Оглянись и будь счастлив

В сентябре стали расселять семьи из Финских домиков. Домики перестроили, из временных сооружений получились нормальные благоустроенные домики со всеми удобствами и всего не две семьи. В сентябре сдали очередную кирпичную четырёхэтажку − дом номер 206. Михаилу выделили квартиру номер 11 на третьем этаже, двухкомнатную с северо-западной ориентацией комнат, с балконом. Это была классическая «хрущёвка», но новая, со всеми удобствами, с газовой плитой и, практически, неограниченной возможностью использовать сжиженный газ пропан-бутан из резервуара, стоящего через двор, напротив 206-го дома. В такой же квартире этажом ниже поселилась семья Толика. Из окна открывался вид на степь, перемежающуюся холмами и залитую солнцем. Слева виднелись хатки и зелёные садочки. Село называлось Беляевка. При более пристальном рассмотрении метрах в ста от дома в поле виднелись белые бетонные столбы и колючая проволока. В двадцати метрах от дома в два ряда высажены деревья. Деревья оказались диковинные, доселе невиданные Таисией. С гроздьями белых ароматных цветов в мае – белая акация! Таисия видела только кусты жёлтой акации, скромно теснящейся у госпиталя. Красота! Но в день переезда родители Аллы были на взводе. Полуденное сентябрьское солнце ещё припекало. Раскрасневшийся Миша в форменной рубашке с расстёгнутым воротом, вместе с солдатами носил вещи: кривоногий шкаф из Петрикова, маленький красный диванчик, «тронный» самодельный диван, кухонный стол-шкаф, тюки с одеждой и домашним скарбом, телевизор. Алла не знала куда ей встать, где сесть. Таисия тоже была раздражена: ей надо было где-то сесть в уединении, чтобы покормить младенца-сыночка. Но закончился и этот суматошный день. Через какое-то время в квартире появился раскладной диван и большая настольная лампа с жёлтым абажуром. Алла в детский сад не ходила. Воспитательница по фамилии Алябина покрикивала на Аллу: «Что ты здесь ходишь? Твоя мать не работает, дома сидит. И ты сиди дома». Уже был обустроен большой двор между домами 204, 206, 205. Дети дошкольного возраста собирались в песочнице. В нагрузку Алле выдавалась коляска с братом. Таисия периодически выбегала из квартиры с северной стороны дома в подъезд, на южную сторону и кричала через открытую фрамугу: «Как ты поставили коляску?! Ветер метёт песок прямо в коляску!» Долго это не могло продолжаться, Тася выбегала во двор и забирала коляску и сыночка. (Ветры в степи знатные: сильные, сухие, горячие).

Куда и зачем солнечным полднем Алла и мама ходили, Алла не помнит. Помнит, что строились дома 211 и 213. Кругом грязь, горы рыжей глины, кирпич, стройматериалы, кабели, шланги. По спирали лежащего в грязи шланга ходила девочка, как из детских книжек Агнии Барто: красное пальто, такой же красный берет, две русые косички. «Мама, смотри, какая девочка! Она ходит…», – Тася не дала договорить дочери: «Девочка старше тебя, идёт со школы. А тебе так ходить не надо».

Миша получил долгожданный отпуск. Решено было разгрузить Тасю – оставить её один на один с плачущим днём и ночью сыном, а Миша забрал с собой Аллу, и вперёд – в Косище. Добирались долго. Алла запомнила (раз и навсегда!) пустые деревянные полки вагона, отца Михаила и себя, сидящую напротив. Папа с такими же ясными глазами, как у Аллы, вёл странные речи, пытался объяснить, но больше получалось запрещать говорить, где мы живём, как мы живём. Немногословная дочь замкнулась. Из дороги помнила солнечный и холодный день в Муляровке, огромный грязный самосвал, с водителем которого папа Миша договорился «подбросить» до Косище. В деревне они вошли в дедовский дом. В пустой залитой солнцем комнате стояла красивая, лакированная скамья со спинкой и подлокотниками. Михаил разрешил присесть Алле на краешек скамьи, сам долго стоял у окна… Потом пошли на другой конец деревни к Броне. Собралось много взрослых дядек и тёток. Алла отвечала на единственный вопрос о своём имени. Хозяйка заметила, что девочка не ест из общей тарелки: «Городская». Принесли отдельную миску и ложку. Но девочка, как зачарованная смотрела в общую тарелку с супом и плавающее там чёрное большое пятно: «Что это?» За столом разразился смех: «А как это вы живёте, Мишка, что ребёнок гриба не видел?» За едой и общими разговорами про Аллу опять забыли. Ей было скучно, она слегка дёрнула за рукав сидящую рядом Ольгу (тётю Олю): «А у нас мальчик есть». У сидящего по правую сторону от дочери Михаила ложка застыла в руке. «Да, у меня родился сын», – сильно смущаясь доложил Миша своей родне. Ещё несколько дней Миша с дочерью прожили у Ольги в Бабуничах. Ольга не могла нарадоваться племяннице: тискала её, водила за руку на луг показывать пасущихся лошадей. А Мишу задели прощальные слова Брони: «Где бы ты и сколько бы ты не ездил, всё равно вернёшься в родную хату». Миша думал иначе. Он был и обут, и одет, сыт, получал денежное довольствие, жил с семьёй в квартире со всеми удобствами, был военным, человеком государственным, знал и свято хранил военную тайну.

***

Любая информация, связанная с 12-м Главным управлением Министерства обороны имеет высшую степень секретности. Вплоть до середины 90-х годов за одно упоминание можно было понести уголовную ответственность и угодить за решётку. Двенадцатое ГУМО отвечало за разработку, охрану и боевое применение самого мощного оружия – ядерного. Объекты под литерой «С» – арсеналы с сотнями единиц хранения ядерных боеприпасов, где осуществлялась работа ремонтно-технической базы, обслуживание и хранение специзделий. Серьёзный, ответственный Михаил Никитич не остался без внимания командиров, начальников РТБ. В мае 1968 года он был переведён в войсковую часть 14427 техником боеприпасов.

Михаил шёл по бетонным коридорам, поднимался, опускался вниз на этажи. Воочию видел результаты труда «своих» солдат-строителей, понимал теперь для чего строились эти сложные бетонные сооружения.

«Чтобы оборудовать места для хранения специзделий и рабочие места, потребовалась напряжённая работа личного состава отделов ИТС и ремонтно-технической мастерской».

У Михаила дух захватывало от знания военных тайн и от собственной значимости.

«Из промышленности стали поступать боевые части ракет ракетных войск стратегического назначения (РВСН) для оснащения 46-й и 19-й ракетных дивизий».

За годы службы офицерам ИТС, и Михаилу в том числе, приходилось бывать лично или работать со специзделиями в Первомайской 46-й ракетной дивизии (города Балта, Умань), в Хмельницке (19-я РД); с более мелкими изделиями для сухопутных войск – в районах населённых пунктов Сарата, Колбасная, Веселовка, Хировка Кировоградской области; для военно-воздушных сил в Канатово (г.Кировоград), Тирасполе, Вознесенске; для войск противо-воздушной обороны в районе Николаева и Котовска. Не редкими были «военные тревоги». Прибегал солдат, звонил в дверь и убегал, следом за ним убегал папа Миша. В один из вечеров февраля 1969 года по тревоге ушёл Михаил, Таисия с двумя детьми сидела дома в кромешной тьме. Командиром было приказано всем жителям городка соблюдать светомаскировку. Алле казалось всё таинственным. (В последующие годы, когда объявлялась тревога, Алла ждала, что прикажут выключить свет; но не было в этом необходимости).

***

Зима 1969 года выдалась снежной и холодной. Двор между домами 204, 206, 205 превратился в одну большую снежную долину высотой около полутора метром. Мальчишки-школьники прокапывали в этом огромном сугробе ходы, целые катакомбы. Кто-то из мальчишек снисходительно разрешил зайти в лабиринт. Алла сделала несколько шагов, но осознала свою неповоротливость в цигейковой шубе и дала задний ход. Пришла домой. Мама Тася уже узрела катакомбы и назидательно наставляла дочь: «Ты хоть не вздумай заходить в вырытые проходы, снег обвалится и задохнёшься». Алла мысленно ответила: «Я там уже была…». Появились подружки во дворе Таня Турта и Юля Воробьёва. Семья Воробьвых (отец Виталий, мама – тётя Шура, брат Саша) приехали из Семипалатинска. Им дали трёхкомнатную квартиру в 204 доме в третьем подъезде на третьем этаже. Юля была похожа на казашку: раскосые глаза и смуглая кожа; шустрая девчонка, но добрая. Юля рассказывала, что там, где они жили прежде, в Казахстане, часто были землетрясения небольшие, звенела посуда в шкафчике. Только спустя годы стало понятно девочкам, что являлось причиной землетрясения в степях Казахстана близ Семипалатинска.

К зиме сдали 211-й дом с высоким парапетом, со ступеньками, с тремя магазинами на первом этаже: молочным, мебельным, хлебным.

В высоких стеклянных ветринах от пола до потолка вертикально висели огромные пенопластовые буквы «МОЛОКО», «МЕБЕЛЬ», «ХЛЕБ». Зимой мама отправляла Аллу в молочный магазин. «Чего тебе, мальчик?», – спрашивала из-за голубого прилавка продавщица в белом халате и таком же белом колпаке. Комок обиды застывал в горле, через минуту, когда женщины в очереди начали громко шептать: «Говори», Алла выдавила из себя: «Я не мальчик». «Хорошо, девочка, давай бидончик», – быстро наливала молоко продавец. Со временем Алла выучила набор продуктов: две бутылки молока, бутылка кефира, триста граммов масла. Иногда покупала сметану в забавной, с точки зрения геометрии, баночке.

Зимой ходили в подготовительный класс. Не нравилось это мероприятие Алле. Командование части организовало вечернюю школу для тех, у кого не было полного среднего образования. Ходил в вечернюю школу и Михаил.

Поездка в Свердловск. 1969г.

Запомнилось Алле лето 1969 года. В июне всей семьёй поехали навестить «мою Валечку». Михаил: молодой интересный мужчина, в новом тёмно-синем костюме, кремовой нейлоновой рубашке, галстуке, в кожаных туфлях. Таисия: на голове невысокая «Бобетта», укороченная узкая юбка, короткий жакет с карманами-клапанами, четыре большие перламутровые пуговицы, – и всё это исполнено в тёмно-синем плотном трикотаже; на ногах – светло-серые «лодочки». (Прямо скажем, не дорожный вариант). Ехали через большие города – столицы Киев, Москву. К красивой семейной паре прилагалось двое детей и совершенно новый пластиковый чемодан. С Киевского вокзала на Казанский – на метро. Миша нёс чемодан, Алла должна была держаться за ручку чемодана (правда, за неё держался папа Миша). Алле строго-настрого приказали не отставать и не потеряться. Тася несла на руках двухлетнего сыночка с круглыми надутыми щеками и круглыми чёрными глазами. На Казанском вокзале Михаил определил своё семейство в зал ожидания для военнослужащих. («Это вам, деревенские родственники, не в деревянной станции с мешками на полу сидеть»). Поезда в Свердловск ожидали целый день Алла иногда подходила к окну.

За окном из низкого серого неба моросил дождь; привокзальная площадь вся заставлена легковыми машинами. Олежка кочевал из одних родительских рук в другие. Маялись до вечера. Наконец сели в отдельное купе фирменного поезда «Урал», все почувствовали и оценили комфорт и высокий уровень обслуживания.

Ехали больше суток. По приезду удивило то, что время было на два часа больше. Мама долго объясняла Алле про часовые пояса. Алла пыталась понять, но потом пришла к выводу, что лучше принять всё на веру. Новые виды, как и новые впечатления менялись быстро: трамваи, двухэтажный деревянный дом, деревянная лестница на второй этаж, коммунальная квартира, общий коридор и кухня, маленькая комнатка с окошком, печка в углу, шкаф, диван и чёрное, блестящее пианино, рядом крутящийся стульчик. Мама Тася сразу приступила к расстановке запретов: не крутиться на стуле, не стучать по клавишам пианино, ничего не трогать – всё чужое. Первую ночь Алла не спала, ей мешал шум большого города, особенно звон трамваев. А утром следующего дня разразился скандал. Тётя Валя вечером сварила целую кастрюльку мяса (дефицитного продукта!) и оставила остывать её на общей кухне. Утром она испытала ужас, увидела пустую кастрюлю. Всё съел сосед-пьяница. (Нет совести у пьяниц ни при Советской властью, ни при царской, ни перед Церковью; превращаются в животных. Сосед работал сантехником. По пьяни гонял своих двух дочерей и жену, корпулентную женщину-повара по квартире со словами: «Отес-с я вам или не отес-с?». Однажды зимой Валя, будучи девушкой плотного телосложения, спустила невысокого субтильного соседа с лестницы; застукала его в момент воровства её цигейковой шубы из общей прихожей).

Валя, «моя Валечка», была активным человеком. Пока Таисия создавала семью, Валя бросила тяжёлую посменную работу на хлебомакаронном комбинате (параллельно училась в вечерней музыкальной школе при Свердловской консерватории), поступила в художественное училище. Но через две недели бросила, так как в процессе обучения требовалось покупать холсты, кисти, краски. Дорогое обучение. Денег на это у Вали не было. Поступила в педагогическое училище, где активно преподавали фортепиано.

Ночью работала в кафе: пекла булочки. Валю подкармливали, оставляли ей и кусок сыра, и кусок масла. Учёбу и работу совмещать тяжело, училась через пень колоду, стипендию не получала, была дерзкой, наглой, пропускала занятия. После окончания училища не долго работала воспитателем, потом попала в свою стихию, её перевели музыкальным работником детского сада. Подруга по училищу по фамилии Лерман помогла получить комнатку в коммуналке. (Великое счастье своё жильё!) На первую зарплату купила хрустальную вазочку с мыслью: «Хочу, чтобы меня окружали красивые вещи». Следующая покупка была серьёзной – пианино: «Мне нужен инструмент». Научилась шить. Была модной. С любовью и личной жизнью не заладилось, хотя ходила в походы, в том числе в лыжные. К Алле у Вали, у тёти Вали, было особое отношение, как к кукле. В длинный «конский» хвост пепельно-русых волос Аллы тётушка накрутила несколько крупных бигудей. Когда утром, Алла посмела высказаться о том, что бигуди ей мешали спать, услышала высокомерно-резкое: «Красота требует жертв». «Какая красота? Какие жертвы? Зачем это всё?», – думала Алла. Зато Валя знала свою цель. Весь день она таскала племянницу за собой. Сначала на работу в детский сад, где была продемонстрирована Алла в новом летнем платье (Валя научилась хорошо шить и приобрела электрическую швейную машину с педалью) с локонами в волосах. Потом потащились к подруге с необычным именем Лиля, живущей в тёмной квартире на верхнем этаже. Тётя Валя крутила Аллу за руку, показывая со всех сторон, и сетовала, что локоны распрямились. По возвращении домой, Аллу отправили играть в песок (песочницей это назвать нельзя), а тётя Валя и её подруга Нина Мельникова наблюдали за девочкой из окна и приговаривали: «Какая красивая девочка!» А девочка отупела от этого женского общества, ей не нужны были эти комплименты, ни она, ни родители, ни окружающие люди не считали её красивой.

Программа отпуска была насыщенной. Полностью экипировали Аллу к школе: школьное платье, чётный и белый передники, ленточки в косички (белые, коричневые, чёрные). Тётя Валя и мама ратовали за ранец, но Алла точно знала, что с такой конструкцией ни одна девочка в школу не ходит. В результате купили очень симпатичный серый с белой отделкой по карману портфель. Тася приобрела себе роскошное модное пальто цвета какао и шарф на высокую «Бабетту». Валя подарила сестре модную в виде позолоченной дужки оправу для очков. Валя носила модную оправу с обычными, неоптическими стёклами: «Модно-то!» В воскресенье Алла попала под культурно-массовое мероприятие – поход в кукольный театр.

После спектакля Алла не отвечала на многочисленные вопросы тёти Вали, потому что спектакль (кажется, ставили «Золотой ключик») не понравился. Было плохо видно, многолюдно, душно: «То ли дело мультфильмы! А не этот примитивизм». А вот в фойе понравились аквариумы с рыбками и водорослями, и даже запомнилось само слово «фойе»! В один из дней Валя и Тася с детьми вышли прогуляться в конец улицы 8 Марта, чтобы увидеть из далека трамплин, бурно расхваленный Валей. Холодно было до безумия – все надели пальто. Алла недоумевала и периодически спрашивала маму, какое нынче время года?

С Украиной было не сравнить. Родители ходили в кинотеатр на премьеру «Бриллиантовой руки». Под занавес отпуска поехали на электричке в Нижний Тагил к «матушке» Полине Семёновне. Конечно, она плакала. Плакала о величайшем горе, о погибшем в 1964 году сыне Толике. (Анатолий Степанович погиб во время прохождения срочной воинской службы в Ташкенте, там и похоронен). Ездили на кладбище. Полина Сергеевна показала место, где, ориентировочно, похоронен отец Степан Кириллович. Таисия и мачеха плакали, Алла молчала и всех жалела, Валентина выказывала всем своё недовольство и недоумение.

Кировоград-25, ул.Титова.

Тёплой летней ночью, когда густая листва на деревьях играла в сказочные тени, а штаб представлялся замком, семья вернулась в свой военный городок – Кировоград-25. Они шли по пустой улице в свой дальний двор, и не переставали сравнивать холодный пыльный воздух Свердловска и тёплый, ласковый, пахнущий степными травами, родной воздух Городка. Так приходило осознание Родины и счастливого детства.

***

Михаилу поручали набор новобранцев, быть «покупателем» в Московском военкомате. Михаил улучил несколько часов свободного времени и обратился в Архив Министерства обороны СССР. Искал Клевцова Фёдора Корнеевича, старшего брата; боль от утраты которого не затихала в сердцах родных. Архив выдал короткую справку: «Клевцов Фёдор Корнеевич младший сержант, наводчик, пропал без вести в 1941 году». Ничего нового Михаил сёстрам сообщить не мог…

***

Таисия и Михаил жили дружно, устраивали семейные праздники. После Ноябрьской демонстрации и парада приходили домой продрогшие. (Как правило, 7 ноября было очень холодно, и имело место быть зимняя форма одежды и для военных, и для гражданских, и, конечно, детей). Таисия накрывала праздничный стол в большой комнате с обязательным салатом «Оливье» с майонезом, тушёной курицей, любимым Тасей картофельным пюре. Миша с детьми торжественно шёл в кладовку для выбора стеклянной баночки с консервированными помидорами или огурчиками. Поход в кладовку непременно заканчивался водружением на праздничный стол трёхлитровой банки с целыми небольшими грушами. (Классические рецепты консервации соблюдались неукоснительно букве «Домоводства», самому значимому предмету Тасиного преданного). Новогодний стол дополнялся Сметанным тортом: песочным, с многодневной сметанной пропиткой. Первомайскому столу доставались консервированные яблоки. Тоже очень вкусно, но Олег на всю жизнь полюбил грушевый компот. На все праздники Тася (Миша присоединялся) готовила детям подарки. Как минимум целлофановые мешочки с конфетами, а как максимум: под ёлкой игрушки, познавательные настольные игры, «Футбол», фен. На день рождения Олегу подарили велосипед «Орлёнок».

Родители почти каждый год ездили по путёвкам в санатории, порознь, конечно. Объездили Кавказ, Крым, Карпаты, Миша летал во Владивосток. Таисия присылала с Кавказа хурму «Королёк» в фанерном ящике. (Далеко не все граждане Советского Союза знали, что такое хурма); из Феодосии – шикарный венгерский купальник для Аллы, кофточки, шарфики. Из Ленинграда Миша привёз Таисии модное кримпленовое платье бежевого цвета, из Владивостока – платье-матроску и красивую куртку с трикотажными манжетами для Аллы. Утром дети просыпались, а в прихожей стояли чемоданы и сумки – родитель вернулся домой, вечером будет праздник. Но самым светлым был день 1 сентября – День рождения мамы Таси и начало учебного года! Сколько не готовились к 1 сентября, а утром была суматоха. Портфели собраны, форма наглажена. Но одеться, позавтракать и самое главное поздравить Маму! Одним солнечным перво-сентябрьским (во второй половине семидесятых) утром Миша потребовал, чтобы Таисия встала у окна на табурет. Дети захлёбывались от радости, Миша смеялся: все вместе поздравляли маму Тасю. Потом Таисия Степановна торопилась на работу окутанная свежим воздухом сентябрьского тёплого утра, городок напоминал цветник – каждый ученик в парадной форме нёс букет цветов: «Всеобщий праздник! В какой хороший день я родилась! В какой яркий и радостный праздник! Праздник для каждой семьи и для моей работы!»

Михаил, как и многие другие жители городка, раскопал участок целинного чернозёма. Когда копал, Тася предусмотрительно попросила его оставить прутик, торчащий из земли. (Через десять лет собирали с роскошного дерева абрикосы-колировку). Миша развёл клубнику, сорт «Днестровский» – крупная и вкусная. Плодородная украинская земля родила помидоры: «Воловье сердце», «Сливка», розовые, жёлтые. В августе не знали куда их девать. Миша и Тася до глубокой ночи давили на соковыжималке томатный сок и даже консервировали томаты в собственном соку. В двухкомнатной квартире, в дальней «детской» комнате в кладовке Миша сделал из досок полки, которые были заставлены стеклянными банками с помидорами и томатным соком, огурцами, компотами из яблок, груш, слив, вишен.

***

Михаил служил во втором отделе ИТС. В военном билете по-прежнему было записано «техник боеприпасов», но появилась кличка «Законник», и должность не официально называлась «библиотекарь» секретных формуляров и документов на специзделия. От Михаила требовалась придельная внимательность, аккуратность, чёткость. Ему нравилось работать с документами, это занятие соответствовало его характеру.

В 1970 году в СССР проходила перепись населения. Михаил Никитич был назначен переписчиком. Опять пригодились аккуратность, чёткость, внимательность при работе с документами и людьми. По завершении переписи населения Михаила наградили значком «Перепись населения СССР. 1970 год». Михаил побывал во многих квартирах, видел, как живут семьи молодых офицеров, как разительно изменилась мода на мебель… Миша ещё в 1966 году, при жизни в Финских домиках, купил стиральную машину “Riga”. После прочтения инструкции по эксплуатации этого электрического (и, кажется, несовместимого с водой и мокрыми руками!) агрегата, Тася упорно его боялась и стирала в корыте. Зато в благоустроенной квартире номер 11 Алле нравилось отжимать бельё через два валика. В июле 1967 года, незадолго до рождения сына Олежки, Михаил приобрёл телевизор! Телевизор не смотрели, не было заветного кабеля, но уже в 206 доме в одиннадцатой квартире чёрно-белую «Берёзку» смотрели с удовольствием. Было две программы (зато какие!): всесоюзная и украинская. По всесоюзной смотрели историческую эпопею «Угрюм-река», а по украинской Алла любила смотреть украинские танцы: и Гопак, и гуцульские, слушать Национальный заслуженный академический народный хор Украины им. Верёвки, песни на стихи Г. С. Сковороды. Алла впитывала в себя великую и прекрасную культуру Украины.

Михаил работал в большом нервном напряжении. Отдыхала душа крестьянина на огороде или за столярным делом. Миша сам сделал современные кресла, журнальный столик на трёх ножках, столик под телевизор и покрыл чёрным лаком. Сам придумал, спроектировал и сделал из фанеры шкаф в прихожую, выкрасил его в жёлтый цвет.

Алла училась в школе. Дети «призыва» 1969 года учились по новой «московской» программе; учились писать сразу шариковыми ручками, и решать задачи с помощью уравнения. Олег был «проказным» малышом. В четыре года вместе с другом по фамилии Рыбаков рванули в лес, ушли далеко вдоль периметра – колючей проволоки. Их выловил патруль. Старший сказал: «Я, кажется, знаю чей это черноглазый мальчик». Таисия уже «рвала на себе волосы», когда через час ей вернули сына.

Все дети с восторгом бегали на вертолётную площадку, когда там приземлялся вертолёт. Не редкостью были тревоги (учения). Подробно никто ничего из «гражданского населения» не знал. В октябре 1971 года Таисия отдыхала по путёвке профсоюзов в Доме отдыха «Красные Зори» (г. Одесса), не просто в Доме отдыха, а в Доме отдыха Матери и ребёнка; конечно, рядом с ней был тот самый ребёнок – сын Олег. А дома, в Кировограде-25, объявлена тревога. Миша был озадачен. Попросил соседку Машу Заяц присмотреть за дочерью, отправить её утром в школу. А Аллочке на прощание сказал: «Ты никому ничего не говори, но знай, мы улетаем в южном, одесском направлении. Если я не вернусь…». Алла запомнила этом разговор на всю жизнь. Из разговоров школьников знала, что некоторые военные боялись летать, но её отец – десантник. Скорее всего Михаила и других офицеров заинструктировали и заставляли опасаться ядерного оружия, испытания специзделий в полевых условиях. («В семидесятых годах в войсковую часть стали поступать спецбоеприпасы к 203-мм гаубицам и 240-мм миномётам»). Через сутки или двое городок зажил в привычном спокойном ритме. Михаил вернулся домой. Вскоре вернулись домой Таисия и Олег. Алла доверила военную тайну только этому листу бумаги. В душе гордилась отцом, всеми военными «своего» городка и сопричастностью к военной тайне.

Таисия Степановна пошла работать воспитателем в детский сад, знала многих детей в городке и, естественно, родителей. В 1967 году