
Полная версия:
Вакуум
У меня порог опьянения высокий с детства, поэтому я сижу и просто накачиваюсь алкоголем. Хотя не поэтому. А потому что чувствую себя не в своей тарелке. И всё-таки это дерьмо давит.
Вроде всё понятно, вроде привычно. Но всё как-то не так. Не понимаю, о чём они разговаривают, как находят общий язык. Не вижу смысла в этих темах. Выпить, закусить, повторить.
Илюх, что нужно сделать?
Правильно:
Выпить.
Закусить.
Повторить.
Кто-то предложил поставить музыку:
– Сидим в музыкальном магазине и без музыки.
Я говорю:
– «Ленинград». Давайте «Ленинград». Лучшая группа. Прямо вот лучшая! Зэ бэст!
Ну вот и славненько. Люди пьяные, «Ленинград» играет. И я почти в норме. Не хватает только бабы.
Тут я поворачиваю голову налево. И что я вижу?
То, что надо: пьяная, весёлая, молодая. Сиськи, ляжки, улыбается. Подходящий формат. Я смотрю на неё пристально, она не отводит взгляда. Тогда я обнимаю её и говорю:
– Моя женщина.
А она говорит:
– Я замужем.
Но так робко, покорно. Или мне кажется? Кажется, не кажется:
– Какая разница?
– Есть немного.
– Мне насрать.
Я смотрю ей в глаза, она мне. Улыбается.
– Боооже, – тянет она, отводит взгляд и смеётся.
Нормальный ход. Держу паузу.
– Хорошо, сегодня я буду твоей женщиной, – говорит она как бы в шутку, оглядываясь и ища поддержки коллег.
Хуйня-война, детка, забей, они задроты.
Неужели и я таким стану? Неееет, нихуя! Секундное помутнение. Едем дальше.
В переводе с женского на мужской её слова значат примерно: «Мы можем сегодня потрахаться».
Причём она реально замужем. Но, похоже, ей насрать на это. Потому что её муж ограниченный еблан, какой-нибудь игрок из тех, что сидят сутками в игровых автоматах, выстраивают игровые схемы, обсуждают их, напустив умного вида, с такими же. Хотя на самом деле это просто зависимость от игровых автоматов, и нет в ней ничего особенного. Иллюзия быстрого куша, лохотрон. Может, он даже бьёт её иногда, потому что он сраный лузер. Но она держится за семью, потому что «ребёнку нужен отец». И это на самом деле тоже отговорка, потому что ей не хочется стыдиться развода, материнства-одиночества. Может, на неё давят родители.
Не важно.
Её семья и её душевная боль вообще не важна, потому что сейчас она готова к тому, чтобы я ей вдул. И это единственный факт, который меня волнует. Меня волнует возможность вдуть, особенно потому, что она нормальная и современная, а я выпавший из гражданской жизни чувак. Я в прострации, а ничто так хорошо не убеждает тебя в твоей нужности, как сиська свежей тёлки, лежащая под твоей рукой. Ей это нравится, а значит, я интересен не только себе.
Замечу, эта сиська лежит только в моей руке, никакой другой руки на ней нет.
Эта чикса тянет меня танцевать. Чудесная идея и важная часть ритуала брачных игр – демонстрация физических возможностей твоего тела с одной стороны и потенции ваших отношений с другой.
Эта чикса… Нет, я не знаю её имени. Она уже произносила его, кто-то за столом обращался к ней по имени, но я так занят собой, что её имя прошло сквозь меня, как пуля сквозь тонкий шёлк.
Она радуется. Да, детка, сегодня у тебя будет новый член. Для взрослой девочки это как новая Барби для маленькой. Для неё это не плоть, не часть тела другого человека, а фетиш, сувенир, может, даже кубок, приз за первое место в конкурсе самок. Ведь он достаётся ей одной, а не на пару с подругой. И не за деньги. Она его заслужила, и она его получит.
Она виснет на мне всей тушей. Она пьяна. Я также в хлам и совершенно не могу её удержать. Кажется, в этот момент мне не даётся роль брутального пацана, потому что я не могу удержать тело бабы, которой планирую вдуть. О, чёрт, она ещё и вертится. Эй, не нужно так рьяно, моё расположение уже получено, я тебе вдую, не переживай. Тише, тише, тииишееее.
И тут она делает совсем дерзкое движение, летит в сторону спиной вперёд, надеясь на меня, благополучно выпадает из пьяных моих рук и со всей дури бьётся башкой об острый угол витрины.
Блять!
Вот в натуре: Блять. Не вовремя. Не в тему. Блять!
Из её головы капает кровь. Он проводит рукой по затылку, смотрит на меня в упор и показывает кровь. Да, моё эго не в лучшем месте. Я не удержал её в руках, и она разбила себе голову. Она смотрит на меня, показывает кровь. К ней подбегают остальные.
Зачем? Ну зачем ты дёргалась? На хрена ты, бухая, выдавала все эти нелепые выкрутасы? Как же неловко. Брутальный, блять, армейский пацан, мачо, блять, у которого из рук выпадает баба. Нужно срочно съёбывать, я не могу смотреть им в глаза. Мне стыдно. Нахуй, нахуй отсюда.
Я выхожу на улицу. В магазине стихла музыка и включился свет, они обсуждают разбитую голову, а я быстрыми шагами удаляюсь от своего позора.
На безопасном для моего самолюбия расстоянии от магазина я слышу:
– Молодой человек…
***Ночь, тьма, фонари, на улице пусто. Поворачиваю голову, стоит приятная молодая девушка. Рядом с ней – подруга. Молодые, сочные чиксы.
– У вас зажигалки не найдётся?
Даю зажигалку. Рядом с ними, держась за стакан, стоит какой-то задрот. Какого хрена задрот стоит с чёткими девчонками ночью на безлюдной улице?
– Спасибо. А как тебя зовут?
– Илья.
– А меня Эльвира, а это Аня.
Тёлки явно кокетничают. Похоже, что течь вызвана формой. Стопудов форма привлекает чикс. Ведь это доказательство мужской состоятельности. И если тёлка говорит, что на неё не действует армейская форма, она пиздит. На каждую нормальную самку в мире армейская форма действует возбуждающе, так же, как на любого нормального самца действует женское нижнее бельё.
Ну вот и славно. Форма меня уже напоила и накормила, теперь может обеспечить ещё и женским обществом.
– Сергей, – протягивает руку парень, стоящий с девочками.
Пиздец еблан. И стоит, смотрит на меня с надеждой. Нет, чувак, не пожму я тебе руку. Иди лучше пососи где-нибудь у кого-нибудь, или что ты там делаешь, чтобы найти друзей? Сэр гей, блять.
– Ты дембель, да? – спрашивает Аня.
– Ну да. Откуда ты знаешь это слово?
– Ну-у-у…
Она так загадочно отводит взгляд в сторону и вниз, улыбаясь при этом, что чувствую, знакома она с этим словом через дембельскую ширинку. Бабы определённо слабы на передок перед формой.
– Давай за тебя выпьем.
– Давай.
Аня протягивает мне стакан. Чёрт, какая же хорошенькая!
Я беру стакан, отпиваю половину. Это пиво.
– Ты где служил?
– На Дальнем Востоке, детка, – отвечаю я и беру в руку её задницу движением, которое мне очень нравится. Глядя прямо в глаза, проводишь рукой по пояснице, суёшь её под трусы в продолжение и, проведя по трещине, сжимаешь ягодицу. Классное движение, и девчонкам нравится. Два года его не использовал. Чёрт!
– Оу, какой ты наглый… – говорит Аня.
Она довольна, Сергей напрягся. Нужно прогнать этого уёбка и зависнуть где-нибудь с дамочками.
– Просто ты мне нравишься, – говорю я Ане. Потом перевожу взгляд на Эльвиру: – И ты. Вы классные, девчонки.
У чикс чешется. Определённо. От них исходит такой запах, какой бывает, когда девчонки выпьют, потомятся немного и видят перспективу потрахаться. Похоже, они тут уже с час тусуются, обрывая этикетки с пивных бутылок.
Только бы удержаться на ногах и говорить посвязней, а то пиздец уже штормит. Хотя девочки и сами под градусом. Так что всё норм.
Сергей хочет что-то сказать, но я смотрю на девочек, а девочки на меня.
– Ты нам тоже нравишься, – говорит Аня и обнимает меня.
Эльвира смотрит на неё, обнимая меня с другой стороны.
– Подруга… – Она запускает руку мне под китель. – Ты такой красивый и мужественный, с тобой нам ничего не страшно.
Тюююю, бедные вы мои девочки, никто-то вас не трахает. Серёжа, пидорок, блять, по ходу, вообще тормоз.
Я сжимаю попку Ани, просовываю палец ей в промежность и добираюсь до наиболее интересного места. Она делает удивлённое лицо:
– Да ты вообще нахал!
Она манерно разыгрывает невинность, подняв брови и делая удивлённое лицо.
Да я пиздец просто, да.
– Ой, прости, – говорю, – а я и не заметил. Могу убрать.
– Да нет уж, оставь, – говорит она таким намеренно хозяйским и одновременно игривым тоном.
Бляяяди. Люблю блядей.
Эля щиплет меня за сосок.
– Илюша, а ты проводишь нас домой? – спрашивает она. – А то родителей нет и не будет целую неделю, а нам страшно вдвоём.
– А сколько вам лет, девочки?
– Девятнадцать, и Ане тоже. Уже можно, – недвусмысленно заявляет Эля. Эля – это сокращённое от татарского имени Эльвира.
Сергей кряхтит, изображая наличие себя, обделённого вниманием.
– Что такое, Серёжа? Ты заскучал? – спрашивает его Эльвира.
– Да я просто…
Аня прерывает его:
– Как же ты меня уже достал.
– Ты такой скучный, – говорит ему Эля.
– Чувак, вали отсюда, – говорю я.
– Ты только оставь нам три сотки, – говорит Аня, – на хлебушек.
– Я пойду с вами, – не выдержал сэр гей.
– Исключено, – говорит Аня. – С нами пойдёт Илья, а ты иди к себе домой и не обижайся.
– А если с вами что-то случится? – спрашивает Сергей, доставая бумажник и отслюнявливая три красных бумажки.
Феерический лох!
– Илюш, с нами же всё будет нормально? – спрашивает меня Аня.
– Да с вами вообще всё будет отлично, – говорю я.
– Аня…
– Всё, блять. Заебал, – Анна как отрезала.
– Эй, ты больной, что ли? Пиздуй нахуй отсюда, – говорю я ему.
– Ладно, я пошёл.
Сергей уходит.
Ну всё, самочки, теперь мы дойдём до подходящего места, и я раздам вам армейских зарядов.
– Ты такой большой и сильный, тебя на двоих, наверное, хватит? – спрашивает Анечка.
– Дамочки, дамочки, как бы вы сами не выдохлись, – пытаюсь сказать я, но идёт уже что-то бессвязное по ходу.
Пьяные, шатающиеся и трогающие друг друга за интимности, мы пиздуем ночью по безлюдной улице, бессвязно болтая друг другу всякие пошлости.
Трахать, сношать, сандалить до посинения! За всех моих армейских пацанов, которые остались вздрачиваться. За всех мужчин планеты. Удалбливать до конвульсий. А потом ещё по палочке на подругу. По контрольной.
– Ииильяяя! – крик сзади. – Стооойтеее!
Что за хуйня? Funny-тайм на носу, а меня кто-то зовёт. Не надо так. Пиздуйте нахуй.
– Илюх! Стой!
Девчонки всколыхнулись.
Подбегают Кристина с Пашей. Как спасатели, блять, Малибу.
– Куда вы его тащите? – накидывается Кристина на моих самок.
– Никуда, он сам с нами пошёл, – отвечает Аня.
– Кристина, сестричка, я иду к этим девочкам.
– Ты что, совсем ничего не видишь? Это же бляди.
Девочки оскорбились, услышав такое определение, но решили не нарываться. Кристина взрослая и спокойно может надавать этим милашкам таких подсрачников, что улетят до Парижа и сами не заметят, как пересекли границу без визы.
– Да похуй, – говорю, – у меня всё под контролем.
Говоря это, я понимаю, что вообще в хлам. Что вполне возможно, что в тёлочках я мог и ошибиться насчёт внешности. Но правда, какая разница? Если ты считаешь, что всё ок, значит, всё ок.
Паша смеётся:
– Какой там контроль? Ты же в мясо.
По-братски так смеётся, по-дружески. И ему правда смешно. Наверное, я и выгляжу смешно.
– Пошли, – заявляет Кристина, – мы отведём тебя домой.
Они берут меня под руки и оттаскивают. Девчонки услужливо уступают. Вот же лохушки.
– Кристина, хорош, завязывай, – говорю я, а сам падаю в их руки, как подкошенный. Бухой, блять, в стельку.
Кристина с Пашей просто утаскивают меня без возражений.
– Пока, красавчик! – кричит Аня.
– Пока, девки! – кричу я. Вот чёрт, даже телефон не взял.
– Серёжа!! – Девочки решили не упускать последнюю струю и бегут догонять тормоза Серёжу.
А Кристина с Пашей тащат меня домой, жертвуя своим личным временем.
Друзья.
***У меня есть пара настоящих друзей и несколько таких, с которыми можно потусоваться. Цурик и Гурьянов – мои настоящие друзья. С детства.
С Гурьяновым я познакомился в первом классе, через него же с Юрой.
У Юры ещё есть сестра, которую мы все жутко хотели, когда учились в первом классе. То есть хотели, как могут хотеть первоклассники. Не знаю, как сейчас со всеми этими ГМО, толерастией и правами ребёнка, а мы в первом классе уже прекрасно знали, что куда вставлять и какой в этом смысл. Я лично уже имел свой первый сексуальный опыт. С садика. В шесть лет меня трахнула восьмилетняя девочка из моего подъезда. Так что под фразой «жутко её хотели» подразумевается именно жутко её хотели, а не какая-то розовая хуйня.
Её модно было хотеть. Она была топовой самкой в моём дворе и встречалась с альфа-самцом из соседнего. Он ещё был старшим, и его друганы были крутыми парнями. Сейчас, наверное, работают где-то в шиномонтаже и влачат жалкое существование. Но тогда тот факт, что она встречается с ним, делал её ещё более вожделенной.
Никогда не забуду, как однажды зашёл к Юре, а в его комнате на кровати лежала на животе она и читала книгу. Я стоял, смотрел на её задницу и понимал, что никогда не достанутся мне эти два шарика.
Она была мечтой.
До тех пор, пока я не повзрослел, пока она не приехала к Юре в Пермь, где вместе с ним жил я, и не провела пару недель на моём члене. Вот так мечта была разбита в щепки. Лучше бы мы с ней больше не виделись после детства.
Как бы там ни было, Юра до сих пор мой настоящий друг. Правда, он теперь не составит мне компанию, наверное. Цурик говорит, что Юра женат. Зато Гурьянов всё ещё нормальный. Он-то, думаю, точно составит.
Гурьянов Сергей – особенный человек. В детстве мы дружили с ним очень сильно. Мы встречались с ним у него дома, слушали Высоцкого и смотрели фильмы с Брюсом Ли. Мы тогда дико пёрлись с Брюса Ли и каждое утро ходили бегать до спортплощадки, на которой мы занимались спортом, и бежали обратно домой, чтобы принять душ и успеть в школу.
В то время у меня не было настолько похожих на меня друзей, так что Гурьянов был единственным.
Потом родители Гурьянова переехали в другой район, далеко от моего, и там он стал совсем другим человеком. Занялся криминалом, стал чертовски агрессивным, сходил в тюрьму пару раз. Первый раз за угон, второй – за нанесение тяжких телесных повреждений, так что всё ок.
Мы с Цуриком даже тусовались одно время с его бригадой. В 56-м. Жёсткие пацаны, очень наглые, отвязные.
Не мой круг, поэтому, проведя с ними несколько бухичей и гоп-стопов, я прекратил всякое с ними общение. Хотя по жизни, конечно, всё равно встречал некоторых. Среди них были вообще отличные ребята.
С одним из них я пересёкся, когда провожал свою девушку домой. Он тоже провожал свою девушку, и обе они были сёстрами. То есть мы встречались с сёстрами, сами того не зная.
Довольно интересно было посидеть, поговорить, вспомнить.
А Гурьянов, как говорит Цурик, после тюрьмы ещё раз круто изменился. Теперь уже в более созидающее русло.
Ну и Цурик. С ним Гурьянов меня познакомил классе так в третьем. Цурик тащился от Джеки Чана. Он даже отжимался так же, стоя на руках в центре комнаты. Я никогда не понимал, чем может нравиться Джеки Чан и как можно ставить его выше Брюса Ли.
Потому что Брюс Ли несравненен. А Джеки Чан – сраная мартышка.
И, наверное, Джеки Чан – это единственное разногласие между мной и Цуриком. Мансур, так его зовут по паспорту. Но Гурьянов представил его:
– Цурик. Это Цурик.
Так и пошло.
Цурик всю дорогу пёрся от спорта. Я тогда ходил то ли на карате, то ли на бокс, а Цурик никуда не ходил. Но дрался в разы круче меня. Его уровень всегда был для меня недосягаем. Кроме одного случая. Но о нём чуть позже.
С того момента, как я познакомился с Цуриком, он стал для меня единственным другом. Даже не знаю, что нас объединило. Я ведь всегда был интеллектуалом, а Цурик, если можно так сказать, «физиком». Наверное, степень развратности, отвязности. Цурик всегда был лёгок на подъём.
Щупы.
Однажды мы гуляли просто так, как обычно, и я дёрнул масляный щуп из Камаза. Пошли на рынок, предложили продавцам автозапчастей. Где-то пятый или шестой согласился купить. За 10 рублей. Следующий месяц мы не делали ничего, кроме розыска Камазов, кражи щупов и продажи их на рынок этому мужику.
Под «мы» я подразумеваю меня и Цурика.
Дальше: пьяные мужики и их карманы. Нас снова двое.
Ночи. Припаркованные тачки и их чистка. Снова вдвоём.
Всё на рынок, к тому мужику. Автомагнитолы, зеркальца, щётки, даже игрушки, которых клеят на лобовые стёкла изнутри.
Потом откуда-то у Цурика появился пневматический пистолет. Что мы с ним сделали? Конечно, пустили в производство. В конвертацию чужого бабла в своё. В садике, тоже ночью, тётеньки.
Однако эта тема не пошла. Жёсткие челнинские тётки отлично знали, что такое пневматика, и просто слали нахуй. И Цурик придумал охуительный новый способ. Максимально рабочий: пиздить. Просто пиздить и забирать что есть.
Не пацан, а гений.
На самом деле тут нет ничего гениального. Это просто показывает, насколько мы с ним близки. С Цуриком я мог пойти на что угодно. Это был единственный в моём детстве пацан, которому я по-настоящему доверял.
Естественно, когда мама пристроила меня на борьбу, я, чтобы не ходить один, позвал Цурика. И вот он, случай, единичный, но, сука, приятный: я положил его на лопатки на соревнованиях. Цурик быстро стал борцом номер один в секции, и я положил его на лопатки. Правда, не удержал. В итоге победу дали ему с отрывом в одно очко. А мне – второе место.
Потом Цурик стал огонь-борцом, получил мастера и вообще с головой ушёл в тему борьбы. Я тогда учился в Перми. Зато, когда я приезжал, мы водили баб в бассейн, в котором он тогда работал уже тренером. И трахали их на тех самых матах, на одном из которых я ложил его на лопатки. Так что его профессиональная борьба послужила службу нам обоим. И ещё, думаю, послужит. Скучал по Дельфину.
Сейчас Цурик для меня – это уже не друг, это брат. Прямо вот братский брат. Брат, которого у меня никогда не было.
Есть ещё Олег. Я ещё иногда называю его Олень, а Цурик называет Олегодруг. Ещё у меня на лифте в подъезде написано «Вместимость не Олег» вместо «Вместимость не более». Там буква «б» стёрта, а у последней «е» стёрты две чёрточки. Так и получается. Очень хорошо характеризует Олега. Человека, которому нехуй ездить в моём лифте.
Но Цурик с ним активно общается. И это учитывая, что Цурика с Олегом познакомил я, и по идее, раз я не очень активно общаюсь с Олегом, то и Цурик не сильно должен. Но вот хуй там.
Не ценю я Олега потому, что он ёбаный пиздобол, несколько мудак и потрясающе скучный типок.
Олег – тип, который реально перегибает палку своей ординарностью. В нём даже с лупой невозможно найти что-то своё. Он тотально серый.
И если поставить в ряд Олега и девять его клонов, то, даже глядя пристально, ты не заметишь ни одного из них. Потому что пиздец штамповка. Как с конвейера по производству людей, отдел Олегов.
И, как любой максимально стандартизованный чел, он искренне и безостаточно влюблён в собственную задницу. Если бы у него было достаточно денег, он бы, наверное, построил храм своей заднице, в который каждый день приносил бы жертвоприношения и убивал время в молитвах.
Туда же водил бы и свою нынешнюю девушку, которая скоро станет его женой. И их детей, которые появятся, как только она станет его женой. То, что он на ней женится, безусловно. Потому что, если нашлась дура, которая ему дала, он её уже не отпустит. С другой стороны, такой дуре и вдувать-то стыдно. Так что пара впаряде.
Олег работает на наиболее ебаной работе из всех возможных – пиломатериалы. И дело не в пиломатериалах, а в том, как Олег относится к этой работе.
Как к самому важному делу на земле.
Иногда вот так думаешь: «Чувак работает на самой ординарной работе из существующих, при этом считает её ниебательски важной. Как, блять, в мире, полном таких людей, мы расщепляем атомы и летаем в космос?»
Олег носит наиболее незаметную одежду. Он любит рыбалку. Свободное время он проводит дома с фильмами про войну. Пьёт не более двух-трёх стопок. Ложится в десять, просыпается в восемь. Ест оливье на Новый год. В субботу выходит на выгул в парк со своей подругой. В это время она держит его под руку, они чинно делают два круга и идут домой. Дома делают секс в миссионерской позиции и ложатся спать.
И всё же есть в Олеге нечто особенное. Даже в этом ёбаном дебиле есть что-то не как у всех. Иначе я бы вообще о нём молчал, верно?
Сказки. Он очень любит рассказывать придуманные истории. И умеет рассказывать их так, как будто они были на самом деле. Отличный рассказчик. В школе у него даже было прозвище – Сказочник.
Помню, попёрлись мы как-то с ним и Цуриком в лес, в какие-то вообще ебеня. Зачем? Искать клад. Олег настолько убедительно рассказал о кладе, сокрытом на дне колодца, что мы повелись и пошли.
Есть у него этот дар убеждения.
Правда, потом он признался, что клада нет, мы надавали ему пинков и пошли обратно. Хотя какого хрена давать пинков? Сами повелись, сами и виноваты.
А в десятом классе Олег рассказал мне, как можно сделать деньги на чудо-антенне, снятой с крыши какой-то организации за городом. Я повёлся, и мы пошли на «дело».
Я охренел, когда увидел эту антенну. Она была огромной. Не представляю, как Олег собирался её снять, унести и продать. Потому что каждый из этих трёх пунктов был нереален. Она была настолько сложной, что её невозможно было снять без инструментов, настолько огромной, что невозможно было унести, и я даже не представляю, куда можно было её предложить на продажу. Когда я увидел антенну, то сразу понял, что затея мёртвая.
Олег не отчаивался:
– Ну хоть кабель давай заберём.
– Вот сам и забирай, дебил ёбаный, – сказал я, закурил сигарету и стоял в сторонке, пока Олег болтался на толстенном кабеле, пытаясь его вырвать.
А потом из-за угла появился какой-то мужик и спросил:
– Вы что здесь делаете?
За десять километров от города, где-то за заводами, вокруг несколько заброшенных дач, я стою курю, Олег висит на кабеле, отпускает его, смотрит виновато на свои руки и говорит:
– Да так, гуляем.
А потом резко, прямо пулей, не договариваясь, мы делаем ноги так быстро, как только можем.
Долго и трудно мы убегали по колено в грязи по заброшенным дачным участкам от группы из трёх хачиков, у одного из которых в руке был пистолет. Мы спотыкались, падали в смешанную со снегом землю, поднимались, опять бежали. Потому что сзади кричали хачики. Им было насрать на сказки Олега, на меня, наших родителей, они защищали свои инвестиции.
И как же это здорово, что они нас не догнали. Не знаю, что они бы с нами сделали в десяти километрах от города на заброшенных дачах.
Бывали и забавные истории.
Классе так в шестом, когда каждый из нас думал только о том, как бы кому-нибудь засадить, Олег рассказал, что у него есть девушка.
Олеся.
Ооооолеееесяяяяяяяяяяя.
И что у этой девушки есть две подруги. Что они взрослые и лично Олег ей уже вдувал.
Мы с Цуриком долго не верили, но вероятность вдува перевесила неверие, и мы пошли знакомиться.
Эти три «девушки» жили на даче, рядом с дачей родителей Олега. Мы приехали, взяли пива, сигарет и уже довольно сильно настроились на то, что сегодня познакомимся со взрослыми девчонками.
Олег повёл нас в лес.
Мы несколько усомнились сначала, но потом опять же вероятность межполовой связи перевесила.
И вот мы в лесу. Стоим втроём рядом с толстым деревом.
– Ну и где твоя Олеся? – спрашиваю я Олега.
И это просто пиздец, что он ответил!
У меня до сих пор в голове не укладывается, что должно быть у человека с мозгами, чтобы устроить такое:
– Вот она. Лес – моя девушка, – отвечает Олег.
Я просто выпал в прострацию тогда. Как? Почему? Как это можно придумать? Зачем? Как? Как? Как? Как? Как?
Мы тогда даже не расстроились. Нас просто выбило из колеи.
В двадцать, когда я был в армии, Олег предложил Цурику бизнес: купить вертолёт для орошения полей и зарабатывать на этом самом орошении.
Потом эта идея сменилась на: построить вертолёт для орошения полей.
Напомню: мы совершенно простые пацаны, ни разу не мажорные, у наших родителей трёхкомнатные квартиры в многоквартирных домах и по средней паршивости даче.
Где строить вертолёт? Откуда брать детали и инструменты? Где найти того, кто умеет это делать? И главное – на какие деньги?
Разумеется, эта идея не была реализована. Зато другая стала реальностью.
Купить сотовые в кредит, продать дороже, навариться.