
Полная версия:
Сказки странствий
Сама же Анна с радостью открывала в Ричарде новые черты. Яркий ум, прекрасное чувство юмора, открытая весёлость. Капитан умел внимательно слушать, задавал глубокие вопросы. Они говорили о многом, об одном лишь старались молчать: о личной жизни Анны, её замужестве и тех причинах, по которым она оказалась надолго оторванной от супруга. Словно невидимое табу мешало касаться этой темы, а потому, чувствуя, что разговор заходит в опасное русло, оба затихали. «Он стесняется спрашивать», – думала Анна. И стеснялась говорить.
Вечерние беседы сближали их всё больше и больше, а обед в обществе пирата уже перестал смущать женщину и воспринимался ею как нечто само собой разумеющееся. Иногда на него нападала молчаливость, и тогда Анна понимала, как тяжело для Ричарда то положение, в котором он оказался. В такие минуты ей хотелось подойти, погладить его по лицу, по-матерински сказать: «всё образуется», – но она оставалась сидеть, хотя ей казалось, что Ричард чувствует её незримое сочувствие.
Прошло ещё два дня. На пятое утро своего путешествия Анна вышла на палубу и бросила быстрый взгляд на мостик. Ричард был там и, заметив пленницу, ласково кивнул головой. Она же, немного пройдясь, села на узкую скамеечку и стала любоваться морем.
В этот момент старший офицер проводил обучающий курс с молодыми матросами. Он что-то объяснял, указывая на паруса, а затем поднялся на ванты, приглашая следовать за собой. Но не все могли сразу повторить его манёвр, были и такие, что со страхом взирали на казавшиеся им ненадёжными верёвки и канаты. Офицер настаивал, а затем повысил голос. Он требовал послушания, но один неопытный матрос побледнел, опасаясь высоты, и Анна с сочувствием следила за ним. В эту минуту подошёл капитан. Он знал, что происходит, и, видимо, знал, как помочь матросу, потому что внезапно начал раздеваться. Небрежно бросив сюртук у подножия мачты, Ричард быстро, почти бегом стал подниматься по вантам. Анна залюбовалась его смелыми и ловкими движениями. Но когда капитан не остановился на полпути и продолжал подниматься выше, она забеспокоилась. «Куда он? – думала женщина. – Он разобьётся!» Матрос, пристыженный, преодолел свой страх и тоже начал карабкаться вверх, но взгляд Анны был прикован не к нему, а к капитану, который, судя по всему, личным примером решил вдохновить моряков. «Спустись, спустись, – умоляла Анна, – что за безрассудство! Разве можно так рисковать!» В этот момент порыв ветра наполнил паруса, корабль качнуло, и Ричард, как показалось Анне, потерял равновесие. Она закрыла глаза. Всё задрожало в ней самой. «Он упадёт, – шептала она, – упадёт и разобьётся!» Но бурная овация заставила женщину опять взглянуть вверх. Матросы аплодировали капитану, который в этот момент достиг высшей точки, марса. Немного постояв в смотровом гнезде и оглядев горизонт, капитан принялся спускаться. Спуск – тоже нелёгкое дело, требующее осторожности и сноровки, а потому глаза новичков восторженно следили за действиями капитана. Только Анна уже не могла смотреть и, повернувшись, быстрым шагом ушла в каюту…
«Что со мной? – спрашивала она себя. – Почему я так разволновалась? Я видела сотни людей, карабкающихся по вантам, и ни разу не испытывала ничего подобного. Зачем он сделал это у меня на глазах? Неужели не понимает, как мне страшно?»
Лёгкий стук в дверь прервал её мысли.
– Леди Анна, – негромко позвал Ричард.
Осторожно, стараясь ничем не выдать чувств, она поднялась. Он стоял на пороге и внимательно вглядывался в её лицо.
– Вы ушли так внезапно, я подумал, не стало ли вам плохо?
Секунду или две Анна молчала, а затем напряжённо сказала:
– Благодарю, со мною всё хорошо. Но вы… Вы… Не смейте больше делать такое, когда я рядом!
Она едва сдерживала слёзы, и капитан, не понимая, в чём дело, изумлённо рассматривал её.
– Чем я обидел вас, Анна? Что произошло?!
– Вы рисковали собой! Только для того, чтобы показать матросам… Но не подумали, что я… – её голос прервался.
В глазах Ричарда мелькнула догадка. Он слегка отступил, мягко склонил голову:
– Вы правы, я не подумал. Простите. И – благодарю…
Последние слова капитан произнёс так тихо, что Анна едва расслышала их. Медленно, со словами «извините, я хотела бы остаться одна» она закрыла дверь и вернулась к кровати. А затем долго сидела в каком-то странном оцепенении, прислушиваясь к тому, как волны бьют в корму, как мерно скрипят снасти и как порою доносится властный, чёткий голос, отдающий приказания. «Я знаю, что со мной происходит, но это так страшно, что даже думать об этом не хочу…»
Вечером, сидя на своём обычном месте за обеденным столом, Анна делала вид, что ничего не произошло, и с самым спокойным видом слушала то, что рассказывал Ричард. Но – не смеялась, не шутила, и даже улыбка лишь раз или два коснулась её лица. Капитан заметил это и стал серьёзнее, а потом внезапно спросил:
– Вы простили меня?
Она побледнела.
– Мою неосторожность, – продолжал он, не сводя с неё взгляда.
Анна не знала, что отвечать. Простила ли она то, что он ранил ей душу? Что заставил страдать, едва ли не терять сознание от страха за него? Искоса взглянула на Ричарда и тихо ответила:
– Просто не делайте больше такое в моём присутствии…
– Я должен был показать морякам, что бояться нечего.
– Я поняла. Но мой страх за вашу жизнь от этого не стал меньше.
Он поднялся, прошёлся по каюте, остановился неподалеку от Анны. Казалось, ему хотелось что-то сказать, но промолчал и вернулся на прежнее место.
– Обещаю, что больше не стану делать ничего, что может вас огорчить, – наконец, произнёс капитан, и Анна облегчённо вздохнула.
Чуть позже, когда слуга-матрос принёс чашечки с кофе, она немного повеселела, но капитан стал молчалив. По-видимому, какая-то мысль лишила его хорошего расположения духа. Анна пыталась понять, что именно, но не заметила, как Ричард несколько раз взглянул на её руку с обручальным кольцом.
Прощаясь и желая друг другу доброй ночи, они вели себя естественно и непринуждённо, а в последний момент капитан склонился и с нежностью поцеловал её пальцы.
Утром, стоя на палубе, Анна с удовольствием наблюдала за ходом корабля. Это был тяжёлый трёхмачтовый барк, рассекавший водную гладь уверенно и грациозно. «Любовь Ричарда», – подумалось Анне, и ей захотелось погладить корабль. Она легко оглянулась: никто не заметит? – и ласково коснулась поручней. «Мне нравится то, что нравится ему…»
Чуть позже она опять смотрела, как первый помощник обучает матросов, но теперь уже Ричард, выполняя данное ей обещание, не принимал участия в уроке. Впрочем, на этот раз его личный пример был и не нужен: всё шло гладко, матросы старались, и даже тот, совсем юный, достаточно уверенно держался на вантах. Женщина прошлась, любуясь солнцем, просвечивающим сквозь паруса, вдохнула свежий морской воздух и вдруг ощутила прилив счастья. Она подняла голову, взглянула на ясное небо: «откуда счастье, если я – пленница и не могу распоряжаться собой?» И – поняла. «Вот она, причина моего счастья, – подумала, мгновенно краснея, потому что в эту минуту на мостике показался сам капитан. – Но так нельзя, нельзя! Это невозможно!» Ей хотелось уйти, спрятаться в своей каюте, но слишком хорошо было это утро, и волнующая близость Ричарда, и слишком прекрасно казалось то, что происходит с нею самой.
– Леди Анна, – прозвучал рядом весёлый голос, – вам известно, что, находясь на палубе, вы очень мешаете?
– Мешаю? Вам? – растерялась Анна, поворачиваясь к капитану.
– Мне – нет, разумеется, а вот моим подчинённым… Им больше нравится смотреть на вас, нежели на паруса и канаты.
Он говорил, а глаза его сияли, и Анна видела отзвук того же счастья, что сверкало в ней самой.
– И поэтому вы решили наказать меня и называете «леди Анна»?
– Ни в коем случае! – засмеялся он. – Но я собираюсь увести вас с палубы: пить чай.
Они прошли в каюту, где уже расставили чашки и блюдца с пирожными; Анна села, расправила складки светлого утреннего платья.
– Сегодня я собираюсь, – сказал капитан, устраиваясь напротив, – расспросить вас о вашей семье. Если вы разрешите, конечно.
«Наконец-то, – подумала женщина, – что-то дало ему смелость спрашивать. Не моё ли вчерашнее беспокойство?»
– О ком рассказать вам, Ричард? – непринуждённо отвечала она. – Об отце? О муже?
– Сначала – об отце.
Анна ненадолго задумалась.
– В нашей семье – пять человек. Отец и четверо детей. Мама умерла три года назад.
Капитан внимательно слушал.
– С отцом живут младшие сестры, я же и мой брат имеем свои семьи.
– Но, тем не менее, вы очень близки?
– Да, это так. Я особенно люблю отца, и порою мне кажется, что он выделяет меня среди своих детей.
– Вы задумывались, почему?
– Может быть, во мне он видит мою маму?
– Вы с ней похожи?
– Не столько внешне, сколько характерами. Так говорит отец.
– В характере вашей матери также были правдивость и искренность, глубина, умение сострадать другому человеку?
Анна зарделась. Его прямота смущала её.
– Мама была очень мягкой. Мне иногда не хватает её кротости.
– Напротив, мне вы кажетесь человеком с очень тонкой душой.
– Ричард!
– Я смутил вас? Простите. А ваш супруг? Давно ли вы замужем?
– Почти четыре года.
– Он молод, хорош собой? Расскажите мне о нём.
Анну немного стеснял разговор о муже, но, по-видимому, между ней и капитаном уже сложилась привычка говорить достаточно прямо, а потому она отвечала:
– Мой муж старше меня почти на семнадцать лет. Он прекрасный человек, джентльмен, очень образованный.
– Как вы познакомились?
– Старший брат однажды привёл его в наш дом. В то время они работали над важным проектом. Он – инженер, строитель кораблей.
Ричард заинтересовался:
– Вот как? Хотелось бы мне поговорить с человеком, проектирующим наши корабли!
– Вы бы внесли дополнения?
– Изменения, миледи, изменения! Порою тот, кто проектирует корабль, не совсем точно понимает все нюансы его применения. А поэтому капитанам и инженерам неплохо бы иногда встречаться. Для обмена мнениями!
Анна улыбалась. Ей нравилась его непосредственность, она понимала, что капитан немного поддразнивает её, но разве можно на него сердиться? И кроме того, он так нравился ей с этой веселой улыбкой на устах!
– Ричард, оставьте свое пиратство, – ответила Анна, – и я познакомлю вас с мужем. Думаю, вы найдёте много общего и помимо кораблей.
Капитан внезапно нахмурился. Замечание, сказанное совершенно невинным тоном, без намерения обидеть, всё же мгновенно вернуло его к действительности: той, где он был разбойником и изгоем, а она – его пленницей. Лёгкость, царившая между ними до этой минуты, исчезла. Анна поняла это и казнила себя за неосторожные слова. Но она умела просить прощения! Ни секунды не мешкая, она прикоснулась к его руке:
– Что бы ни случилось, Ричард, вы навсегда останетесь мне другом.
Он был изумлён и не скрывал этого:
– Другом?! Анна, я не стою и капли вашей дружбы, вашего хорошего отношения! И то, что вы радуете меня своим присутствием, есть результат исключительно вашей доброты, но не моих добродетелей…
Она тепло сжала его руку. Это было ответом. Но в то же время и неслыханной дерзостью! Воспитанная в строгих законах, предусматривавших все тонкости общения между мужчиной и женщиной, – если они не женаты, разумеется, – Анна никогда не позволила бы себе такого ни с одним человеком. Ни с одним, кроме него…
Капитан склонил голову.
– Ты не боишься нарушать правила, Анна, – негромко сказал он. – Как я ценю в тебе это!
– Ни одно правило не вместит в себя человеческое сердце, – отвечала она, не раздумывая. – И не нужно взвешивать себя на весах, когда ты со мной.
Последние слова она произнесла так тихо, что он поднял взгляд: не ослышался ли? То, что происходило между ними, не поддавалось никакому объяснению, никакой логике! Вместо вражды – явная привязанность, вместо отвержения – чувство глубокого доверия. И исходило это от неё, удивительной женщины, в душе которой царило невероятное, небывалое всепрощение. Несколько секунд он с трепетом, не отрываясь, смотрел ей в глаза: «она делает из врага – друга одним движением своей руки, одним взором, одним порывом сердца…»
Наконец, капитан ласково и осторожно отпустил её ладонь и встал.
– Ты – сокровище, Анна. Ты несёшь в себе чистоту, а потому не хочешь замечать порочности других.
– Порочность, как ты говоришь, бывает двух свойств. Одна проникает глубоко и делает всего человека порочным и грязным. А другая лишь слегка касается его души, не загрязняя её, не проникая вглубь; такую порочность легко смыть. Она не может овладеть всем человеком, она не имеет прав на человека. Для такой порочности есть название – ошибка, заблуждение.
– Ты единственная, кто способен простить такую порочность. Остальные никогда не простят мне подобного «заблуждения».
– А если бы простили?
– Это невозможно, Анна! Мы живём в мире, где подобные «заблуждения» караются смертной казнью.
Она побледнела. А он продолжал:
– Я живу на этом корабле, месяцами не выходя на сушу, не потому, что мои ноги не хотят почувствовать прочность земли, а потому, что я – преступник, и тот, кто поймает меня, будет награждён за «поимку нарушителя закона».
Наконец, он увидел, какое действие на неё произвели его слова.
– Прости, я не хотел напугать тебя. Только сказал правду.
Она долго сидела в молчании, лишь трепет губ выдавал волнение.
– Этого не будет никогда, – сказала, наконец, Анна, подняв голову и глядя на Ричарда прямо и твёрдо.
– Никогда? Почему?
– Этого не будет никогда, – повторила она. – Не спрашивай меня, почему. Я знаю это сердцем.
Попрощалась и вышла.
Ей было плохо, очень плохо, и хотелось остаться одной, чтобы понять, отчего. Она легла в постель, не раздеваясь, и постаралась успокоить мысли. «Ричард, Ричард… Да, он – пират, но он добрый, чуткий, честный человек. Я чувствую это так, как если бы много лет знала и любила его. Но как же? Разве любовь не приходит вслед за постепенным привыканием, длительным узнаванием друг друга? И откуда это странное чувство родства?»
Как ей не хватало сейчас её умного, знающего отца! Он бы помог разобраться в нахлынувших на неё чувствах. Но разве посмела бы она всё рассказать отцу? Конечно, ведь сама Анна не сделала ничего, чего нужно стыдиться, кроме, пожалуй, последнего пожатия руки, слишком смелого, слишком откровенного. Но даже это она могла оправдать! Ведь Ричард нуждался в поддержке; отверженный всеми, в сущности, один в бескрайнем море, он должен был получить хоть каплю понимания, дружеской теплоты, и получил её. И неважно, что она – женщина и что её поведение, стань оно известным, могло бы заслужить порицание общества. Так ли важно, что говорит и думает общество, если перед нами – глубоко страдающий человек?
Корабль качало, и Анна понемногу успокоилась, поддавшись мерному ритму его движения. Закрыла глаза и стала думать о муже.
Четыре года назад, дав согласие стать женой Генри Уоллсона, человека уважаемого и достойного, Анна испытывала истинную радость. Надёжный брак с тем, на кого могла опереться, кому довериться. Она не ждала большой любви, но с замужеством пришла привязанность, а вместе с ней – чувство глубокого удовлетворения, уверенность в том, что будущее надёжно и прочно. Их отношения, слегка церемонные, всё же были исполнены теплоты. Но никогда, никогда Анне в голову не приходило, что её сердце умело гореть, что она могла так бояться кого-либо потерять, и что ровный огонь, согревающий её изнутри, мог превратиться в такое пламя!
Ричард разбудил всё, что было в ней женского: и чувство, и страсть, и нечто неведомое, что пряталось таинственно в сердце. И силу этого она поняла лишь сейчас, когда острая действительность ударила её со всей жестокостью. «Потерять! Мне страшно его потерять! Он заговорил о возможной казни для него, и я чуть не упала от горя…»
Она лежала до вечера, немного уснула, но когда пришёл матрос звать её к обеду, то была не в состоянии выйти. Чувства успокоились, но болела голова, и появился страх: за него, Ричарда, и за себя. Она поняла, что уязвима, что дальнейшее сближение с ним может принести ей много бед, а потому невозможно далее быть так близко вместе, и что оставшееся время она проведёт затворницей в каюте. Эта мысль принесла ей некоторое облегчение; поднявшись, Анна поправила волосы, зажгла свечи. Хотела взять книгу, но в этот момент раздался твёрдый стук в дверь.
– Анна, я могу войти? – спросил капитан.
Это был его корабль, она не имела права ответить «нет».
Он вошёл и впустил матроса с подносом, на котором стояли прикрытые крышками блюда. Оставив поднос на столе, матрос удалился.
Капитан стоял посреди каюты и пристально смотрел на неё:
– Что случилось? Почему вы вдруг лишили меня своего общества?
Женщина растерялась. Что из своей правды она могла сказать ему? Что ей нездоровится? Что она тревожится за себя и за него? Или что смертельно боится его присутствия, этой близости, этих тёмно-синих глаз?
– Я чем-то обидел вас, оскорбил? – продолжал настаивать Ричард.
– Нет, нет!
– Тогда что же?
Анна замялась: как объяснить ему, не раскрыв своей тайны?
– Ричард, простите, не обо всём можно сказать, даже если очень хочется быть смелой и откровенной!
– Я оскорбил вас или напугал. Может ли быть другая причина, то, о чём невозможно сказать?
Она удивилась:
– Конечно! Иногда человек не хочет говорить о своих чувствах, о страхах…
– О страхах? Моё присутствие внушает вам страх?
– Нет… – прошептала Анна.
– Тогда что?
«Я боюсь тебя потерять», – хотелось вымолвить ей, но она лишь смотрела полными надежды глазами: прочти сам то, о чём не может быть сказано!
Несколько секунд капитан продолжал всматриваться. Наконец, опустил голову:
– Простите, я крайне навязчив.
И развернулся, чтобы уйти. Но могла ли она отпустить его?! Он не сделал и двух шагов, как возглас «Ричард!» заставил его обернуться.
– Для меня нет ничего страшнее, чем потерять вас! – произнесла она.
Капитан вспыхнул: он понял всё! То, на что он не мог даже надеяться, прозвучало и в этих словах, и в том, как они были сказаны. В одно мгновение был рядом с ней и – обнял так, что она задохнулась.
Ричард молчал. Только долго, глубоко целовал её. Они стояли посреди каюты, прижавшись друг к другу, у Анны слёзы текли по щекам. Наконец, оба обрели способность говорить.
– Я чуть с ума не сошёл, когда мне сказали, что ты не выйдешь к обеду. Ты, моя самая большая радость последних дней.
– Прости меня, Ричард, прости. Я так испугалась: и за тебя, и за себя.
– И поэтому хотела спрятаться от меня?
Она улыбнулась, утвердительно кивнув головой.
– Ты забыла, что мы находимся на корабле. Куда бы ты ни пошла, всюду наткнёшься на меня!
– Какое счастье, что мы находимся на корабле, и я могу каждый миг видеть тебя!
Он смотрел на неё очень ласково, а затем опять принялся целовать. Время замерло. Внезапно капитан остановился и, сказав: «прости меня за дерзость», вынул шпильки из её прически. Волосы рассыпались серебристым потоком…
– Что ты делаешь, Ричард, – засмеялась Анна, – я с таким трудом их уложила!
– Хочу видеть твою красоту, – он любовался. – Ты прекрасна, прекраснее всех королев на земле!
– Ты видел многих королев?
– Видел! Одна из них была чернее шоколада и с огромным кольцом в носу, а её наряд заставил бы тебя покраснеть.
Анна смеялась. Ричард вытер последние слезинки с её щёк и поцеловал чудесную улыбку.
– Мы идём обедать, иначе мой кок снесёт мне голову!
Это был самый счастливый обед в её жизни. Она отпустила всё, – всё, что могло помешать её счастью: чувство долга, память о муже, который ждал её на берегу, – все до единого чувства, кроме нежности и любви. Душа её была переполнена ими. Никогда мир не казался таким солнечным и прекрасным. Капитан сидел напротив, глаза его сияли. Она любовалась и тихо закрывала глаза: «пусть прозрение придёт после, – завтра, но не сейчас. Сейчас я хочу быть счастлива: один вечер в своей жизни, только один…»
Ночью они стояли на палубе и, уверенные в том, что их никто не видел, целовались. Ветер шевелил паруса, часть которых убрали перед наступлением темноты, корабль тихо скользил по воде. Вдалеке светились огни маленьких береговых поселений.
– Куда мы держим курс? – спросила Анна.
– Мы идём на север вдоль побережья Англии. Ты всё ещё хочешь покинуть меня?
Она покачала головой:
– Мне никогда не было так легко, как сейчас, с тобой.
– Пусть так будет всегда.
– Ты же знаешь: я должна вернуться.
– Не знаю. Не хочу знать.
– Любимый… – реальность тихо возвращалась в сознание. Ещё немного! Вечер ещё не закончен! Впереди – вся ночь.
Он целовал её руки, бережно, осторожно, а она обнимала его и нежно гладила по лицу.
– Капитан! – раздался негромкий голос.
Неподалеку стоял боцман, который, по-видимому, хотел что-то сказать. Ричард отошёл на минуту, но вскоре вернулся.
– Анна, тебе нужно уйти в каюту.
– Что-то случилось?
– Нас преследует какое-то судно. Возможно, это ошибка, но лучше быть наготове.
Он ещё раз поцеловал её, круто развернулся и ушёл.
Спустя короткое время она услышала, как капитан приказал погасить все огни. Теперь корабль пробирался в темноте, и лишь иногда свет луны просачивался сквозь облака и освещал нежно белеющие паруса. Анна ушла в каюту, но не спала: она тревожилась. Раздеваться не стала, только прилегла на кровать, чутко прислушиваясь к тому, что происходит на палубе. Там было тихо, и она незаметно уснула.
Их атаковали на рассвете. Английский военный фрегат, приблизившись на расстояние выстрела, внезапно открыл огонь из всех орудий. Ричард успел ещё ночью привести в боевой порядок весь экипаж, и они мгновенно ответили залпами, но первые удары фрегата пришлись по корме и повредили руль, лишив барк возможности маневрировать.
Фрегат медленно заходил с левого борта. Оттуда неслась крупная дробь, летели ядра, скреплённые цепью, под их ударами ломались мачты, рвались паруса. Ответный огонь оказался безуспешным: военные суда англичан оснащались намного лучше.
Разбуженная грохотом, Анна в ужасе вжалась в постель. Корабль содрогался, и она тихо вскрикивала, в смятении думая, что при таких попаданиях судно скоро пойдёт ко дну.
Неожиданно услышала звучный голос капитана: перекрывая грохот, он приказывал всем покинуть корабль. Сердце затрепетало: жив! Внезапно дверь распахнулась, и на пороге показался Ричард.
– Анна, ты умеешь плавать? – быстро спросил он.
– Едва ли, – прошептала она.
Он схватил её за руку и вывел из каюты.
– Шлюпки разбиты, нам придётся прыгать прямо в воду.
С трепетом женщина глянула в серое море, где на поверхности плавали горящие части снастей, стелился дым.
– Здесь высоко, Ричард, мы разобьёмся!
– Уже не высоко: в трюме полно воды, и палуба осела. Взгляни!
Но Анна оцепенела от страха:
– Нет! Не могу!
– Я буду рядом. Анна, скорее!
Видя её замешательство, капитан подхватил её и, поднеся к борту, резким движением бросил вниз. В следующую секунду раздался мощный взрыв…
Оказавшись в воде, Анна отчаянно задвигала руками и ногами. Инстинкт подсказал ей правильные движения; какой-то матрос схватил её за рукав и помог удержаться на поверхности. Она оглядывалась, ища Ричарда.
– Где капитан? – крикнула, глотая солёную воду.
– Не знаю, его не видно.
– Найди его! Он должен быть в море.
Матрос поймал кусок доски и подтолкнул Анне. В этот момент корабль начал быстро погружаться.
– Леди, спасайтесь! Я найду капитана.
Анна видела, как люди плыли к берегу. Но ей не доплыть: слишком далеко! И без Ричарда она никуда не поплывёт! Неожиданно почувствовала, что неумолимая сила тащит её вниз: это корабль, опускаясь ко дну, создал огромную воронку. Анна оказалась слишком близко, она едва успела вздохнуть, доска выскользнула из рук, и женщина с головой погрузилась в воду…
– Мисс, откройте глаза, – сказал строгий голос прямо над ней.
Анна с трудом разлепила ресницы. У человека было чисто выбритое лицо и пристальный взгляд.
– Вы слышите меня? Как ваше имя?
Едва переводя дыхание, Анна назвала себя.
– Укройте её, – сказал человек, – она в порядке.
Несколько рук помогли ей сесть, кто-то набросил на плечи тёплый плащ. Анна огляделась. Она находилась на палубе военного фрегата, всюду виднелись матросы в английской морской форме.
«Опять мужчины!» – с невероятной усталостью подумала женщина и хотела уткнуться в колени, чтобы расплакаться, но в этот момент врач склонился над кем-то, лежащим неподалёку. Знакомый поворот головы, загорелая, бессильно лежащая рука с тонкой полоской манжета…