ночной тревоги танкисты экипажа танка 152, жившие вместе с мотострелковым отделением в большом строительном вагончике, в темноте и суете похватали хранившиеся в общей пирамиде автоматы, не разбирая где чей.

После отбоя тревоги все возвратились в вагончик, будучи уверенными, что каждый стрелял из своего автомата. Недавно прибывший в пополнение экипажа, отслуживший в армии всего полгода, наводчик орудия рядовой Селиванов также выбегал по тревоге и тоже хватал автомат, но, как потом это выяснилось, автомат он схватил не свой. Каждый день наводчик орудия участвовал в тренировках к параду. После команды «Отбой» вместе со всеми Селиванов вернулся в вагончик и, зная, что утром ехать на тренировку, проверил автомат на отсутствие патрона в патроннике, поставил на предохранитель и пристегнул к автомату пустой магазин. Да только автомат это был не его. Мотострелки поставили автоматы в общую пирамиду с полными магазинами.

Утром все собирались на завтрак. Весенёв, как старослужащий, еще сонный сидел на нарах. Уже обувший сапоги Селиванов взял из пирамиды свой АКС-74, который ночью по тревоге схватил кто-то из мотострелков. То, что автомат стоял не в своей ячейке, его не насторожило. Наводчик, успевший подружиться с Весенёвым, шутя направил на механика АКС.

– Бокс, ты на завтрак собираешься? – спросил Селиванов механика.

– Нет. Чаю мне принеси в котелке и всё.

– Ну тогда прощай, Бокс, – Селиванов, будучи уверенным, что у него пристегнут пустой магазин и в патроннике нет патрона, прицелился в голову Весенёва, подмигнул ему и нажал курок.

Грохнул одиночный выстрел, голова механика дернулась, забрызгав мозгами и кровью стенку вагончика. Селиванов, не понимая, что произошло, выронил из рук автомат и медленно осел по стене.

На следующий день Селиванова увез на Терский хребет следователь из военной прокуратуры. Но, как потом выяснилось, Селиванова не посадили – всё списали на боевые действия. Весенёва в цинковом гробу отправили домой, посмертно наградив медалью «За отвагу», а Селиванов дослужил до дембеля водителем в какой-то другой части.

21 февраля, сразу после тренировки, объявили, что парад, посвященный Дню защитника Отечества, будет проведен завтра, а не 23-го, как положено, во избежание возможных провокаций со стороны боевиков. Кроме того, 23 февраля – начало сталинской депортации чеченцев и ингушей с территории Чечено-Ингушской АССР в Казахстан и Киргизию в 1944 году. Проводить парад в этот день федеральное командование сочло неуместным. Всю оставшуюся часть дня солдаты и офицеры батальона приводили в порядок оружие и одежду, начищали сапоги и берцы.

Ранний подъем, завтрак, и колонна выдвинулась в сторону Северного. У аэропорта стояла куча техники, доставившей других участников парада. На территорию аэропорта прошли через расчищенный от мусора и битого стекла терминал. Огромную площадь перед зданием аэровокзала заняли «коробки» с военнослужащими других войск и подразделений, дислоцированных в Грозном. 2 МСБ занял своё место справа от основной массы военных, стоя лицом к терминалу, на котором еще недавно блестели золотом буквы DGOXAR CALA. Сейчас букв не было, а все стены аэропорта затянули зеленой маскировочной сетью, чтобы скрыть черные пятна копоти на них и выбитые окна, заложенные мешками с песком. Перед каждым подразделением стояли столы, такие можно увидеть в любом офисе, с лежащими на орденских книжках орденами и медалями. Часть наград Щербаков успел рассмотреть перед построением. Больше всего Александру понравился орден Мужества – лаконичный серебряный крест с двуглавым орлом посередине и пятиконечной колодкой цвета крови.

Наконец войска построены, наступила тишина. В небе по-весеннему сияло февральское солнце, и в зимнем камуфляже было достаточно жарко.

Парад открыл министр обороны России маршал Игорь Сергеев. На торжественном митинге он поздравил солдат и офицеров с их профессиональным праздником, поблагодарил за хорошую службу, и сказал, что "завершающая фаза контртеррористической операции подходит к концу". Правда, сроки маршал не назвал. Также из его уст прозвучало, что "По мере выполнения поставленных задач войска будут возвращаться к местам постоянной дислокации, хотя горные районы необходимо контролировать до тех пор, пока не убедимся, что они живут спокойно". Далее он добавил, что Грозный сейчас максимально закрыт для входа-выхода, чтобы завершить разминирование, установить контроль, разрушить опасные здания, а затем передать его органам власти. Сергеев зачитал указ о присвоении командующим федеральными войсками на Северном Кавказе новых воинских званий. Виктор Казанцев стал генералом армии, Геннадий Трошев – генерал-полковником, а Владимир Шаманов – генерал-лейтенантом. Все они присутствовали на параде.

После этого министр обороны и члены генерального штаба, прибывшие с ним, стали вручать ордена и медали отличившимся в боях солдатам и офицерам. Военнослужащим 2 МСБ награды вручал какой-то полковник. Щербаков стоял и гадал, наградят его или нет, хотя ходили слухи, что наградят всех, кто участвует в параде. Но его фамилию всё не называли – может, она в конце алфавитного списка? Время, отведенное на награждение, заканчивалось. Уже зазвучали команды подготовки к парадному маршу, как вдруг Александр услышал: «Старший лейтенант Щербаков, выйти их строя!» С дальних концов плаца доносилось «равняйсь-смирно», лейтенант почти бегом выскочил к полковнику. Пока бежал, в голове мелькнуло: «Я же просто "лейтенант", а сказали "старший"». Полковник сунул Щербакову в руку медаль с удостоверением к ней, быстро пожал руку: «Встать в строй!», не став дожидаться от лейтенанта «Служу Отечеству!». Щербаков бегом вернулся на свое место, сунув медаль в карман и не успев даже рассмотреть её.

Началось торжественное прохождение маршем всех подразделений перед трибуной с высокопоставленным руководством из Министерства обороны. Щербаков шел в последней шеренге, чеканя шаг и ликуя в душе от того, что его наградили. Пусть не орденом Мужества, но медалью! Кроме того, слова маршала Сергеева о том, что «войска будут возвращаться к местам постоянной дислокации» внушали надежду о возможном скором возвращении домой.

Когда тожественный марш завершился и поступила команда «разойдись», Щербаков наконец-то вынул награду из кармана, чтобы как следует её разглядеть. На ладони золотилась медаль Министерства обороны РФ «За укрепление боевого содружества».

После окончания парада прямо здесь же, на аэродроме, начался концерт. Перед военнослужащими выступал военный ансамбль песни и пляски СКВО, актриса эстрады и кино Елена Воробей и поэт-песенник Илья Резник. Все смеялись пародиям актрисы, подпевали песням Резника и любовались красивыми девушками из ансамбля песни и пляски. Война отступила на второй план, и, наверное, каждый думал о мирном будущем, о возвращении домой.

Вечером в расположении батальона, в большой ротной палатке, состоялась неофициальная часть праздника, а именно обмывание полученных наград. Такую традицию завели еще в советской армии. Щербаков, как и все остальные награжденные сегодня офицеры, опустил свою медаль на дно железной кружки, на четверть наполненной водкой, и выпил. Теперь считалось, что медаль можно носить. Но с медалью на груди он просидел лишь до конца праздничного вечера, затем снял её и, упрятав в коробочку, положил поглубже во внутренний карман камуфлированной куртки.

На следующее утро Щербакова отвезли к своему экипажу на высоту 378,0.

Высота 378,0

Начались унылые будни. Танк лейтенанта Щербакова занял оборону на высоте 378,0 вместе с 3-м мотострелковым взводом 6-й МСР. Т-72Б стоял в окопе, оставшемся еще с первой войны и прикрывал левый фланг шестой мотострелковой роты. Танкисты жили вместе с солдатами 3-го мотострелкового отделения в большой землянке, также вырытой в годы первой чеченской. Скорее это была не просто землянка, а блиндаж – перекрытие сложено из толстых железных швеллеров, на них уложены мешки с песком и сверху всё засыпано землей, успевшей покрыться за долгие годы чахлыми пучками травы. Землянка-блиндаж запросто могла выдержать минометный обстрел и даже попадание снаряда небольшого калибра. Нахождение укрытия выдавала лишь торчащая из земли труба печки-буржуйки с идущим из неё белым дымом. Вход в блиндаж соединялся с сетью траншей, одна из которых выходила к танковому окопу.