Беседы с ангелом Ъ

в голове не меняет суммы. Покупать очки только для того,

чтоб различать "Ш" и "Б" таблицы бессмысленно.

Лица потеряли чёткость, мелодии – ритм, город

превратился в сплошную улицу, жизнь – в хоровод,

в бесконечную цепь узнаваний, быстрый

поток. И ты, как галька чувствуешь каждую каплю,

крадущую твои углы, каждую волну прилива,

становясь не обломком, а окатышем, лениво

соглашаясь с Шекспиром, что жизнь – театр,

бартер фраз и жестов на аплодисменты и портрет

в фойе. Время учит безразличию к себе и прочим

деталям пейзажа, как уже бывшим когда-то. Ты просто

очередной поезд, катящий из пункта А в пункт Б по рель-

сам из роддома в дурдом под тахикардию колёс.

Человек, как известно, произошёл

из праха и траха, остальное – Photoshop.

Наши лица с утра рисует не Бог, но Босх

из красок семи смертных и какой-то

особенной едкой дури. Забудь свою анкету

и список контактов, выдох становится ветром

за долю секунды. В этой комнате

нет никого. Держи прямые попадания

жизни, чтоб, оглянувшись в дверях на старости лет

спокойной рукой выключить свет,

и не искать оправданий.

***

Ты, который сказал «прощай»

не жизни, но её смыслу, опять возвраща-

ешься, как старый солдат на поле, с

которого тебя то ли ангелы, то ли черти еле живого вынесли сто лет

назад. Оно обросло травой, холмы оплыли как

старушечьи груди. Линия фронта переползла с карт

каким-то образом в календари.

Люди, став старше, воюют со временем, как Рим

с Великим Переселением себя

из жизни в учебники истории. Я

бы советовал бросить всю эту

дурь, припомнить про суету

сует старого еврея.

Просто поверь мне,

что скоро прошлое опять заявит

своё право на зависть

к будущему. Но пока шагай по этим зелёным

холмам, как будто снова влюблён,

румян и не искорёжен,

как будто улица заканчивается домом, полёт –

огнями полосы, а тишина – чуть слышным «я тебя тоже»…

***

Ты снилась мне с ребёнком на руках,

в застывшем мире, как на фотографии,

где обездвиженность рождает страх

несуществования предмета. И, поторапливая

память, я отмечал знакомые черты

лица, скользил рукой по линиям,

чтоб убедиться – это ты.

Да, это была ты. И все слова отныне

вдруг разом по-

теряли строй и смысл.

Как кони из-под

убитых седоков, они сбивались во взмы-

ленные табуны, бесцельно бегали по полю.

Я именем чужим тебя назвал,

и ты, не выходя из роли

мадонны, полуприкрыв глаза,

с улыбкой сладкой сла-

бости, как свежевынутое сердце

не мне, но небу вознесла

спокойно спящего младенца.

Ты снилась мне…

***

на пасху мир воскрес

и стал доверчивей и ближе,

меж облаков развёл иконно-золотой,

и некто в медовую эту жижу

макнул перо и вывел, улыбаясь, лес

и небо, и дорогу в их изначальной простоте,

и я нырнул в неё и, странно – выжил.

а бог, как во все стороны текущая река

вдруг затопил собою мир,

и ворон мысли, возвратясь в мой ум-ковчег издалека,

всё повторял одно лишь слово «бесконечность».

лишившись тверди, человек вмиг

обретает речь, но

слов его уже не разобрать

другим, лишь чужеродный говор моря,

ритмичный гул волны в извивах раковин ушных,

далёкий телефонный зуммер,

и ты не то, чтоб вне сети и глух,

но умер, просто умер…

***

Я видел море,

лавину кораблей и город

на холме,

пробитый щит Гектора

и смерть.

И волны растекались

по песку,

разглаживая, как хозяйка скатерть,

узоры букв.

И луч закатный на две

части резал вечер

как лезвие вдоль вен

предплечье.

А город, позабывший про Гомера,

уменьшился вдруг до размеров

летящей в южное тепло осенней птицы,

и я бежал за ним проститься,

в отбрасывающий назад прибой.

Устал я, бог,

вновь раз за разом смахивать слезу,

ты вынь застрявшую в моём глазу

пустую жизнь – твою ресницу.

***

Марокко кончилось. И «Бо-

инг», печальней, чем Ли Бо

в годину ссылки

выволок за шкирку

из страны меня, тебя и восемь

гигабайтов фотографий.

И офи-

гев от осени,

московских пробок,

здесь сонными амёбами

с перрона будней

в вагон зимы

вползают люди.

И двое из них мы.

А мне всё чудится

бербер на дромадере

и сенегальский нелегал,

торгующий хернёй на пляже,

и мы с тобою в ветреном пейзаже

прибрежных скал.

Наверное, обман зеркал

или ошибка зренья,

всё просто, без обид.

И в плеере густая Enya

выводит акварелью

May it be…

***

любовники все друг для друга дети

в их вечных поисках тепла раздетых

душ и тел. перед рассветом ветер

холодными губами собирает тьму с ресниц

и лица обретают чёткость утра.

в распахнутом окне распахнутый июль как будто

нехотя меняет тёмные покровы на платье дня

и, улыбаясь, смотрит на меня.

ты спишь. и родинка в углу брови похожа на звезду

рожденья, и я волхвом в пустыне вслед за ней бреду

как те тогда шли в ясли.

я счастлив.

ночь обнажает всё, и даже глупые слова

вдруг обретают тон молитвы едва

соприкоснувшись с воздухом.

а небо розово

вдали, и мы вплываем в утро каким-то чудом

выжившим лох-несским чудищем

переплетённых тел.

и белый

свет не видывал таких нахалов,

решивших, что им мало

всех летних дней вдвоём.

в проём

окна рассветный дождь кидает гроздья капель,

проснувшись, кошка тянет лапы,

зевает и ложится снова спать и

видеть сны до будущих времен,

когда всем не разбуженным влюблённым

позволят навсегда не размыкать объятий.

***

горлица моя,

лица не пряча плачу,

и наугад тяну слова из тишины,

и ныкаю в грамматику любовь к тебе,

как зэк напильник в чёрствую горбушку.

из сотни бед

мне выпало рядить в бездушность букв

звук медленных моих шагов к тебе,

а, встретившись, молчать нелов-

ко, прогуливаться мокрым парком

и в сонном утреннем метро

срастаться аркой

соприкоснувшихся голов.

***

Трепещет Троя

и жертвы жирный дым уходит в небеса,

ахейцы молят о победе, и сам

холодный бог глубин

уже протягивает руки к живым пока ещё героям.

Лишь море

вечно, вечная волна несёт на азиатский берег корабли,

и наперёд уж знает имена убитых,

играют бли-

ки на воде, на мордах кованых таранов,

и кони бьют копытами

в такт бою

барабанов.

Злая стая кораблей врастает в сушу,

на десять лет, играет полами туник борей,

хрустят ракушки

под подошвами царей,

идущих разрушать

культурные объекты задолго до ИГИЛа1,

и разбивается волна

троянским плачем о наголенник Ахилла.

***

Военно-патриотическая песня

Шли танки по шоссе

и летели «сушки»,

нас Володя посылал

воевать войнушку.

Грохотали сапоги

и стучали клавиши,

рвался в небо к богу гимн

из раскрытых варежек.

Пусть трепещет недругня

с пидоропарадов,

мрак бежит от света дня,

уползают гады.

Победим мы всех врагов,

поменяем флаги,

хватит водки и гробов,

злости и отваги.

Выйдем мы на край земли,

сядем, ножки свесим,

и придумаем ещё

много новых песен.

Примечания

1

ИГИЛ – запрещенная в России организация