скачать книгу бесплатно
– И это – все Ваши трофеи? – усмехнулся Председатель по адресу шишки.
– Никак нет, товарищ Председатель! – мгновенно подобрался Сазанов. – Разрешите?
Нагнувшись, он развязал узел лежащей у его ног котомки, и извлёк из неё тугой полотняный пояс, широкий и не меньше метра в длину.
Председатель брезгливо зажал нос пальцами.
– Ну, и амбре!
– Доставали, извиняюсь, с самого дна выгребной ямы, – виновато улыбнулся Сазанов. – Вероятно, зацепился за гвоздь, когда Кусачий вылезал в щель.
Преодолевая отвращение, Председатель через носовой платок приподнял пояс за один конец.
– Ого! «Навскид» тут весу, никак не меньше пяти килограммов!
– Пять с половиной! – счёл возможным просиять Сазанов. – Пять – золото, остальное – пояс. Монеты – разного достоинства, в основном царской чеканки. Но есть и иностранные – даже старинные.
– Неплохой улов, – удовлетворённо хмыкнул Председатель. – Пусть даже и из уборной… Ну, а Кусачий? Куда он подевался?
Сазанов виновато потупился.
– Мы шли за ним след в след… Ну, почти… Нашли даже останки ларца… Но сам он – как в воду канул… Да и не удивительно: ночь. Место – глухое…
Председатель хотел уже сурово выгнуть бровь, но передумал: всего предусмотреть невозможно. Да и итог операции – не такой уж скромный: пять кило золота! Бандиты – величина переменная. Золото – постоянная.
– Ладно! – решительно шлёпнул он ладонью по столу. – Будет нам посыпать голову пеплом! А он ещё попадётся – не последний день живём!
Великодушно успокоив Сазанова – а заодно и себя – Председатель всё же не удержался от того, чтобы не скосить иронический глаз на заместителя.
– Ну, и видок у тебя… В общем, так: прежде всего, ступай домой и приведи себя в надлежащий вид. О делах поговорим позже…
Когда за Сазановым закрылась дверь, первым делом Председатель распахнул окна, чтобы проветрить кабинет. И только после этого он вернулся за стол – и ещё раз перечитал донесение из Парижа.
«На месте устроился. Дедушка с внучкой тоже подъехали. Готов к выполнению новых заданий. М.»
С довольной миной на лице Председатель откинулся в кресле.
– Значит, уже там… Это хорошо: грядет новая фаза борьбы – заграничная. И тебе, дружище, предстоит в ней активно участвовать – как в силу твоих возможностей, так и в силу наших потребностей… «Дедушка с внучкой»…
Председатель усмехнулся: так они с Михаилом Николаевичем договорились именовать в донесениях «Нумизмата» и Наташу. Отодвинув бумагу с расшифрованным текстом, чекист устало прикрыл глаза.
«Итак, первый сеанс связи состоялся! Значит, не зря мы в своё время внедрили к Вахлакову на рю де Гренель нашего человека для связи между Центром и будущим резидентом в Париже!»
Председатель не умел сидеть в кресле – и уже через минуту был на ногах.
– За работу!
Глава десятая
– Руки вверх!
Градоначальник Ялты и назначенец Иван Антоныча господин Тутышкин оторопело взглянул на ворвавшихся в его кабинет офицеров. Офицеры были явно пьяны, но это обстоятельство комичной ситуацию почему-то не делало: в одном из ворвавшихся градоначальник узнал известного ресторанного буяна и ярого сторонника Барона капитана Птицына. Одного этого факта было достаточно для того, чтобы Тутышкин перепугался не на шутку.
– Ты что, оглох? – заорал Птицын, бешено вращая побелевшими от ярости глазами. – Я ведь тебе русским языком сказал: «Руки вверх!» Или ты понимаешь только другой язык? Изволь!
И рука капитана скользнула к кобуре. Однако вместо ожидаемого револьвера в ней оказался солёный огурец, вероятно, прихваченный капитаном в одно из бесчисленных посещений увеселительных заведений.
Однако Птицын не смутился подобным оборотом. Коль скоро огурец находился в приспособлении для хранения оружия, в качестве такового он его и использовал. Почти мгновенно покрасневшее место контакта скулы градоначальника с «ударной частью» огурца свидетельствовало об успешном использовании традиционной русской закуски – пусть и не по прямому назначению.
После вполне ожидаемых при таких обстоятельствах воплях на тему «Что Вы делаете?», Тутышкин, наконец, оказался способен задать более осмысленные и подходящие к случаю вопросы.
– Как прикажете это понимать, капитан? – прижимая ладонь к месту ушиба, дрожащим голосом пролепетал он. – Что это значит? Извольте объяснить!
Птицын нагло ухмыльнулся.
– Охотно изволю, господин бывший градоначальник, охотно! И в целях экономии времени – предельно лаконично: «Слазь!»
Плешивая голова Тутышкина мгновенно увлажнилась обильно выступившим потом.
– Т-то есть, к-как это «Слазь!»?
– Очень просто!
Вытаскивая за шиворот трясущегося от страха градоначальника из-за стола, капитан объяснял уже не только словами, но и руками.
– Власть переменилась! Так, что ты теперь – не Туточкин, а – Тамочкин!
Дружным хохотом спутники Птицына мгновенно оценили «остроту» своего предводителя.
– В общем, вали отседова, как говаривал мой дворник Кузька!
Безапелляционно извлекаемый из-за стола, Тутышкин попытался рукой дотянуться до кнопки звонка.
– Зря ты это, дядя! – укорил его Птицын. – Охрана почивает в коридоре. Для такого случая мы даже пожертвовали парой бутылок водки – по штуке на нос. Точнее: на голову. А если уж совсем точно: по голове! А что поделаешь: надо! Народ не проявил сознательности: пытался воспрепятствовать торжеству законности и порядка!
Птицын снисходительно похлопал Тутышкина по рыхлому плечу.
– Так, что ты, уж, лучше не серди нас! Вали, пока миром просят! Пшёл вон!
Низложенный градоначальник не заставил упрашивать себя, и на подкашивающихся ногах вывалился из дверей теперь уже бывшего своего кабинета. Проследовав мимо стонущих по углам охранников, он прежде всего, направился в туалет. И уже – рысью: вполне понятное дело.
Так начался знаменитый «мятеж» капитана Птицына. Стоявшие за его спиной «кукловоды» в лице генералов Клеймовича, Кутахова и Свищёва – все яростные сторонника Барона – решили таким неординарным способом заявить о настроении командного состава Волонтёрских Сил Юга России. Заодно они хотели проверить реакцию Главкома на выступление оппозиционно настроенных офицеров.
Птицын, разумеется, не был посвящён в «интимные» подробности. Его, пьяницу, драчуна и горластого критика «чистоплюя» Иван Антоныча, в любом застолье возглашавшего здравицы в честь Барона, просто ловко науськали на мятеж, больше похожий на дебош. Кандидатура Птицына тем более устраивала стоявших за его спиной настоящих заговорщиков, что он командовал ротой охраны «правительственных» учреждений города, и ему было проще всего обеспечить силовой захват сданных под охрану учреждений. Что он и сделал.
При этом генералы-«бароновцы» пока ещё не планировали никаких по-настоящему решительных действий: только зондаж и чуточку шантаж! Зондаж возможностей захвата Бароном власти – и шантаж теперешнего Главкома в целях постепенного приучения того к мысли о неизбежном расставании с креслом.
В течение трёх дней Птицын «управлял» городом. Ну, как управлял: функционирование городского хозяйства обеспечивали те, кто умел это делать, и кому это полагалось по должности. А перманентно нетрезвый Птицын восседал в кабинете градоначальника, перемежая это сидение периодическими выездами в город в служебном «ландо». Никакими другими «делами» он не занимался – как по причине неспособности ни к чему другому, кроме пития и бития, так и по причине того, что просто не знал, чем ему заниматься дальше: никто ему этого не сказал.
Пока капитан «градоначальствовал», город замер в ожидании развязки. И она наступила – потому, что не могла не наступить. Назначенцы Иван Антоныча, прибывшие в Ялту во главе расквартированных неподалёку тыловых частей, быстро навели порядок. Проще говоря, они набили морду орущему «Долой Ивашку!» и «Да здравствует Барон!» Птицыну, и свезли его «на съезжую». Генералы, заподозренные в организации этого балаганного «coup d`etat» с явно нешутейными целями, тут же дружно, в голос открестились от знакомства с «мятежным» капитаном. На поверку это оказалось правдой: генералы с капитаном благоразумно не были знакомы. Но лишь в таком формате: «встречались – но не были представлены друг другу». Да и встречались только по службе – когда отдавали капитану приказ о начале выступления.
Куда труднее пришлось Барону. Как он мог доказать свою лояльность и законопослушность, если ни того, ни другого по отношению к Иван Антонычу у него и в помине не было?! И как ни пытался он обосновать свою непричастность к «игрушечному» перевороту также незнакомого ему капитана пребыванием на излечении – предусмотрительно организованным в момент совершения оного – Главнокомандующий коварному Барону не поверил. Давно испытываемая им неприязнь к властолюбивому «тевтону», а также страх перед его притязаниями на руководящее кресло, наконец-то, нашли выход.
Слова генерала Кобылевского о том, что «завтра» Барона по времени не намного будет отстоять от его «сегодня», оказались пророческими. Уже через неделю после вступления в должность командующего армией, Барон перестал быть таковым – потому, что перестала существовать армия. Иван Антоныч произвёл хитроумную реорганизацию, в результате которой армия превратилась в корпус, а её командующий – всего лишь в одного из многочисленных командиров.
Но и это было не всё. Ещё дней через десять, воспользовавшись очередной критикой Бароном стиля и метода своего руководства, Иван Антоныч просто снял того с должности. Науськиваемый своим начальником штаба, на следующее утро после этого приказа Главнокомандующий в дополнение к первому приказу издал ещё и другой. На основании собранных воедино слухов, домыслов, страхов и реальных фактов – по принципу «вали кулём – потом разберём!» – Барон был обвинён в бонапартистских замашках, в развале вверенных ему соответственно армии и корпуса, в подрыве авторитета Главнокомандующего и во многих прочих, действительных и мнимых, грехах. Также многозначительным, хоть и красивым латинским словом «инспирирование», он недвусмысленно был привязан к «мятежу» капитана Птицына.
Посему резолютивная часть приказа была предельно жёсткой: арестовать и в кандалах доставить в Ставку Главнокомандующего. Однако с исполнением приказа вышла осечка. Нет, приказ – вместе с его исполнителями – благополучно дошёл до дверей кабинета опального командира Волонтёрского корпуса, но дальше случилось непредвиденное.
Капитан Концов, исполняющий обязанности старшего адъютанта командира корпуса, отказался пропустить прибывших с приказом лиц к Его превосходительству под тем предлогом, что у того – конфиданс с дамой. Двое офицеров, проигнорировавшие «резолюцию» адъютанта, тут же пожалели о своём непродуманном поступке – уже лёжа в пыли возле штабного крыльца, с которого они были сброшены после выставления за шиворот вон.
Попытка опозоренных «экзекуторов» восстановить реноме закончилась бы всего лишь обыкновенным водворением их на место – мордой в пыль, если бы им вдруг не задумалось подкрепить своё намерение демонстрацией обнажённых револьверов. К ним, на свою беду, присоединились и двое их спутников.
Тут всё и случилось. Рассвирепевший непослушанием гостей, Концов не только обезоружил ретивых исполнителей приказа – уже на глазах вышедшего на шум Барона – но и учинил им форменный мордобой. И дело заключалось уже не в Бароне: своим нахальством визитёры оскорбили достоинство капитана, не привыкшего к неуважению. Но Барон подумал иначе – к немалой пользе Концова.
После того, как подвергнутые экзекуции несостоявшиеся «экзекуторы» перестали подавать не только признаки сопротивления, но и признаки жизни, Барон расщедрился на пару сокращений мышц лица. По-своему улыбнулся, то есть.
– Благодарю за службу, капитан! Думаю, с господ порученцев уже достаточно науки хороших манер!
Павел Андреич вытер натруженные кулаки и сапоги – о мундиры жертв, естественно – и разогнул спину.
– Прикажете загрузить это, Ваше превосходительство?
И он кивнул головой на четыре распростёртых на земле тела. Барон усмехнулся одними губами.
– Да, не сочтите за труд, Павел Андреич.
Впервые за всё время общения – а это почти три недели – Барон обратился к Концову по имени-отчеству. И это было не только приятно, но и весьма симптоматично.
Капитан энергично «загрузил» в автомобиль пришельцев их тела – так, как загружают дрова в паровозную топку. Прибывшее вместе с офицерами отделение солдат равнодушно наблюдало как за избиением своих командиров, так и за их «погрузкой». Наиболее разумным для себя оно сочло не вмешиваться в служебные разборки господ офицеров.
Из-за спины Барона за обоими этими процессами – «зачисткой» и очисткой – наблюдали генералы Кутахов и Свищёв, ибо «дамой», с которой, со слов Концова, Его превосходительство имел «конфиданс», были именно они. Оба не могли скрыть удовольствия от того, как ловко капитан управился с посланцами Главкома.
– Браво, капитан! – лаконично, в свойственной ему манере, восхитился Кутахов. Восхищение Свищёва было более непосредственным. Он подошёл к Концову, и, глядя на него замутнёнными кокаином глазами, нежно приобнял за плечи.
– Нет слов, Паша!…
Обернувшись к Барону и Кутахову, он воскликнул:
– Ну, как тут не вспомнить незабвенного Михал Илларионыча:
«С такими молодцами – и отступать?!»
Вернувшись к Павлу Андреичу, Свищёв не удержался, и трижды по-русски облобызал бравого капитана.
– Господа! – дёрнул подбородком Барон. – Имею сообщить вам, что вопрос о кандидатуре моего старшего адъютанта больше не значится в повестке дня!
– И лучшего выбора Вы и сделать не могли, Ваше превосходительство! – просиял Свищёв.
– Мои искренние поздравления, капитан!
Кутахов и в похвалах был традиционно сдержан.
– Подполковник, дорогой Альсан Палыч! – многозначительно поправил генерала Барон. – Подполковник! Я сегодня, буквально только что, произвёл Павла Андреича в очередной чин.
Последовала новая порция поздравлений – теперь уже в связи с производством. Однако, несмотря на торжественность момента, все понимали, что это – далеко не финал истории, и следующий ход – за Главкомом. И были правы.
Узнав о случившемся, Иван Антоныч в тот же день, по прямому проводу связался с Бароном, и выразил ему свои сожаления. С его слов, произошло досадное недоразумение: офицеры неправильно истолковали содержание приказа, и самочинно превысили данные им полномочия, которые якобы сводились лишь к уведомлению Барона об освобождении от должности.
В связи с изложенным, Иван Антоныч даже счёл возможным извиниться за произвол своих посланцев и заверил, что со всех них будет строго взыскано – как будто взбучки от Концова было недостаточно.
Одновременно с заверениями в совершеннейшем к Барону почтении Его Высокопревосходительство настоятельно рекомендовал последнему отбыть в Крым – пока без должности – на лечение, для поправки расшатавшейся нервной системы. Разумеется, под «железное» обещание будущего портфеля.
Барон, который, разумеется, всё понял, как и следовало понимать, сдал корпус Кутахову, и отбыл в столицу Крыма, куда уже эвакуировалась часть потрёпанных дивизий ВСЮР. В связи с отъездом Его превосходительства между Кутаховым и Свищёвым, открыто недолюбливавшими друг друга, развернулась настоящая борьба за подполковника Концовым (своим приказом Иван Антоныч утвердил производство Павла Андреича в чин). Каждый доказывал, что ему при его должности такой офицер нужнее – хотя должности у обоих были одинаковые: оба командовали армейскими корпусами. Правда, у Кутахова имелось одно преимущество: он был преемником Барона на посту командира Волонтёрского корпуса, и мог претендовать на всё его имущество – в том числе, и на души и тела его офицеров.
В конце концов, энергичному и грубоватому Свищёву надоело аргументировать свою позицию – и он без долгих проволочек выкрал Концова прямо из-за служебного стола. Как выкрал? Да очень просто: попросил того проводить его до автомобиля, и, прощаясь за руку, одним рывком втащил Концова в машину, после чего велел шофёру гнать, не останавливаясь. Все последовавшие за этим попытки Кутахова восстановить статус-кво ни к чему не привели.
Но оснований сожалеть о случившемся о Пал Андреича не было. Приказом Свищёва подполковник Концов был назначен офицером для особых поручений при штабе командира корпуса. Принимая во внимание неугомонный характер молодого – ему шёл всего лишь тридцать третий год – генерала, можно было со всей уверенностью предположить, что концовка официального наименования должности подполковника носит чисто формальный характер, и состоять при штабе ему вряд ли придётся.
Так оно и случилось. Особые поручения заключались даже не столько в сопровождении генерала по частям его разбросанного по всем крепостям и валам корпуса – хотя и это имело место – сколько в эскортировании падкого на развлечения Свищёва по различным злачным местам. После недели «работы» в новой должности Павел Андреич мог спокойно наниматься в гиды любому состоятельному приезжему, желающему ознакомиться с самыми диковинными развлечениями крымской богемы.
Недели через две после отстранения от должности, Барон, находящийся «на излечении» – массандровскими винами – получил неожиданный, и вместе с тем вполне ожидаемый, приказ из Ставки о своём увольнении со службы. В сопроводительном письме Главкомом было высказано «дружественное» пожелание Барону немедленно покинуть расположение войск и отбыть на лечение за границу. Аргументация была вполне недвусмысленной: «во избежание нежелательных инцидентов – вплоть до эксцессов».
Барон опять всё понял правильно – как того и хотел Главком – и не без традиционных уже «пожеланий» «долгих лет жизни» своему «благодетелю» отбыл в Константинополь. Но борьба за портфель Главнокомандующего этим закончиться теперь уже не могла. Уж, слишком громко – и с разных сторон – стали раздаваться голоса о целесообразности отставки Иван Антоныча и передачи всей полноты власти человеку, действительно способному навести порядок в расхристанном христианнейшем войске.
И основания к тому были. За эвакуацией части «доблестных» носителей «белой» идеи в Крым последовала эвакуация другой части в Одессу. Но в последнюю – ненадолго: вскоре уже оттуда пришлось перебираться в Новороссийск и Батум.
Драп «посеревших» «белых», нагружённых возами с добром, «полученным» «от благодарного населения», набирал ход. И уверенности в том, что новое место пребывания – конечный пункт маршрута, с которого начнётся триумфальное возвращение во власть, уже ни у кого не было. Знаменитый «тысячевёрстовый отход» от Орла лишь делал паузу в черноморских субтропиках перед «последним броском на Юг»…
Глава одиннадцатая
Председатель Цупрчрезкома* ещё раз перечитал донесения своих агентов, работающих в тылу «незалежных» войск. В материалах, поступивших из различных источников, содержались подтверждающие друг друга сведения о перемещениях людей головного атамана по сёлам и городкам, находящимся в полосе наступления «красных войск».
Проверив и проанализировав данные, полученные от «подгулявших» уполномоченных пана Директора, агенты установили, что целью всех поездок «атаманцев» является сбор у населения… нет, не ценностей, ибо таковых уже не имелось: слухов о приближающихся частях Красной армии.
«Значит, пан Директор приступил к активному сбору „информации“ – и явно не для личного использования! – усмехнулся Председатель. – „Товар“ – явно для закордонного покупателя… Что ж, а таком случае, пан Директор отчасти выполняет работу за нас. Работу по линии дезинформации противника о планах Красной Армии. Но пану Директору надо помочь. Одному ему не осилить нужного нам объёма качественной дезинформации. Обязательно надо помочь!»
Директор нажал кнопку звонка. Уже в следующее мгновение в кабинет впорхнул всегда теперь бдящий секретарь.
– Сазанова!
Секретарь исчез так же стремительно, как и появился – и через минуту на пороге уже стоял заместитель Председателя Цупрчрезкома по оперативной работе.
– Проходи! Садись! Читай!
Сазанов молча проследовал к столу, пододвинул венский стул, и приступил к изучению председателевой бумаги. Закончив чтение, он отложил в сторону донесение и поднял на шефа серые внимательные глаза.
– Какие выводы?
